Под масками, под звуки сямисэна

      Войдя в полумрак зала, он тут же упал на колени, не смея поднять головы. Недавно перевязанная рана на боку от резкого движения горела, ребра же и вовсе не переставали ныть.       Мелочь. Такая мелочь…       Мимо прошли шаги нескольких пар ног — дайме провинции Юкари жестом велел своим посетителям выйти.       Несколько секунд — в тишине. Какаши затаил дыхание, услышав, что его господин поднялся с места. Шелест одежды приблизился…       — Хироки-сама, — выдохнул Какаши. Потянулся к рукояти катаны — поступить так было правильнее всего…       На его плечо легла рука. Дважды похлопала.       — Поднимись.       Стиснув зубы, самурай встал на ноги. Посмотрел сверху вниз на пожилого дайме, на его заплывшие глаза. Хироки хмыкнул в седые усы. Отошел, с неизменной грацией приземлился обратно на подушку.       — В произошедшем нет твоей вины, Какаши. Ты подчинился приказу отступать.       — Знаю, Хироки-сама. Но я не был осторожен. Я… позволил себя ранить, и этим подвел…       Дайме медленно поднял руку, веля замолчать.       — Не совершай непоправимого. Если у тебя перед глазами твой отец…       Сердце Какаши гулко стукнуло.       — Да, Хироки-сама. Я научился у него всему. Поэтому… — но собственная рука предательски задрожала, что не ускользнуло от внимания старого Хироки. Под его взглядом Какаши снова застыл.       — Мне еще пригодятся твои таланты, Какаши. Не спеши оставлять меня. Пока этот поганый Нибору не уйдет с моих земель! — после восклицания старик помолчал. Посмеялся, сам с собой. — У меня есть задание для тебя. В бой ты не пойдешь, пока не восстановишься. С востока же в скором времени прибудет моя… дражайшая сестра, вместе со своим сыном. Юноше потребуется жесткая мужская рука, пока они будут находиться в городе. Доверяю его тебе.       Какаши несколько раз моргнул, прежде чем осознал, что от него требуется ответ. Склонился, стараясь не морщиться.       — Да, господин. Как прикажете.              Только в своей комнате Какаши позволил себе опуститься на пол, придерживаясь за стену, болезненно скривившись. Он задышал ртом, пытаясь прочистить разум и подчинить себе тело. Развязал пояс, нырнул рукой под кимоно. Так и думал — кровь уже пропитала бинты. Нужно сменить повязку…       Или…       Взгляд снова упал на катану, улегшуюся на пол вместе с ним. Он знал выход. Знал, что нужно сделать. Знал, что был должен сделать. Ведь, действительно, перед глазами он всё еще видел…       …то, чего пожелал бы не видеть никогда.       Но дайме отдал ему новый приказ. Разве нарушить его, сбежав, будет честно?..       Но однажды он уже сбежал. Совсем недавно… Глядя в глаза тех, с кем бился бок о бок годами. В глаза тех, кто умирал, оставленный там, в поле. Тех, кто провожал взглядом его, уносимого конем прочь, в безопасность…       «Сбежал». Сбегать — их семейное проклятие…       Эта ночь, как и последующие, прошла тяжело, практически без сна.       Он был верен их дайме, Ёсиде Хироки, с младенчества. И теперь господин Хироки велел ему отбросить лишние мысли и лечиться. Должно быть, у старика есть причина отговаривать Какаши от того, на что тот почти решился?.. Господин Хироки считал, что в радикальных мерах нет необходимости. А его мнению и опыту стоило бы довериться…              Сестра дайме оказалась на удивление молодой женщиной, да и сделать четкий вывод о ее родстве с главой клана Ёсида не предоставилось возможности.       Какаши встретил гостей перед поместьем дайме. Служанки сразу увели женщину внутрь, оставив самурая один на один со своим новоиспеченным подопечным.       Совсем зеленый мальчишка, хотя Какаши знал немало юношей его возраста, которые уже проливали кровь в бою. Чего явно нельзя было сказать об этом человеке. Невысокий и худой, в красном кимоно, широковатом, но туго завязанном на тонкой талии.       Но куда больше телосложения внимание самурая привлек необычный цвет волос мальчишки. Они казались золотыми. И, кажется, завивались, хотя юноша завязал их в очень короткий хвост.       Сам же юнец ответно разглядывал незнакомца, бесстыдно раскрыв рот. Распахнув свои такие же необычные, большие синие глаза.       — Так ты — настоящий самурай?.. — первым нарушил молчание он.       — Да, господин. Мое имя Хатаке Какаши. Хироки-сама велел мне показать вам город и сопровождать вас повсюду.       — А дед сказал, как меня зовут?       Вопрос ввел Какаши в замешательство. Но, предположив, что юноша имел в виду старого дайме, отрицательно качнул головой.       — Он, наверно, и сам не знает… А меня Наруто зовут. Этот город такой огромный! — он отвернулся. — Ты здесь родился?       — Да, господин.       — А я такого никогда раньше не видел. Ты бывал в Юмигакуре? Нет? Это такая маленькая-маленькая деревня… А еще у нас море рядом. А тут, в Хирохаре, нет моря?       — Хирохара далеко от моря, господин.       — Да, я чувствую. У вас тут воздух по-другому пахнет. А храмы у вас есть?       — Храмы есть, господин. Хотите посетить?       — Да! — Наруто улыбался, слишком уж ярко. И не отводил глаз от Какаши. Будто бы пытался рассмотреть его через маску, закрывающую нижнюю часть лица самурая — клыкастую морду волка, который был символом их некогда могущественного, но теперь практически вымершего клана. С ней Какаши редко расставался, даже во время походов в город.              Ноги сами несли его по привычному маршруту. От поместья — к храму, где была недолгая остановка. Потом — на площадь, через рынок. Кажется, Какаши даже сказал несколько заученных слов о местных достопримечательностях, о которых он рассказывал важным прибывающим гостям. И до которых — что до достопримечательностей, что до гостей — правда, ему не было никакого дела.       Боль стягивала сердце. Делала его тяжелым. Кажется, сама она уже просочилась через его стенки, как вода, но оставила внутри неприятный, давящий осадок. Как и недосып брал свое, размывая границы его реальности.       Можно ли считать это задание — искуплением? За то, что он не смог выполнить свою самую главную задачу. Не смог одержать победу. И не погиб в бою, сохранив достоинство. Он сбежал. Вместе с десятками тех, кто, в отличие от него, почему-то может спать спокойно.       Но, в глубине души… он понимал, что вряд ли смог бы сделать то, к чему его обязывала честь. Даже если бы и решился. Даже если бы его не отговорили…       Его руки всё еще дрожали, стоило ему поднять катану, примериваясь…       Не сразу Какаши понял, что Наруто обращается к нему: всю дорогу спутник что-то говорил, кажется, делясь впечатлениями об увиденном с самим собой.       