Blanche-Neige regarda le fruit avec envie et quand elle
vit que la paysanne en mangeait, elle ne put résister
plus longtemps.
Якоб и Вильгельм Гримм
Когда-то осьмнадцатилетний юноша сидел у окна, чья рама была сделана из самой чёрной древесины. За окном он наблюдал, как спит снег на блеклых крышах зданий Петербурга. Сам же юноша был без одежды; объяснение этому находилось в паре сантиметров от него. Объяснение представляло из себя молодых дворянок и дворян, развалившихся на роскошной кровати с белыми простынями, полностью раздетыми и спящими с удовлетворёнными лицами. Читатель с искушённым умом поймёт, что юноша участвовал в самой настоящей развратной гулянке. Однако молодой денди, которого можно было лицезреть полностью обнажённым, не получил никакого удовольствия от сия процесса: то мужчины мешались ему, то девицы не входили в его типаж. Он думал, что несколько причин повлияли на спад его интимного поведения, но на самом деле ответ был прост: дитя роскоши было слишком избаловано столичными забавами, а потому они ему просто наскучили. Смотря же на мирно лежащий снег, который ночь-матушка окрасила в голубой цвет, он отдался в тяжкие раздумья о том, что он теряет интерес к прежней жизни, полную ярких красок, но в то же время имеющую в себе неприятных разодетых дядек и ветреных записных кокеток. Впрочем, в этой среде ему самому приходилось надевать на себя маску дамского угодника иль выдавать себя за интеллигентного молодого человека. Утомлённый своими мыслями, он обернулся и посмотрел на смятую постель, на простынях которой красовалось ярко-красное пятно крови, что ещё не успело приобрести выцветший оттенок. Откуда же оно взялось? Во время столь развратного действия, походившее на известный триптих голландского живописца Босха, где он изобразил сладострастие во всей красе, одна из девиц пережила разрыв гимена, что и повлекло за собой появление алых капель крови на ложе; в последствии эти капли образовали единое пятно. Юноша же представил, что белоснежные спальные одеяния это снег, на котором растеклись la tache cramoisi. Он был очарован от собственной фантазии и его посетила мысль: «Может если я встречу девушку, чья кожа белее свежевыпавшего снега, чьи губы алее крови и чьи волосы чернее эбена, то вернётся трепет в моей душе?». Жаль, что эта наивная мысль сгинула в забвении разума юноши, который уже давно им не являлся. Ныне молодой человек утратил всю надежду на дальнейшее существование, а идею о прекраснейшей девушке он счёл очень глупой. Хотя какой иной исход можно было ожидать от охлаждённого разума, полного горьких, как желчь, мыслей о жалком бренном мире?* * *
Сударь, одетый с иголочки во фрак, находился в огромном бальном зале, в полном одиночестве. Его лишь сопровождал играющий на фоне, певчий, словно человеческий голос, звук виолончели; звонкое и волшебное звучание арфы и флейты усиливали же ощущение некого пребывания во сне. Эта смесь порождала красивейший инструментал, под который не грех станцевать вальс. Но с кем? Был слышен лишь стук его каблуков, что доносился одиноким эхом по помещению. Сколько он себя помнит, а залы в его присутствии никогда не пустовали. Вдруг по лестнице надвигалась фигура, одетая в белое и пышное платье, что украшали лебединые перья и рюши; изящные руки закрывала тонкая ткань перчаток; лицо же прикрывала шляпа с плотной вуалью, украшенная тем же пером лебедя. Кожа будто сливалась с костюмом, но вдалеке выделялись тёмные волосы и губы, что были алее не то что розы, а самой спелой вишни. Молодому человеку впервые виделись такие сновидения, где он был очарован чьей-то красотой. Приближающийся силуэт подошёл к человеку и пригласил его на танец, показывая характерный жест. Мужчина хотел уже начать вальсировать, но по неведанной причине в бальном зале начал шалить ветер, что в своих игривых потоках, беспардонно выхватил шляпу славной сударыни. Сударю хотелось узнать, какой красавице принадлежат столь очаровательные алые губы и волосы, чёрные как смоль, однако прервало его любопытство внезапное пробуждение. Мужчина, резко вскочив с постели, досадно вздохнул. Ему было впервой видеть сон, который запомнился так ярко и не давал покоя желанию узнать о том, какое лико было у красавицы, которая пригласила его на танец. Впрочем, будучи реалистом и циником, он решил не грузить себя мыслями о таинственной незнакомке из сладких грёз, ведь это не более, чем проекция его недостижимого идеала, не имеющая ничего общего с реальностью. «Неужели мне приснилась старшая Ларина? Ну и вздор! На именинах её присутствие взбесило меня не на шутку. Её красота не идёт ни в какое сравнение с той девицей в белом…» — думал столичный денди, совершая моцион по лесам провинции. Последний день апреля выдался прохладным, однако чувствовался скорый приход жаркого мая. Извещало и об его наступлении цветение бутонов на опушках. Молодому человеку в лицо дул приятный бриз. Наконец-то после долгой зимы можно было насладиться перерождением природы. Перед глазами дворянина махали грациозными танцами бабочки. Мужчине казалось, что скоро начнётся новый период в жизни, но не найдя логичной причины этого ощущения, он попытался зарыть его глубоко в своей чёрствой душе. Он решил, что бесполезно надеяться на лучшее, ведь последние восемь лет он считал, что жизнь — чья-та злая шутка, в которой любой луч надежды, может обернуться в наихудший кошмар. Поняв, что тот вновь отправился в тёмные дебри разума, он развеял эти мысли. Как-никак моцион свершают для досуга и отдыха, а не для того, чтобы снова акедия посещала разум. Пока сударь приводил свои мысли в порядок, он не заметил как дошёл до поместья своего друга. Удивившись тому, какое тот проделал расстояние пешим ходом от своей усадьбы до Красногорья, он застал то, как на террасе сидит его приятель и читает маленькую книгу. Как же он давно его не видел после произошедшего на именинах. — Онегин? — заметив мужчину сказал товарищ с удивленным взглядом. Подходя к террасе, Онегин немного улыбнулся: он был рад снова видеть друга. — Рад видеть тебя, Владимир — сказал шёпотом Онегин, не выдавая тихой радости в душе. — Вы пришли меня проведать? — закрыв книгу юноша посмотрел вопросительно на мужчину. — Я думаю, мне стоит с вами прогуляться, тогда всё и объясню. — сказал спокойно мужчина. — Вы ведь не против? После такой долгой разлуки, в мужчине пробудилось желание о встрече со своим другом. Встав с сиденья, юноша пошёл вслед за Онегиным, таким образом дав молчаливое согласие на прогулку. На Владимире виднелась лишь рубашка, которую еле как прикрывало некое подобие накидки чёрного цвета, с золотыми вкраплениями. Отвечая на интересующие юношу вопросы, они сами того не замечая, ушли далеко от поместья Ленского. Оказались же они на поляне, что походила на работу умелого