ID работы: 13707323

К тебе, через 10 000 лет

Слэш
NC-17
В процессе
98
Горячая работа! 79
автор
Размер:
планируется Макси, написано 255 страниц, 27 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
98 Нравится 79 Отзывы 25 В сборник Скачать

Год XX. Это круг

Настройки текста
      А, вот и оно.       Висит календарь, качается. Льется свет, льется музыка — так, на заднем плане, совсем неслышно, ее как будто и нет вовсе. Льется чуть исподволь, чуть ровно.       Сегодня дата — тридцать первое августа.       Гласит календарь и горделиво распахивает шляпку рисунок электро плесенника над названием месяца. Рядышком и большой гео плесенник вразвалочку скачет, лапами туда-сюда, туда-сюда…       Да, вот оно — хорошее утро.       Фоновая музыка — как же она сейчас называется?.. эмбиент? — приятно ласкает слух, не надоедая и не призывая всеми силами обратить на себя внимание.       Идеально.       На столе порядок: такой, какой должен быть у любого порядочного и уважающего себя человека, ценящего и любящего свою профессию. Разложены ровные прямоугольники чертежной бумаги, подложены рядом листы А4. В отдалении валяется, громыхая более ненужными железками, нивелир, и расположены тут и там — в четком порядке, ряд в ряд — карандаши, письменные перья, бутыльки с чернилами; угольники, линейки, измерители, циркули.       Они все пустые и пыльные. Нетронутые.       Взять перо?       >Да. ➤Нет.       Всплывает окно перед глазами. Оно ненастоящее и просто воображаемое, не особо и необходимое на самом деле. И кажется — всё ненастоящее, весь этот пресный и обычный солнечный день. Как оно там сейчас называется? Тридцать первое августа, да.       Кавех сидит перед кристально белым полотном, боясь замазать эту дорогую дрянь. Настолько он красив в пустоте и настолько прекрасен, когда к нему не притрагивается перо. Наверное, Кавех просто страшится испоганить его, несмотря на его истинное предназначение. Кавеху уже столько раз говорили, чтобы он сел и наконец взял эти несчастные инструменты, стоившие двухмесячной зарплаты, однако он не решался. Кавех считал, что они великолепны в неприкосновенном виде. Наверное считал…       Там в сторонке мусорное ведро скромно мигало горами зря потраченной, до смерти смятой бумаги, на которой застыли соленые слезы и фрагменты пилястр, сводчатых потолков и расчетов глубины фундамента. Десять заказов, похожих как один, в утиль, — ну кто бы мог подумать, что черная полоса в жизни нагрянет вновь с такой невообразимой жестокостью.       Добро пожаловать в творческий кризис.       Чтобы встать, нажмите W.       Подсказывает надуманное окно перед глазами, и Кавех его слушается (хотя кнопки W у него нет).       Журнал заданий обновлен!       Цель: найти алкоголь.       Единственный друг, товарищ, помощник и жилетка, в которую можно поплакаться. Жилетка, правда, либо алюминиевая, либо стеклянная, но это так, мелочи жизни. Особенно когда под кожей назойливо зудит желание, чешется и чешется, до остервенения, до гадости.       Заглянуть под кровать?       ➤Да. >Нет.       Заглянуть в шкаф?       ➤Да. >Нет.       Осмотреть тайник?       ➤Да. >Нет.       Нигде. Друг, товарищ, помощник и жилетка, в которую можно поплакаться, исчез.       Уже почти год как исчез.       — Что-то ищешь?       Голос позади застает не просто врасплох — он буквально ловит на месте преступления, прямо в момент предательского копошения в тайнике.       