За заслуги

Сергей проснулся за десять минут до будильника Дмитрия Сергеевича. Его внутренние часы уже давно подстроились под режим партнёра, подкреплённые постоянным желанием не спускать глаз с Дмитрия – удостовериться, что тот благополучно соберётся, а затем сопроводить на работу в качестве личного телохранителя. Вот только сегодня Дмитрию не надо было на работу, однако отчего-то он всё равно собирался посетить свой офис. И, что более странно – почему-то он собирался с утра туда один. - Куда вы завтра собираетесь? Выходной ведь, - спросил Нечаев вчера за завтраком, сидящий за столом в одних только тренировочных штанах и уплетающий сэндвич со сгущёнкой. - В офис. Буду ждать тебя вечером, - ответил Дмитрий, намазывая очередной кусок мягкого белого хлеба лакомством. Он был уютно укутан Нечаевским синим махровым халатом, который сам ему и подарил, но никогда не скупился возможностью самому же в него и завернуться. П3 иногда посмеивался с того факта, что и куплен он был, возможно, специально, чтобы Дмитрий мог щеголять в халате своей второй половинки, который был больше его на пару-тройку размеров. Чтож, Нечаеву не пристало жаловаться – вид Дмитрия в его вещи ему только потворствовал и заводил. Не отставая от партнёра, он сам не скупился возможностью прильнуть сзади к спине Дмитрия, которая смотрелась в халате как-то особенно – он бы даже сказал, по-домашнему - обхватить талию сильными руками и уткнуться носом в шею, едва выглядывающую из-под большого ворота. Академик привстал со стула, чтобы положить очередной кусок булки на тарелку партнёра, в процессе слегка наклонившись, отчего широкий вырез на груди ещё больше оголил её. Для мужчины его возраста, грудь его была в отличной форме: мягкая и упругая, а редкие волосинки приятно щекотали нос, если к ней прижаться, губами направляясь к соску… Хлопая глазами, майор заставил себя слушать Дмитрия Сергеевича. - Отоспись, пообедай, как следует, и когда будешь готов – приезжай, - довольно ухмыляясь уголком губ вернул его в реальность Сеченов. «Вот чертовка», пожурил про себя П3, ни в коем случае не позволяя себе произнести это вслух. - Но я феть моху с вами, - не унимался майор даже с набитым ртом. - Не волнуйся, сынок, меня сопроводят Близняшки, - академик понимал истинную причину недовольства – он давно принял этот инстинкт его оберегать… особенно после всего произошедшего. Нечаев насупился, но спорить дальше не стал. Начальство, всё-таки. Сеченов уже говорил ему неоднократно, что с ним он может быть более фамильярным, учитывая природу их отношений, но Сергею по-прежнему было сложно переступить через рамки, укоренившиеся благодаря безусловному уважению к академику. Сейчас, размышляя на следующее утро в кровати, Сергей позволил себе только больше прижаться к спине шефа, чуть усилив хватку у него на поясе – совсем немного, чтобы ни в коем случае не разбудить раньше времени, - и устроился так в ожидании будильника. Дмитрий проснулся сразу с первой его трелью. Он сладко потянулся в руках Сергея, вытягивая вверх руки, выгибая спину в притягательную дугу, и то ли случайно, то ли специально потёр пятую точку об голую промежность майора. Утреннего стояка сегодня не было, но он напрашивался только от одного этого жеста. Нечаев слегка потёрся чуть затвердевшим членом об ягодицы учёного, но закусив губу большего себе не позволил. Дмитрию надо было по срочным делам – не хватало его ещё задержать. Тем более, что Сеченов никак на это не отреагировал – он только обернулся в его объятиях, бережной ладонью притянул его лицо к своему и сонно, но с довольным видом пробормотав «Доброе утро», невинно поцеловал его в губы. По одному только поцелую были понятны его намерения, точнее, их отсутствие, поэтому Нечаев позволил себе только задержать свои губы на оных академика совсем недолго, после чего разомкнул руки вокруг его тела, однако позволил себе сделать это медленно - смакуя большими ладонями живот и узкие бока. Освобождённый от пут любовника, Дмитрий сел на кровати, выпрямив соблазнительно спину, сведя лопатки, и сидя так как-то уж слишком долго нашаривал ногами тапки на полу, после чего поднялся и наклонился над стулом неподалёку от кровати, выуживая из-под вещей трусы. Когда он согнулся, сильнее, чем надо, выпячивая зад, пока их одевал, лежащий на кровати Нечаев в конец напрягся и приподнялся на локте, вцепившись одной рукой в одеяло. Но Дмитрий на него даже не взглянул, накинул халат и плавной походкой направился на кухню. Впавший в лёгкий ступор от двойственных сигналов, майор застыл ещё на пару мгновений на кровати, после чего силой воли смирившись, что секса всё-таки не будет, отпустил безбожно смятое одеяло, поднялся с кровати, схватил со своего стула красные семейники – он скрепя зубы в магазине выбрал обычные однотонные вместо очень понравившихся ему, но с матерной надписью, - наспех напялил их и отправился вслед за академиком. Тот уже успел поставить чайник на плиту и хозяйничал в громоздком округлом холодильнике, доставая помидоры, огурцы и сметану для лёгкого утреннего салата. Он сложил ингредиенты на стол, взял из сушилки разделочную доску и нож, блюдо такого размера, чтобы хватило на них двоих, и принялся нарезать овощи. Нечаев не торопясь крался сзади, просто наслаждаясь видом такого хозяйственного академика, а когда всё-таки дошёл, его руки уже в привычном и до приятно сжимающегося сердца комфортном для них жесте сомкнулись на талии учёного, а нос, словно там всегда было его место, уткнулся в шею. Он бы простоял так, пока академик не дорезал салат, но засвистевший чайник вырвал его из медитативного состояния, в которое его вгоняли подобные моменты с Дмитрием, и напомнил, что пора бы ему сделать кофе. Он нехотя отпустил точёную талию. «Словно она была создана для того, чтобы я за неё держался», промелькнуло у него в голове. Напоследок П3 прильнул губами к оголённому плечу и пошёл снимать с плиты чайник. За кофе и едой в приятной компании время выхода Дмитрия Сергеевича подкралось безжалостно быстро. Академик, одетый в привычные, облегающие во всех нужных местах рубашку, жилетку и штаны, прошёл в коридор с намерением найти любимые, но загнанные Нечаевым куда-то вчера вечером