До завтра

      Вечерний ужин был на удивление сытным. Буквально как на шведском столе, в столовой еды наставили так, словно сегодня какой-то праздник.       Быть может, он и впрямь был, но кого это волнует, когда в кои-то веки в казарме настоящий пир, а не скупая тарелка гречки с мясом?       Вот и Немо старался не думать о причинах, но всё равно ел неохотно, через силу пихая в себя очередной кусок жирного мяса и поддерживал какой-то пустой диалог с Гансом.       Все соотрядники недавно собрались в одном месте. Девять человек в одной столовой не ощущали должной тесноты, переговаривались и ели, пока за окном стремительно темнело небо. Скоро ночь, да и погода заметно портилась, но среди уже ставших близкими товарищей это не было чем-то пугающим и даже не привлекало к себе немного рассеянного взгляда Немо.       По левую руку от него пристроились Руф и Хельга, что-то полушёпотом обсуждая, напротив сидели и ели Ганс, Вольфганг и Элиас, а по правую руку никого не было.       Словно бы и специально сев у края стола, Немо всерьёз подумывал о том, чтобы уйти. Всё же именно это сделали на первых минутах ужина и Дорис, и Оливер, и Яков, у которого сейчас явно «обострение паранойи и подозрительности», как казалось юноше с амнезией, еле-еле, с усилием, улыбнувшемуся своим мыслям и пряча эту эмоцию за пережёвыванием бутерброда с довольно-таки толстым слоем колбасы и сыра.       Время идёт неторопливо, обстановка ленивая и даже намного тише обычного. Слишком спокойно. Но Немо знал, что и когда станет бурей после этого затишья.       От этих мыслей становилось тошно. И неприятный ком, образующийся в горле, уже грозился вернуть всё съеденное раньше на пол.       Да, перед Немо те, кто стали его близкими, друзьями, товарищами, семьёй и всем, что было в жизни после потери памяти, но сегодня это вообще не получалось почувствовать правильно. Только жгучую тревогу и порой подступающую панику.       И всё же, один вопрос для него интересен и уже сколько времени не даёт покоя: лучше жить в неведении, пытаясь понять и узнать все странности этого дня, или всё понимать, узнать случайно и заранее, но пытаться вести себя как обычно?       Немо не мог сказать точно. Не мог выбрать что-то из двух этих вариантов.       Плавно завершив разговор с Гансом и встав со своего места, Немо успевает сделать только шаг к выходу из столовой, как его окликнула Руф:        — Ты куда, Немо?       Держа непринуждённое выражение лица, он отвечает с немного натянутой улыбкой:        — Я наелся, пойду уже…        — Мог бы и так с нами посидеть, — в какой-то степени беззаботно, но с нажимом, предлагает девушка, но Немо категорически против. Кто знает, что будет даже через минуту?        — Нет, спасибо, я правда лучше пойду в спальню.       И Хельга кивает, кладёт руку на плечо Руф, останавливая от дальнейших предложений остаться. Возможно, понимает настрой обоих, потому и отпускает Немо восвояси, дав тому облегчённо выдохнуть.       В казарме всё ещё горит яркий свет ламп в коридоре так, что тень не упадёт ни в один угол, а спрятаться там, как обычно то бывает возможным ночью, не выйдет. А путь до мужской спальни короток и уже там, в полутьме среди кроватей, можно почувствовать, что на часах уже давно за одиннадцать.       Темнотой встретила небольшая комната, и только благодаря слабому свету из окна можно было разглядеть силуэты мебели.       Подозрительно тихо помимо этого. Снова сегодня слишком тихо. И как-то необычно для такого вечера. Оливер не здесь? А Яков?        — Тут есть кто-нибудь?        — А тебе кто-то нужен, шпион? — раздаётся голос холодный, но даже сейчас недоверчивый, пусть с виду и любопытный.       