художника-импрессиониста: на хризолитовом полотне мазки василькового, жонкилевого и брусничего цветов смешивались с друг другом, образуя новые краски. Не особо вписывались в столь разноцветную картину облака, что одели лазурное небо в серый. Небосвод был таким же пепельным, как Ленский сейчас. Онегину было больно смотреть на то, как его друг угас. Лицо юноши выглядело, как незаконченный угольный эскиз пленэриста на белой бумаге, и скорее всего художник никогда не притронется к наброску, чтобы его закончить. Пылкие речи и бурные суждения сменились словами, от которых веяло холодом. Ленский был достаточно тихим, что было ему чуждо. Евгений знал, в чём кроется причина: юноша обжёгся жизненным уроком. — Я надеюсь вы оправились после того случая. — сказал Евгений сдержанно. — Прошу вас, не колите мне глаза этим. — сказал Ленский с опустившимся взглядом и прохладным голосом. Евгений не собирался стыдить юнца тем событием, но понимая, что пережить не только легкомысленное поведение невесты, но и всеобщий позор осьмнадцатилетнему мальчишке — не легко. А потому ответил на замечание лаконичным «Извиняюсь». Будучи верным супругом той, которой было мило, но малоценно внимание Ленского, на именинах старшей Ларины он от горящей злобы желал каждого кавалера невесты вызвать на дуэль. Причина была в том, что наша мадонна Ван Дейка кружилась в танце со всеми молодыми мужчинами, но не обращала внимания на своего обещанного жениха. Впрочем, невеста Ленского хоть и была высечена пальцем самой госпожой Природой, но в голове её свистел ветер, а в душе играла беспечность. Она была ничем непримечательной и недальновидной гедонисткой, коих было достаточно и в столицах мира. Евгений долгое время не мог понять, почему юноше понравилась меньшая, а не старшая сестрица? Сам Онегин тоже присутствовал на мероприятии, но пребывание в нём оказалось самой настоящей пыткой, ведь это была та же столица белых ночей, но менее грандиозная. Не выдержав суеты он просто бросил юношу; да и его в тот момент клонило в сон. Узнал он о происшествии лишь от третьих лиц, что не сулило ничего хорошего, так как Евгений прекрасно знал, что это значит — Володя в самом центре обсуждений. «Боже, как же он яростно взывал на дуэль… Я могла лишиться своего сына, из-за этого сумасшедшего… Ленские мне никогда не нравились… Ах, божечки! Я ведь хотела за этого безумца венчаться. Ну и кошмар!» — всплывали слова жителей провинции в голове Евгения. Как же колко людское суждение. Онегин и сам начал вспоминать, как слова завистников когда-то терзали едкой чёрной жидкостью его пылкое сердце. Как же ему было неприятно тогда… Но больше всего его терзал факт того, что мало того, что он бросил друга в нужный момент, так ещё и сам хотел вонзить ему лезвие собственного раздражения и гнева из-за этого дьявольского приглашения на именины. Как он корил себя за это. Онегин думал, что видимо ему суждено потерять Ленского, как и всех «друзей», коих он встречал на своём жизненном пути. Но именно это расставание слишком сильно царапало его душу: он явно не хотел хоронить их дружбу таким образом. Во время того, когда юноша затворничал, молодой человек вспоминал златые дни, в которых его слух полнили восторженные речи и стихи юноши. Его невинный взгляд на мир, по которому Онегин так скучал. Однако Ленский прямо сейчас перед ним и безэмоционально наблюдал за тем, как ласточки кружат в воздухе. Исчезла та юношеская горячка, что была при их первой встрече. Евгений думал, что лучше лишний раз его не беспокоить и просто оставить его. Но юноша резко произнёс: — Евгений, скажите мне, зачем вы меня тогда оставили? Поднялся ветерок, а в нос ударил запах сырости. Поляна приобрела бледные оттенки, словно маслянистое полотно с массивными масками грубо наскребли мастихином. Онегин замялся. Нужно было ответить так, чтобы не разбить его хрупкое сердце окончательно. — Вас устроит любой ответ? — спросил мужчина, не выдавая внутренних переживаний. — Уймите эту свою черту, что мне так противна, Евгений. — сказал юноша немного раздражённо, — Будьте со мной действительно честны прямо сейчас, прошу вас! Онегин впервые наблюдал друга в таком виде. Он даже отшагнул назад от такого порыва недовольства и достаточно нелицеприятных слов. Мужчине действительно стало стыдно от того, как он вёл себя в присутствии Ленского. Они хоть и были друзьями, но Евгений, ввиду своего высокомерия перед людьми и предвзятости, был чересчур снисходителен к нему, что мешало ему излить свою душу пред ним. Он ощущал себя умнее и опытные Ленского, что конечно же было неправильно, ведь это лишь усиливало барьер меж ними. Да, были диалоги о философии, политике, искусстве, но они лишь раскрывали идеологию, а не личные переживания наших странников пустынных. Понимая, что прямо сейчас нужно быть максимально честным перед юношей, он смирился с мыслью, что скорее всего это их последний диалог и встреча в жизни. — Я был зол на вас, — произнёс мужчина, стоя позади поэта, — то куда вы меня привели, напомнило мне это всё лишь моё нелюбимое место. Я всё настаивал на то, чтобы не идти, но вы проигнорировали моё желание. — Вот как… — произнёс Ленский тихо, стоя спиной к Евгению — Я скажу даже больше. Я был настолько на вас зол, что хотел вам преподать урок… — Спасибо Евгений, но жизнь уже меня проучила. — прервал Ленский мужчину, немного дрожащим голосом — а теперь я желаю провести время наедине. Онегин, заподозрив неладное, развернул юнца к себе: его глаза еле как держали слёзы. — Владимир, простите меня за столь неприятные слова, — с немного испуганным выражением лица, молвил Онегин, — но боюсь признать, что это правда. Сдерживая слёзы Ленский резко обвил руками тело мужчины. — Нет, спасибо, что сказали истину. — почти что шёпотом произнёс Ленский, — Какой же я эгоистичный дурак! Я держал обиду на вас, а оказывается, что я своим упрямством сделал себе и вам хуже! Ответив на неожиданные действия юноши, Онегин, успокаивая Ленского, сказал: — Нет, Владимир, я тоже здесь не прав, причём не меньше. Мне как истинному другу нужно было это стерпеть, а в идеале насладиться моментом… Если бы я не ушёл, может быть закончилось бы всё иначе. Да и Ларины… — Не упоминайте Лариных! — громко, сквозь слёзы, перебил юноша, — я всегда вспоминаю Ольгу и её беспечность, что меня ранила сильнее всего. — Неужели вы поняли, что Ольга не та, кто достойна ваших чернил и бумаг? — спросил Онегин, — стоит признать, ваш язык слишком приятен слуху, что Ольга попросту не подходит под ваш стиль написания. — Правда? — резко взглянул юноша на лицо Евгения.Искал я вас, спустя года
Явились вы ко мне во сне.
И предался уж я тогда
Любви и томной слабине.
Ленский продолжил:Желал я, чтоб ты оценила Мой разум, мир моих умов; Чтоб восхищенье мне дарила; Чтоб показала мне любовь!