в порыве страсти ботинки. Сергей же сам видел, куда они запропастились - возможно, сказывалась почти никогда не дремлющая бдительность оперативника, - и решил этим воспользоваться. В его вульгарной, когда дело касалось Дмитрия Сергеевича, голове промелькнула незаурядная мысль. - Я найду, вы пока сядьте на антресоль, - опередил он академика и обогнул его спереди, нарочно проходя впритирку в не настолько и узком коридоре. Дмитрий приподнял бровь, не понимая, зачем ему вообще присаживаться - он же и на весу может ботинки одеть, но просьбу всё-таки выполнил. Нечаев подошёл к шкафу в углу, сел на корточки и выудил обувь из самого дальнего угла. Так же на корточках он подполз к Сеченову, и смиренно, как перед идолом, сел перед ним на колени. Наверное, Дмитрий и был его идолом. И Нечаев благодарил каждое мгновение за то, что жизнь дала ему такого человека. Дмитрий Сергевич удивился пуще прежнего, ведь Нечаев, хоть и за пока короткие отношения, ещё подобного не делал. Сергей в ответ на приподнятую бровь ехидно улыбнулся и потянулся к тапкам на ногах учёного. Он, не отводя глаз от взгляда Дмитрия, методично, словно это был для него какой-то обряд, стянул сперва один, потом другой. Затем взял правую его ногу под коленом, деликатно гладя прошёлся от него по икре, приподнимая конечность, нащупал первый ботинок и поднёс к стопе учёного. Тут он уже отвёл взгляд, чтобы точно попасть в цель, и надел ботинок на ногу, осторожно держа её навесу за голень. Что-то внутри Сеченова ёкнуло - что-то приятное, - и жаркий ком сплёлся внизу живота, заставляя его облизать пересохшие губы и загнанно выдохнуть, когда Сергей поставил подошву на преклонённое голое колено, чтобы завязать шнурки. П3 проделал то же самое, всё так же размеренно, со второй ногой, и поставил её на другое колено. Оплетя руками обе голени академика, он поднял на него взгляд, и его расширенные зрачки встретились с такими же в карих омутах академика. Момент завладел ими обоими, напряжение витало в воздухе, и поддавшись ему, Дмитрий склонился к Нечаеву, на полпути его готов был встретить он сам… В дверь постучались, на включенном экране рядом с ней нарисовались Близняшки. Сеченов немного грустно из-за того, что их прервали, усмехнулся. Нечаев же гневно сверлил взглядом дверь. Учёный не позволил этому выражению долго искажать лицо любовника – он ухватил его за бороду, повернув к себе. Голова Дмитрия невольно наклонилась вбок, любуясь видом Нечаева на коленях между его ног. Спустя короткое мгновение очарования, он всё-таки продолжил едва не случившийся поцелуй. Нечаев выпрямил спину по струнке, чтобы быть ближе к Дмитрию, и с ещё большим энтузиазмом впился в его губы. Но к его сожалению, академик слишком быстро для него отстранился. - В другой раз, мой мальчик, - ласково промолвил он, убрал ноги с его колен и медленно встал. Нависнув над ним, он оказался неспособен разорвать зрительный контакт даже несмотря на то, что пора было идти. В ответ на взгляд Нечаев подорвался за ним, резко оплёл руками его спину и талию, с силой прижимая к себе, и снова прижался ко рту Волшебника, на сей раз углубляя поцелуй, залезая языком меж приглашающе приоткрытых, таких желанных губ, и по-свойски орудуя им там, не давая академику и возможности отстраниться. Делать это Дмитрий и вовсе не собирался, но прекрасно знал, что, если он попытается искренне оттолкнуть любовника – тот ни в коем случае не будет удерживать. Он, наоборот, позволял и даже поощрял подобные порывы Нечаева, и сейчас он тоже отдал всего себя его объятиям, кладя руки на волосатую широкую грудь Сергея, зарываясь в пышную растительность пальцами. Возможно, они целовались минуту, возможно, многим дольше, потонувшие в ощущении родных губ на своих. Новый стук в дверь заставил опомниться их обоих, и Сеченов вновь отстранился, со словами «Скоро увидимся» отходя к двери. Нечаев понуро кивнул, но отказывался убирать правую руку с талии академика, потянувшись за ним попятам до самого проёма. Потом всё-таки отпустил, отдавая его на попечительство Телохранительницам, и смотрел вслед, как они спускаются по опрятной лестнице сталинской пятиэтажки. Никого не было ни на площадке, ни на лестничном пролёте, чтобы их увидеть, но уже никто и не задавался вопросами, почему Нечаев так часто ночует у академика и наоборот, и почему они так часто уединяются у него в кабинете. Возможно люди, равные Сеченову, старались не высказывать свои догадки в лицо одного из самых влиятельных людей во всём мире, а остальные – опасались кулака Нечаева, с которым он непременно познакомит любого недовольного. Их тандем все невольно уважали и не признавая того вслух боялись. И Нечаеву это нравилось. Как только Дмитрий всё-таки скрылся из виду, напоследок посмотрев на него с улыбкой, Нечаеву не оставалось сделать ничего, кроме как закрыть дверь. Спать дальше не хотелось без тёплого тела рядом. Ещё больше насупившись, он принялся выжидать, когда же наконец-то воссоединится с любовником. ________________________________________________ Одетый даже в выходной день в рабочий комбинезон, чтобы люди его лишний раз по пути не отвлекали – лишь бы побыстрее добежать, Нечаев стоял по струнке перед дверью в офис и посильнее постучался, чтобы его было слышно в необъятном помещении. Внутрь он сам заходить не решился, вдруг у академика какая важная встреча. Перед ним обе створки синхронно раскрыли Близняшки, и как-то, как показалось Сергею, слишком торжественно зеркальными жестами вытянули руки, приглашая войти. Как только его нога пересекла порог, они вышли, закрывая за собой двери. Дмитрий стоял по центру на красной ковровой дорожке – он являл собой величественную картину, любовно объятый солнечными лучами, и с улыбкой, которой то самое солнце могло бы только позавидовать, указал рукой в сторону, где была своеобразная выставка машин. Только вот теперь там не было привычных моделей. На их месте красовались три автомобиля, которыми Нечаев не переставал восхищаться и про себя, и иногда даже вслух перед академиком. Который его, по всей видимости, услышал. Опешив, он перевёл взгляд с представителей престижного автопрома обратно на Сеченова. - Ты можешь выбрать одну, сынок. За твои