Шея не гнется, а поворачиваться надо: медленно, хотя надо быстро. Хотя Кавех не хочет, хотя надо.       Нажмите Е, чтобы взаимодействовать с аль-Хайтамом.       Который стоит в дверях, стоит, опершись о косяк — такой же, как всегда. Спокойный как удав, сурово третирующий Кавеха одним лишь видом и абсолютно, ни капельки не озабоченный вопросами обязательного курса алкогольного опьянения в программе Кавеха.       А ему нужно, позарез прямо-таки. Ему трындец как нужно пройти курс, получить аттестат и доказательство аттестата — эскиз. Только так он сможет избавиться от подкожной чесотки, взывающей: вперед, к саморазрушению, к аутоагрессии!       Аль-Хайтам пришел по душу Кавеха, и Кавех предпочитает вырезать из своей реальности то, что именно заглатывает его душу без остатка, сурово и непоколебимо. Нет нужды смотреть на аль-Хайтама, зрительные контакты нынче устарели, не в моде, да. Вместо старомодных вещей Кавех лучше посмотрит на болтающуюся на свету волосину, выбивающуюся волнисто вверх — какую тень она отбрасывает на стене, как отсвечивает она мятной зеленью. Это же куда важнее сейчас, конечно.       Выжидательно смотрит на него волосина, вытесняет воздух из легких. Говорит: говори.       И Кавех говорит:       Выберите реплику:       >Тебе какое дело?😒       >Отвянь.😒       >Что надо.😒       >Сгинь.😒       >Не до тебя сейчас.😒       ➤Да ничего такого, карандаш потерял😅       — Неужели?       >Нет, алкогольная зависимость вернулась и взяла верх надо мной, прошу, помоги и спаси.       >Нет. Отвянь.😒       >Да! Ничего такого, просто карандаш! С кем не бывает?       >Да, но я ничего тебе скажу. Потому что ты весь последний год странный, слишком идеальный. Ты не тот, за кого я выходил замуж.😒       Выберите реплику.       ➤Да! Ничего такого, просто карандаш! С кем не бывает?       Волосинка слегка качается на воздухе, и тень ее отвечает тем же: недоверчивым покачиванием, насмешкой и пониманием одновременно: «о, ты же знаешь, я не просто не верю тебе, я всё знаю о тебе».       — Со всеми, конечно, бывает, — говорит аль-Хайтам и выравнивается. Волосинка выравнивается вместе с ним, отчего фокус зрения Кавеха, вот зараза, невольно попадает в пожиратели душ. Приязненно равнодушные, но копающие в самую суть. В них не глянуть, не всмотреться — это хреновы расхитители могил под несоразмерно красивым названием, которое начинается на «гла» и заканчивается на «за».       Кавех не может посмотреть ему в это самое «гла» и «за». Чтобы нормально назвать то, во что ему волей-неволей приходится иногда, пересиливая себя, вкапывать взгляд, сил не хватит. В основном душевных — все иссосались.       — Что-то не так? — вскидывается бровь аль-Хайтама, а Кавех опускает голову и мысленно копает пол под собой — это весело. Очень увлекательное занятие, он всем советует.       >Да, я не могу на тебя смотреть. Целый год не могу, хоть об стенку убейся. Не получается у меня нормально на тебя смотреть без мысли, что каждую секунду, что я дышу, существую и занимаю всеми клеточками своего тела пространство, ты наблюдаешь за мной. Знаешь, это не очень — бегать со мной как курица с яйцом, резко меняться, становиться, ох, заботливым. Целый год уже терплю. Знаешь, это не очень — когда твои «гла» и «за» не просто отсвечивают красным в зрачках, а нахрен полыхают в серой водянистой субстанции радужки, как светофором, намекают: стоп, не двигайся. Когда ты смотришь так, будто чего-то ненасытно жаждешь, полыхаешь одержимостью, как сраным фейерверком, но снаружи ты — обычный ты. Ты меня пугаешь.       ➤Нет, всё в порядке😅       Вскидывается вторая бровь — лишь бы снова случайно не встретиться с ним взглядом, лишь бы выдержать и не броситься вон отсюда, лишь бы, лишь бы.       — Хорошо, — просто отвечает аль-Хайтам. Никаких острот, подколов, ноль сарказма и иронии. — Тебе помочь в чем-то?       ➤Не надо. Я все равно ухожу.       — Куда?       >Тебе-то зачем знать? Свали в туман.😒       ➤Да так, к Сайно наведаюсь😅       — …хорошо, — где хорошо, когда всё не хорошо? — Таблетки не забываешь пить?       Кавех смотрит на рабочий стол, где в идеально разложенных бумагах теряются серебристые пластинки.       Нажмите E, чтобы подобрать предмет «фенциклидин».       ➤Забываю.       «Фенциклидин» теперь в вашем инвентаре!       ➤Зачем они мне? В Бимарстане сказали принимать только до окончания медикаментозного лечения зависимости.       — И до окончания противорецидивной терапии, — говорит аль-Хайтама. Отрезает жестко, как ножом, но быстро смягчается, едва замечает болезненно замершего Кавеха. — Все же желательно принимать таблетки. Ты же не хочешь сорваться?       Пол интересный. Вон, волосы, смешанные с комком пыли, валяются под столом. Кавеху сейчас предпочтительнее всего смотреть именно вниз, на пол. Интересно же.       Аль-Хайтам вздохнул.       — Ладно, иди. Жду тебя к ужину. Не забывай, что твоя мать приедет сегодня к шести. Я сам наведу порядок в доме.       Выберите реплику:       >…       >…       >…       Реплик нет. Их тут и быть не может. «Спасибо?» «Ты головой ударился? Что на тебя нашло?» «Еще скажи, что и ужин заодно приготовишь» — пустое. Не раз и не два Кавех говорил так, но когда-то давно, год назад, когда аль-Хайтам только-только стал таким.       Кавех протискивается мимо аль-Хайтама: тот все еще стоит в дверях. Стоит в дверях и когда Кавех идет по коридору, и когда Кавех берет ключи, и когда выходит из дома, тихонько, совсем неслышно прикрывая дверь. И везде неотступно, прилипнув к нему прозрачно-серым сгустком, медузьим ошлепком, пожирателями душ, в спине Кавеха рыли могилу, искали душу — взгляд тяжелый, молчаливый и необъяснимый.       Необъяснимо, но факт — в ту же секунду, как дверь остается позади, Кавех еле сдерживается, чтобы не привалиться к ней истерично, выброшенной на сушу рыбой хватая ртом воздух. Некомфортно ли Кавеху рядом с аль-Хайтамом? Ха. Ха-ха.       Мягко сказано.       Поставим вопрос по-другому: как Кавех до сих пор не сбежал из дома? Не сдал аль-Хайтама в дурдом или, ха-ха-ха, не сдал самого себя?       Столько вопросов и так мало ответов. О них у Кавеха было предостаточно времени подумать (как всегда оно и бывает на пути к Сайно), но дом Сайно оказался перед глазами быстрее, чем Кавех подобрался к долгожданным ответам хотя бы на тютюлечку (как всегда оно и бывает на пути к Сайно…).       