— Вы помните их? — удивлённо посмотрел Володя на Онегина. — А для чего вы мне их зачитывали? — со слабой улыбкой произнёс тот. Ленский потёр глаза, чтобы вытереть слёзы. Его розоватые глаза снова засияли, а лицо расплылось в нежной и неполной улыбке. Стояли они так по несколько минут, переглядываясь друг на друга. Ленский одаривал Онегина теплом своих эмоций. Казалось, что юноша до этого слезливо не исповедовался перед другом, раскрывая то, чем он не мог поделиться ни с кем. Вдруг вздрогнув от капли, что резко упала на нос поэта, они поняли, что совсем скоро настигнет дождь. Пока они бежали до Володиной террасы, облака, что начали отдавать сизым цветом от прихода вечера, выплакивали маленькие пресные слёзки. Благо они успели укрыться от небесных рыданий. Смотря на то, как прозрачные капли падают на пейзажи, складывалось впечатление, что растворитель разбрызгали по законченной работе маслом. Каждый человек будет очарован естественными процессами в природе, и наши дворяне не стали исключением — они просто глаз не могли оторвать от столь успокаивающегося зрелища. Онегин же посмотрел украдкой на Ленского, на бледном лице которого исчез гри-де-лень, а на их месте расцветали маленькие светло-розовые бутоны. — Что-то не так, Евгений? — спросил Ленский, посмотрев на мужчину. Слабая, но нежная улыбка на его лице вызвала тёплый ветерок в душе. — Нет. Всё в порядке, Владимир. После достаточно странного контакта, молодые люди заметили, что звук падающих капель прекратился, а в нос бил свежий петрикор. Небо наконец сняло свое облачное одеяние, обнажив контрастную зарю. Понимая, что скоро настанет время стелить перину для сна, Онегин выдал: — Извините, но я думаю, что мы должны разойтись. В противном случае, я потеряюсь в темноте. — Может останетесь у меня? — спросил Володя — Вряд ли, иначе я поставлю на уши своих слуг. Ленский подошёл к Евгению чуть ближе. Его лицо ярко красили лучи солнца пламенного цвета. — Тогда сможем назначить встречу завтра? — со сверкающей надеждой в глазах спросил юноша. Онегин же, ничего не ответив, просто слабо кивнул головой, таким образом давая согласие на завтрашнее рандеву. Хоть он и понял, что Ленский простил его, чувство вины его всё равно гложило. Однако он вспомнил то, как Володя преображался на глазах, благодаря тому, что они открылись друг другу шире, чем до этого. Тогда то он понял, что он станет тем самым художником, что докончит угольный эскиз с Ленским, добавив туда ярких пастельных порошков, чтобы окончательно загладить вину перед ним.* * *
Так прошла неделя. Все эти дни они вели беседы с друг другом. Благодаря общению, Ленский вновь вернулся в свою привычную жизнь. Иногда они засматривались на живописные поля провинции. Особенно они становились ещё прекраснее, когда вечерняя заря окрашивала землю в синий и сверчки с певчими цикадами заводили свои трели. Володя снова приобретал на своём лице те игривые нотки, которые Евгений застал при их первой встрече. Когда-то бледное лицо вновь покрылось былыми пастельными оттенками. Такие небольшие метаморфозы привели Евгения в раздумья о Володе: о его красоте, которую он по какой-то причине обходил стороной. Пока они любовались пейзажами, Онегин успевал украдкой взглянуть на Ленского, что завороженно засматривался красотами природы. Сколько же он приводил аналогий с ним: и с маркизой де Помпадур; и с редкими самоцветами; и с немецкими куклами. Так могло продолжаться до бесконечности. Как-то раз тот представил, словно он алхимик, перед которым явился результат великого деланья, прошедший все стадии рождения. Впрочем, действительно казалось, что Володя — чей-то magnum opus. Подкрепляли это и чёрные, как эфир бездны, волосы; почти что белая, как выпавший снег, кожа; и губы, чей цвет был схож с кровью. Единственное, не хватало того, что вписалось бы в этап «Цитринитас», но иногда Володя появлялся в тёмной накидке с золотыми узорами. Казалось, что алхимик создал самый настоящий чудесный цветок, вдохновляющий людские умы. Этот цветок единственный в своём роде, и растёт в тихой глуши. Сопровождал его одиночество только создатель, что не мог не дать уникальному растению имя: «Белоснежник». Он назван в честь прекрасной немецкой принцессы, на которую Володя и походил. А эти переливающиеся глаза! Будь Евгений маньяком, коллекционирующий очи собственных жертв, то он бы точно пожелал бы глаза Ленского в своей «миленькой» коллекции. Глаза, которые кажутся сначала серыми, могли при определенном освещении резко залиться изумрудами, или бериллом. А в порыве вдохновения, в очах Ленского могли появится оттенки, чей цвет не встречается ни у одного человека в природе. Если вдохновение было связано с печалью, радужка заливалась силковыми каплями; если радость, то мерцала аврорная искра; если эта была любовь, то в глазах расцветала парнасская роза. Очень большой спектр цветов мог увидеть Онегин в юношеских глазах поэта, но никогда он не видел одного конкретного цвета: красного. Интересно было узнать, в каком случае у Володи заиграют глаза рдяной гаммой: от злобы, или от вожделения? В один день, задавшись этим вопросом, Онегин невольно представил нагого Ленского в постели, нижняя часть тела которого была покрыта перламутровой жидкостью, словно жемчужное ожерелье, чьи бусинки разбросались по изящным бледным ножкам; а на его лице читалось: «Евгений…прошу вас…продолжайте…». От этой мысли сердце мужчины начало исполнять увертюры. Оперное предисловие было достаточно долгим и громким, ведь оно открывало спектакль, извещающее своему слушателю о том, что нагрянула влюблённость. Этот сердечный ансамбль был схож по звучанию с финальной частью увертюры к «Вильгельму Теллю». От всего этих ощущений мужчине становилось жарко, а влажное тепло накапливалось под тканью брюк, явно желая ласки. К сожалению, у дитя роскоши понятие любви было извращено, но увидев внутреннюю и внешнюю красоту Ленского впервые, похотливые желания и благородные мысли чередовались, а мужчина начал преображаться: мрачные синяки под глазами стали исчезать, а кожа залилась более тёплыми и здоровыми красками. Разум тоже подвергся метаморфозам. Холод, что тот испытывал к жизни потихоньку таял, и зима в сердце сменялась весной. Разочаровавшись в любви когда-то, мужчина снова в неё поверил. Иногда его посещали достаточно эгоистичные и собственнические мысли о Ленском. Хотя приходили они не просто так, ведь зная о вреде хладного разврата света, Евгений в глубинах своей души хотел защитить юнца. Разве это не истинная возвышенная любовь, что воспевают в эддах? Мужчина быстро поверил в то, что он влюбился. Тяготило его только то, что Ленский вряд ли питает взаимные чувства к нему. Ещё тяжелее на душе становилось, когда он находился с ним рядом, а в голове терзали мысли о том, что нужно проявить инициативу и начать задушевный диалог, в котором он признается ему в сладких чувствах. Но что-то его останавливало. Живя на Родине белых ночей, он никогда не испытывал таких проблем. Всего-то нужно было одарить женский слух фривольными речами, чтобы заставить девицу поверить во взаимную симпатию, которой, разумеется, не было. Онегин застрял в самой настоящей любовной паутине. Конечно, он мог взять юношу силой, но он понимал, что в случае такого поступка, Ленский раз и навсегда потускнеет и с каждым годом начнёт осыпаться, как роспись Да Винчи о последней трапезе Иисуса. Он не хотел губить очаровательное дарование таким образом. Он хотел, чтобы этот цветок жил вечно вместе с ним и наливался красками благодаря ему. Как же Евгению было тяжко от осознания того, что Володя может просто не принять его любовь — для него это стало бы смертным приговором. Но Бог, словно услышав страдания мужчины, смог пробудить в Володе ответные чувства в один день.***