заслуги. Челюсть Нечаева отпала и забыла, как надо закрываться. Раззявив рот, он снова вытаращился на машины. Уголки губ безудержно поползли вверх, озаряя лицо по-детски счастливой улыбкой. - Еб… грёбаные пироги… - протянул он заплетающимся языком, который вместе с челюстью запамятовал, как работать. – Я мечтал об одной из них… - промямлил он, находясь даже не на седьмом небе от счастья, а определённо выше. Его взору предстали Buick Roadmaster Skylark – роскошный красный кабриолет с приземистым, элегантным дизайном, являющий собой воплощение самых передовых разработок, что имелись у производителя, отчего он был настолько дорогим, что позволить его себе могли только избранные. Синий Mercedes-Benz 300SL – редкая немецкая классика с уникальными дверьми-чайками, открывающимися вверх, технологическое и стилистическое произведение искусства и одна из лучших спортивных машин. И чёрная Чайка ГАЗ 13 – по праву считающийся самым стильным и красивым представителем автопрома СССР, привилегированный автомобиль, который невозможно было купить – только заработать. Первый шаг отошедшего от шока Нечаева был вовсе не по направлению к машинам, а в сторону к академику. В несколько порывистых шагов он преодолел немалое расстояние между ними и нырнул в распростёртые к нему руки, сжал Дмитрия в медвежьих объятиях и стал зацеловывать его лицо, перемежая поцелуи с восхищёнными «Спасибо!». Объятий ему было вовсе недостаточно, поэтому смеясь он резко поднырнул руками под колени и спину академика, который от неожиданности громко вобрал воздух и вцепился в его плечи, и закружился с ним на руках в сторону машин. Первой на его пути предстала Чайка. Он остановился аккурат сбоку от её капота, таки оторвал взгляд от не менее счастливого Дмитрия, которому, казалось, было хорошо только оттого, что радовался П3. Вместе они стали оглядывать машину. Вот только чтоб оценить её в полной мере ему необходимы были руки, которые на данный момент были оккупированы академиком. Руководствуясь секундным наитием, он с ухмылкой глянул на учёного и неожиданно даже для самого себя водрузил того пятой точкой на капот. Сеченов нисколько не растерялся и отставил назад руки, откинувшись на них, склонил голову на бок и элегантно закинул ногу на ногу. Нечаев стал жертвой своей же шалости - от вида Дмитрия, обольстительно сидящего на капоте, в голове П3 словно произошло короткое замыкание, и он напрочь забыл, что собирался сделать. Хитро сощурив глаза, Сеченов кивнул головой в сторону машины, напоминая. Прочистив горло и отогнув ворот комбинезона, потому что в офисе стало очень уж жарко, он принялся инспектировать автомобиль. Обошёл его со всех сторон, пройдясь пальцами по лакированной поверхности, залез в машину с водительской стороны, огладил приятный на ощупь, обитый кожей руль, поелозил по комфортабельному сидению, на пробу понажимал на податливые педали, восхищённо оглядел приборную панель с новомодным радио, заглянул в бардачок, оценил роскошный салон в зеркале заднего вида. Оставшись очень довольным, он покивал головой и вылез из машины, чтобы приступить к Мерседесу. Об академике, всё это время с любопытством наблюдавшем за ним с капота, он ни в коей мере не забыл. Нечаев подошёл к нему и в слегка шутливом жесте убрал одну руку за спину, а вторую протянул к Дмитрию, чтобы помочь слезть с машины. В этом учёный, конечно же, совсем не нуждался, но поддавшись игривому настроению П3 он с благодарным кивком вложил руку в его ладонь и спрыгнул на пол. Сергей предоставил ему свой локоть, в который академик учтиво продел руку, и они направились к следующей машине. Ему не терпелось опробовать хвалёные двери на деле. Свободной рукой Нечаев ухватился за ручку на пассажирской двери и присвистнул, глядя на то, как та плавно поднимается вверх, пока не зависла над ними. Сохраняя наплыв почтительности, он помог Дмитрию сесть на сидение, а затем, по пути любуясь открытой дверцей, подошёл к водительской стороне, не упустив шанс снова заценить то, как она открывается. Вновь усевшись на не менее, а может даже и более комфортное сидение, он принялся осматриваться. Ему нравилось в машине всё… а особенно ему нравился вид Дмитрия Сергеевича на пассажирском сидении. Подумать только, он ещё ни разу не подвозил академика – у того была своя машина с личным водителем. Нечаев непременно попросит расширения своих полномочий. Но попозже, когда всё-таки выберет машину. А пока – к Бьюику. Сергей вылезает из машины, подаёт руку Дмитрию при выходе и под руку с ним подходит к последнему автомобилю. Кабриолет. Как же он хотел на подобном покататься. Всё нутро чешется, чтобы поскорее его опробовать. - Прошу, - он вновь открывает академику дверь и чуть поклонившись изысканно указывает в сторону машины ладонью вверх. - Похоже ты уже вжился в роль личного водителя, – на комментарий с подковыркой П3 ухмыляется, плутовато глянув на учёного. - Благодарю, - академик снова кивает и садится на сидение. Нечаев закрывает за ним дверь и трусцой пробегается к противоположной стороне – ему не терпится залезть внутрь. Оказавшись в салоне, он моментально расплывается по сидению и оттого, какое оно удобное, и оттого, какое всё внутри прекрасное. Проехаться бы не мешало, конечно, но он знал все характеристики этих автомобилей вдоль и поперёк. Дмитрий от вида любовника растроганно упирает локоть у стекла и с улыбкой кладёт на кулак висок. Кажется, Серёжа определился. - Ну, мой мальчик, как ощущения? – уточняет он у П3. - Мне кажется, это – она, - восторженно произносит Нечаев, любовно оглаживая руль. - Значит, она – твоя, - отвечает академик, положив свободную руку ему на колено. Нечаев благодарно смотрит на него и накрывает его ладонь своей. - Я просто в шоке, вы бы знали! Спасибо вам большое! – не в силах сдержать эмоции он порывается с места, чтобы, преодолев лишь половину расстояния, встретиться с губами подавшегося вперёд Дмитрия. - На здоровье, мой хороший. – отрывается от его губ академик. – Наслаждайся. Можешь даже прокатиться. - Да ладно! - Места в кабинете много, да и водишь ты хорошо. «Скажите это парочке указательных знаков и кур на Предприятии», мысленно прыснул он, но удержался от того, чтобы произнести это