Дерево и яркие разноцветные стекла в окнах — они обогнуты подсветкой, фон позади какой-то слишком мультяшный и расплывчатый, мыло мыльное; пальмы вокруг несерьезные, нарисованные будто детской рукой; что вверху, в вышине Священного древа, что внизу, куда уходят петляющие дороги, город теряется в белоснежной дымке низкой дальности прорисовки: Кавех поставил такую в настройках. И кажется, что нет ничего страшного в высоте под ногами и дорогами; что если упадешь, то упадешь кулем с мукой, потом поднимешь всю высыпавшуюся муку, засыпешь обратно и, точно скатившись с горки на детской площадке, пойдешь себе по делам дальше. В конце концов, игры — это ведь понарошку. Искусственная реальность, ага. Кавех знает популярный поджанр легких романов из Инадзумы, где герой ходит с подобной системой, загруженной в черепушку. Это удобно. Можно даже подобие такой системы в реальности воссоздать, а при желании еще и играть от третьего лица.       Кавех смотрит, как Кавех нерешительно топчется у входа, поминутно бросая взгляды либо на край дороги, обрывистый и ведущий на много километров вниз, в само мироздание дымки плохой прорисовки, либо на дверь.       Внимание! Выборы, которые вы делаете, отражаются на ходе игры. Выбирайте с умом!       Окно над дверью:       Войти.       Окно над обрывом:       Выйти.       — Кавех, это ты там топчешься, что ли? — звучит голос Сайно, и окна исчезают. — Заходи.       Не во всех играх есть выбор — в некоторых есть только его иллюзия, вздыхает Кавех, устало бухаясь на циновку на полу спальни Сайно. Сам же он расположился неподалеку: проводил ревизию оружейного арсенала и собирал походную сумку.       — Опять сбежал из дома? — привычно спросил Сайно, словно отчитывая маленького ребенка за то, что он, ну… маленький.       >Нет, сравнение странное, я же не ребенок.       ➤Не говори так, будто я трудный подросток.       Потом помолчал, прищурился к Сайно. О, кажется, он натолкнулся на ту самую неполную реплику: когда в колесе выбора отображаются одни слова, а персонаж говорит абсолютно другие.       ➤А ты, я вижу, снова в командировку. Даже для тебя многовато отъезжать чуть ли не каждый день за преступниками. Опять повздорил с Тигнари?       В яблочко? Не-а, прямое пробитие. Кавех как из десятка луков выстрелил стрелами с электро и пиро стихиями — реакция перегрузка с последующим взрывом подразумевалась метафоричной, но на Сайно как будто отразилась напрямую. Он вздрогнул и заметно сгорбился — взрыв прямо в грудную клетку пришелся, по больному месту, еще не зажитому после подрыва внутренностей этой самой грудной клетки благодаря Тигнари.       Сайно сжался на несколько долгих секунд, но таких, что Кавех успел почувствовать несколько раз укол (укол? Не-а, прямые пилы) совести. Впрочем, нескольких секунд все равно хватило, чтобы зашить белыми нитками дыру в груди, оправиться, выпрямиться и направиться вдоль усыпанных фоторамок стен.       — …Да, поссорился.       С заминкой говорит Сайно, проводя рукой по стене. На ней расползаются лозы воспоминаний о студенческой жизни: они, четверо студентов в робах, то машут на камеру, то корчат рожицы. Корчил в основном Кавех, наваливаясь на плечо Хайтама, словно на подставку для рук, а аль-Хайтам, еще бывший тогда ниже Кавеха, недовольно смотрел в объектив. Тигнари и Сайно же везде держались в двух диаметрально противоположных направлениях и явно неловко кидали друг на дружку взгляды. Смотря на каждую подобную фотографию, скользя рукой по стене, Сайно расплывался в бледной улыбке.       Да и сам Кавех не заметил окно «Предаться воспоминаниям».       — Да, поссорился, но я все равно не буду опускать руки.       