Даже точно не всегда бывает точно.

      Вокруг было очень душно.       Возвращаясь на базу после, как казалось Стнэли, победной миссии, мужчину одолевает несвойственное для него сомнение. Оно до противного горячо дышит в затылок на протяжении всего пути, не отступая ни на метр, как бы быстро он не шел.       Он и раньше убивал. Снайперы из ФБР, такие, как он, стреляли один раз, на поражение.       Им не давалось шанса на ошибку. Одного выстрела всегда было достаточно, чтобы разделаться с целью (в противном случае начиналась паника и цель могли успеть спрятать телохранители), и он никогда не сомневался в своих способностях, но будто что-то было не так. В груди неприятно стягивало, сдавливало, как на субмарине под огромным давлением воды, и даже никотин не мог помочь избавиться от этого ощущения не до конца выполненной работы. На протяжении всей дороги в голову закрадывалась мысль - может, стоило под шумок отправить кого-нибудь проверить тело? Точно ли он убил Сенку, а не серьезно ранил? Нет, он точно целился в сердце, он должен был попасть.       Но будто что-то было не так.       Может, увернулся? Или извернулся так, чтобы подставить другую часть тела?       — Чёрт. — Стэнли сплёвывает горькую слюну, что приобрела такой вкус после долгих лет злоупотребления табачными изделиями, в траву и испепеляет взглядом голубых глаз землю под ногами, словно пытается выпытать из нее ответ. — Я не мог видеть точно, он спрятался за мачтой в самый последний момент. Но его друзья ревели над ним взахлёб... Нет, это точно был не спектакль. Я точно попал. Точно...       Тревожные мысли спутываются в ком по мере того, как снайпер витееватыми тропинками через джунгли добирается до штаба.       В жизни и профессиональной деятельности ему ничего не нужно было, кроме хорошего зрения и навыков борьбы. Для Ксено не секрет — его лучший друг детства и по совместительству муж служил несколько лет в спецназе и внедрялся во вражеские военные группировки с целью нахождения, доставки или передачи стратегически важных данных. Уингфилд не считал, что дело только в ястребином зрении и дьявольской выдержке - находиться в одном и том же положении неподвижно, на протяжении нескольких часов, очень тяжело даже крепкому молодому телу, а им уже под 35. Его муж, за исключением всех личностных качеств, которые и привлекли с самого первого дня знакомства, включали в себя великолепную смесь холодной стойкости, терпения, серьёзности, остроумия, ума, расчётливости, целеустремлённости и преданности. Стэнли Шнайдер - самый преданный человек, которого Ксено когда-либо встречал.       " — Но я лишь хорошо вижу и умею драться.       — О, нет, дорогой Стэнли! Ты умеешь логически рассуждать, сопоставлять, анализировать, подвергать сомнению разумность чьих-либо суждений - даже моих, и этого я тебе никогда не прощу, - владеть всеми видами оружия, выявлять ложь и проявлять неимоверную жестокость! Поистине элегантно. Меня это так возбуждает.       Стэнли тогда подавился сигаретой. "       — И мат.       Мужчина смиренно опускает голову и щелкает зажигалкой у губ.       — Теперь кровь не только на моих руках. — Взгляд пронзительных, чистых, хрустально-голубых глаз медленно начинает затягивать черными безднами взгляда Ксено после произнесённых низким голосом слов. — Но и на твоих. Кровь этого мальчишки, Сенку Ишигами. Ты стал убийцей, как и я.       — Удивительно, как легко ты об этом говоришь. Но за кого ты меня принимаешь, Стэнли? За святого? Я бывший инженер ядерного оружия, на моих руках крови не меньше, чем на твоих. — Со всей нежностью и решительностью, насколько это только можно совместить, Ксено обхватывает ладонями лицо своего возлюбленного. — Помнишь, что ты сказал в детстве?       Мужчина издает хриплый смешок с горькой улыбкой на губах. Он подносит руку к лицу, перехватывает двумя покрытыми мозолями пальцами сигарету из сжатых в букву "у" губ и делает крепкую затяжку, наполняя никотином лёгкие. Наркотик бьёт в голову, делает ее лёгкой и пустой. Нет, даже не бьет... Незаметно оплетает своим воздействием мозг, вкусным и приятным до тошноты и желания транспортировать сегодняшний ужин из желудка обратно во внешнюю среду. Оплетая, обволакивая мозговые оболочки и сам чудотворный орган, как называл его Ксено, - мозг, подобно влиянию черных как Бездна глаз Уингфилда.       — Хьюстон, у нас проблемы. — Шепчет ему снайпер, сокращая несколько несущественных сантиметров и касается губами его губ. Чужой рот приветственно открывается. Дым, задержанный в лёгких, наконец переходит в чужие. Ксено понимает, что происходит, и почему у него так кружится голова лишь через несколько секунд, когда становится слишком поздно. Когда крепкая рука вплетается сзади в белые волосы, стягивает у корней и в агрессивном поцелуе прижимает к себе, не давая отстраниться, не давая возможности и даже шанса не дышать этими мерзкими выхлопными газами, у учёного собираются слезы.       Так...       Неэлегантно.       — Ты сказал... — Ксено откашливается со слезами в уголках глаз, на которые Стэнли смотрит со снисходительной улыбкой. — Ты сказал, что станешь сильнее, чтобы защищать меня. Ты пошёл в армию и ФБР при НАСА, чтобы быть рядом со мной. Ты пошел в один со мной институт, чтобы всегда быть рядом. — Ксено улыбается, опуская взгляд на открытую грудь Стэнли - молния комбинезона поехала вниз, открывая прекрасный вид. — И что пилоты истребителей - без пяти минут астронавты.       — Я и правда так думал. — Стэнли прослеживает за тем, куда падает взгляд Уингфилда, и слегка закатывает глаза. — И думаю до сих пор. Если бы те дети не стащили наш самолёт...       Иногда Ксено искренне поражается стойкости Стэнли. Будь он на его месте — уже бы всех перестрелял к чертям.       — Я сделаю тебе новый. — Учёный протягивает руку, кладет ее на щеку Шнайдера и тянет лицо к себе для поцелуя. — Снова станешь без пяти минут астронавтом. — Смеётся он.       — Да... — Стэнли смягчившимся взглядом смотрит в глаза Ксено, утопая в них. — Очень жду.