вслух. Не хочет же он, чтобы Дмитрий передумал – когда ему ещё удастся прокатиться по кабинету самого Сеченова. - Пристегнитесь и держитесь, – деловито предупреждает он академика, на что тот вопросительно приподнимает бровь. «Наверное, он имел в виду вовсе не то, что я задумал. Возможно, спокойный круг почёта по кабинету…» догадывается майор, но его уже не остановить. Пытаясь вселить в партнёра уверенности, он подмигивает и говорит: - Доверьтесь мне. Сеченов только для вида негодующе качает головой, улыбка же выдаёт его с потрохами. Пока он тянется за ремень безопасности и пристёгивается, Нечаев нащупывает ключ и проворачивает его в замке зажигания – машина заводится с первого раза, и слух его ласкает то, как она приятно, П3 бы даже сказал, мурлычет для его ушей. Он включает модернизированный и явно сделанный на заказ приёмник, настраивает по памяти на рок-волну Радио Будущего, и попадает аккурат на забористое вступление. Песню эту он ещё не слышал, но романтичный мотив внедряется ему в память и завладевает вниманием с первых же услышанных аккордов. К тому же, темп прекрасно подходит под задуманное. Только убедившись, что учёный держится достаточно цепко, Нечаев сам пристёгивается, потихоньку отжимает сцепление, а затем вдавливает газ в пол. Машина срывается с места, почти мгновенно набирая большую скорость. Дмитрий инстинктивно ухватывается второй рукой за ручку на двери. Будь он верующим, он бы перекрестился. В силу вступает куплет, и неожиданно, вокалист чистым, приятным тембром, которому хочется подпевать даже не зная слов, начинает петь на французском. Встроенный переводчик выводит на сетчатку Сергея слова. Дмитрию же переводчик и вовсе не нужен. La nuit comme une toile (Ночь обрушивается) Нечаев рулит, как ошалелый, и задорно улюлюкает, машина неотвратимо направляется к столу. Он выкручивает руль и огибает в заносе стол, а из груди Дмитрия невольно вырывается крик. Майор мельком смотрит на него, и по лицу того непонятно, жалеет ли он об этой идее… Но Сергей изначально был намерен доставить и ему удовольствие этой поездкой. Suspendue s’effondre (Подобно висящему гобелену) Барабаны громко ухают, придавая словам веса, будто подтверждая их, и Сергею до чёртиков хочется это как-то обыграть - на четвертом ударе он грациозно заносит машину, подчёркивая напряжённый момент, и Дмитрий, кажется, даже впечатлён этим творческим порывом и желанием превратить поездку в своеобразный танец. Et j’entends en moi (И я слышу) Он направляется к дивану, особенно красиво занося Бьюик. Des rugissements (Рёв изнутри) Снова барабаны и разворот - со стороны Дмитрия машина проходится к предмету мебели почти впритирку, что заставляет того восхищённо подкинуть брови. Et je me débats (И я делаю усилие) Нечаев очерчивает резкую дугу, поворачивает машину, возвращается в её исходную точку. Je me débats (И борюсь) И проделывает идентичную дугу в обратную сторону. Contre les ombres (С тенями) Под колёсами вырисовывается пусть слегка кривое, но зато искреннее и от всего сердца - сердце. Qui nous transpercent (Пронзающими нас) Дмитрий, увидев его в пассажирском зеркале удаляющейся машины, добродушно качает головой и от чистого сердца улыбается. Он переводит задорно блестящие глаза на П3, и тот, буквально всеми фибрами уже заранее предвкушая подобное, даже сосредоточенный на дороге, уже искоса смотрит на него. De part en part (До костей) Их пронзает до костей. Но вовсе не тени. Удовлетворённые тем, что увидели в друг друге, они возвращают взгляды вперёд, а Нечаев горделиво приподнимает голову, польщённый такой негласной похвалой. Он намерен сделать так, чтобы это выражение ещё долго не сходило с лица ученого. Проигрыш, и под него майор делает почти ровные и идентичные круги, след шин аккуратно почти накладывается друг на друга, и, даже укачиваемый из-за резких движений из стороны в сторону, Дмитрий явно упивается его трюками. Песня ещё сильнее набирает обороты: гитарист энергично водит по струнам, и Нечаев даже присвистывает оттого, насколько он ускоряет темп. Ему кажется, что вот-вот, и тот сотрёт пальцы в кровь. Ещё несколько кругов, ещё несколько петель, и в песню, срывая крышу Нечаеву, врывается кричащий вокал. Les houles de la mer (Морская зыбь) Со сменой настроения песни П3 решает сменить тактику и выпрямляет машину вдоль стены - мчит по прямой на всех парах, устраивая зрелищные заносы в углах. Sont une armure (Подобно доспехам) Вокалист истошно орёт, Нечаев, раззадоренный им, бойко напевает, как может, Дмитрий, вцепившись в поручни, как в мать родную, сквозь непроизвольные крики звонко смеётся. Nous protégeant (Защитит нас) Lorsque le jour s’étrangle (На исходе дня) В закатных лучах горящая багровым цветом, извергая жаркий дым из-под колёс, который бережливо покрывает их и обожжёт любого, кто пойдёт против них, машина, словно адская колесница, носится по кабинету, попадая то в свет окон, то в тень между ними, облака на небе кидают на неё замысловатые тени, и от всего этого она рябит в глазах, переливается и кажется нереальной - на грани этого и иного миров. Tant d’armes (Множество клинков) Tant de lames glaciales (Множество ледяных волн) Был бы кто свидетелем, он застыл бы, загипнотизированный, поражённый волнами в самое сердце. Pour affronter les fauves (Обнажат диких зверей) Мотор, подобно необузданному зверю, ревёт, и Дмитрий пленён тем, что новый владелец ему как раз под стать. Визг шин разносится по огромному кабинету, эхом отдаваясь от стен, только разогревая в крови обоих азарт. Сергей гоняет, как угорелый, по всему кабинету разнося их крики, которые, возможно, слышны несколькими этажами ниже. Тот немногий персонал, пришедший сегодня на работу, непременно ещё долго будет гадать, что же творилось в кабинете министра промышленности. En nous grondant (Ревущих в нас) Вокалист переливчато распевает, и его голос гармонично ложится на музыку, которая затем затихает, переходя в медленный, мелодичный проигрыш. Нечаеву кажется странным гонять под такое затишье, поэтому он плавно притормаживает Бьюик, чтобы Дмитрия не подкинуло вперёд по инерции, и выпрямляет траекторию вдоль окон, озарённых кроваво-красным светилом, а под конец разворачивает