Окошко исчезло — перед глазами появилась элегантная шкатулка с тришираитом, блестящая, как насыщенно-плавленое золото в камнях, отбрасывающая блики лакированной деревянной поверхностью. Кавех не мог не отметить ее ценность с эстетической точки зрения.       — Правда красивая? Едва-едва у одного странствующего торговца выкупил, — гордо пояснил Сайно. — Внутрь я положу самые драгоценные фотографии. Тигнари не раз отмечал некоторые, которые ему особо нравятся, именно их и выберу. И… — Сайно тут запнулся и сжал шкатулку сильнее, до самых побелевших костяшек пальцев. — И… может быть, снова попробую признаться.       Кавех поднял на него сочувствующие глаза, но правды вслух не сказал. Вот уж не первый раз, о, далеко не первый, Сайно безуспешно пытается рассказать о своих чувствах, доходя порой до безумных крайностей. Например, однажды выложил Тигнари под окнами признание из связанных Пустынников, встав с букетом грибов. И если последнее Тигнари очень даже оценил, то насчет Пустынников… ха-ха. После таких выходок Сайно, по обыкновению, мрачно сидел вечерами с Кавехом и рюмочкой чего покрепче на кухне (причем Кавеху, по наставлению Хайтама, не подливали).       Без слез не взглянешь. Тигнари, заметно доведенному до белого каления, было уже как-то индифферентно на любые действительно хорошие знаки внимания. И что-то подсказывает Кавеху, что и на шкатулку Тигнари будет так же — индифферентно.       Выберите реплику:       >Прости, но с вероятностью 99,9% у тебя ничего не выйдет.       ➤Удачи!       — Спасибо, — кивнул Сайно, еле скрывая воодушевленный блеск в глазах. — На этот раз у меня обязательно получится.       Бледная улыбка Кавеха в ответ — копия улыбки Сайно, когда он смотрел на фотографии. Кавех не скажет. Не сможет. Будь у него возможность, он бы попробовал помочь им сблизиться, придумал бы что-нибудь, но нельзя — моральный компас воротит нос-стрелку от подобных вмешательств. Все же он не обладает настолько большими запасами наглости (если они вообще были), чтобы мнить себя руководителем чужих отношений.       Это некрасиво, понимаете.       Кавех понимающе кивнул, понимающе перекинулся парочкой дежурных фраз и вскоре покинул Сайно со смешанным осадком тоски на сердце.       Вот те раз — хотел за рюмочкой чего покрепче (хотя ему с вероятностью 99,9% не налили бы, но хоть так, чем никак) пожаловаться на госпожу жизнь и ее несправедливость, совершенную неправедность по отношению к людям несчастным, испытывающим сложности в супружеских отношениях. Прийти как всегда, повздыхать друг другу о сложностях и разойтись, но кое-что пошло не по плану, и Сайно оказался переполнен под завязку надеждами на очередную попытку признаться. А Кавеху не хотелось губить нытьем чужое настроение.       Это некрасиво, понимаете.       Понимающе шел по густо разлившимся улицам: разлившемся настойчивым солнцем, разлившимися потными, одутловатыми лицами прохожих. Разлившейся фоновой музыкой — в ней дирижирует всепроникающая стройность чуть слышной скрипки, и в скромной гармонии проглядывают нотки пианино.       Окно над обрывом:       Выйти?       Выйти.       Вы точно хотите «Выйти»?       Конечно.       Подтвердите ваш выбор.       Что тут подтверждать?

>ДА. >НЕТ.

      Ходят люди, разливаются, как из бутылочного горлышка. Как из узкого-узкого коридора, ползут все на Большой Базар или с Большого Базара. И туда, и сюда.       Окно с очередным предложением плавится под солнцем:       Зайти за вином?

➤ДА. >НЕТ.

