Когда я просыпаюсь, мне приходится себя убеждать, что мои сны не реальность, а моя реальность не сон.
Игорь прислушивается к звукам в доме. И оказывается прав — ему не показалось: с веранды доносятся гитарные переборы. На лице сама собой появляется едва заметная улыбка — Ваня снова играет. Это очень важно. Игорь по-настоящему скучал, а Ваня не брал гитару в руки с того момента, как убили Аню. Иногда Игорю кажется, что Ваня был в его жизни… всегда? Это сложно, даже невозможно объяснить, но ощущение именно такое. Они были знакомы задолго до их знакомства. Как бы дико это не звучало. А ещё с тех пор, как Ваня перебрался к нему в дом, Игорю стали сниться тяжёлые сны. В них Ваня — не-Ваня. У него слишком худое лицо. Кажется, дотронься — порежешься о скулы. Колючие больные глаза и новенькая летная куртка. А всё вокруг в огне. Он понимает — это не их время, не их реальность. Всё другое, страшное, пугающее, какое-то отчаянное. Но хуже всего, что в каждом таком сне он бесповоротно теряет Ваню. Он не знает, что происходит, но чувствует, что в какой-то момент Ваня перестаёт существовать. В голове только его хриплый голос, повторяющий как молитву «прости-прости-прости». Игорю ещё подолгу чудится запах копоти, масла и крови, когда он просыпается в холодном поту. Сердце бешено бьётся где-то в горле и едва получается сдержаться, не ворваться в комнату к Ване, чтобы убедиться — сон! Потому что хочется прижать, обнять, ощутить — Ваня здесь, живой, рядом. Из-за этих снов у Игоря рождается плохо контролируемая потребность защищать и оберегать Ваню. Хотя он прекрасно понимает, что это сейчас лишнее. Ваня и так ходит мрачнее тучи. Огрызается постоянно на всё, а под светлыми глазами залегли глубокие тени. В какой-то момент Игорю кажется, что Ваня сильно худеет, становясь ещё больше похожим на не-Ваню из его снов. А сейчас он видит пред собой светлую толстовку, небрежно брошенный костыль и сутулящегося Ваню с гитарой. Игорь очень надеется, что Ваня не замечает его присутствия. Так им обоим спокойнее… Ваня в последнее время шарахается от него, как от огня. Но иногда подолгу пристально смотрит, когда думает, что его не замечают. А Игорь замечает — не может не заметить, он этот взгляд чувствует всем нутром. Что-то происходит, вот только что… Понять бы, разобраться — да не выходит никак. Ваня закрывается на все попытки поговорить, уходит от ответов и замыкается в себе ещё больше. Игорь не знает, как быть, и радуется лишь тому, что на их Соню это не распространяется. С ней Ваня по-прежнему ласков, отзывчив. Игорь видит, Ваня в малышке души не чает. И это радует. Мысли медленно ползут, цепляясь одна за другую, как внезапно Ваня берёт знакомый аккорд. Игорь почти сразу понимает, что это за песня. Он слышит её редко, только в преддверии военных праздников. И сейчас от неё внутри всё натягивается как струна, воздух вокруг будто сгущается, давя своим весом на кожу. А Ваня запевает, заставляя сердце Игоря больно сжаться. — В далекий край товарищ улетает, родные ветры вслед за ним летят, — голос у Вани хриплый, пробирающий до дрожи. — Любимый город в синей дымке тает — знакомый дом, зелёный сад и нежный взгляд. Игорь вздрагивает. Перед глазами внезапно рождается слишком яркая картинка и такая же яркая улыбка не его Вани. Цветущие яблони вдоль улицы, щебет птиц, Ваня, которого почему-то зовут совсем иначе… Они шагают рядом, перешучиваются. А по дороге звонко стучат каблуки военных сапог. Их окутывает весна и чувство свободы. Картинка постепенно выцветает, голос Вани возвращает в реальность, но ненадолго. Почти сразу же Игоря еще раз окунает в… воспоминания? — Пройдёт товарищ сквозь бои и войны… Теперь картинки другие. Тяжёлый воздух, вокруг пахнет железом. Звучит немецкая речь, голова гудит. А Ваня-не-Ваня смотрит