его, ставя как раз напротив одного окна. Под финальный проигрыш перед ними предстают невероятные виды закатного Челомея и необъятного неба вокруг. Наслаждаясь картиной, Дмитрий со счастливым выдохом оседает на сидении. П3 закат неинтересен – он во все глаза глядит на расслабленного и разгорячённого Дмитрия, напрочь опустившего все приличия и границы, и, кажется, влюбляется повторно… - Должен сказать, это было не совсем то, что я имел в виду, но оттого не менее увлекательно, - сквозь смешок выдыхает Сеченов и поправляет упавшую на лоб чёлку. Нечаев от этого вида на мгновение зависает, но опомнившись, отшучивается: - Ну я такой – люблю удивлять. Надеюсь, я не накрыл медным тазом свою перспективу карьерного роста до личного водителя? - Нет, ни в коем случае, - усмехается Дмитрий. – Я даже не против буду это повторить. С последним словом он тепло смотрит на Сергея. П3 не может удержать себя, невидимая сила толкает его к академику, они снова целуются. И солнце аккурат между ними. Песня, внемля атмосфере, отыгрывает последние романтичные аккорды. А после неё начинается какая-то слишком уж резкая, совершенно резонирующая с настроением. - Выключи, пожалуйста, - в губы просит Сеченов Сергея. Волей-неволей тот отстраняется и нажимает на кнопку, краем глаза замечая, как Сеченов задумчиво потирает бороду, отстёгивает ремень безопасности, а затем приподнимается и разворачивается, вставая на сидение на колени, чтобы найти что-то за пассажирским креслом. Его оттопыренный в процессе зад привлекает внимание Нечаева, но он вмиг отводит взгляд, возвращая его к приборной панели и снова начинает разглядывать её – не хватало накинуться сейчас на академика, когда кто-то может войти, да ещё и в новой машине. Но его сила воли, когда дело касается Дмитрия Сергеевича, тоньше самого ломкого волоса, и не взглянуть на академика на коленях с пятой точкой, практически выставленной то ли случайно, то ли специально напоказ - просто выше его сил. Он берётся за зеркало заднего вида и поворачивает так, чтобы в него можно было хотя бы искоса наблюдать за академиком. - Вы это, поосторожнее отклячивайте зад, а то я не удержусь ещё… - на самом деле шутливо бормочет он. - А с чего ты взял, что я буду против? – звучит абсолютно не шутливый ответ. Майор рывком разворачивается к нему и встречается с томным взглядом. - Не волнуйся, Левая и Правая никого не пустят. Сергей, откинув все мысли и приличия, стремглав обвивает руку вокруг талии академика и силой усаживает его боком себе на колени. С ухмылкой Сеченов крутит перед его лицом выуженный флакон с маслом. Глаза П3 округляются. - Так вы это задумали. Вот вы ж… - прерывает себя Нечаев, не позволяя с губ слететь возможно обидному для любовника слову. - Кто я? Ну же, сынок, не стесняйся. Я же говорил, что со мной ты можешь отпустить излишнюю учтивость, - упрашивает его академик. - Да как я могу? Я вас всегда безгранично уважал, а теперь, когда мы вместе, уважаю даже больше, если такое, вообще, возможно! - Понимаю. Но в этот раз, по особому случаю, сделай и для меня милость. Вряд ли на языке у тебя крутится что-то обидное, с твоим уважением. Так кто я? – мурлычет академик, и Нечаев может только гадать, почему ему это стало вдруг так интересно. Дмитрий расслабляюще гладит бороду Нечаева, и этот приём срабатывает, как швейцарские часы. - Вот же ж чертовка, – давая себе полную волю, выдыхает правду П3. Дмитрий Сергеевич протяжно и поощрительно хмыкает и запускает руку куда-то сбоку от Нечаева. - Могу быть, когда захочу – шепчет он любовнику в губы. Сидение автоматически отодвигается назад, подтверждая его слова. Нечаев с рыком впивается в его губы. Они целуются страстно, долго, дышат друг другу в губы громко, а гул мотора укрывает их вздохи и стоны от внешнего мира. Нечаев тянется к ширинке Дмитрия уже абсолютно не переживая за салон новёхонькой машины – роботы отчистят и даже не будут задавать лишних вопросов. Ему кажется, что он взорвётся, прежде чем дотянет до того, как они переберутся на диван. К тому же он соврёт, если скажет, что никогда не думал о том, чтобы оттрахать Дмитрия Сергеевича в какой-нибудь машине. А тут ещё в своей собственной, да и такой шикарной… ждать он больше не может. Он расстёгивает ширинку академика и тот, почти не отрываясь от поцелуя, ногами, которые лежат на пассажирском сидении, приподнимается, давая майору стянуть с себя штаны вместе с трусами. Нечаев стаскивает брюки через обувку и откидывает их на пол салона, тут же торопко ухватывается обеими руками за голые ягодицы и с удовольствием мнёт их в своих больших ладонях, трясёт ими, наслаждаясь тем, как они подпрыгивают в такт его действиям. Дмитрий убирает одну руку с его шеи и не глядя заводит её за спину, приставляя к руке майора флакончик. Нечаев нетерпеливо выхватывает его, слепо откупоривает и наспех выливает немного себе на пальцы, закрывает склянку, откидывает в сторону. Он чувствует, как на колени падает несколько капель, но и это его не заботит – где-то в кабинете была заначка чистой одежды как раз на такой случай. Он растирает между пальцами масло, грея его, попутно обвивая второй рукой академика за пояс, приподнимая его и прижимая к себе так, что тот уже не сидит на коленях, а его зад находится навесу - в удобной доступности. От этого академик ещё больше нависает над ним, и для того, чтобы продолжить поцелуй, Нечаеву приходится неудобно вытягивать шею, но небольшая боль в ней после определённо стоит удовольствия от этих губ на своих сейчас. Возможно и нет смысла его разрабатывать, учитывая, что они только ночью занимались сексом, но Сергей обожает доставлять академику удовольствие любыми возможными способами – членом, ртом, пальцами, и ни за что не упустит возможности сделать это, если таковая имеется. Он подставляет сразу два пальца к отверстию и медленно вводит оба, сразу направляя их к простате, и наученный опытом почти без труда находит её. Тут уже сам Дмитрий отрывается от его губ с протяжным стоном и в удовольствии зажмурив глаза прижимается щекой к бритому виску Сергея. Второму невтерпёж хоть как-то ещё ублажить Сеченова, куда-нибудь ещё пустить в ход рот ради его удовольствия, и он прислоняется к его груди