      Ну и зашел — что уж тут.       На рынке было многолюдно — как всегда. И если на улице только солнце весьма нахально вмешивалось в личное пространство человека, то здесь сами люди бесцеремонно пропихивались в чужое пространство, мельтешили в потемках внутри Священного древа мутным маревом.       Вот те два — и яблоку негде упасть.       — Вам запаковать? — спрашивает торговка за прилавком, пока Кавех не особо заинтересованно нюхает горлышко поданной бутылки домашнего вина. Нюхал больше для виду, ему-то на деле по барабану, какой оно выдержки, нотки чего имеет — вино есть вино, бухло есть бухло.       >Не надо, я здесь выпью.       ➤Не надо.       Ему за спиной желают приятного дня, а он не знает, как прийти домой не в край налакавшимся. Не знает, как удержать организм — эту чертову пыточную машину, которой Кавех, между прочим, обязан управлять — от нажирания как последняя свинья, высасывания жидкости внутри со скоростью того самого противного камикадзе-хиличурла, перерезающего факелом дорогу.       И как раз в тот самый момент, когда Кавех решает забить на лишние заботы по поводу опьянения, в толпе обнаруживаются знакомые бирюзовая и зеленая макушки.       Никакого окна выбора — да-да, тут и выбирать не из чего.       ➤Мадам Фарузан, Коллеи! Какая встреча!       Опять — пару дежурных фраз, обмен любезностями, поиск места, где присесть, и вот они уже заняли столик у небольшой лавки с закусками под натянутыми над головами гигантскими коврами.       Всего одного стаканчика хватило, чтобы превратить Фарузан из суровой бабушки с лицом молодой девицы в раздобревшую бабушку с зарумянившимся лицом молодой девицы. Разница, в общем-то, небольшая.       — Мальчик, ты бы только знал, какая Коллеи у меня умничка! И куда только смотрит этот мальчишка Тигнари? — бухтела, тряся чашей с вином, Фарузан. — Я его не ругаю, но все же как можно настолько запустить ее обучение? Бедная, такая способная, я пророчу ей великое будущее в Академии. Как хорошо, что из-за аврала работы в лесу Тигнари передал ее на время мне. Да, Коллеи? — Фарузан щипнула «бедную» за щеку, так что Коллеи чуть не провалилась под землю со стыда. — Хотя, скажу тебе так, по мне, никакого аврала у него нет, просто сидит и страдает, не пойми почему… ну да, положили ему связанных Пустынников под окна, и что с того?.. Любит же молодежь в наше время пострадать. Как ты!       Приятный эмбиент, ласкавший уши, резко пропустил ноту — взвизгнула клавиша пианино, затихла.       И оборвалась.       Кавех озадаченно ткнул в себя пальцем.       ➤Я?       — Ты! — ткнула в него теперь Фарузан чашей и пьяно икнула. — Вот. Со своим аль-Хайтамом. Раньше нам мозги проедал, жалуясь, какой у тебя надоедливый сосед, теперь — какой неправильный муж. Совсем никуда не годится! Он же ведет себя так, как ты и мечтать раньше не мог. Готовит, убирается, деньги тебе дает, ничего взамен не требует. Архонты, он вместе с брачным договором дом на тебя оформил!       Да-да, какая Кавех неблагодарная мразь. Верно, Фарузан, вот именно, как таких людей, как он, вообще земля носит?       — Нет, я согласна, он и правда слишком резко изменился, начиная с предыдущего лета… Как ты говорил? «Одним прекрасным утром вдруг чуть не задушил в объятиях, слезно моля прощения»?       Народ суетится, а у Кавеха проходит краш-тест психики — смотрит с глупо натянутой улыбкой под такт бешено отбивающего азбукой Морзе «сос» пальца, как долго протянет под напором захмелевшей Фарузан.       — Ну да, странно было. Странный был и после, ну и что с того? Наоборот же — хорошо. Ты погляди, как на него отрадно смотреть, вот это я понимаю перемены. Правда, вел бы он себя так же со всеми, не только с тобой — цены бы не было…       Результаты краш-теста мониторит Коллеи, сидит рядом, попеременно то вскидывая глаза на чашу, по которой Кавех выбивает сигналы бедствия, то опуская глаза на кулак второй руки, сжимающий и разжимающий большой палец. Как там подавать международный знак о помощи?       