На другой поляне, которая была более блеклой, нежели предыдущая, и пребывали наши герои. Сам луг напоминал пейзаж Гейнсборо, где был написан Саффолк; или полотно Пуссена, иллюстрирующий момент из древнегреческой легенды с Полифемом. Володя увлечённо плёл венок из одуванчиков, а Евгений немногословно наблюдал за его действиями, снова любуясь им. В этот раз он приводил аналогию с тем, как лёгкий взмах чернильного пера порождал портрет обаятельной юношеской красоты, состоящий из обычных линий. На лице юноши была игривая улыбка, которую мужчина долгое время не видел. — Евгений, скажите, вы не помните, кто был вашей первой любовью? — прервал молчание юноша. Этот вопрос приземлил Онегина на землю. Тот лишь выдал: — Маркиза де Помпадур, как бы странно это не звучало. Однажды, увидев её портрет, я был так впечатлен. Я даже пытался с ней разговаривать. — последнее он сказал с кротким смешком. — Вы влюбились в картину? — удивлённо спросил Володя. — Сначала в картину, а потом она стала мне интересна, как личность и я увлёкся чтением её жизни. — сказал мужчина, — К чему такие вопросы mon ami? — Я просто понял, а я ведь Ольгу никогда и не любил, — с некой печалью сказал Ленский, — все мои оды в её честь пусты, ведь я даже не чувствовал к ней влюблённости. Я думал, что наконец я испытал любовь в жизни, а оказывается я всего лишь поверил в ложь, которую создал. — Вам больше не больно, когда вы говорите о младшей Ларине? — спросил Евгений. — Уже нет. Я ничего не ощущаю, когда её вспоминаю. — Если вы уже осознали то, что по настоящему испытывали к Ольге, то из-за чего вы тогда разозлились на самом деле? — На тот момент меня просто обидел факт того, что нас собирались венчать, но она не придавала этому значение. Для меня было прискорбно то, что она не воспринимала меня всерьёз. Хотя, может быть это правильно, ведь я сам себе навязал эту «любовь». В атмосфере витала некая прохлада горечи от осознания истины, но Володя вышел из немного поникшего состояния и сказал то, от чего Онегин даже сперва не поверил собственным ушам: — Впрочем, думаю она больше не стоит моего внимания и её стоит забыть. — Забавно слышать от вас. — насмешливо прокомментировал Евгений. Володя же не ответив на слова Онегина, спустя некоторое время начал тихо напевать:Ich möchte stärker werden
Weil unsere Welt sehr grausam ist
Es ist ratsam, welke blumen zu entfernen…
Евгений впервые слышал то, как Владимир говорит на немецком, что было для него ново. — О чём же вы поёте? — спросил Онегин. — Знаете, изначально я не особо понимал смысл этой песни. — сказал Владимир, — Я понял его лишь сейчас. Володя посмотрел на венок, что тот уже успел сплести. Подул лёгкий ветер, проникший в листву, ставшая издавать шелест. — Эта песня о том, что в этом непредсказуемом и жестоком мире нужно стать сильнее, смирившись с этой истиной. Всю песню приводятся параллели с вырванными цветами, что должны пойти на жертву ради красивого венка. — со взглядом вдаль продолжил Ленский, — И ваши циничные намёки о том, что жизнь не так прекрасна за пределами фантазий… я всё это прочувствовал лишь недавно. После этого, Евгений ощутил неоднозначность. С одной стороны, он был рад тому, что мальчишка узрел то, как жизнь может обойтись со всеми жестоко; с другой, ему было его попросту жаль. А после слов Ленского о жестокости, он почувствовал то, как холод прошёлся по его спине мурашками. Было немного жутко слышать такие речи от бывшего поэта-романтика. — Однако, это не мешает мне вновь надеяться на лучшее и верить во что-то идеальное. — прервал раздумья юноша — Я думаю, что не стоит разочаровываться в жизни лишь из-за того, что произошло нечто ужасное. Онегин немного позавидовал такой выдержки у юноши. Впрочем, он не был опечален, ведь он узнавал всё того же Ленского, чьи взгляды стали взрослее, а избавившись от объекта воздыхания, разум его отрезвел. Он не строил из себя безэмоционального и раздражённого подростка, а был самим собой. При этом, Ленский всё ещё иногда вёл себя резво, как мальчишка. Именно этот Владимир стал для Евгения ещё более привлекательным, чем до этого. — Intéressant… — выдал Онегин, пока Ленский надевал готовый венок на его золотую макушку, — в вашем возрасте я уже ощутил глубочайшую тоску. Тогда казалось, что большой мир для меня захлопнулся. — А я всё думал, не от рождения ли вы такой угрюмый? — немного посмеявшись сказал юноша. — а вы ведь практически ни разу не упоминали о своей жизни. Можете мне ещё что-то поведать? Руки Ленского легли на Онегинские плечи, что покрывала рубашка. Мужчине стало неловко от близкого контакта между ним и юношей, но он старался не выдавать этого. Усугублял ситуацию ещё и Май, что выдался слишком жарким. Евгений же вспоминая свою «весёлую» рутину, сказал: — Нет в ней ничего интересного. — Врёте! — воскликнул Ленский, — только что ведь рассказали что-то действительно интересное. — Это единственное, что я мог вам рассказать; а обо всём остальном я лучше промолчу. Ленский надул щёки и стал давить на Евгения. — Опять скрываете от меня что-то, — сказал чуть раздражённо юнец, — эту черту я в вас недолюбливаю. — Поверьте, вам не стоит ничего знать о моей жизни… Внезапно Евгений упал на траву, а Владимир над ним навис. Они пристально смотрели друг на друга. В этот момент мир будто остановился: не было слышно ни стрекота цикад, ни шелеста травы, и даже лёгкие дуновения ветра застыли, словно ожидая чего-то. Сам же Ленский впервые видел своего друга вблизи, отчего он начал всматриваться в его лицо. Гладкая и бледная кожа оставалась чистой уже долгое время. На ней не виднелось ни единого шрама. Нос, что был списан с Венеры Милосской и эти тонкие губы бледно-розового оттенка. Особенно бросалась в глаза обаятельная верхняя часть губы, что ввиду строения, у всех людей покрыта тенью. А аккуратная ямочка на подбородке ещё больше придавала эффекта того, что лицо Евгения больше походило на бюст греко-римских скульптур. Сразу было видно, что лицо принадлежало представителю голубых кровей. Глаза, на которых виднелись остатки тёмных кругов, источали строгость. Ярко выраженные скулы ещё больше усиливали строгий образ. Сердце Володи начало бешено колотить от неловкости, а дыхание участилось. Ему