От Москвы до Риги... И обратно

Михаил Моисеевич устало прикрыл глаза, слегка отклоняя голову назад. Болезненный Таль крутил нервы всем, становясь невыносимо капризным. Он жаловался чуть ли не каждую минуту, а слова эти заседали в голове Ботвинника и с каждым проявлением болезни Таля накапливались, как снежный ком. Кое-что он старался пропускать мимо ушей, а что-то заседало и больно ранило. Миша устроил голову на чужих коленях, предварительно положив под голову небольшую подушечку. Ботвинник же размышлял, почему их комната превратилась в курилку. Таль выдыхал табачный дым в потолок и сошёл бы за здорового, если бы не гримаса боли на лице и цвет, подобный гриму Пьеро. Пепел стряхивался в пепельницу на маленьком столике и действие повторялось снова. Выпить крепкого патриархом в большинстве случаев возбранялось. А вот укол обезболивающего Михаил научился колоть своему вечному пациенту самостоятельно. Таль совершенно не замечал за собой жалобливости и поэтому не мог угадать отчего Ботвинник зарылся в тяжёлое настроение. Миша протянул здоровую руку вверх, чтобы легонько сжать плечо Михаила. Тот ему позволил касаться себя, а потом и вовсе рижанин перелез к парнёру на колени и по-детски обвил шею партиарха руками, зарываясь носом в выцветающие волнистые волосы коричневого цвета. Михаил Моисеевич не спешил отвечать на порыв Таля из-за пониженного настроя. Миша недавно обидел его и не заметил! — Что ты прилип ко мне? — начал Ботвинник. — Почему ты такой чёрствый и сухой? — раздалось сбоку. Миша отстранился, руки легли на плечи патриарха, массируя их. Видимо Талю недавно стало легче. — Я объяснял тебе, что я не такой тактильный, как ты. Просто по-другому ощущаю этот мир, Миша! — Тогда почему не говоришь мне о том, как любишь меня? Как я хорош? — рижанин не получив того, чего хотел, слез с чужих колен. — Я говорил тебе это утром. Ты и сам знаешь, какие сильные стороны имеешь. Я забочусь о тебе, а такой признак не говорит сам за себя? — Михаил Моисеевич Ботвинник не может! Всемогущий патриарх и не может! — Я не такой болтун, как ты! — Ах, так! Тогда встречайся со своими железячками! Машинами! — Миша, стой! Ну, куда ты засуетился? — От тебя подальше! В Ригу! Домой! Ботвинник не стал возражать тому, как Таль одевался в пальто не на ту пуговицу. И что ушёл в поздний вечер ловить такси до аэропорта. Михаил повалился на кровать вытрепанный и морально измученный. Он лежал и сон никак не шёл к нему, а сердце отстукивало в голове тревожные вопросы. «Долетел ли Миша? На какой день он опомнится и извинится? Может извиниться самому? Не стало ли ему плохо в пути?» Ночь длилась долго. В маяте по квартире. С запахами травяных чаёв. И в робком сне в кресле рядом с перенесённым на столик телефоном, шнур от которого пересекал половину комнаты и кончался в соседней. * * * Таль взбудоражил маму и дядю Роберта неожиданным визитом, чем немало их удивил. Мама для Миши представала, как незаменимый советник и помощник. Смотря в утреннюю чашку чая мужчина нервно помешивал в ней ложечкой. — Мам, а вот что делать, когда человек стал более отстранённым от тебя? И мы поссорились. Миша любил эту необыкновенную женщину с незаурядным умом и добрым сердцем. Кто, как не мама его поймёт так, как он не может понять себя сам?! — Сын, может быть несколько вариантов. Начнём с того, что у человека мог появиться другой человек и он может уйти от тебя. Или же, Миша, милый, ты сам того не замечая повёл себя не комильфо? Обидел человека, много курил, капризничал из-за приступа? Таль встал, чтобы обойти стол и приобнять собеседницу за плечи: — Что же мне делать, мамочка? — Сначала позавтракать, отдохнуть. Ох, Миша, там звонит телефон! Таль снял трубку и с пафосом произнёс коронно-шутливое: — На связи экс-чемпион мира по шахматам, он вас слушает внимательно. Он услышиал единственное обидчивое: — Я весьма рад, что ты в счастливом расположении духа. И на том проводе положили трубку. Михаил Моисеевич… Как же он там? Волновался? Миша крутит цифровое колёсико телефона. Ботвинник отвечает неохотно. — Я вымолю прощение даже из-под земли. Ботвиннику нравится пылкость, с которой рвётся к нему Таль. Но спать хочется сильнее, чем ждать. Поэтому Михаил не переживает особо за то, что говорить по Мишиному приезду. Срастётся. Склеется. * * * Таль имеет свои ключи. Михаила сначала не обнаруживается, что весьма расстраивает рижанина. Неужели сбежал? Патриарх называется! Михаил Моисеевич отыскался в спальне. Без очков, без костюма… Сопящий рядом с соседней подушкой. Таль залюбовался. Зачем только вчера повздорили? Потеряли половину суток! Миша сходил к полкам и принёс книгу, чтобы устроиться на другой половине кровати и почитать, пока Михаил проснётся. Потом Таль извинится и… Ботвинник извинится тоже. Миша надеялся на это. А ещё он хотел, чтобы Михаил его сжал в крепких мужских объятиях. * * * — Почему ты не разбудил меня? — сонно пробурчал Ботвинник, шаря по тумбочке в поиске очков. — Потому что я люблю, когда ты отдыхаешь. И тебя люблю. Прости, что я утомил тебя. И за то, что я противный, как пиявка! Михаил Моисеевич рассмеялся, а потом повозился на кровати и крепко прижал к себе недоумевающего рижанина. — Чудо моё. Я же тоже… Люблю тебя. Сказать порой трудно, милый. Но ты и так всё это знаешь и чувствуешь. Миша сорвал с губ Михаила примирительный поцелуй и после несколько раз посетовал на то, какой он дурной. Ботвинник ответил кратко и ёмко: — Будешь сомневаться, в следующий раз просто послушай мой мотор. Учащённое сердцебиение признак… — Того, что кто-то рядом очень нравится… Я усвоил.