носом, водя им по ней, но на пути к его цели встаёт жилетка. Он ухватывается за её кромку зубами в попытке хоть так расстегнуть хоть одну пуговицу, пока обе руки заняты. Сеченов понимает его намерения и сползает одной рукой с мощных плеч Нечаева к пуговицам, ловко расстёгивая одну за другой, раскрывая сперва облегающую жилетку, и Нечаев уже через рубашку языком начинает водить по ближайшему соску, пока Дмитрий, слегка отпустив галстук, принимается за пуговицы на рубашке. Нечаев прижимает его ближе и переключается на открывающиеся ему участки кожи, покрывает их поцелуями от ключиц добираясь к груди, и когда Сеченов специально разводит не до конца расстёгнутую рубашку в стороны, предоставляя доступ, Сергей моментально вбирает в рот возбуждённый сосок и принимается его посасывать. Он играет с ним языком, легонько прикусывает зубами, засасывает губами, перемежая действия, которые всенепременно приносят академику удовольствие, отчасти пытаясь отвадить возможный дискомфорт, когда он вводит третий палец. Никакого дискомфорта не предвидится, Дмитрий только судорожно вбирает от удовольствия воздух. Нечаев продолжает с минуту уделять соску внимание, затем развернув немного торс академика к себе, поцелуями перебирается на второй, одаривая его всё теми же почестями. Однако он хочет ублажить не только их, поэтому той рукой, что на талии он приподнимает академика всё выше, пока движется ртом всё ниже. Дмитрий уже почти лежит у него на плече и рукой упирается в крышу автомобиля, чтобы ненароком не удариться головой об неё. Он всё так же находится боком к Нечаеву, и ему толком не упереться никуда ногами, которые по-прежнему частично лежат на пассажирском сидении, поэтому он может только безвольно висеть и содрогаться от удовольствия в руках П3, пока тот поцелуями добирается до его возбуждённого члена и вбирает в рот головку. Сеченов с особенно протяжным стоном ногтями впивается в плечо, вторую руку убирает с потолка и до боли цепляется за волосы любовника, но она того ничуть не отвлекает и не отрезвляет его заплывшую туманом страсти голову. От двойной стимуляции Дмитрий стонет ещё чаще и громче, пальцы на ногах то и дело загибаются в истоме. Его нутро начинает сжиматься вокруг пальцев Нечаева, он вот-вот кончит. Дмитрий едва находит голос, чтобы пробормотать заплетающимся от удовольствия языком одно-единственное слово. - Подожди, - выдыхает он. П3 достаточно этого единственного выдоха. Он с хлюпаньем выпускает член изо рта и медленно вынимает пальцы изнутри академика, затем опускает того себе на колени, и вместе с тем на внушительный бугор в штанах. После оргазма Дмитрий становился ватным, ленивым, а его партнёр был пренебрежён уже достаточно долго. Хоть у Нечаева в сексе удовольствие Сеченова стоит превыше всего, Дмитрий ни в коей мере не хотел лишать удовольствия его самого, пусть тот и получал некий кайф от вида его собственных сладких метаний. К тому же, с возрастом академик потерял возможность кончать по нескольку раз за день, поэтому теперь старался один раз растянуть как можно дольше. Надо было дать себе немного передохнуть, но не давать передохнуть майору. Дмитрий закинул руку на плечи Нечаева и отсел на его коленях чуть поодаль, предоставляя себе доступ к его телу, после чего закинул ногу на ногу на соседнем кресле. Рука Нечаева на автомате потянулась к ним, а глаза последовали за ней… и посмотрели на носки с подтяжками немного в другой перспективе. Носки были длиннее, чем обычно, и заканчивались выше середины икр, а резинка подтяжки эстетично впивалась в кожу под коленями. «Почти как женские чулки», подумал он и неожиданно для себя понял, что идея ему… нравится. Глаза удивлённо раскрылись и нашли взор Дмитрия Сергеевича. Понял ли он ход его мыслей, а если да, был ли им отвращён? Недовольства на его красивом лице он не увидел, лишь задумчивость. - Если тебе интересно, то можем попробовать. П3 нервно сглотнул, потом не отрывая взгляда смело кивнул. - Да... Да, думаю, интересно. Спасибо, - молитвенно прошептал он последнее слово и приложил свой лоб к его. Рука возобновила путь вниз и начала оглаживать плотные бёдра, острые коленки – всё, до чего могла дотянуться, пока вторая гуляла по спине и ягодицам учёного. Дмитрий в свою очередь кончиком языка прошёлся по таким близким в их положении губам, на что Нечаев охотно высунул свой, сплетаясь с ним в открытом поцелуе. Свободная рука Сеченова взялась за застёжку молнии и потянула вниз, оголяя волосатую грудь, заползла внутрь, оглаживая накачанные мышцы груди. Нечаев сладко выдохнул от такого внимания, но его промежность требовала гораздо более скорого вмешательства, поэтому он ухватил руку академика за запястье и переместил на давно вставший и ничуть не поникший за всё это время член. Дмитрий ухмыльнулся в поцелуй и потянул уже за ширинку, просунул руку и обхватил горячую плоть, отчего Сергей, невольно отстранившись от его губ, замычал, но поспешно вернулся к ним. Аккуратно сжав внушительный член, стоявший по стойке вдоль живота, академик вытащил его наружу и принялся невесомыми касаниями водить пальцами вверх и вниз, заставляя живот майора трепетать, а его самого сбивчиво дышать. Чувствуя, что оргазм достаточно отошёл, Сеченов прошептал Сергею в губы. - Ну что, мой хороший, продолжим? Облизав рот, Нечаев с энтузиазмом закивал головой. - Я хотел бы опробовать одну позу, которую видел, - в ответ на заинтересованно приподнявшуюся бровь академика он продолжил. – Хочу вые-оттрахать вас сидя, держа на весу спиной к себе. Дмитрий перевёл взгляд на дальнюю стенку автомобиля, мысленно представляя это себе, а когда он представил, брови его в удивлении подпрыгнули и опустились, а глаза с загоревшимся шаловливым огоньком встретились с выжидающим взглядом Нечаева. - Почему бы и нет. Нечаев засиял и не теряя ни секунды по-свойски своими мощными протезами ухватил его под колени, разворачивая к себе спиной, сперва усаживая его задом на себя, но продумав до конца позу, он немного спустился в кресле продвигая ноги под приборную панель – туда, где находились педали. Педали. У него на секунду включился мозг, напоминая о безопасности. - Отключите зажигание, пожалуйста, - попросил он