казалось, что железные глаза пронизывали и считывали всё его тело и лицо. Сам Евгений тоже смотрел пристально на Володю. Его кожа покрылась мурашками оттого, что прямо сейчас объект его влюблённости разъедает его взглядом. При этом, он всё вспоминал, на кого Ленский так похож. В итоге до него дошло, что Володя — та самая красавица в лебедином платье из волшебного сна! Озарение на него снизошло так неожиданно, что стальной взгляд мужчины сменился на резкое прозрение, чем вытащил поэта из трансоподобного состояния. Ленский от неожиданности вздрогнул и ровно присел; Онегин же упёрся руками о землю и привстал. С лицом, что покрыли от стыда рубины, Владимир сказал: — Прошу прощения, друг мой. Это было невежливо с моей стороны сверлить вас взглядом на таком близком расстоянии. Володю так пронзил стыд, что тот аж начал заливаться потом, а радужки будто сменились спиралями, что беспорядочно вращались. Ленский прикрыл лицо руками. — Друг мой, с вами всё хорошо? — приложив руку ко лбу Ленского спросил мужчина. — Я думаю, что эту встречу нам стоит прервать сегодня… — сказал поэт с трудом. Не успев попрощаться, Ленский тут же рванул с места. Онегин лишь видел, как лёгкие ноги юноши бегали по траве, распугивая красную саранчу. Мужчина не понимал, что только что произошло.***
Заперевшись в собственной комнате, Ленский пребывал в растерянности. Он не понимал, что только что произошло. Сердце продолжало исполнять бурную репризу финальной увертюры к «Вильгельму Теллю». Ему так хотелось описать свои ощущения на бумаге, но рифмы просто путались и превращались в безобразный клубок. Столь кипящие ощущения терзали юношу весь день, что тот уже под конец изрядно подустал. Когда только наступила тьма ночная, он лёг на кровать, укрывшись простынёй. Поначалу Морфей его долго не забирал в своё приятное царство, но это всё-таки произошло. Пустота, тёмная бездна, но потихоньку вырисовывается марина. Бусые тучи сгущались; они всё рвали и метали. Океанские воды тоже были серо-голубыми с грязной гаммой. Корабль всё метался из стороны в сторону, а страшный ливень покрыл палубу сверкающим слоем воды. От такого шторма, Ленский, что находился на палубе, тоже качался и чувствовал, что вот-вот и он станет тем, кого поглотит водная глубина и будет с каждым годом сдирать его кожу в давящих объятиях. Закрыв глаза и смирившись с участью, он почувствовал как съезжает с мокрого пола. Однако его ловит рука, а штормовой шум сменяется на штиль. Открывая глаза он видит, что фигура загадочного спасителя исчезла, но тот обратил внимание на алые паруса, что свисали с мачт. Корабль с алыми парусами, стоявший посреди тихого океана цвета циана — это очаровало Владимира. Побегав по судну от радости, тот снова почувствовал, как позади него кто-то берёт за руки и надевает гребень. Мельком он замечает золотистые кудри, что были Ленскому хорошо знакомы, но вопреки ожиданиям, фигура растворилась. Лишь гребень остался на голове: гребень с рдяной бабочкой. Пробудившись ото сна, Володя не мог поверить тому, что ему приснилось. Мало того, что он впервые побывал на корабле, так ещё и носитель златых локон не оставлял его в покое. Мысли снова путались в его сознании в чёрный и бессмысленный клубок. Однако он начал приобретать смысл, когда из всей этой вакханалии рассудка начали складываться рифмы. «Паруса — телеса… чудеса… Евгений… Даль… Мечта… Мечта — фата… морской штиль… Штиль — любил…» — танцевали спонтанные идеи в рассудке юного поэта, словно импровизация пьяного барда. Тут то юноша понял, что он окрылён вдохновением, не происходившие с момента позора с Ольгой. Он обрадовался такому пылу, что тот ощущал когда-то, но недоумевал, что же снова вдохнуло жизнь в его творческого гения? Что ж, он нашёл ответ, когда уже взяв белое перо и обмакнув его в чернильницу, он от резких движений оставил на бумаге пятно, выглядещее как глаза того, кто страдает аниридией. Тогда то он и нашёл ответ в отражении: Евгений Онегин, что отражался вместо поэта, ведь это была иллюзия, появившаяся от того, что в непроглядной и бездонной лужице мозг сам выстроил образ. Евгений Онегин — единственное о чём думал он. И каждый раз его вспоминая, в груди снова играла бушующая реприза увертюры, а ладони потели. «Неужто я влюбился?» — эхом пронёсся вопрос в его голове. Во второй день разлуки с франтом, он вёл себя странно. Он просто сидел на кровати и глядел на тучные пейзажи — надвигался дождь. Он думал о том, как он умудрился попасть в объятия Афродиты. Хотя нет, скорее в объятия Купидона, ведь его источник тёплых чувств — мужчина! Осознав эту истину, он почувствовал испуг. «Я схожу с ума?» — панически подумал юноша. Его пронзила колкая дрожь, а со лба начали сочиться холодные испарины. Он даже и не думал о том, что вляпается в эти конфликты души. Жизнь — это не идеальная картина немецкой философии, что выстроили Кант или Фихте, а мир, полный страхов, противоречий и болезненных унижений. В этом мире много правил, навязанных кем-то сверху, которые люди постоянно нарушают; в этом мире есть много необъяснимых вещей. Именно поэтому он так прекрасен. Он уже хотел разочароваться в себе, однако понял, что именно Евгений вдохнул в него ту прежнюю жизнь. Будто бы подтверждая эту мысль, он посмотрел в зеркало, где красовался его портрет с розовой гаммой. Пока тот затворничал, он видел увядание своей красоты: то, как появляются синяки под глазами, а губы синеют и трескаются; скулы становятся ещё более острыми. Но прямо сейчас этого не было. Виднелось румяное лицо, со смольными волосами и озёрными глазами. — Да, я влюблён. — с нежной улыбкой произнёс Ленский, а его тело залилось теплом. На третий день, он мог выйти из имений и хоть как-то развеяться, но с Евгением видеться пока что не желал: ввиду влюблённости, храбрость, даже на зрительный контакт с ним, спала на нет. Выйдя же наружу он почувствовал свежий запах полевых цветов, а голубое небо закрывали густые облака. В мае уже начинают цвести и благоухать различные виды растений, а на полях красуются пёстрые бутоны. Поэту вдруг пришла идея поведать Евгению о своих чувствах с помощью цветов, смотря на эти красочные пейзажи. Однако какое именно растение хорошо раскроет его намерения, не заставив мужчину наказать его презреньем? К сожалению, на поляне не было подходящих цветов. «Лютик? Нет, это «богатство»; одуванчик? Нет, это «кокетство»; календула? Ни в коем случае! Она же означает «отчаяние»…» — Ленский терзал ткань своих брюк в жёсткой траве и искал нужные цветы. Владимир то сомневался в собственных знаниях языка цветов, то сомневался в их правильном подборе. Юноша был снова растерян. На этот раз он не знал, как точно признаться в своих чувствах, ведь вдруг он подарит ему не то растение и произойдёт недопонимание с ужаснейшими последствиями. Собираясь домой, почти отчаявшись, Ленский тут же окинул взором на одиноко цветущую яблоню, что росла вдали. «Wenn Du einem Fräulein Ihre vorliebe für du zeigen möchten, dann schenken Du ihr