серьёзно, что-то втолковывает, а потом тыкает пальцем в тетрадку. Игорь смеётся, отмахивается, обнимает за плечи и слышит со стороны свой голос, который уговаривает пойти подышать воздухом, а не корпеть над названиями частей самолета. — Не зная сна, не зная тишины, — Ванин голос становится громче, набирает силу. Игорь жмурится. Он понимает, что будет дальше. Он не хочет это видеть. Под веками пляшут белые пятна, а ногти впиваются в ладони. Игорь слишком много раз ощущал эту потерю. Сейчас он хочет стряхнуть наваждение, но не может — другая реальность будто зыбучие пески или болото — засасывает всё глубже. Игорь с трудом открывает глаза, чтобы убедиться — Ваня здесь. Это всё сон, плохой сон. — Когда ж домой товарищ мой вернётся, — Игорь гипнотизирует Ванину спину. Вместо белой толстовки ему мерещится коричневая немецкая куртка с тёплым воротником. — За ним родные ветры прилетят. Сердце больно сжимается, стучит в горле, в висках. Но Игорь находит в себе силы хрипло пропеть, вторя Ваниному низкому голосу. — Любимый город другу улыбнётся, — Ваня вздрагивает, но допевает до конца. — Знакомый дом, зелёный сад, весёлый взгляд. Музыка ещё звучит, Ваня остаётся неподвижным, не поворачивает головы. Но Игорь больше не может стоять в стороне. Он подходит и опускается рядом с Ваней. Приваливается плечом к плечу, вздыхает тяжело. — Вань, — зовёт негромко. — Давай поговорим? — О чём? — Ваня звучит глухо, но обычной жесткости и сопротивления или отторжения Игорь не чувствует. — Обо всём, Вань, — Игорь мягко тянется к гитаре и откладывает её в сторону. — Ты же сам не свой. Я не слепой. Ваня молчит, уставившись куда-то вдаль. Игорь вздыхает. — Ты долго от меня бегать будешь? — Я не бегаю, — Ваня реагирует привычным бурчанием. Это хорошо — значит, диалог возможен. — Тебе кажется. — Мне в последнее время много… кажется, — Игорь запинается, вновь мысленно спотыкаясь об обрывки своих снов. — Но не это. Ваня как-то горько усмехается, ведёт плечами и наконец-то поворачивается к Игорю лицом. В глазах плещется усталость и боль, их отлично видно на дне светлых глаз. — Ещё скажи, что сны страшные снятся, — Ваня бросает это как бы мимоходом, даже бравирует немного, а Игорь каменеет. — Снятся, Ваня, снятся… — Игорь изначально не хотел затрагивать эту тему. Ему хотелось поговорить совершенно о другом. Но Ваня — это чувствуется — неспроста обронил про сны. — И что же тебе снится, крейсер Аврора? — Ваня звучит привычно: хрипло, чуть дёргано и с подъёбом. Игорь в любое другое время отшутился бы или устроил пикировку, но сейчас им не до шуток. Порыв ветра заставляет поёжиться и собраться с мыслями. — Ты, Вань, — Игорь старается звучать ровно и спокойно. Возможно, у него это даже получается, потому что Ваня разворачивается и ошарашенно смотрит, не мигая. Игорь на это только ломко улыбается и пожимает плечами. Вот и сказал, стало даже как будто чуточку легче. Он уже готов продолжить разговор, но Ваня перебивает. Судорожно выпаливает, похрустывая пальцами: — Хах, вот оно что оказывается, — трясёт головой и нервно смеётся. — Какая, блять, ирония, ты прикинь? Игорь не понимает, что он должен прикинуть и как реагировать, но продолжает смотреть и слушать. — Ты мне, Игорёк, тоже снишься, — голос звучит надломлено. — Каждую ночь! Каждую ночь я тебя только и вижу. Игорь медленно качает головой, но внутри возникает уверенность, что он знает, что услышит. — А знаешь ещё что вижу? Как тебя предаю… Каждый чёртов раз! — Ваня прячет лицо в ладонях. Замирает на несколько секунд. Игорь давит в себе желание коснуться, боится спугнуть момент откровения. — А ты что там, что здесь такой… Такой… Всепрощающий! Я тебя на смерть посылал, а ты не предал. Верил в меня до последнего! И тогда, и сейчас… А я смотреть тебе в глаза не могу! После всего