Повернувшись, Какаши встретился с двумя улыбающимися синими глазами, которые теперь посмотрели на него серьезно.       — Простите, господин, я не расслышал ваш вопрос.       Юноша склонил голову. Наконец, произнес:       — Я сказал, что хотел бы поесть. Здесь у вас есть суши?       Какаши обвел взглядом толпу на рынке. Выставил руку, отодвинув Наруто в сторону — мимо шел мужчина с коромыслом, несущий сырую рыбу в двух корзинах, которые качались и могли задеть гостя. Моргнул, вспоминая, где и зачем он находится.       Оглядел старуху, продающую ткани весьма скверного качества — для тех, кто не мог позволить себе лучшее. Потом — громко ругающихся купцов. Прилавок с пряностями, от которого торговец отгонял попрошаек.       Подопечного нужно накормить.       — Ты был ранен?.. — вдруг спросил Наруто. Мужчина глянул на него, слегка удивившись, кивнул. — Я заметил. Хромаешь немного.       — Да, господин. Вот там человек продает суши.       — Замечательно! Подойдем к нему. Только никакой я не «господин»…       Какаши молча прошел с мальчишкой до переносной лавки, на прилавке которой было несколько видов суши. В ответ на вопрос о свежести пищи, пожилой торговец указал жилистой рукой на блюдо с тунцом. Подопечный согласился, самурай оплатил. Посмотрел, как Наруто с довольным видом засовывает суши в рот и слизывает рис с пальцев.       Но, стоило им отойти, как мальчишка заметил:       — Не такая уж и свежая рыба… У нас намного свежее. Вам ведь ее еще от моря довезти надо… А я несколько раз даже сам на лодке плавал, рыбачить учился! Ты умеешь рыбачить?       Мужчина качнул головой, и Наруто продолжил:       — Это сложно. Нужно долго сидеть тихо… А что там за музыка?       — Думаю, уличное представление.       — Мы можем посмотреть?       — Если хотите, господин.       — Я хочу, чтобы ты перестал звать меня «господином»! Идем!       Какаши быстрым шагом следовал за юношей, который ускорился, едва ли не бежал. Неудивительно, если он так же носится бегом по родной деревне, уплетая суши на ходу…       За поворотом и в самом деле устроилась группа уличных актеров. Двое играли на барабанах и флейте, а трое скакали вокруг, в пестрых костюмах и масках. Кажется, один из них изображал самурая, а двое других — атаковавших его демонов.       Наруто замер, раскрыв рот: кажется, представление пришлось ему по душе. Возможно, он сам был бы рад присоединиться к ним… Какаши же заметил, что актеры-«демоны» держат в руках полотно с вышитой на нем ракушкой — очень похожее на знамена другого дайме, Нибору, который последние годы не оставляет попыток захватить их земли. Наглядный символизм…       Но вместе с этой мыслью на мужчину вылились и другие. Снова…       Та битва в поле. Одна, казалось бы, из многих. И ведь они были уверены, что перевес сил — на их стороне… А потом — подкрепление вражеского отряда. Смерти — такие неожиданные после надежды на победу. И — приказ…       — Какие же они страшные.       — Кто?.. — Какаши, моргнув, огляделся, снова посмотрел на прыгающих «демонов». Потом — на стоящего рядом Наруто.       — Маски у них страшенные, говорю. Да и твоя тоже. Или что это? Шлем?..       — Простите, господин.       Что еще ему было сказать?.. Но юноше этого показалось мало.       — Сними ее, зачем она тебе сейчас?       Делать было нечего. Старый дайме, Хироки-сама, кажется, беспокоится за этого юнца… вне зависимости от того, «племянник» ли он на самом деле или нет… а, значит, подчиняться ему нужно так же, как и любому другому родственнику дайме.       Вздохнув, Какаши снял маску, взял ее в руку. Она, как и легкая броня, надетая на нем сейчас, была из вареной кожи, лишь немного усиленная металлическими пластинами. Носить ее будет не тяжело, пускай и чуть более хлопотно, так как одна рука окажется занята…       Самурай перевел взгляд на Наруто, который так и смотрел на него, задрав голову. И заметил, что щеки юноши вдруг загорелись румянцем.       Реакция была странной, и от ее осознания что-то внутри Какаши обдало его огоньком. Наруто же отвернулся.       — Мне не нравится это представление. Пойдем куда-нибудь…       Какаши удивился, но последовал за своим подопечным дальше. Наруто, глядя по сторонам, свернул с рыночной площади на менее оживленную улицу. И повернулся к самураю.       — Почему ты всё время молчишь?       — А вы хотите, чтобы я говорил, господин?       — Да! Я же не со статуей иду, в конце концов. И хватит уже, меня «Наруто» зовут, а не «господин». Или ты забыл?       — Нет, не забыл… Наруто-сама.       Положение не позволяло Какаши обращаться к члену клана Ёсида фамильярно, однако юноша рассмеялся.       — Ты это специально, да?..       — Нет, го… Наруто-сама.       Мальчик посмотрел на него, очень пристально, с улыбкой. Будто бы разглядывая, так что Какаши, не выдержав, отвел взгляд.       — Ты красивый мужчина, — вдруг сообщил Наруто. — Не знал, что самураи бывают такими.       Какаши же не знал, что ответить: он и понятия не имел, как реагировать на подобные слова. Юноша косился на его руку.       — А вот маска страшная.       — Почему они вам не нравятся? — всё же спросил мужчина, почувствовав, что отмалчиваться будет совсем невежливо. — Маски…       — Они некрасивые. Пугающие такие… Бывают ведь симпатичные, я такие видел.       — Там, где вы живете, в Юмигакуре?       — Да! К нам постоянно приплывают разные люди. Купцы, из других стран. А иногда корабли попадают в шторм, и вода приносит к нам обломки и ящики. Я видел маски из китайского фарфора! Они такие тонкие и изящные. Это очень красиво, Какаши. Не сравнится с этим ужасом. Тебе бы такая маска подошла куда больше.       — Вряд ли она была бы практична в бою… — но спорить было не самым удачным решением, он это знал. — Простите, Наруто-сама.       — Нет-нет, расскажи! Мне интересно. Я никогда не был в бою. Да и мама говорит, что бой — не для меня… Она говорит, что я другой. И что я очень похож на моего отца! А я ведь даже его не знаю…       — Вы не знаете вашего отца?.. — переспросил Какаши, слишком поздно подумав о бестактности вопроса, но не успел в очередной раз извиниться.       — Не знаю! — отвечал юноша бодро, с воодушевлением. — Мама тоже не знает, каким ветром его занесло к нам. Но он был хорошим мужчиной. Добрым мужчиной… Лучше многих… — он запнулся. — А потом он уплыл. И оставил маме меня. Вот так вот…       Он обернулся. И, обнаружив, что самурай его внимательно слушает, довольно хмыкнул.       — А ты знал своего отца?       — Знал, — отозвался Какаши. Но что-то дернуло его продолжить. — Недолго. Он умер, когда я был ребенком…       Наруто так и остановился посреди улицы. Не обратил ни малейшего внимания на ругнувшегося на них мужика с тачкой, наполненной явно тяжелым грузом, который еле успел их объехать.       — Как он умер?       — Он… совершил сэппуку, из-за неудачи в бою…       Руки снова задрожали, дрожь пробежалась по телу, даже голос, кажется, зазвучал не слишком ровно, и заживающие раны начали ныть с новой силой.       Наруто отвел глаза, задумчиво молчал.       — Здесь у вас очень шумно. Отведи меня обратно. Туда, в дом. Я не хочу говорить среди такой суеты.       Просьба казалась странной. Столь говорливому человеку должно было быть комфортно среди такого же оживления. Однако юноша, следуя за Какаши, сам и ответил на невысказанный вопрос:       — У нас намного тише. Деревня маленькая, людей мало. Хотя в порту много народу всегда, но дальше от него уже свободно. Просторно, знаешь. Есть чем дышать…              В поместье дайме Наруто сразу прошел ко внутреннему дворику, вход в который находился рядом с отведенной ему комнатой. Какаши не был уверен, должен ли сопровождать подопечного и внутри дома, но команды оставить его в одиночестве юноша не давал.       Мальчишка сел на дощатую веранду-энгаву. Прикрыл глаза. И Какаши тоже услышал, насколько в саду тихо. Только ритмично, глухо постукивал соудзу — фонтан из бамбуковых трубок, наполняемых водой.       — Сядь тоже, — выдохнул Наруто и похлопал рядом с собой. Какаши послушался. Тоже приземлился на небольшом расстоянии. Тишина и в самом деле успокаивала — точнее, суета улиц не била по нервам. Но и не отвлекала мысли. Которые снова подкрадывались всё ближе к сознанию, как бы сильно он ни пытался их отпугнуть…       — А мама твоя кто? — спросил юноша. Какаши опустил маску рядом с собой, глянул на металлические клыки приплюснутой волчьей пасти.       — Не знаю, Наруто-сама. Она умерла, когда я родился.       Лицо юноши, на котором обычно играла жизнь, теперь помрачнело.       — И потом и папа, да?..       — Да.       — Я всё равно не понимаю, зачем так делать? Зачем нужно быть таким жестоким к себе?.. И убивать себя из-за каких-то неудач…       — Это — часть нашей жизни, — произнес Какаши впитанные с колыбели слова. — Дисциплина, самодисциплина в первую очередь. Контроль собственных поступков и честь…       — Не надо, — очень сухо попросил Наруто. — Всё равно не понимаю. Что сделал твой папа? Это правда было так непоправимо?       Мир стал очень тонким, как легчайшее полотно, и почему-то завибрировал. Как трясется земля под копытами сотен лошадей…       Говорить не хотелось. Нельзя было…       — Я не могу вам жаловаться, Наруто-сама.       — Тогда не жалуйся. Просто расскажи. Я хочу знать.       Какаши снова покосился на отложенную маску. Без нее он чувствовал себя совсем голо и уязвимо.       — Он был военачальником, — начал мужчина, пытаясь запечатать все эмоции глубоко внутри металлического сердца. — И велел своему отряду отступать, когда заметил, что перевес не в нашу пользу…       — И это плохо?       — Он спас множество жизней. Но они даже не вступили в бой полноценно. Сбежали практически сразу. Потому что он предположил, что выиграть всё равно не получится. Из-за этого мы потеряли наши позиции. Из-за того, что враг беспрепятственно прошел глубже… Другие военачальники осудили отца.       — Что, и дед тоже?.. Или он тогда не был дайме?       — Господин Хироки был тогда дайме. Он ценил моего отца. Был готов простить его. Но отец просто не выдержал…       Какаши посмотрел на свои руки, лежащие на бедрах. На едва заметно подрагивающие пальцы.       — Он решил понести наказание за свой поступок. И восстановить честь нашего клана… поэтому…       Мужчина собирался замолчать, но воспоминания подобрались слишком близко, настойчиво стучали в голову, и внимательный взгляд Наруто будто призывал продолжать.       — Я вошел тогда в комнату. Тогда… я увидел его… Он уже всё сделал. Но был еще жив. Он посмотрел на меня… и это… всё…       Он повел руками перед собственным животом, пытаясь обозначить ужасающую картину, которую он не мог забыть даже спустя два десятка лет. Глянул на Наруто. Который шокировано закрыл рот рукой, глядя невидящим взглядом куда-то в сторону. И заметил в синих глазах юноши блеск подступающих слёз.       — Как ты это пережил?.. — тихо, хрипло спросил Наруто. На что Какаши только пожал плечами. Ответа он и сам не знал. — Говорю же… не понимаю этого… Отвратительно… Так вот, почему…       Наруто выпрямился, поморгав, посмотрел на Какаши. Тот не понял последней фразы, переспросил:       — Что — «почему»?..       — Поэтому твои глаза такие грустные. Я видел некоторых воинов. В них были ярость, жестокость, кровожадность… Но столько тоски я раньше не видел.       — Простите, Наруто-сама, что вызываю у вас столько неприятных эмоций, — пробормотал Какаши, потерянный из-за собственной внезапной откровенности.       — Нет. Ты меня прости. Тебе было неприятно это рассказывать… Но зато я теперь всё понял. Не про эти ваши кровавые «дела чести». А то я понял, что ты специально носишь свою маску. Чтобы никто не узнал, как тебе больно внутри. И я не про эту страшную маску говорю, — он указал на лежащий рядом снятый аксессуар.       Такого еще никогда не было. Дрожь в руках сменилась покалыванием в глазах, в горле. Но Какаши проглотил всё то, что чувствовал, отправив на самое дно колодца своей души. Прикрыл глаза, медленно выдыхая. Дождался удара бамбуковой трубки о камень. Вслушивался в журчание воды. И снова — глухое «бам».       — Хочешь, я расскажу про Юмигакуре? У меня много историй, и они повеселее.       Какаши хмыкнул на это непринужденное предложение. И кивнул, добавив:       — Конечно, Наруто-сама.              Нескольких походов в город Наруто хватило, чтобы убедиться окончательно, что покидать поместье он и вовсе не хочет. В саду он чувствовал себя куда комфортнее, это ощущал и Какаши. За долгими днями и вечерами разговоров он узнал о мальчике многое.       Как он и думал, кровного родства с дайме ни у Наруто, ни у его матери не было. Мать же его была куртизанкой и пользовалась огромным успехом среди приплывавших к ним торговцев и визитеров, из других стран в том числе. Деньги у женщины водились в избытке, для их местности, поэтому жили они с сыном в деревне на широкую ногу. Одним из очередных посетителей и оказался отец Наруто, светловолосый и голубоглазый молодой человек. И, вероятно, очень симпатичный.       О том же, что связывало его мать с кланом Ёсида, сам Наруто не знал. Точнее, не был уверен — но догадки возникали и у Какаши тоже.       