Apfelblüten…» — сразу же пронеслись слова бывшего сокурсника в голове Ленского. Он сам не знал, что означают цветы яблонь, но вспомнив эти слова, по какой-то неведанной причине он уверенно пошагал к дереву. Лепестки девственно-белого цвета с розоватым градиентом по середине пленили очи Ленского, хотя эти цветы выглядели слишком просто на фоне тех же гортензий или пионов. Впрочем, может в этом и была вся их красота? Сначала он колебался: ему было жаль издеваться над деревом, что дарит столь сочные и вкуснейшие плоды. Но зная, что эти девственно-белые лепестки опадут, а на их месте появится этот самый румяный плод, из-за которого Адама и Еву когда-то выгнал Бог из рая, он поспешил их сорвать. Его озарила идея послать письмо Евгению в конверте, полного этих миленьких и хрупких лепестков, что он и сделал. Опустим последующие события, когда окрылённый идеей он поспешил домой. Стоит лишь отметить, что в письме он написал о том, что желает встретиться с другом, на том же месте, где юноша нашёл яблоню, что помогла ему проявить инициативу. Встретившись в том месте, которое было обозначено в письме, Онегин заметил фигуру Ленского, облачённую в более приличное одеяние, чем до этого, и подошёл к нему. Владимир же от смущения подносил свой конец большого пальца ко рту. Евгений увидел, что руки Володи одеты в чёрные перчатки. Подойдя к юноше поближе он встал и ждал, когда тот начнёт диалог, но от неловкости Ленский всё молчал и отводил свой взгляд в сторону. — Вы хотели признаться мне в чём-то? — прервал неловкое молчание Онегин. — Да… — промолвил раскрасневшийся поэт, — но видя вас, мои мысли путаются… и я не знаю, что сказать. Онегин, тихо посмеявшись, приложил руку к плечу Ленского, отчего тот вздрогнул. — Когда я открывал конверт, я заметил лепестки цветов яблони, — сказал Евгений — вы явно хотели этим что-то сказать. — Вы п-правы… — промямлил юноша, — я… От накала неловкости Ленский ничего не мог путного промолвить, поэтому он опустил голову и сказал: — Мне тяжело вам признаться. Онегин, взяв подбородок юноши своей рукой, посмотрел на него. Его лицо приобрело цвет бёдер смущённой нимфы, а глаза были готовы расплакаться. — Я знаю, что цветы яблонь означают «предпочтение», — сказал Евгений уверенно, — вы таким образом признаётесь мне в любви? Глаза Ленского расширились от удивления, но после этого он расплылся в улыбке. Он был рад тому, что Евгений всё понял без его слов. — Да, это так! — радостно воскликнул юноша. Ленский в порывах ликования, резко обнял Онегина и сказал: — Все эти дни я пребывал в тяжёлых раздумьях, когда понял, что влюбился в вас! Мужчина немного отстранился от юноши и с непривычной улыбкой ответил: — Знаете Владимир, мне тоже было нелегко все эти дни. — поправляя тёмный локон, что упал на белоснежный лоб, сказал он, — Вы постоянно приходили ко мне во снах, но вы меня не замечали. Я постоянно исчезал. Мужчина ещё сильнее обнял Ленского. — Я рад, что мои чувства к вам взаимны… — прошептал Онегин. Его слова были не заученными фразами для заигрывания с милой мадам. Слова Евгения источали самую настоящую истину. Ленский же сказал: — Вы тоже посещали меня во сне. Онегин ближе прислонился к его лицу и наблюдал на нём достаточно таинственный взгляд, который мужчина знал лучше всего. Они оба знали, чего хотели в этот момент… Онегин жадно вцепился в обаятельные губы юноши. Володя же без колебания ответил на поцелуй Евгения и приложил свои руки на его плечи. Евгений больше никогда не забудет это приятнейшее ощущение, которое принесли ему касания об уста Ленского. Эти жаркие поцелуи Онегина чуть не свели юношу с ума. Настолько они были прекрасными, что под ногами Ленского словно испарилась земля. Они растягивали удовольствие как угодно: то тёрлись своими губами, то вновь сплетали свои языки в непристойных танцах внутри. Всё это напоминало эротический сон, который тянет их в свои томные объятия. Руку Ленского, что лежала на плече, Онегин во время поцелуя взял и умело пальцами проник под тёмную ткань, пытаясь снять перчатку. Евгений водил средним пальцем по нежной и бархатной ладони Ленского, а перчатка соскальзывала с руки, тем самым оголяя прелестные аристократические пальчики их хозяина. Выхватив ткань, он приложил руку милого юноши к своему рту и ласкал выпирающие, бледные костяшки. При этом Евгений намеренно сверлил юношу своим пленительным взглядом. Тот же придя в себя, увидел этот недвусмысленный взор тёмно-серых очей и снова от смущения отвёл свои глаза. Но Онегин знал наверняка: мальчишке явно хотелось большего. Да и он хотел продолжения того, что изображал Иоганн Гейгер на своих акварельных зарисовках. Поэтому ведомый вожделением, Онегин прислонился к уху юноши и сказал то, от чего личико Ленского стало пунцовым: — Я желаю видеть вас на моём ложе… полностью обнажённым. Конечно, лепестки яблонь это не алая роза, но уже этого было достаточно, чтобы их пылкие чувства, которые они испытывали долгое время к друг другу, вышли наружу.* * *
Рука Онегина ласкала затылок юноши. Его непослушные кудри путались в пальцах мужчины. Сами же молодые люди тонули в страстных поцелуях. Ленский прижимался всем телом к Евгению, держась ладонями об его грудь, покрытую плотной тканью рубашки. Уста соприкасались с друг другом, а Онегин иногда прижимался к бугорку верхней губы юноши. Они чувствовали теплые потоки воздуха, исходившие с их дыхания, которое ещё сильнее подпитывало возбуждение. Языки то сплетались словно змеи, то просто касались своими концами. Онегин с каждым поцелуем всё сильнее жаждал вновь коснуться прелестных юношеских губ, ведь у Ленского они были необычайно нежны: нельзя было сказать, что они принадлежат мужчине. Их ощущения походили на желание утолить жажду, которая с каждым разом лишь усиливалась, а в комнате уже становилось жарковато. Когда же язык мужчины коснулся нёба Владимира, тот издал слабый стон и ещё сильнее вцепился пальцами в уже влажную ткань, на которой красовались взбухшие бугорки на грудях. Во время лобзаний руки мужчины расстёгивали рубашку Ленского, и трогая чутка его оголённый торс, он резко повалил поэта на кровать и навис над ним. Смотря на Владимира, Евгений ещё раз убедился в том, что природа явно не обделила мальчишку красотой: очаровательные губы, что словно покрылись ализарином от прикосновений; а его полуприкрытые глаза томно смотрели на Онегина. На белой перине лежало самое настоящее прекрасное создание из сказок. В очах юноши читалось вожделение. Ах, глаза Ленского, в которых нельзя было разглядеть ничего грязного и извращённого, в этот раз в них загорелась скарлатная искра желания, заметив которую Евгений чутка улыбнулся. «Вот как выглядит сладострастные глаза у Володи…» — подумал Евгений. Взглянув чуть пониже он смог получше разглядеть тельце Ленского. Его так манил этот юношеский стан, не познавший чужой интимной ласки; а бланжевая кожа усиливала ощущение пребывания в сказке. От этой мысли у Евгения выстроился целый сюжет: словно он — охотник, что