Театр Красной Розы 1: Шип Смерти

Белый. Серый. Чёрный. Интересно, какой из этих цветов будет преследовать его в мёртвенной бесконечности, когда всё закончится? Может быть, ни один из них. Может, это будет зелёный, такой же обжигающий и пронзительный, как его собственные глаза и глаза множества его коллег. Ему уже доводилось умирать. Он самостоятельно лишил себя жизни, и этот момент всё также ярок в памяти, ведь именно за это преступление караются все жнецы и продолжают нести ношу своего существования. Возможно кто-то, возможно даже кто-то знакомый позавидовал бы его участи, ведь он получил свой второй шанс на смерть, который не связан с демонами, вполне способными и поглотить твою душу. Шип Смерти. Ужасная болезнь, которая может отнять жизнь жнеца, остановить его мерную вечность. Мало какая болезнь, которой могут болеть жнецы, является смертельной и ещё меньше тех болезней, что являются неизлечимыми. Много десятков, а то и больше лет никто не сталкивался с Шипом. Алану "посчастливилось" стать одним из его малочисленных носителей. Он не помнил, как оказался в больничном крыле на этот раз. Его воспоминания обрывались на вечерней прогулке после окончания рабочего дня и резкой, раздирающей грудную клетку болью. За окном была тьма, вероятно он провёл в отключке несколько часов и уже успела наступить ночь, которую ему опять придётся провести на больничной койке, ведь доктора не позволят уйти домой после приступа. Он лишь надеялся, что завтра начальство не заставит его взять выходной. Оставалось только порадоваться, что приступ не случился посреди рабочего дня на глазах кого-либо из коллег. Это было бы унизительно. Нет, Алан никогда не отличался силой, выносливостью или крепким здоровьем, при жизни он был и выглядел ещё более слабым, чем в жнецовском посмертии - всё же долгие тренировки в Академии и собственное упорство помогли достичь определённых высот и даже заслужить уважение. Но болезнь срубила все его старания на корню и теперь он вызывал лишь жалость и беспокойство окружающих. Даже при своей мягкой натуре порой ему сложно было сдержаться и не сказать что-то грубое волнующемуся Эрику или кому-либо из тревожащихся знакомых. Его злила эта слабость, злило трепетное отношение других, как будто ещё чуть-чуть и он сломается от дуновения ветерка и лишнего слова. Злили полные жалости взгляды, прожигающие спину, после его уверенных заверений, что он чувствует себя прекрасно и "нет, я вполне смогу самостоятельно собрать все души из списка, спасибо за предложенную помощь". Злило, как в итоге он всё же терял сознание от очередного приступа и тайно приглядывающему за ним Эрику приходилось нести его до госпиталя Департамента. Злило навязчивое желание друга опекать его, вопреки возражениям Алана и собственной работе. Он так ненавидел это чувство беспомощности, бесполезности, не мог перестать считать себя обузой. Все эти эмоции давили так сильно и порой ему даже хотелось... Чтобы всё поскорее закончилось. А ведь он даже успел полюбить свою новую жизнь. У него были друзья, коллеги, многие из которых души в нём не чаяли, любимая, пусть и довольно жёстокая в своей сути работа, и он был не был один, одиночество, всегда преследовашее его, наконец отступило. Он мог даже сказать, что был счастлив. Был. Алан моргнул, переведя взгляд с потолка на окно. В мире жнецов не было ни солнца, ни луны, только множество сверкающих звёзд на пронзительно тёмном небе. Возможно это были даже не звёзды, а крошечные фонарики высоко-высоко на тёмном потолке, который они принимают за звёзды и которые просто включаются простым нажатием кнопки. В таком случае может было бы даже дотянуться до звёзд, но никто не стал бы заниматься такой ерундой, проверяя его бредовую мысль. В мире жнецов никогда не было такого красивого неба как на земле, как и множества других восхищающих вещей. Наверно одной из причин, почему Алан, несмотря на своё доброе и мягкое сердце, так стремился попасть в отдел сбора душ, - они имели право бывать в мире людей. По сравнению с ним мир жнецов был блекл и уныл, в нём никогда не было великолепных пейзажей, удивительной природы и хоть чего-либо, что