Приглядываться, чтобы разглядеть говорившего не нужно, ведь Яков садится на своей кровати, находящейся над местом Немо, глаза которого начинают привыкать к этой пусть и не кромешной, но темноте.        — Не то чтобы нужен, но, Яков, может, сходишь со мной в архив?        — И что тебе там нужно?       Немо уже, кажется, по привычке, отводит взгляд:        — Хочу поговорить, а ты всё равно спать не собираешься.        — Да разве, — Яков нарочито медленно ложится обратно, не видит нахмурившегося Немо и не хочет никуда идти.        — Прошу, Яков, пожалуйста. Ты всё равно спать не будешь, я же знаю.       Недовольно, даже с каким-то отчаянием, раздаётся слишком громкий для нормального выдох. Но кровать и впрямь пустеет, а Яков прячет револьверы в карманы, останавливается прямо у лестницы и ждёт.       Не ответа, а действий, которые Немо и предпринимает. Он выходит из комнаты первым, не оборачиваясь, хотя его самого от этого уже начинает мутить, а тревожные мысли, крутящиеся вокруг одной в быстром темпе и также скоро сменяющиеся, чуть ли не впиваются в мозг.       «Неужели сейчас…?» — возвышается над ними та единственная, но стоит только выйти в коридор и сразу же завернуть в библиотеку, становится немного легче. Видимо, всё же потом. Что потом? Пока и думать не хочется, но это получается само собой.        — Чего стоишь? — в спину спрашивает Яков, слегка подталкивая, а Немо остаётся только дойти до архива, с холодком, прошедшим по спине, осознавая, что в спину секунду назад упиралось дуло явно заряженного револьвера.       Дверь Яков закрывает плотно, чтобы не открылась, и только после этого спрашивает, держа в руке какую-то книгу:        — Что хотел сказать?        — Я не могу сказать конкретно, но все ведут себя как-то странно, что ли? Я и подумал… Ты не знаешь, с чем это связано?        — Нет.       И Немо хочется отвернуться, уйти, но он знает, что следующие минуты сожалений по этому поводу будут самыми неприятными и тоскливыми, ибо эту возможность наверстать потом не выйдет. Но услышанная ложь…        — Яков, я не хочу к ним возвращаться сейчас.        — И чего же вы ждёте от меня, господин Немо?       Тот молчит, даже и не зная, как попросить тактичнее. «Посиди со мной немного?» или «давай поговорим о чём-нибудь?».       Возможно, у него на лице это всё было и так написано, потому Яков и садится на кресло, не спуская глаз с Немо:        — Стихи почитать хочешь?       Сборник стихов русских поэтов, что и раньше был в его руках, Яков поднимает вверх, на свободное обозрение.        — Да, — Немо садится рядом, на подлокотник, предусмотрительно показав свои пустые ладони Якову, чтобы успокоить его беспокойство по этому поводу. — Можно? — он показывает на книгу и вытягивает руку чуть вперёд, пока вторую занимает карандаш, взятый с пыльной полки архива.        — Как будто это моя библиотека, — без лишних вопросов Яков отдаёт сборник и даже не следит за действиями Немо, пока тот, пусть и пишет, но со своими оглядками и поисками вот-вот наступающего подвоха остановиться не может. Словно это у него прогрессирует паранойя.        — Посиди со мной до полуночи, пожалуйста. Минут десять хотя бы, — отдавая книгу на открытой посередине странице без всяких изменений, Немо переводит взгляд с настенных часов на Якова, который со вздохом соглашается.        — Как хочешь.       Нейтральные по своему тону и содержанию слова — первое, что появилось на языке. Яков не хочет и не может позволить себе другой эмоциональный окрас фразы. Одновременно и хочет, и не хочет тут находиться, мучает внутри себя сожаление, вину и собственные желания, пытаясь всеми силами заткнуть их на хотя бы несколько минут.       Осталось немного. Это и ужасает. Не помогает даже зачитывать вслух для Немо какой-то стих, совсем не заботясь о его содержании. Мыслями он где-то далеко, скорбит по, казалось бы, совсем недавним событиям, одновременно с этим нежно держа их где-то у сердца.       