Фарузан вновь икает, промаргивается и, вяло наваливаясь локтями на столик, добивает комбо ударов:       — Знаешь что? Забей. Пусть лучше у тебя будет хоть какой-нибудь близкий человек, неважно какой. А то… ик… если и его оттолкнешь, то совсем один будешь. Не советую надевать мою шкуру, это тяжело… Вон, к тебе еще и мать приезжает… когда близкие люди не мертвы, это хорошо… Это не жизнь, а сказка! Сказка!       Сказка — Фарузан громко прихлобучивается лбом о столик, проливая чашу с вином. Сказка — Кавех громко, возмущенно встает из-за стола, берет бутылку, отворачивается. И готовится раствориться в толпе.       Краш-тест провален… как сказать? с крашем (очень смешно, обхохочешься). Стоило бы предугадать подобное развитие событий. Строго говоря, Кавех никогда не работал с Фарузан, не отправлялся с ней в какие-либо экспедиции, да и не делил бутылку, как с Сайно. И как-то… наливать человеку, чья резистентность к алкоголю Кавеху неизвестна от слова совсем, — дело спорное. Стоило бы предугадать. Но подсказки и обучение в его игре «Жизнь великого удачника» были почему-то изначально отключены, вырезаны на релизе. А может, на бета-версии игры, а может, на преальфе…       Когда-то. Когда-то была и полная бутылка с вином, вот только половина теперь плещется в Фарузан, а в Кавехе — иронично — ни капли. Он даже не притронулся к своей чаше.       Замечательное чудо прекрасного свойства великолепной сути в идеальном равновесии — вот как это называется. Кавех невольно усмехается, поднося к глазам бутылку с вином. Не хотел думать о предстоящем вечере с матерью, об аль-Хайтаме, о проблемах с заказами, и вот куда это его привело.       «Нельзя сидеть на месте, когда плохо. Общайся, взаимодействуй с окружающим миром, твою личность создает твое сознание. Отвлекайся, живи чужой жизнью, живи игрой, судьбой, развлечением, живи всем чем угодно, но запомни — никогда не думай», — сказала когда-то матушка, захлопнула чемодан и укатила в Фонтейн.       Спасибо, мам, твои советы не работают.       — Господин Кавех, постойте!       Откликаться глупо и бессмысленно. Кавех просто замирает, вполоборота смотря на продирающуюся через море голов Коллеи.       ➤Что такое?       Опять выбора не дали.       — Хах, хах… я хотела сказать… — она тяжело налегла руками на коленки, пытаясь отдышаться, и под немного рассеянным взглядом Кавеха несколько секунд молча делала судорожные вдохи и выдохи. И, знаете, Кавеху было как-то параллельно на любые доводы о правильности или неправильности суждений Фарузан, о которых ему, скорее всего, сейчас должна была затереть до дыр Коллеи, но… твою ж дивизию, он содрогнулся. Когда Коллеи подняла на него глаза, он содрогнулся от взгляда не совсем уж обычного ребенка. И когда гнетущий голос прорезал слух: — Господин Кавех. Мне больно слышать, что вы подобным образом отзываетесь о господине аль-Хайтаме. Я надеюсь, что вы сможете, как и со своей матерью, найти с ним общий язык. Быть может, не мне вас судить, но одно я знаю точно: черная полоса в жизни не может идти вечно. Главное только не проглядеть и не оттолкнуть от себя людей, которые хотят вам помочь.       Недостаток индивидуальности.       Коллеи впивает ему в глотку взгляд из тысячи ножевых ранений и нескольких убийц в придачу, молча кланяется, молча уходит. А Кавех, подбитый чьими-то спинами, растворяется в толпе вслед.       Пресность идеальности.       Несколько шепотков за спиной: «Это что, светоч Кшахревара идет с открытой бутылкой вина посреди Базара?» «Кошмар какой».       Косность мышления.       По правде говоря, ему плевать. Репутация? Пустое. Все равно он последнюю работу выпускал лет сто назад. А может быть и двести. Как там? Чем дальше по дрова, тем глубже в лес? Вот у него так же. Чем дальше на дно — тем глубже в самобичевание. Ах, нет, пословица не так звучит. Что ж.       