увидел посреди леса славного и потерянного королевича, чья красота несравнима с самыми юными девами. Бедного мальчика выгнала завистливая мачеха на растерзание диким животным, а родная матушка умерла при рождении. Наивный же monseigneur нашёл в охотнике спасение, и охотник сжалился над ним, желая помочь ему… Но он был настолько очарован его красотой, что сперва ему нужно было оказать всю свою заботу юноше; да и сам представитель голубых кровей был не против отдаться такому привлекательному мужчине. Пока он любовался славным телом, тот водил своими руками по нему. Дойдя до области рёбер, Онегин обратил внимание на карминно-розовые бусинки, что буквально взывали внимания к себе. Левой рукой он надавил на одну из них, заставив юношу выгнуться всем телом и издать глухой стон. Голову же он опустил на правую сторону, раздражая этот алый бугорок своим тёплым дыханием. На левой стороне он начал большим пальцем теребить и сжимать разбухший бугор, а на противоположной кусал и всячески с ним играл своим языком. Этими действиями он вызвал у Володи ответную реакцию: тот только и делал, что издавал протяжные вздохи и выгибался. Евгений всё это делал не просто так — он готовился к тому, чтобы окончательно забрать девственность Ленского. Для этого Онегин свободной рукой искал на прикроватной тумбе флакончик с вязким раствором прозрачно-алого цвета. Нащупав нужную стекляшку, он лёгким взмахом умелой руки снял с юноши брюки и кальсоны одновременно. От такого действа Ленский распахнул глаза шире. Он смотрел вниз, на себя нагого, и не мог поверить тому, что впервые в жизни кому-то доверил собственное тело. Из-за этого юнец немного раскраснелся и пытался прикрыть причинное место хотя бы тоненькими ножками. Евгений же успел раскупорить флакон, из которого доносился очень приятнейший аромат, причём достаточно редчайший. На создание этой эссенции в жертву ушло не мало пеларгоний, придавшие алый цвет этому раствору, но это того стоило. Один из этих сортов растения славится многообразием ароматов: от мяты до фруктовых плодов. Но очень мало цветов пеларгонии имеют запах, смешанный со цветущей яблоней и розой. Как раз эта самая эссенция, которую мужчина уже наносил себе на два пальца левой руки, источала этот парфюм. Онегин тут же встал на колени и стянул с себя тёмные брюки, что без подтяжек уже начинали спадать, а вместе с ними и нижнее белье. Увидев нагого мужчину, Ленский от смущения отвёл взгляд, однако он сам был без одежды. Пальцы, что сверкали от вязкой субстанции, уже собирались проникать в Ленского, но перед этим Онегин решил подразнить его: он коснулся подушечками пальцев до колечка. В этот момент Евгений навис над Владимиром и близко прислонился к его лицу, чтобы наблюдать за его реакцией. У Ленского дрожали губы; он томно ждал продолжения. — Евгений, почему вы остановились? — жалостливо простонал юноша, — прошу вас… иначе я сойду с ума. Володя приоткрыл глаза и посмотрел на мужчину голодным и туманным взором. Онегин лишь шире улыбнулся и начал постепенно вводить средний палец в Володю. Тот же начал подрагивать и снова выгнулся. — Assoiffé… impatient… vilain garçon… Владимир почувствовал прохладу, что проникала в него и растворялась из-за тепла. Евгений понимал, что прямо сейчас сознание Володи в его власти. Он мог просто остановиться, тем самым вызвать в юноше желание продолжения, которое бы переросло в одержимость, а после в безумие… Но Онегин не был настолько жесток, чтобы действительно лишать юнца рассудка из-за потери дальнейшего блаженства, ожидающего их. Да и сам Евгений не был уже в силах держаться. Как же можно было отказать в удовольствии такому чудному мальчику, что только и делал, что вздыхал и подрагивал, ведь мужчина дотронулся до той точки, моментально вызывающая волну возбуждения. Когда он просунул второй палец, то понял насколько же Володя тугой, почувствовав как стенки эпителия давят на него. — Oh, c'est étroit, c'est la peau tendre… La voici, chair jeune… — шёпотом выдал Онегин. Растянув Володю изнутри, мужчина понял, что пришло время для окончательного закрепления материала по урокам «страсти нежной», а потому тот уже смазывал свою возбуждённую плоть алой эссенцией. Он знал, что сейчас нужно проявить усердие для того, чтобы не испортить ближайшую кульминацию. Уже входя во Владимира, Евгений прислонился к нему поближе, чтобы облегчить последующую боль пассии, шепча ему на ухо приятные слова, словно колыбель. Тело Ленского всячески отвергало Онегина, потому юноша только и делал, что стискивал зубы и сжимал губы. Онегин же поглаживал его покрасневшие надплечья и одаривал лёгкими поцелуями его обаятельное личико. Ленский подрагивал и терпел, пока пройдут столь неприятные ощущения. Сопровождали его страдания и звуки рвущейся ткани рубашки, а под тканью оголялась бледная спина мужчины, что начала покрываться рдяными царапинами. Благо это длилось недолго, так как Онегин смог найти подходящее положение, и услышав громкий и протяжный вскрик его «Белоснежки», он начал медленно двигаться толчками, а потом быстрее, и быстрее… Теперь Володя издавал протяжные стоны при каждых фрикциях, что давал Евгений. Из прекрасных губ Ленского вырывались чудеснейшие звуки и мольбы, которые для Евгения были усладой для ушей. Они оба были на пике наслаждения, когда решили узнать друг друга получше в постели. Ленский чувствовал то, как горячее естество Онегина словно бы растворялось внутри него, тем самым распространяя жар, опьяняющий разум. — Eugene, bitte… — простонал юноша и протягивая руки в воздухе продолжил, — возьмите меня на руки. Мужчина ловким движением взял его за локоть и потянул к себе. Юноша уже жадно сидел на Евгении а тот обвил руками хрупкое тельце, чья спина была прикрыта мокрой рубашкой. Зная, что Ленский вряд ли сможет умело двигать бёдрами, Онегин решил, что сам будет приводить его в движения. Дав первый толчок, юноша выгнулся всем телом с изяществом, как самый настоящий аристократ, и томно вскрикнул. Снова, при каждом толчке, из Володи лились стоны, которые доводили Евгения до блаженства. Мужчина любовался тем, как Владимир красиво запрокидывает голову и оголяет свою изящную шею, на которой хорошо виднелись все мышцы и впадинки, окрашенные тенью. Однако внимание Евгения привлекла та часть, где по канонам библии у Адама застрял запретный плод, часть которого он проглотил. «Адамово яблоко» Ленского пленило уста Евгения вкусить его, что он и сделал. Онегин ухватился в выступ гортани и принялся жадно его ласкать, что вызвало очередную ответную реакцию Володи. Никто и подумать не мог, что такой невинный юноша, как Владимир Ленский, прямо сейчас буквально растекался от неутолимой страсти перед глазами Евгения. Самому же Онегину казалось, что он порочит девственное, чистое и юное тело Ленского. Однако осознание этого лишь сильнее увеличило его бушующий и нечестивый восторг. Тело Владимира идеально подходило для извлечения похоти такого мужчины, как Евгений Онегин. Как же давно он не испытывал