А оно начинает биться намного сильнее, стоит Немо вставить свои пять копеек в тишину длинной секунд в пять, за которые Яков перелистывает страницу книги:        — Тебе не кажется, что этот вечер какой-то… не такой? Словно бы и последний, таких больше не будет? — и несмотря на все надежды Немо, Яков мастерски лжёт в ответ, но не догадывается, что они оба всё знают и оба молчат об одном и том же:        — Да нет… Почему ты так решил?       Немо пару секунд молчит, подбирая слова, а после позволяет себе положить руку на револьвер Якова, задевая чужие пальцы и заставляя владельца оружия заметно вздрогнуть от этого простого касания:        — Чувство такое. А ещё вы все ведёте себя не так, как обычно.       Утаивая продолжение фразы о том, что не все из специального отряда умеют держать язык за зубами в нужное время и в нужном месте, Немо смотрит вперёд и не сводит внимательного взгляда с часов, а точнее, их секундной стрелки. Портить этот день он не хочет. И Якова тревожить сегодня тоже. Пусть именно этот день закончится так, как в отряде и задумывали изначально: хорошо и спокойно.       Несмотря на то, что Немо не знает всех нюансов и деталей, он прекрасно осведомлён о причинах такого поведения. И о приказе Вагнера, который должен быть приведён в исполнение до завтрашнего утра.       Нет.       Уже сегодняшнего.       Яков не успевает ответить на прошлые слова Немо, не успевает придумать оправдание всему, но уже слышит тихое:        — Стреляй.       Чужая рука на револьвере пропадает, но больше Немо не двигается.        — Что?        — Стреляй, Яков. Я попросил побыть со мной до завтра. Хотел встретить конец с тобой.       Конец дня?       Если бы.        — Кто рассказал? — цедит сквозь зубы Яков, отводя оружие дулом в стену. И туда же свой взгляд. Тошно. А молчание в ответ — ещё хуже. Того человека хочется в моменте застрелить вместо Немо, ведь последние моменты для шпиона были не такими уж и приятными, как задумывали в отряде. На что надеялся сам Яков, соглашаясь идти сюда и забывая о своём нежелании использовать оружие против Немо сейчас. Несмотря на доводы здравого смысла, что-то мешало отбросить эти попытки сопротивления и избегания неминуемого.        — Стреляй, пожалуйста. Тебе же нужно это сделать.       Переворачивая рукой страницу сборника стихов и загораживая на ней текст своей ладонью, Немо только ждёт, слегка наклоняясь в сторону от Якова, чтобы на него случайно не упало тело.       Но тот медлит, не сводя глаз со «шпиона», который и сам еле-еле держит в себе и страх, и панику, и кучу слов, которую хочется сказать. Но так будет только хуже, так что лучше ждать, глотая ком в горле, появившийся по неизвестным причинам. Или то из-за страха, или отвращения от картинки, подкинутой внезапно ожившей фантазией, либо из-за надвигающейся истерики, после которой решиться на такие уверенные по своему тону просьбы уже не выйдет. Яков это определённо видит.        — «Завтра» наступило, Немо. «Сегодня» будет жить со мной.       Яков делает слишком большие паузы, но разворачивает обратно свою руку. Короткий щелчок — взвод на курок. Теперь это не самооборона.       Выстрел раздаётся, кажется, громче обычного.       Немо не говорит больше ни слова, лишь падает безвольно и шумно на пол рядом.       Не желая смотреть и бежать прямо сейчас до раковины, Яков переводит взгляд на книгу, где сбоку от так удачно подвернувшегося Немо стиха Тютчева «Она сидела на полу», подписана короткая и банальная фраза.       По первому ощущению Якова, Немо и сказал ему это мягко прямо сейчас на ухо. Также мягко и спокойно, как и просил пару секунд назад о совершенно другом.        — Я тебя люблю.