этого! Я отмыться не могу! У Вани вздрагивают плечи и дрожит голос. И Игорь не выдерживает: порывисто обнимает Ваню, прижимает к себе. Тот рыпается, но не сильно. Игорь ещё не до конца понимает, что у бедового Вани в голове, но общая картина складывается. От этого и больно, и хорошо — у них обоих всё об одном. — Я тебе смерти желал! — глухо шепчет Ваня, а Игорь только сильнее стискивает объятия. — Как… Как мне с тобой под одной крышей теперь, как с Сонькой… — Тш-ш, тише, тише, — Игорь шепчет слова куда-то в макушку, а потом и вовсе прижимается губами. — Дыши, хороший. Игорь не ожидает, но Ваня обнимает в ответ. Утыкается носом в открытую шею и старается унять дрожь. — Вань, — зовёт по имени, аккуратно кладёт ладонь на чужой затылок. — Ванька, что ж ты молчал! — А что я б тебе сказал? Что я тебя в прошлой жизни предал, в этой, и в следующей… Ты ж меня в психушку сдал бы и был бы прав! У меня ж фляга свистит! — Эй… — Игорю тяжело и больно слышать такие слова от Вани. Он ведь его простил. Они все небезгрешны. У каждого грехов не на один десяток жизней. — Давай поговорим. Расскажи, что снится-то? Говорят, если сон рассказать — не сбудется. А я тебе потом свой расскажу, по рукам? Повисает тишина. Время замирает, и они вместе с ним. Игорь обнимает, буквально баюкает, а Ваня глубоко и щекотно дышит в шею. Сколько они так сидят, понять сложно — да и неважно, особенно когда Ваня всё-таки начинает говорить. — Меня во сне Колей зовут… Николаем. Красивое имя, мне нравилось всегда. Коля — это как… Как колокольчик — звонко-красиво, — Ваня говорит тихо, продолжая сжимать ладонями куртку Игоря. — А меня как? — мягко, максимально аккуратно уточняет Игорь. — Миша. Там во сне — настоящий герой! Военный, красивый, здоровенный, — раздаётся нервный смешок и, кажется, даже всхлип. — У тебя и выправка что надо! И небо любишь, а к самолётам так вообще страсть до головокружения. Я не такой, но к небу невозможно остаться равнодушным. Ваня замолкает. А потом отстраняется и смотрит на Игоря покрасневшими глазами. — Мы с тобой служили вместе. Я это так ярко видел… Будто вчера было, а потом… Потом, Игорь, война. Меня сбили, и я в первый раз думал, на этом-то кошмар и закончится. Но нет! Оно всё повторяется, дополняется каждую ночь… И всё ярче! Игорь, да я спать ложиться боюсь. Боюсь снова сон этот увидеть. Снова тебя предать. Снова… — вздрагивает, шумно втягивает носом воздух, снова щёлкает суставами на руках. — Я ведь к немцам переметнулся! Форму их носил. Они говорили, что мне идёт. А это не должно идти, Игорь, понимаешь?! И я там — во сне — в какой-то момент смирился… Правду свою нашёл. Оправдал себя, поступки свои. А потом… Потом ты появился. Снова. Ваня уже не дрожит, не трясётся. Только взгляд стекленеет всё больше и больше. Ваня опять провалился в себя. Снова переживает эти моменты, а Игорь понимает — вот они — кусочки для его пазла, чтобы он стал целым. Теперь и его образы становятся целостнее, ярче, понятнее и… больнее. Понятно, откуда куртка, откуда запах железа и крови и, кажется, теперь Игорь осознаёт, за что уже которую ночь подряд у него просят прощения. — Герой… — Ваня уже сипит, растирает виски и закрывает глаза. — Как вспомню — в дрожь бросает. Ведь пытался тебя переманить, оставить рядом. А ты упёртый… Всегда упёртый. Я таких слов тебе наговорил, Игорь. — Вань, — Игорь хочет перебить, дать вздохнуть, но не получается. — Там ведь такой экшн у меня в башке! — Ваня стучит пальцем по виску и ломко смеётся. — Фильм снимать можно про дружбу и предательство, жизнь и смерть. Я ведь там думал, что прав. А когда просыпаюсь — выть хочется от этого. Снова повисает тишина. Ветер едва колышет верхушки деревьев. Ваня молчит, а Игоря потряхивает от осознания, насколько они, оказывается, связаны. — Вань… Ваня, — Игорь