мешало бы общему существованию системы или просто не имело бы для неё особой пользы. Даже те растения, что всё же были, присутствовали исключительно для антуража, ведь жнецам всё ещё были не чужды человеческие чувства, в том числе чувство прекрасного и привязанность к людской жизни. Учась в Академии, Алан любил прогуляться по близлежащему лесу и посидеть в парке на территории Академии. Это были самые заселённые растениями места, но даже в них не было ощущения жизни. Порой возникало чувство, будто он вовсе находится в какой-то иллюзии или всё было исключельно очень искусной подделкой. Прямо как звёзды. Где-то за дверьми послышался стук каблуков и тихие разговоры. Алан невольно прислушался, хоть и не имел привычку подслушивать чужие диалоги, но расслышать так ничего и не смог. Вздохнул. Огромное полупустое пространство больничного крыла давило. На множестве кроватей помимо него никого не было. Ещё бы всё же иммунитет и регенерация жнецов гораздо превосходит человеческие, а жёсткие тренировки в Академии для того и существуют, чтобы жнецы не погибли из-за глупости и слабости. Лишь Алан был постоянным посетителем этого места. На самом деле здесь отнюдь не было плохо. В Департаменте ко все подходили с максимальной ответственностью и к созданию подходящих для комфортного физического существования условий тоже. И персонал был очень дружелюбно к нему настроен, с кем-то он даже сумел сдружиться, хотя повод и был для этого крайне удручающий. Он вполне мог бы попытаться по-тихому сбежать домой, но ему не хотелось потом снова пререкаться с доктором, который непременно отчитал бы за безрассудное поведение и отказ заботиться о своём самочувствии. Он не понимал, какой смысл беспокоиться об этом, если всё равно умрёшь. Лучше напоследок он постарается принести как можно больше пользы. Но вместо того, чтобы сказать об этом, он лишь виновато кивал и просил прощения за то, что заставил волноваться. Можно было бы нажать кнопку вызова персонала на тумбочке, объявив о своём пробуждении, и поговорить с кем-нибудь о своём состоянии, а уже потом о чём-то стороннем. Но он чувствовал себя слишком уставшим и совсем чуть-чуть раздражённым своим положением и терпеть поддерживающие слова, не огрызаясь с мрачным видом на чужую заботу, просто не было сил. Самым худшим вариантом было бы позвонить Эрику и попросить забрать его отсюда. Да, в таком случае он смог бы попасть домой, ведь строгие врачи отпустили бы его только под чей-то ответственный надзор, но... Но, но, но, но... Всегда было но, особенно много было их здесь. Эрик волновался за Алана больше, чем сам Алан за себя. Или даже возможно больше чем за свою собственную жизнь. Порой Алану казалось, что Эрик может совершить какую-нибудь непоправимую глупость, лишь бы помочь своему лучшему другу и спасти от болезни. Алан не раз заставал его читающего медицинские книжки о болезнях жнецов и находил перерывающим библиотеку Академии вместо отдыха в свой выходной. Всё же Эрик был гораздо более упрямым и упёртым, чем Алан, и не сдавался в своих попытках уберечь и найти способ спасти. В отличие от Алана, который ждал, когда же всё уже закончится, и не придётся больше никого беспокоить. Конечно, он хотел жить и, представься возможность, он бы с радостью вцепился в неё, чтобы выжить. Но с каждым новым приступом пронзительная боль становилась всё хуже и хуже, а сами приступы случались чаще. Алан чувствовал, как постоянно в нём угасает жизнь, которую медленно и степенно пожирает проклятый Шип. Тем не менее он не мог не восхищаться Эриком, его искренней преданностью и верой в возможность спасения. Каждый раз, слыша его пылкие речи, его сердце пропитывалось тоскливой нежностью, а губ невольно касалась улыбка. Хоть и продолжал говорить, что всё это бессмысленно и Эрику нет смысла цепляться за почти мертвеца, а мягкую улыбку заменял горькой усмешкой. Эрику в самом деле стоило бы найти нового близкого человека, а не цепляться за того, кто уже второй ногой в могиле. Но в глубине души Алан был так счастлив, зная, что не останется один даже на пороге смерти, которую встретит со своим лучшим другом. Это всё, чего он мог бы пожелать.