Недостаток оригинальности.       Им не объяснить. Плещется жидкость, плещется накопившаяся желчь — вот те три, желчные пузыри, оказывается, в особых случаях должны быть подвержены удалению. А у Кавеха их в последнее время в избытке. Желчи по отношению к матери, которая только вчера предупредила, что впервые за столько лет молчания приедет погостить на пару дней в Сумеру. Желчь по отношению к аль-Хайтаму — каково это, когда человек вырисовывает идеальность без понимания композиции во всем, что касается Кавеха? Когда аль-Хайтам перестает быть человеком, за которого выходил Кавех, со всеми его недостатками, колкостью и привычной холодностью?       Отсутствие движения.       Люд стягивается к центру Большого Базара, как засасываемые воронкой, и волнительное трепыхание чувствуется во всем, что ими движет: «Смотрите, наконец-то выступление малой властительницы Кусанали!» А Кавех — панк, ему насрать. Прет против течения, уткнувшись в пляску жидкости в горлышке. Веселая.       Подстраиваешься под других. Используешь затертые до дыр шаблоны. Теряешь себя в работах других, в их желаниях и заказах. Такие однотипные, однообразные — не такие, как манящий, щекочущий запашок этилового спирта на дне алкогольного делирия.       — Дорогие граждане! — звучит певучий детский голос из центра Базара. — Благодарю всех, кто пришел сегодня! Прошу, давайте перейдем сразу к делу. Я знаю, вы все уже год как обеспокоены событиями касательно кражи капсул знаний особой секретности, слух о которых просочился в массы. Более того, вы могли быть также наслышаны, что они связаны с побегом членов группировки «Литабан» из тюрьмы и ее последующим обрушением вместе с частью дорог города… Теперь я располагаю возможностью дать вам все необходимые ответы.       Очень интересно — могло бы быть, если бы Кавех располагал хоть миллисекундой, миллилитром, миллиметром… милли-приверженностью к новостям и событиям внешнего мира, вне рамок зудящего желания вернуться в золотую клетку зависимости.       Они говорят следовать нормам, делать по правилам, как надо, а не по тому, как подсказывает сердце. И уж Архонты знают что и как, кто руководит подобными процессами и совпадениями, но в последнее время нормы и правила относятся как к сфере творчества, так и личной жизни. Черти по устоявшимся лекалам, цени и люби по лекалам, даже когда понимаешь — не то. Всё это. Всё. Жизнь.       Кавех оборачивается лишь на секунду: складывает молитвенно ладони и взывает к Дендро Архонту — боже, прошу, дай чуточку мудрости. Дай пережить эту жизнь.       Пускай уж лучше Фарузан, Коллеи и иже с ними окажутся правыми. Все проблемы станут надуманными, а переживания — излишними. Надо же ценить то, что имеешь, верно?       Верно хмыкнул. Вот и порог дома, рядом стоит повозка с чужими вещами, на которой тяжело громоздится лопата, — Кавех прошлепал досюда по пустующим улицам, включил какую-то страдальческую музыку для страдальчества, чтоб лучше думалось. Включил в голове, оттого и немного завистно стало по наушникам Хайтама. Кавех был бы не прочь их сейчас. Вообще всего не прочь, что помогло бы отвлечься от реальности.       Внимание! Выборы, которые вы делаете, отражаются на ходе игры. Выбирайте с умом!       Иллюзия выбора.       Войти?       Окно над дверью. А лучше было бы над обрывом.       Вы точно хотите «Войти»?       Нет, конечно же. Представьте себе: зайти к матери, которую не видел несколько лет, и мужу, который несколько месяцев потратил на лечение его алкогольной зависимости, с открытой бутылкой вина в руках, растрепанный, потерянный, с глазами цвета дохлого хиличурла с факелом.

>ДА. >НЕТ.

➤ДА.

      …И все же не Кавех хозяин своей судьбы.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.