подобное… Сия картина походила на шедевры французского живописца Франсуа Буше. Однако делили ложе не Диана с Каллисто, а Евгений с Владимиром. К тому же, эта картина имела слишком пикантное содержание для полотен галантного века, но это не делало её безобразной или вульгарной. Наоборот, это было очень красивое, хоть и непристойное зрелище. Любой художник был бы рад запечатлеть в картине то, как два привлекательных мужских тела, сверкающие от пота с развратным происхождением, соприкасаются с друг другом. Но что точно хотел бы изобразить каждый творец по искусству «пачкаться в краске», так это их взгляды. Ах, их взгляды: у Онегина орлецовая искра переросла в багрецовый огонь страсти; у Ленского хоть и было скарлатное вожделение в очах, но оно сменилось яркой пеленой экстаза. В его глазах словно бы отсутствовали какие-либо плотские желания, что удивительно, учитывая происходящее. Ну и конечно же, творцы бы не смогли бы себе отказать в том, чтобы изобразить, как прекрасный и невинный, с чудесными кудрями юноша отдаёт свою девственность более зрелому и не менее красивому партнёру, что умело доводил мальчишку до экстаза. Складывалось впечатление, что из-за общей эйфории, их разумы слились в единое сознание, которому не были виданы любые печали и горести жизни. Они оба уже ни о чём не думали, ведь были поглощены самым настоящим райским удовольствием. Их глаза озарила белая вспышка райского света. Они лишь слышали нескончаемые стоны, глубокое и неритмичное дыхание… биение их сердец, что окончательно сформировалось в оркестр, играющий громкий и повторяющийся рефрен. Самая настоящая блаженная гомофония. Евгению не верилось в реальность происходящего. Он не хотел даже думать, что раскрепощённый и одновременно робкий Володя может оказаться его иллюзией. А потому он коснулся его грудной клетки и незамедлительно последовала ответная реакция. Тело Володи и до этого было достаточно чувствительным, но сейчас эта чувствительность достигла своего апогея. Хотелось, чтобы это длилось вечность. Но вопреки желаниям, вдруг мужчина почувствовал, как мышцы бёдер Ленского начали сокращаться, а по его телу прошлась дрожь. В этот момент Володя непроизвольно сжал плоть Евгения, дав понять тому, что тот испытывает неистовый пик удовольствия. В подтверждении этого Онегин ощутил то, как что-то горячее и склизкое пачкает его тело. Впрочем, Онегин сам чувствовал, что скоро он достигнет седьмого неба счастья, так что тот схватился зубами в грудь юноши. Тут же он ощутил судороги в ногах, распространяющиеся по всему телу. Они оба продолжали дрожать, вцепившись в друг друга мёртвой хваткой, издавая отрывистые стоны и вскрики. Они выжали все соки, что могли.* * *
— Евгений, сколько раз мне вам повторять! — пылко говорил Ленский, — сочетание «sch» читается, как «Ш», а сочетание «ch» читается, как «Х». Поэтому слова «Schnee», «Töchterlein», «Nach» и… и куча других, вы произносите неправильно! Если вы думали, что только Онегин давал Ленскому занятия по науке «страсти нежной», то вы глубоко ошибаетесь. Иногда Владимир тоже давал Евгению уроки в тишине: уроки немецкого языка, под той же самой цветущей яблоней. Было достаточно забавно наблюдать, как осьмнадцатилетний юноша заставляет зрелого мужчину читать немецкий сборник детских и семейных сказок. — Ну же, прочитайте этот фрагмент правильно! — сказал Володя, указывая пальцем на абзац в книге. — Schnee… wittchen lustarte de chönen Apfel… an, un als e' sah, daß… die Bäuerin davou… aß, so konnte es nicht länger… wider… stehen… — через дрожь в голосе и паузы читал Евгений. — Не нужно говорить через нос! Это не французский. — выдал замечание Ленский. — Ах, жаль, что на немецком читать сложнее, чем на родном языке Вольтера. — вымолвил Онегин. — Между прочим, читать на немецком намного легче, чем на французском… — надув щёки сказал поэт, — я ломал свой язык, пока изучал его! Вам же достаточно при чтении на немецком выучить несколько сочетаний, Евгений. Самое главное, читайте так, как пишется. — Знаете Владимир… — продолжил Онегин, — просто, когда именно вы учите меня языку Шиллера, то из моей головы напрочь забываются все его заповеди. Евгений, после этих слов, приблизился к лику юноши и выговорил на языке братьев Гримм так идеально и чётко, что Ленский аж издал глухой стон: — Weil deine Schönheit ist fesselt mich… Meine Schneewittchen. Руки Евгения приобняли юношу за стан, а его губы прильнули к нему. Этими словами он явно задобрил ценителя Канта, что до этого бурно ругал мужчину за неправильное произношение. Книга же ушла на второй план, одиноко лежа на траве. Зная, что уши Ленского достаточно чувствительны, мужчина дотронулся большим пальцем до его завитка, вводя палец в ямку. Тот же наклонил голову в сторону руки Онегина и томно вздохнул. — Ах, Евгений… — произнёс поэт, —только не говорите мне, что вы коверкали такой красивый язык… только ради этого… Мужчина же игриво посмотрел на него и продолжал жонглировать между языками: — Mon Blanche Neige… s'il vous plaît, pardonnez-moi pour ma grossièreté. Ленскому явно льстило то, что его называют именем внеземной красавицы из германского фольклора, а потому спокойно простил столичного денди. Покрывшись лёгким румянцем, словно нимфа Буше, он отвечал на ласки и поцелуи Онегина. Евгений нежно провёл своими устами от губ до шеи Владимира. Тот же дарил Онегину блаженные вздохи. С того дня, когда мужчина познал все прелести юноши в постели, он не мог ни с чем сравнить этот вкус, который был недосягаем для всех лакомств, что он пробовал. Для него Володя был слаще любой поспевшей черешни; слаще любого свежевыжатого, английского, яблочного сока; слаще любого французского десерта. Они не могли с ним сравниться, ведь эти сладости никогда не могли ответить на ласки Евгения, а Ленский моментально на них реагировал и растворялся в чудной истоме. Их чувства к друг другу — тот случай, когда два сознания живут в симбиозе: Ленский ловил искры вдохновения из-за Онегина; к Онегину же снова явился Эрос во всей красе, благодаря Ленскому, изгнавшему Танатос. Но самое главное, Владимир смог доказать, что душа Онегина способна на любовь. Словно судьба с самого рожденья связала их вместе красной нитью. Их связь — от неё так и веяло цветом страсти и милой любви. Цветом, как белые цветочки яблонь и ярко-красное яблоко, что прямо сейчас созревали в радужках Ленского. Хоть сезон урожая яблок и не начался, в очах Владимира был самый спелый апорт. Евгений же знал, что если в глазах Володи созревали яблоки, то значит приходило время к тому, чтобы их сорвать самым бесстыжим образом.Но Ленский, не имев, конечно,
Охоты узы брака несть,
С Онегиным желал сердечно
Знакомство покороче свесть.
Они сошлись. Волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень
Не столь различны меж собой.
Сперва взаимной разнотой
Они друг другу были скучны;
Потом понравились; потом
Утехам предались тайком
И скоро стали неразлучны.
Так на презрения не смотря,
Стали больше, чем друзья.