Сейчас их прибрежной деревне, Юмигакуре, угрожали приближающиеся войска захватчика Нибору, из-за чего и было решено переждать сомнительную ситуацию в более безопасном месте, где их ждал теплый прием.              Велев сопровождающему дожидаться его в саду, Наруто спустя время тоже вышел, неся в руках объемный сверток. Опустился рядом с Какаши. И, в ответ на вопрос в его взгляде, снял тканевый чехол, вынув на свет музыкальный инструмент с длинным грифом и маленьким квадратным корпусом.       — Это сямисэн. Видел такие?       — Да.       — Мне надо его настроить. Расскажи пока что-нибудь, для разнообразия.       — Что?       — Что-нибудь. Как твои раны?       — Не беспокоят, Наруто-сама.       — Ага, я вижу, как ты морщишься до сих пор.       — Я в порядке, правда.       Наруто громко, протяжно вздохнул. Провел пальцами по струнам, и те издали такой же тоскливый вздох. А потом достал из футляра небольшую деревянную пластину с маленькой ручкой из слоновой кости.       — А это — тебя бить, если отмалчиваться будешь.       С этими словами юноша шлепнул Какаши по бедру — по здоровому бедру, так как, видимо, сам замечал, что на другую ногу самурай всё еще хромает.       Мужчина смотрел на пластину, теряясь в мыслях, а Наруто рассмеялся своей выходке.       — Шучу. Это называется «бачи». Чтобы делать вот так, — теперь юноша шлепнул пластиной по струнам, выцедив из них звук. Взялся левой рукой за длинный гриф сямисэна, быстро перебирая пальцами по трем струнам, а правой продолжил орудовать плектром.       Конечно, Какаши слышал и видел, как играют на этом инструменте. Но так близко — никогда. Тем более, он будто и не думал, что на это может быть способен человек, которого он знает, пусть и не так долго. Поэтому был крайне удивлен этому открытию.       Мелодия была быстрой, отрывистой, уходящей вверх и вниз по нотному диапазону. Но потом словно задержалась на одном месте, стала более медленной, будто грустной.       — Где ты всё время? — вдруг спросил Наруто.       — Что?..       — Мыслями. Постоянно улетаешь куда-то. И я вижу только эту маску твоего лица…       Какаши не знал, что сказать. Молча смотрел, как быстро пальцы Наруто зажимают струны сямисэна, меняя звучание мелодии.       — Расскажи, о чем думает таинственный самурай ночами?       — Вам это будет неинтересно, Наруто-сама, — только и смог проронить мужчина.       Юноша ответил ему громким вздохом. Заиграл — быстро, но проникновенно, из-под его пальцев будто вылетали нотки такой знакомой тоски…       И вдруг — он запел. Высоким, но таким чистым голосом, что Какаши утратил способность дышать. Звонкий голос звучал ровно, даже серьезно, опускался вместе с мелодией на тревожащие душу низы.       Песня казалась отдаленно знакомой, но, кажется, в ней поменялись слова. История рассказывала о самурае, который бьется с демонами. Но, по изложению Наруто, эти демоны раз за разом оказывались внутри него самого.       Какаши смотрел на юношу во все глаза. На его аккуратный профиль, чуть вздернутый нос. На тонкую фигуру в темно-красном кимоно. На золотые волосы, этим днем распущенные. Пушистые, завивающиеся… и кажущиеся такими мягкими на ощупь…       Пальцы с небывалой ловкостью скользили по струнам, другая рука бережно, но крепко сжимала пластину-бачи, которой извлекала из инструмента музыку, сливающуюся с сильным юным голосом…       Наруто поймал его взгляд. Перестал петь. Заулыбался, покраснел. Тихо, низко спросил:       — Нравится?       — Да, — сходу ответил Какаши. Пусть и сам не знал, на какой именно вопрос отвечает. Но ему нравилось. Абсолютно точно нравилось происходящее.       — Я тебя научу! — внезапно решил Наруто. — Это несложно.       — Господин, не нужно, это неудачная… идея… — но, несмотря на сопротивление, инструмент оказался вложен в его руки. А юноша подвинулся ближе, так что Какаши обдало огнем.       — Самурай чего-то боится? Вот так, смотри.       Наруто взял его руку, ставя ее на гриф сямисэна. Его тонкие пальцы оказались мягкими. Такими мягкими, каких Какаши никогда не держал в своих руках. Прикосновение погнало по его коже мурашки…       — А вот этой рукой коснись струн, вот так.       Не понимая, что нужно делать, но слепо исполнив требование, Какаши дернул струны правой рукой, вызвав грубое дребезжание.       — Нет-нет. Нежнее.       На правую руку опустилась чужая рука, кажущаяся миниатюрной. Задала направление, едва ощутимо. Но рот Какаши безвольно приоткрылся сам собой.       «Нежнее». С ним «нежнее» получалось. Он очень мягко взялся за струну. Так, как бы потрогал его.       — Правильно. Вот так. Теперь тут зажми, покрепче. И возьми бачи. Только очень аккуратно, а то порвешь мне струну.       Наруто дышал ему в плечо. В шею. Какаши чувствовал, что краснеет от близости юноши. Но честно пытался сосредоточиться на инструменте.       Пальцы Наруто проходились по его кисти. Замирали, поглаживали. Кровь непривычно вскипала, отдавалась жаром между ног. Какаши еле дышал, слишком отрывисто, слишком громко, да и руки дергались слишком нервно — хотя он старался подчинить себе обученное тело, которое раньше его не подводило…       Но от близости необыкновенного юноши оно вело себя совсем нетипично. Оно дрожало и не хотело слушаться.       — Теперь сюда. Слышишь, звучит уже по-другому?.. — дыхание Наруто обжигало щеку, и она горела всё сильнее. Это пугало — помутнение хуже опьянения. Но вместе с тем — притягивало. И топило, затягивая в себя, как цунами…       Но умиротворенность лязгающих струн, постукиваний тростникового фонтанчика и барабанов двух сердец нарушили вошедшие во двор люди: дайме, господин Хироки, в окружении своей свиты и нескольких гостей.       Какаши вздрогнул, совсем растерялся. Поспешил всучить инструмент обратно Наруто, начал было подниматься на ноги, но дайме со спокойной полуулыбкой жестом показал ему оставаться на месте.       — Здесь у вас будто нигде покоя не найти, — тихо проронил Наруто. Его тоже побеспокоило вторжение в их урок. — Так хочется тишины. Тишины от людей, понимаешь?..       — Понимаю… — пробормотал Какаши, совершенно сбитый с толку и даже расстроенный. Но вдруг его осенило. — Думаю, я знаю такое место.       — Там можно играть на сямисэне?       — Можно. Отвести вас?       — Спрашиваешь! Веди.       Убрав инструмент в чехол и закинув его на плечо, Наруто последовал за своим сопровождающим.       Какаши знал, что его подопечному совсем не полюбился излишне шумный город. Поэтому вел его наименее оживленными улицами. Дома становились реже и мельче, и, наконец, последний остался позади.       А перед молодыми людьми оказалось поле, поросшее высокой желтой травой.       — Земля здесь неплодородна, а расширять поселение в эту сторону не стали, — сообщил Какаши. Перевел взгляд на Наруто. И заметил на его лице улыбку.       Синие глаза светились. Кажется, на этот раз самурай смог попасть в точку.       Юноша прошел вперед, углубляясь в поле. Встал посреди травы, которая была ему по пояс. Раскрыл руки легкому ветру. И от всей его хрупкой фигурки повеяло самой настоящей свободой. Жизнь струилась сквозь него, совсем как музыка лилась из-под его пальцев. Мягких пальцев…       Какаши же боялся нарушить этот сакральный момент. Глянул на легко колышущуюся желтую траву. Совсем как волосы юноши. Самурай протянул руку. Аккуратно прикоснулся к травинке кончиками пальцев. Очень бережно. Нежно. Насколько могли его огрубевшие руки. Так, как он бы прикоснулся к юноше, если бы мог…       А Наруто обернулся к нему со всё той же улыбкой.       — Пойдем?       — Куда, господин Наруто?       Юноша громко вздохнул, запрокинув голову.       — Я же просил тебя снять эти маски…       — Я… даже не брал ее с собой… Наруто-сама.       — Я о другим масках говорю. И я не хочу видеть их здесь.       — Здесь?..       — Да, вот здесь, — юноша подошел и взял его за руку. Своей мягкой, маленькой рукой… И снова пошел в траву, вынудив Какаши сделать шаг следом. — Здесь — больше никаких масок. Понял?       — И даже китайских, фарфоровых?.. — вырвалось само. Совершенно… свободно.       Наруто обернулся, заулыбался.       — Ага! Никаких! — и побежал вперед, разрезая собой траву. Мужчине оставалось только следовать за ним. Сердце трепетало, напугано и ликующе одновременно. Впервые он совершенно не знал, что делать дальше. Не знал, что происходит и что еще может быть… Боялся об этом даже думать. Но — хотел узнать. С холодящим волнением в груди — хотел.       Углубившись достаточно, Наруто потянул его вниз. Они сели, скрывшись в траве, приминая ее под своим весом.       Юноша засмеялся как ребенок, оглядываясь. Только небо над ними. И всё то же золото травы вокруг. И золото волос…       Наруто обернулся, всё еще улыбаясь, румяный и загадочный. Подвинулся ближе, обдав и жаром, и тревожным холодком. Заглянул Какаши в глаза.       — Как меня зовут?       — Наруто…       — Да. И только так. А я буду учить тебя играть здесь, чтобы никто не подглядывал.       Он вновь вытащил из футляра сямисэн. Вручил его Какаши, а сам сел рядом, вплотную, берясь за руки мужчины.       Какаши послушно ставил пальцы на струны. Зажимал, как говорил его юный учитель. Очень бережно касался струн плектром-бачи. Слушая извлекаемые звуки, понимая, что им никогда не стать настолько приятными слуху, какими они выходили у Наруто.       Пальцы Наруто всё еще поглаживали его руки. Так нежно, что и собственная загрубевшая кожа стала казаться совсем мягкой, растопленной прикосновениями. И очень чувствительной.       Он уже не мог двигаться. Не мог играть. Едва дышал. Наруто прислонился к его плечу. Водя большим пальцем по ладони мужчины, держа его руку в своей.       Чуть щекотно. И слишком приятно. Настолько, что Какаши обмер, прикрыв глаза.       Так было нельзя. Но… так было очень хорошо. И противоречие пугало. Пугало желание поддаться…       — Нам лучше вернуться, солнце уже садится, — еле выдавил из себя самурай, пытаясь вернуть рассудку привычную трезвость.       — Разве?.. — взгляд Наруто был игривым. Ласковым, по-странному томным. Щеки немели, но Какаши выдохнул:       — Но не солнце твоих волос.       Это вызвало у юноши смех — звонкий, заливистый.       — Я так и знал, что в душе ты поэт!       Тем не менее, Наруто принялся убирать инструмент, аккуратно заворачивая в ткань. С его губ не сходила улыбка. И Какаши засмотрелся на него. Не мог отвести глаз. Потому что собственное сердце никогда не барабанило в груди так сильно.       Наруто встретился с его взглядом, коротко посмеялся. И вдруг подобрался совсем близко. Замер.       Одно неверное решение могло дорого стоить. Но здесь… место снять маски.       Какаши осторожно наклонился, волнуясь. Боясь закрывать глаза, чтобы не промахнуться. Поцеловал юношу в губы. Быстро. Сразу отодвинулся, запоздало ощущая на своих губах тепло. А на лице — огонь, пылающий под кожей.       Отвернулся, моргая — перед глазами плясали пятна.       — Не так, — вдруг заявил Наруто.       Его тепло приблизилось, погнав дрожь по телу Какаши. Мужчина вздрогнул, ощутив поцелуй на своей щеке. Повернул голову. Новый поцелуй пришелся в губы. Другой, долгий поцелуй. Кажется, даже умелый.       Какаши замер, чувствуя, как ловко юноша целует его, ловя губы поочередно. Закрыл глаза, доверившись. Опустил руки на стройную талию. Под ладонями словно разгорался огонь. А во рту стало странно: он чувствовал внутри движение. Влажное, мягкое, распаляющее… Языком Наруто управлялся так же чувственно, как и пальцами…       И это ощущение сохранилось на губах и во рту даже когда юноша отодвинулся.       — Хочу приходить сюда чаще, — проговорил Наруто с придыханием. — Чтобы у тебя получалось лучше…       — Что?..       — Играть, — с улыбкой отозвался мальчишка, указав на инструмент в чехле.       — Ага… — мужчина неловко опустил голову, облизнул губы, которые всё еще горели. Отметил, что юноша посмеивается. — А давно ты… практикуешься? В игре…       — Какое-то время, — выдержал паузу, глянул с искоркой в глазах. — А ты до меня не пробовал?..       Какаши отрицательно покачал головой.       — А мы еще говорим об инструменте? — Наруто прищурился. Самурай снова качнул головой, вызвав у собеседника туманную улыбку. — У вас тут совсем другая жизнь.       — Да. У нас война. Но хорошо, что тебя это не коснулось. И ты… умеешь так играть на инструментах. Я про этот инструмент, — он тоже кивнул на сямисэн. — Это на самом деле красиво.       — Да, красиво.       Однако беспокойство терзало Какаши. Беспокойство от неуверенности, какой он никогда не испытывал в бою. Наруто замечал и это. Прислонился к плечу мужчины, заставив вздрогнуть и обмереть.       — Ты правда всё время жил только войной?       — Правда. А ты…       — А я не воевал.       — Знаю. Но ты… ну… — он смотрел на свои руки. Не зная, как изложить мысль. Не зная, как о таких вещах принято говорить. И, на самом деле, в целом зная о них совсем немного. — Ты не воевал. А я не… ну…       — М, я понял. А разве у самураев такого нет?       — Чего нет?..       — Ну, как бы сказать… Слухи разные ходят.       — Я о них не слышал. Видимо… — Какаши смотрел, как руки Наруто обвивают его руку, как снова берутся за кисть, поглаживают твердую ладонь. — А ты много знаешь слухов?       — О, да, — протянул Наруто, кажется, с гордостью. — Очень много. И еще очень много чего видел, своими глазами.       — А сам ты… как бы… ну…       Юноша рассмеялся, и сердце Какаши тревожно замерло в ожидании ответа.       — Нет, — наконец, сказал он. — Я этого еще не делал. Того, о чем ты говоришь… Мне хотелось чего-то большего, понимаешь?       — Не знаю. Не уверен, — признался мужчина. Встретился взглядом с Наруто. И пожалел, что не может спрятать под маской свою смущенную улыбку.       — А сам ты что об этом думаешь?       — Я об этом не думал.       — Скажешь честно? Твои маски далеко отсюда, — юноша словно видел его насквозь. Ласково погладил по щеке. И Какаши, выдохнув, решился. Приобнял Наруто одной рукой. Так что моментально стало невыносимо жарко, словно он прижимал к себе солнце.       Юноша потерся об его плечо, ответно обвил бока мужчины. Поглаживал пальцами по спине, так что вдоль позвоночника Какаши бегали мурашки, не переставая.        — Я… я бы тоже этого хотел, — всё же ответил мужчина. И ему понравилось, что собственные слова наконец прозвучали твердо.              Дальнейшие уроки игры на сямисэне проходили в их поле. Как и уроки поцелуев. Вдали от посторонних глаз. Там, где Какаши забывал, кем он был выращен и кем продолжал быть.       Забывал даже о ранах. Раны его тела быстро затягивались. А те, что глубже, тоже затихли, оставленные в покое.       Мог ли он привыкнуть к прикосновениям? Вряд ли. Но ему полюбилось самому ложиться на колени к Наруто, вместо инструмента. Чувствуя, как чуткие пальцы с чуть грубоватыми подушечками скользят по его лицу, играют в волосах, так же ловко и чувственно, как они перебирали струны.       — Я сначала думал, что ты намного старше. Пока ты свою страшную маску не снял, — юноша поглаживал его по виску, разгоняя слабость по всему телу, совершенно обмякшему и покорившемуся этому хрупкому человечку.       — Из-за волос?       — Да.       — У нашего клана такая особенность. Не знаю, чем это объяснить.       — И не нужно объяснять. Они красивые. Как блеск луны. Или звезд.       Какаши зажмурился, покрепче обвил юношу руками, потерся щекой об его бедро. Тая под его мягкими пальцами.       — Ты мой лунный самурай. Или звездный?..       — Звезд на небе много, — заметил мужчина, со знакомым волнением.       — Да. А луна одна. Значит, лунный самурай.       — Да?       — Да. Для деда-дайме, наверно, все его самураи как звезды… Но его ведь ты на руках не носишь?       Какаши засмеялся.       — Нет. Только тебя.       — Знаю. У тебя самые сильные руки, — юноша потянулся, и самурай поднял руку с травы, покорно вложил ее в мягкие ладони своего возлюбленного. Но не смог сдержать вздох:       — Но иногда они так дрожат…       — В бою?       — Нет, — теперь он мог сказать об этом, одному единственному человеку, который не осудит его. — Когда я думаю убить себя…       — Они просто не хотят, чтобы ты умирал, — пальцы Наруто крепче сжали его руку. — И я тоже этого не хочу. Почему ты думаешь убить себя? Из-за ваших глупых самурайских кодексов?       Мужчина не смог возразить. Подавил новый вздох.       — Из-за поражения в бою.       — Тебя и так в этом бою ранили. Но ты выжил. И вместо того, чтобы быть благодарным судьбе, ты хотел себя убить?       — Да. Я не хочу бесчестия. Мой отец… он подвел многих. Он так же отступил, я говорил тебе…       — Говорил. И ты считаешь, что должен повторить его судьбу? Ты — не он. И никто тебя не попрекал, даже дед…       — Всё равно. Бежать — бесчестно. Как побитый пес, поджавший хвост… А я подчинился команде. И отступил. И приполз, раненый, почти что бесполезный… А потом понял, что натворил. Я мог погибнуть в бою, с честью. Как самурай. Или мог… как отец… Но только я не могу. У меня… дрожат руки. Я не могу об этом даже подумать. Потому что вспоминаю отца…       — Ты боишься смерти, — ответил Наруто. Серьезно и ровно.       — Нет. Я не… — он перевернулся на спину. Посмотрел в лицо юноши — будто увидел солнце на фоне ясного голубого неба. — Наверно. Я боюсь себя убить. Это ужасно. Это позорно…       — Смерть — это ужасно! — пылко возразил Наруто, нахмурив свои светлые брови. — В том, чтобы умереть, нет никакой чести! В смерти не может быть чести. Когда ты жив — ты можешь так много сделать! Много хороших вещей, которые помогут людям. Разве не это — честь? Убивать себя — это трусость.       — Нет, чтобы убить себя — нужно обладать смелостью… — слова звенели в его голове с младенчества.       — Так вот, о чем ты думал, — вдруг заметил юноша. — Это и было в твоих глазах тогда, и в твоих мыслях… Какаши… Но, знаешь, я рад, что ты неправильный самурай, — он заулыбался, искренне, заставив мужчину забыть о закипающем негодовании от этих слов. — Правда, очень рад. Это же так неправильно. Ты родился, чтобы жить. Ты был рожден этой природой, ты такая же часть нее.       Наруто обвел руками траву и небо вокруг них.       — А вот убивать самих себя придумали люди. Придумали для этого даже глупую «честь». Так нельзя. Ты не для этого появился на свет. Даже эта неплодородная земля, как ты говоришь, даже эта трава… они могли бы считать себя бесполезными, «бесчестными», да? Но они дали кров нам. Даже от них есть польза, видишь? Они помогают нам, охраняют нас. Они — как твоя маска, ограждают со всех сторон. Но тут я могу быть внутри твоей маски. И могу видеть тебя настоящим. Это ведь так ценно! Мне кажется, даже поле этому радуется. Ведь если бы оно вдруг пропало — кому бы от этого стало лучше?       Какаши протянул руку. Притронулся к утонченному личику юноши, поймал его взгляд. Всё же сел и со всей возможной нежностью поцеловал Наруто в губы. Обнял, запустив в его волосы пальцы.       — Ты так прав. Даже не представляешь, насколько ты прав…              Но мелодия сямисэна становилась под их пальцами всё лиричнее и тоскливее. Наруто наблюдал за стараниями своего ученика в наступающих сумерках. Уходить из поля совсем не хотелось.       Дрожь струн унялась вместе с последним взмахом бачи, только ветер шелестел в траве. Юноша вздохнул:       — Мама говорит, в Юмигакуре снова стало спокойно. Наши смогли отбросить наступление далеко за границу…       — Да, я тоже об этом слышал, — Какаши поглаживал гриф сямисэна пальцами. В груди становилось нервно. — Теперь вы можете вернуться обратно.       — Да. Мы скоро уедем.       — А я отправлюсь на передовую. На запад, там сейчас стычки…       — Я знаю, — проронил Наруто. И несколько секунд они слушали дыхание ветра и друг друга.       — Ты приезжай ко мне, как-нибудь, ладно? — нарушил молчание юноша.       — Да. И ты тоже приезжай.       — Дай-ка, — Наруто решительно забрал у него инструмент. — Сыграю что-нибудь повеселее. Не надо грустить. Мы встретились сейчас, — его пальцы забегали по струнам, а рука с бачи отбивала бодрый ритм. — Значит, встретимся снова. Нас бережет это небо. И это место. Они вернут нас обратно, друг к другу.       Звучало оно слишком уверенно, как и новая мелодия. Какаши с трепетом погладил Наруто по голове. И встретил его ответную теплую улыбку.              Ночью к нему в комнату, где он жил в поместье дайме, негромко постучали. Какаши еще не спал, но удивился: если происходило нечто настолько срочное, к нему могли войти и с меньшими церемониями.       Дверь приоткрылась, проскользнул тонкий силуэт.       — Наруто?.. — мужчина приподнялся на футоне.       — Угу, — Наруто приблизился. В темном, легком кимоно. С нежной, смущенной улыбкой в свете горящих свечей. — Я к тебе в гости.       Одну руку он держал за спиной. Подошел, присел рядом.       В волнующем, интимном полумраке Какаши забыл обо всём. Притянул возлюбленного к себе, крепко целуя. Руки быстро справились с поясом, нырнули под полы кимоно. Ладони горели от прикосновений к бархатной коже стройного мальчишеского тела.       Наруто горячо дышал ему в щеку. Целовал его лицо, целовал в губы. Долго, влажно. От причмокиваний их слияния руки Какаши покрылись мурашками. Юноша залез к нему под одеяло. Потом сел на мужчину верхом, провел руками по быстро вздымающейся груди. Улыбаясь, потянулся к маленькой баночке, которую принес с собой. Снял с нее крышку.       — Что это?.. — спросил Какаши.       — То, что нам поможет, — произнес Наруто. Так, словно это было волшебство, некое снадобье, которое и в самом деле могло решить все беды…       Так и оказалось. Это было волшебство. Не иначе.       Как Наруто взялся за Какаши внизу скользкой от мази рукой. Как потом очень аккуратно опустился на него. Как туго и жарко оказалось у юноши внутри. Как их стоны сливались, а пальцы берущихся друг за друга рук переплетались.       Какаши смотрел на Наруто в дрожащем пламени свечей, гладя его упругие бедра, завороженно водя пальцами по стройному животу. Смотрел на своего возлюбленного, ритмично двигающегося над ним. Быстро дышащего и улыбающегося…              И думал об этом потом. Когда садился на боевого коня и ехал вместе с армией туда, куда звал его долг. Думал об этом ночами, перед сном. Думал о поле, о звуках сямисэна. Думал о поцелуях. О нежных пальцах на своих руках. И на своей груди, той ночью…       Он возвращался домой, раз за разом. Целый, или же с новыми шрамами. Но — возвращался. Возможно, небо и поле действительно берегли его. Как и волшебная мазь, как и волшебство слияния любовников…       Но каждый раз прибытие в родной город отдавалось в его душе болью. Потому что часть его сердца теперь находилась где-то далеко.       Какаши твердо решил, что обязательно приедет к Наруто, когда война закончится. Приедет в укромную деревню на берегу моря. Потому что без этого солнечного мальчишки на шумных улицах Хирохары стало слишком тихо.              Последнее возвращение несло в себе куда больше радости, чем обычно. Потому что войска их главного противника, Нибору, были полностью уничтожены. И долгой войне пришел конец.       Какаши не стал как обычно заходить к старику дайме — тот был слишком занят, проводя время со своими сыновьями-военачальниками, которые снова были в кругу семьи. Жители Хирохары шумно отмечали победу, видимо, решив гулять ночи напролет.       Такого пышного торжества Какаши не видел очень давно. Может, даже никогда — своему детскому восприятию праздников он не доверял.       Улицы ночного города светились от множества фонарей, изо всех сторон играла музыка. Раздавался смех. Толпы пестрили яркими кимоно и маскарадными костюмами. Какаши и сам не расставался со своей волчьей маской — так в окружении посторонних людей он чувствовал себя спокойнее, как и в бою.       От огней и красок рябили глаза. Да и на душе мерцало ощущение чего-то нового. Свободы?.. Неужели теперь воцарится мир? Хоть ненадолго…       Казалось, теперь всё должно утихнуть в гармонии. Но тишина звучала громко. Песнями и хохотом. Наверно, так и должно быть…       Среди прочих звуков, Какаши различил знакомые нотки сямисэна. Пробрался через людей к маленькой импровизированной сцене, на которой играли наполненную ликованием мелодию музыканты.       Сердце мужчины замирало. Приятно и болезненно. Музыка пробуждала память. Напоминая и о пустоте в его душе, которая тоскливо вибрировала даже сейчас, в общем восторге.       Никто не мог перебирать струны так, как Наруто. Это факт…       Теперь, когда война окончена, когда настанут лучшие времена… Может, дайме отпустит его к Наруто? Хотя бы ненадолго. Может, Наруто всё еще живет там, в Юмигакуре, деревне у моря. Может, помнит его… Ведь они не виделись несколько лет.       Но, может, Наруто уже женился?.. Наигрался, созрел. Завел свою семью. Стоит ли ворошить прошлое? Не лучше ли смотреть в будущее? То, что происходило между ними, было хорошо. Но вдруг это нужно оставить позади?.. И встреча сейчас лишь причинит боль им обоим…       Глаза защипали против воли, и вовсе не от дыма. Какаши сходил до ближайшей лавки за саке. Но вернулся обратно, к звукам родного ему инструмента. Снял маску, попивая рисовую водку. Наблюдая за руками игравших — совсем не такими идеальными, которые он знал…       Вздохнув, мужчина привалился к столбу. Чувствуя себя совсем одиноко в толпе веселящихся людей. Алкоголь брал верх над замученным телом — он поспал в лагере, перед возвращением в город, но поднялся на рассвете. Да и события последних лет никак не давали организму полностью восстановиться.       Ночь навевала сонность, и мужчину разморило. Он медленно моргал, глядя на людей сквозь белые ресницы. И думал о Наруто. О его самых нежных пальцах. И о солнечных волосах…       Всё-таки, надо к нему съездить. И — будь что будет. Даже если он будет жалеть об этом решении всю жизнь… почему-то показалось, что Наруто бы посоветовал ему именно это. Просто довериться зову внутри…       Музыканты поднялись, делая перерыв. Зрители аплодировали, большая часть из них стала расходиться, видимо, чтобы успеть посмотреть и другие представления. Какаши наблюдал, провожая их взглядом. Остановил глаза на фигуре в маске какого-то животного — одной из множества… Правда, именно таких масок он видел мало. Даже плывущим взглядом он отметил изящество тонкой работы с фарфором.       «Китайские фарфоровые маски». Точно. Не страшные, а симпатичные… Если это не знак вселенной — то что?       