Сеченова, который отлипнув от его спины сразу сделал, как попросили, понимая ход мыслей. Не хватало, чтобы майор нечаянно нажал на педаль, и они уехали куда ненароком. Когда академик вновь облокотился на него, Нечаев чуть сместил его в сторону, своевольно закинув его ближайшую руку себе на плечи, ухватил Дмитрия под колени руками, прижимая его бёдра друг к другу вплотную, отчего член остался болтаться между ними, и приподнял его ягодицы, сильнее вжимая спиной в свою взмокшую от пота грудь и прижимая колени академика к его собственному животу. Дмитрий представлял себе всё именно так, поэтому нисколько не смутился от стараний П3, лишь придержал себя уперевшись свободной ладонью о бедро любовника, а второй покрепче вцепившись в плечо. Правой рукой П3 взял обе ноги академика, в то время как левой нащупал сбоку флакон, поднёс его ко рту и зубами снял крышку, облил более чем достаточным количеством масла член, по которому оно начало стекать к ширинке. Дмитрий взял у него из зубов крышку, П3 поднёс склянку к ней, вместе они её закрыли, после чего Сергей кинул её куда-то на покрытый ковролином пол автомобиля. Сеченов вернул руку ему на бедро, а Нечаев пару раз нетерпеливо прошёлся кулаком по своему члену, размазывая тщательнее масло, после чего наконец приставил его к такой желанной, разработанной дырочке. Справляясь лишь одной рукой, он начал приспускать ею партнёра. Достоинство в руке пару раз возбуждённо дёрнулось от осознания того, что он буквально насаживает Дмитрия на свою плоть и в лёгкую придерживает его. Нечаев не сводил глаз с находящегося над ним лица Сеченова, стараясь уловить любое проявление дискомфорта, чтобы остановиться в случае чего, но уловил нечто абсолютно противоположное - с первым же на пробу медленным входом вглубь него Дмитрий удивлённо раскрыл глаза, воззрившись в голубые радужки Сергея, а его рот открылся в немом восхищённом стоне – в этой позе член П3 проходился именно по той стороне кишечника, где находилась простата, и головкой непременно задевал её. На уже более уверенном выходе орган снова огладил её, заставив академика запрокинуть голову и прикрыть глаза, застонав уже в голос. От такой реакции П3 расплылся в улыбке и поцеловал академика в бок, так удобно покоившийся у его губ. Именно такого результата он и ожидал. Приободрённый стоном, схватив уже не одной рукой, а обеими ноги под колени, чтобы двигаться увереннее, в несколько заходов П3 нещадно ускорил темп рук, всё быстрее то поднимая, то опуская ими учёного, пока не начал вколачиваться в академика с неуклонностью машины. Сеченов совсем немощно распластался на груди любовника, отдаваясь ему на растерзание. Он безудержно стонал, иногда забывая глотать воздух, а когда на особо резком подъёме член из него выскочил, он чуть не заскулил, дёрнув ногой и задев что-то на панели. Его стенки несколько раз жадно сжались вокруг пустоты. В этот момент Нечаев, прекрасно понимая, что происходит, пожалел о выбранной позе оттого, что не может видеть, как отверстие сокращается. Хотя… Зеркало заднего вида могло решить эту проблему. - Извините, сейчас, - пролепетал он, приподнявшись вместе с прижатым к нему Сеченовым и потянулся к зеркалу, разворачивая его к ним. Садясь обратно, в нём он увидел, как Дмитрий в очередной раз за сегодня удивлённо взглянул на него, а затем встретил его глаза в зеркале. Недолго думая, он кивнул, и майор продолжил. Ему безумно понравился изданный Дмитрием на выходе из него звук. Он планировал добиваться его снова и снова. Поспешно обхватив обе ноги одной рукой, второй - свой член, он снова направил его в нутро академика, вгоняя его до самого основания, затем приподнял любовника до самого конца, отчего опять вышел, поспешно подставил пальцы к сокращающейся дырке и просунул два внутрь разводя их в стороны раскрывая её – не способная закрыться, она трепетала вокруг них. Дмитрий сам не мог отвести взгляда от зеркала, и от этого вида он как-то жалобно свёл брови и закусил губу. - Красиво, - прошептал Нечаев. С этого единственного слова отверстие пару раз возбуждённо сжалось, а Сергей просиял от подобной реакции. Всё-таки Дмитрию нравилось, когда его восхваляли. Вытащив пальцы, Нечаев взялся за член и продолжил эту пытку: вгонял его до упора, отчего - П3 упоённо заметил и на будущее запомнил - при столкновении их тел небольшая грудь учёного слегка подпрыгивала. После этого он выходил, смотрел, как Дмитрий сжимался вокруг ничего, и повторял. Как П3 и надеялся, Сеченов безудержно стонал, лаская слух пуще любого двигателя. Дмитрий и хотел бы подмахивать, чтобы хоть как-то выразить благодарность за даримое ему удовольствие, но зажатый в руках майора он не мог и двинуть бёдрами. Зато мог работать мышцами. Когда Сергей в очередной раз вошёл в него, академик сжался вокруг члена. Из горла майора вылетел крик, и он, ошарашенно раскрыв глаза, резко запрокинул голову, ударившись о спинку сидения. Он снова пожалел, на сей раз о том, что не увидел, как отверстие сократилось вокруг него, отказываясь отпускать… Зато он увидел, что над ними больше нет низкой крыши автомобиля. Только массивное крыло самолёта и высоченный потолок. Видимо Дмитрий задел рычаг, поднимающий крышу. Нечаев на секунду застыл, представляя над собой не свод кабинета, а чернильное небо, усыпанное отголосками далёких светил. Он представил, как под открытым небом он занимается сексом с Дмитрием Сергеевичем - в этой самой машине. На этом же самом сидении. «Да, определённо она», подумал он. А может быть он благоговейно уложит Дмитрия Сергеевича на капоте, подобно божеству, или как личное подношение самому же себе, которому он будет поклоняться до рассвета. Возможно, это будет у моря, обрамляющего их прибоем. Почти как в песне. И только звёзды им будут свидетели. Возможно, Дмитрий думал о том же, склонив свою запрокинутую голову к его и блаженно прикрыв глаза. Контакт заставил Нечаева вылезти из секундной дрёмы. Он перехватил ноги академика обеими руками, разведя их широко, почти до предела в стороны, ещё больше сполз с сидения, упершись ступнями в пол, и начал орудовать ногами, подбрасывая бёдра вверх. «Дмитрию Сергеевичу наверняка так будет проще поспевать», подумал он. Догадка оказалась