зовёт и повинуется порыву — берёт за руку. — Послушай меня, эй! Ничего у тебя фляга не свистит. Ваня молчит, смотрит неверяще, с подозрением. — Я же говорил, что мне тоже сны снятся? — Ваня кивает. — Так вот… Хочешь верь, хочешь нет, но у нас с тобой один сон на двоих. Так, что… С ума поодиночке сходят, а у нас тут явно другое. — Чего? — Да того: мистика, провидение, хоть колесо сансары, блин, — спешно перечисляет Игорь. — Как хочешь назови, но ты не один. — Как это так… Не понимаю. И Игорь рассказывает. О том, что сны стали сниться с тех пор, как Ваня в первый раз остался в его доме. Что сначала всё было туманным, странным, обрывочным. А потом сны стали набирать силу и просыпаться после них каждый раз становилось тяжелее. Уж больно реальными в его снах были цветущие яблони, свеженькая военная форма и улыбка, как выясняется, Коли. — Самое страшное — просыпаюсь только после того, как ты исчезаешь, — Игорь замолкает, пытается подобрать слова, чтобы донести. — Кажется, что после всего произошедшего со мной… С нами! Что это моя крыша едет. Мне ж даже психологи не помогают. А тут — такое. Захочешь не придумаешь. Снова виснет тишина. Ваня смотрит в упор, кривит губы в ломкой улыбке и не глядя шарит рукой в поисках костыля. — Ну вот, видишь, — машет рукой и пытается подняться. — Тебя даже во сне предостерегают: не верь мне! Держись подальше! Так что пойду. Засиделся тут у вас… — Дурной, ты что удумал? — Игоря охватывает паника. — Куда ты собрался? — Да какая разница, главное — от вас подальше, — поднимается кое-как, опирается на костыль и смеётся. А у Игоря всё внутри обрывается. — Ты же знаешь: «гони друзей, что предали однажды — кто предал раз, предаст тебя и дважды», Игорёк. А я такими темпами скоро на третий заход пойду. Игорь смотрит на Ваню снизу вверх и не может понять, что только что услышал. Что в голове у этого… Соловьёва! — Вань, ты дебил? — тоже поднимается на ноги и шагает ближе. Так, чтобы видеть глаза, чтобы чувствовать дыхание и иметь возможность остановить. В ответ — тишина, напряжённая линия плеч и тяжёлый взгляд. Игорь вздыхает. Дебил, как есть дебил. Или дурак. Иванушка-дурачок. — Вань, ты меня сейчас внимательно послушай. Услышь, пожалуйста, — подходит почти вплотную, практически не оставляя между ними расстояния. — Там — во сне — ты каждый грёбаный раз умирал. И это было невозможно — слышишь — исправить! Смерть равно конец, сечешь? Уже ничего не переиграть. — Ты к чему ведёшь? — К тому, что здесь и сейчас мы живы. И это главное! — Игорь делает ещё полшага вперёд и утыкается своим лбом в Ванин. — Значит всё, что происходит — можно изменить. Было бы желание. — А… — Ваня не успевает задать вопрос. — А ещё, — Игорь серьёзно заглядывает в светлые глаза, — я тебя простил. И он тоже простил. В глазах напротив настоящая буря. Ваня дрожит, Игорь это отчётливо чувствует. Светлые брови сходятся на переносице, а губы сжимаются в тонкую дрожащую полоску. Игорь продолжает держать зрительный контакт и мягко укладывает ладонь Ване на шею. — Простил, — повторяет тихо, вкрадчиво и добавляет. — И рад, что ты сейчас здесь. После этих слов время возвращает свой бег. Ваня обмякает и наваливается на Игоря, позволяя крепко себя обнять. Игорь, повинуясь порыву, мягко касается губами Ваниного виска. А потом закрывает глаза, впервые за долгое время не чувствуя тяжести на душе. Теперь правильно, теперь хочется улыбнуться и выдохнуть. Игорь надеется, что сны теперь — не больше, чем перевёрнутая страница в их длинной непростой истории. Главное, чтобы и Ваня простил себя и отпустил ситуацию. Пока же он шепчет тихое: — Спасибо. Игорь сжимает объятия ещё крепче: они обязательно со всем справятся.— Тебе приснился страшный сон? — Да. Очень страшный. — Побыть с тобой? — Останься со мной навсегда