Решимость заполнила грудь мужчины, выгнав из нее тяжесть утомленности. Он вернется к Наруто. С утра же пойдет говорить с господином Хироки и будет настаивать на своем…       Музыка заиграла вновь, и вокруг Какаши и его столба собралась новая толпа. Мужчина замер, решив еще немного постоять здесь — пока на душе у него полегчало, и он может полноценно насладиться музыкой и вкусом победы.       Но тут же вздрогнул, машинально потянувшись к катане — его схватили за локоть.       Он обернулся. Встретившись с той же самой звериной маской — белой, с красными полосами, подчеркивающими черты звериной морды. Человек держал его за кимоно. Кажется, что-то говорил, но ни одно слово не долетало до Какаши в общем гуле.       Его настойчиво потянули за рукав, и мужчина сделал шаг вперед, крепко сжимая бутылку саке и свою маску в руках.       Пестрая ярмарка с ее огнями, разукрашенными лицами людей и масками смешивались перед глазами. Взгляд сфокусировался на ведущем его человеке в маске. Который отвернулся…       И теперь в свете фонарей Какаши увидел совсем отчетливо…       Светлые волосы, завязанные в короткий хвост. Кажется, светлые…       Глаза защипали, но мужчина не мог думать. Не был уверен в том, что видит.       Что это? Пьяный сон?.. Наверно. Наверняка…       Тем более, из его рук уже исчезли и бутылка, и маска… Кажется, он слышал удар об землю… или нет? Но руки были свободны.       Поэтому он смог поднять свою руку, коснуться запястья человека. Тонкого запястья, торчащего из-под рукава кимоно.       Маска снова повернулась к нему. Чужие пальцы выпустили ткань одежды. Скользнули по его ладони, взялись. Мягкие пальцы…       И — дрожь по рукам. По спине…       Всё тише, тише. Шумное веселье оставалось позади. Ноги заплетались, как и мысли в голове.       Проход между домами. Дорога, освещенная совсем редкими огнями…       Поле.       — Как тихо, — с облегчением выдохнул человек. — Наконец-то…       Какаши склонил голову, рассматривая его. Глянул на свои руки. Пустые. На шевелящуюся на легком ветру желтую траву.       — Сюда нельзя в масках, — заметил он.       — Нельзя. Ты свою уже где-то потерял?       — Наверно…       — Ничего. Она всё равно была страшной. Эта посимпатичнее, да?       Его спутник взялся за свою маску. Поднял, снял вовсе. И Какаши заулыбался, видя в полумраке, в свете далекого факела и выглянувшего из-за облаков месяца, такое же улыбающееся ему лицо Наруто.       — Если ты мне снишься, я очень сильно расстроюсь, — признался Какаши, чуть дрожа.       — Ты точно снял маски. Даже первым говоришь то, что чувствуешь. Может, это я сплю?       Наруто повязал маску на пояс своего кимоно. Кажется, на свету оно было ярким, оранжевым.       Голова мужчины кружилась как после сильнейшего удара. Он снова протянул руку. Завороженно смотрел, как за нее берутся пальцы. Мягкие. С чуть заметно огрубевшими от струн кончиками подушечек.       Не изменился. Разве что, стал немного повыше. Если это в самом деле его Наруто…       Какаши едва дышал, задыхаясь своей улыбкой. А юноша переплел их пальцы, шагнул вперед и вопросительно кивнул:       — Идем?       — Да. Я… — голос дрожал, как давным-давно. — Я собирался поехать к тебе. В Юмигакуре. Но не знал, ждешь ли ты меня…       — Я не жду! — вдруг заявил Наруто. — До меня как дошли новости, что война выиграна — я сразу же поехал сюда! Правильно сделал, да?       — Да. Если только ты мне не снишься…       Ведь это и в самом деле было похоже на сон.       Наруто — его стройный, изящный Наруто, идущий в поле, увлекающий его за собой. И яркий, серебристый месяц над ними.       Юноша остановился, опускаясь, и они снова скрылись в траве, как годы назад. Какаши с трудом его видел. Но этого и не было нужно. Руки сами нашли любимое тело, крепко прижали к себе. Затем последовал пьяный — опьяненный долгожданной близостью — поцелуй, короткий, отрывистый. И Какаши уткнулся лицом в теплую шею, жмурясь. Никогда еще у него не щипали глаза с такой силой…       — Снова мне учить тебя, да? — протянул Наруто, гладя его по волосам. — Наверняка ведь всё забыл?.. Я про сямисэн, если что.       — А… да. Наверно… — Какаши засмеялся, благоговейно закрыв глаза, наконец-то расслабляясь в объятиях возлюбленного.       — А я теперь всех учу играть! А сам выступаю, и пою даже! Так и зарабатываю на жизнь. Даже коня купил, я на нем и приехал.       — Ты восхитителен, — прошептал мужчина, больше не видя смысла сдерживать чувства. Однако что-то тревожило его… и он понял, что именно. — Ты… играть учишь?.. Других? Так же, как и меня?..       — Не-ет, что ты?! — юноша рассмеялся. — Как тебя — никого не учу. И не собирался.       — Хорошо, Наруто. Я тоже. Никого, кроме тебя…       Этого хватило, чтобы успокоиться окончательно. Как и нескольких нежных поцелуев хватило, чтобы усыпить перевозбужденные и уставшие тела.              Какаши так и проснулся в поле, посреди примятой травы. Засыпая, он боялся утром обнаружить, что рядом с ним никого нет.       Но, еще не открыв глаз, почувствовал тепло — на его груди дремал Наруто. В том же оранжевом, цветастом кимоно, слегка сбитом, с развязанным поясом. Неподалеку лежали его фарфоровая маска и катана самурая.       Солнце только начинало прогонять с неба темно-фиолетовые краски. Но в воздухе уже веяло утром. И чем-то очень сладким. Так же ощущалось и внутри, в душе.       Какаши нежно поглаживал своего мальчика по лицу, пока тот не проснулся. Пока не поднял голову с растрепанными завитками солнечных волос. Его глаза были яснее неба. И они светились прежним теплом, какое самурай смог познать только с этим необыкновенным юношей.       — Я не растаял как утренний призрак, — заметил Наруто, запечатлев на губах любимого мягкий поцелуй.       — Не растаял. Я чувствую. Ты не замерз?       — Нет. С тобой тепло.       Юноша снова склонился, целуя, а руки Какаши гладил его, не в силах перестать прикасаться. После чего мужчина сказал:       — Я уеду с тобой. Туда, к тебе на родину.       — Не надо, — вдруг качнул головой Наруто.       — Почему?       — Потому что я хочу остаться здесь! Для этого и приехал.       — Разве тебе будет здесь хорошо? Тут шумно, ты говорил…       — Да, тут много людей. Многим нужна музыка, и они готовы учиться. И платить! Я смогу заработать кучу денег! — он ослепительно улыбался. — И будем играть с тобой, вместе! Когда я обучу тебя совсем хорошо. А если будет слишком шумно — у нас есть это поле. И эта тишина. Тут мы сможем продолжать учить друг друга…       — Любить друг друга, — поправил Какаши. Наруто моргнул, но рассмеялся. Обнял его, прижавшись, и поцеловал в щеку.       — Я же говорил, что ты у меня — поэт!