верной, и академик упёрся вытянутыми руками в его ноги, чтобы помогать себе ими. Сергей двигался в умопомрачительном темпе - пыхтел, рычал и стонал, но темпа не сбавлял, и был способен на такое только благодаря модификациям – он мог пробежать километр почти не запыхавшись, а мог неустанно применять свою выносливость в более приятном русле. И академику это нравилось. Сам он теперь мог больше отдавать себя процессу – он начал приподниматься и опускаться на руках, сжимаясь с каждым почти-выходом из себя. Теперь покидать лоно Сеченова и вовсе расхотелось. Каждый раз, когда Нечаев двигался на выход, он сжимал нутро, словно отказывался выпускать, словно хотел навсегда удержать внутри. От воображения у П3 ещё больше поплыла голова, перед глазами запрыгали шальные круги, и он, зажмурив их, прижался щекой к боку любовника. Но не посмел себе надолго закрывать глаза и снова вперился взглядом на зеркало, а точнее - на отражение Дмитрия в нём - кого-то гораздо более важного, чем все машины на свете, чем бессонные, страстные ночи под звёздами… чем он сам. Нечаев был уже на грани, когда Дмитрий особо сильно сжался и уже не смог расслабиться. Сергей с обожанием уставился на его отражение – закатив глаза и сильно запрокинув голову, тот всем телом задрожал, руки его необыкновенно сжались на бёдрах, а руль окропился его спермой. Он кончил, даже не дотронувшись до себя. Нечаев до безумия боготворил эту его возможность, жадно вбирал глазами каждую блаженную судорогу - оргазм Дмитрия всегда получался таким живописным, изысканным, наполненным неконтролируемой, восхитительной дрожью и сладкой слабостью во всём теле - от которой торс академика бессильно начал клониться назад, и Нечаев убрал из-под его колена одну руку, подставив её под спину Дмитрия и облокотил весь его вес себе на грудь, разворачивая его снова боком к себе. Сеченов обвил его плечи руками, прижался всем телом, и уселся так, отведывая дрожь во всём теле, всё ещё с членом внутри себя. Членом, который был всё так же твёрд. - Можешь продолжать, мой мальчик, - тихо молвил он ему в шею. Тому не пришлось говорить дважды. Подхватив ноги и обхватив спину академика, он начал его поднимать и опускать, используя в качестве личной секс-игрушки, которую он мог без усилий насадить на себя, крутить и вертеть, как душе угодно. Дмитрию снова оставалось только вцепившись в него скулить, но ему нравилось, когда в нём внутри двигались после его собственного оргазма. Повышенная чувствительность приносила свои плоды. Тем более, упоительное терзание не продолжилось долго – уже через несколько движений руки Сергея начали дрожать от приближающегося оргазма, и опустив на себя Дмитрия особенно жёстко, он прижался к губам Сеченова, - не углубляя поцелуй, а невинно держа их рядом, - громко застонал в них и излился внутрь, заливая чувствительные стенки своей спермой. От ощущения заполненности ею академик вторил ему своим стоном. Их языки всё-таки нашли друг друга в ленивом, сытом танце, носы кончиками уткнулись друг в друга, сминаясь, но решив, что друг с другом им комфортнее всего. Переживая оргазм, Дмитрий и Сергей ещё какое-то время нежились в машине, уже ласково обрамлённые звёздами. Но отлипнуть друг от друга и умыться всё-таки надо было. - Пойдём в душ, - тихо сказал Сеченов. Нечаев безмолвно последовал указанию, приподнял его, помогая слезть с достоинства, и когда он полностью вышел, академик томно выдохнул, прикрыл глаза и сжался, чтобы не выпускать семя из себя. Зная, что он сейчас не в состоянии или просто не захочет передвигаться, Нечаев осторожно усадил его на пассажирское сидение и стал вылезать, попутно задев рукой испачканный руль. - Ну чтож… можно поздравить её с посвящением, - сострил П3, выпрямившись в полный рост. Ему повезло, что его любовник всецело принимал его даже с его иногда глуповатым юмором – Дмитрий только беззлобно покачал головой и усмехнулся. После машины пришёл черёд его самого: он критично осмотрел себя, и комбинезон был… испоганен донельзя. Сперма, масло, пот, всё это вперемешку вряд ли отстирается. Благо, костюм не его личный, и Предприятие выдаст ещё. А вот жилетка и рубашка академика… Не удосужившись убрать член в штаны, он обогнул машину, как-то жалостливо впечатав взгляд в испорченные предметы одежды. Сеченов улыбнулся, польщённый заботой о своём гардеробе, но поспешил успокоить: - Не волнуйся, они – далеко не самые любимые. Специально ведь надевал. Поневоле жалось на лице Нечаева мгновенно сменилась на немного кроткое, но всё-таки коварство. Доверяясь секундному и не особо уверенному порыву, он склоняется к академику и снова произносит уже укоренившийся в уме сомнительный комплимент. - И правда чертовка. То ли в наказание, то ли в поощрение, а может, по обеим причинам, он просунул руку между ног академика и ввёл два пальца во влажное от спермы нутро. Дмитрий судорожно вобрал воздух, а жидкость просочилась из него на доселе чистое сидение. - Надеюсь, роботы это отчистят… - Уж лучше б ваши роботы творили чудеса… Почти синхронно произнесли они, а поняв, что так хорошо успели друг под друга подстроиться, одновременно усмехнулись. - Нам всё-таки тоже не мешало бы помыться, - с этими словами Дмитрий отводит шаловливую руку от своей промежности. - То, что ты сейчас затеял – можешь сделать в душе. Так что неси меня туда. - Есть, шеф, - шутливо ответил Нечаев и снова взгромоздил учёного себе на руки, а тот обвил его шею руками. «Своя ноша не тянет», как говорится. По пути в личный душ академика он тоскливо взглянул на две другие машины, оставшиеся в стороне. - Надеюсь, они найдут достойных хозяев, - риторически произнёс он. - Вообще-то я выкупил их все. И если ты хочешь, сынок, – они все твои. А уловка про то, что ты можешь выбрать только одну – некое возмездие за твою чрезмерную своевольность. «Не ломайтесь, вам же нравится», промелькнуло в голове, но вслух эту мысль опередил гвалт на весь кабинет: - Блядь, да ладно! А потом от стен отразился счастливый смех, с которым Нечаев снова закружил Сеченова по кабинету. Вторя ему улыбкой, академик посильнее ухватился за плечи. По особенному случаю, Дмитрий Сергеевич решил спустить ему с рук его некультурность. На сей раз.