***
Солнце уже садилось, но жара не отпускала ни на минуту. Салим недовольно сверлил взглядом парочку, которая переругивалась неподалеку, в ожидании, что один ублюдок таки обратит свое внимание на него. Но, как известно, терпением пак Салим был обделен, поэтому он ругнулся себе под нос, сплюнул на пыльную дорогу и зашел в церковь, не желая более смотреть на этот цирк. Певчие мальчики, подметавшие пол, шарахнулись в сторону и поспешили ретироваться прочь. Даже если ему сейчас приставят ко лбу пушку и голосом ублюдка Деванторы спросят - «Ревнуешь, а?», он не сознается. Зачем ревновать, когда доподлинно известно, какая Рид скотина? Этот готов лезть с комплиментами к каждой проститутке, если ему от нее что-то надо. То, что элитный агент США не был проституткой, Салима совершенно не волновало. Эйдан Рид — его главная головная боль и заноза в заднице, а также любовник в одном лице, который опять затеял что-то, что аукнется всей Джакарте. И священник готов ждать и терпеть эти брачные танцы с бубном, пока Риду не надоест творить хрень, но... Если этот белобрысый Кирихара сделает что-то не то… То Салим, как представитель Церкви, даст парню выбор: пополнить ряды сестричек, правда, без самого дорогого, либо отправиться в путешествие с билетом в один конец к рыбам. И все равно не скажет в слух, что да, сильно ревнует. Впереди было нападение века. Все, даже непробиваемые ребята Боргеса, находились на взводе. Чтобы ворваться в обитель Картеля, надо быть самоубийцами, и, похоже, у них тут уже целый отряд таких отбитых. А во всем виноват чертов Рид и его дебильные планы. Иконы в старинных рамах смотрели осуждающе, когда из-под алтаря появилась закрытая коробочка без опознавательных знаков. Совершенно обычная, из грязного картона, она спокойно помещалась в ладони маленького священника, который не спешил распаковывать свою находку. — Решил вкинуться перед заданием? Я думал, ты завязал. — А я думал, ты охмуряешь ту блондинку, — Салим морщится, но коробочка отправляется в жертвенник. Главное, не забыть потом убрать на место, иначе Нирмана устроит истерику. Убирать трупы после таких истерик задача не из легких, но монашку это не волновало — не она же этим будет заниматься. Руки у Эйдана все в мозолях, кожа грубая, как нождачка, но Салим позволяет себе прикрыть глаза и расслабиться. Только этот человек, который одним своим появлением сеит хаос, может дать эти необходимые пару минут спокойствия. Даже после предательства это не изменилось, хотя Салим был уверен, что убьет своего придурковатого парня сразу же, как увидит. Три года неведения, сотни пустых обещаний в СМС и не менее нескольких десятков тысяч гудков в телефонной трубке, после которых — «Абонент временно недоступен, перезвоните позже». А потом услышал эту дебильную фразочку из трубки Боргеса, который зачем-то врубил громкую связь - "Бо, я угнал самолет..." Чего-то такого можно было ожидать. — Не ревнуй, детка, мы почти что почтенная замужняя пара, — смешок над ухом раздается слишком уж громко. — Правда, я надеялся, что детей у нас не будет. Или не таких придурковатых. Смешок. — Твоего мнения, горе папаша, никто не спрашивал. Он весь в тебя. Отрицать факт, что Андрей не их сын, сейчас слишком лениво, поэтому данная шутка повисла в воздухе, а потом растворилась в уютной тишине. Они стояли около распятия и целовались, послав ко всем чертям и хмурые лики Святых, и суету во дворе, и Картель… Пусть этот мир подождет.***
Кирихара сначала не понял, почему в груди все сжалось от боли, когда он стал случайным свидетелем столь интимной сцены. Дошло не сразу, но осознание все равно выбило почву из-под ног. «Мне что… Только что разбили сердце?» Он сам не понял, как и когда влюбился в этого человека. Запрещенное чувство не должно было рождаться в его сердце, не настолько быстро. Он ведь с самого начала знал, что им воспользуются и бросят. И был готов к этому моменту, даже составил в уме список фраз, которые можно будет высказать этой самовлюбленной роже с хаосом на голове. А сейчас они все застряли в горле, так и не будучи произнесенными в слух. Самое отвратительное, злости не было. Бросив еще один взгляд на пару, Эллиот, так и не проронив ни слова, тихо проскользнул к выходу. Исследовать Церковь было явно плохой идеей. — Ты в порядке? — Арройо как всегда был слишком внимательным, но блондин лишь машет рукой и уходит к Никалосу. Ему не хочется сейчас говорить о своих чувствах ни с кем, потому что никаких чувств быть не может. Он выполнит свое задание, забудет, кто такой Эйдан Рид и больше никогда не прилетит в Джакарту.***
— Хэй, Салим, выходи за меня! — Салим его не видит, но чувствует — мудак улыбается. Салиму тоже хочется улыбаться, но какая-то необъяснимая тревога заставляет сердце замереть в груди. Вся операция протекала слишком уж гладко. — Пошел ты, Эйдан! Нашел блять время на такое… — Приму это за «да»! — снова этот дебильный смех в наушниках, следом шипение и какое-то копошение. Улыбка, едва коснувшаяся губ, тут же сползает при следующей фразе. — Блондиночка, стой на месте, я уже иду. «Он делает… Что?!» А потом был крик Кирихары, прыжок и тишина в рации. Салим кроет матом умственные способности своего парня, но покинуть позицию не может. На секунду перед глазами мелькает образ сорвавшегося с троса человека, который летит к земле и… Когда наушник снова оживает, болтая голосом Эйдана Рида, священник был готов задушить ублюдка собственными руками. Он никому никогда не признается, что впервые в жизни молил Бога о том, чтобы все так и получилось. Звуки снова стихли и вернулись в рацию не сразу, но новости оказались отвратными. Картель блокировал входы и выходы. Дальше события развивались слишком стремительно. Пальба, брань на четырех языках, снова пальба и чей-то сумасшедший смех. Местные и туристы давно уже сбежали, а факт того, что район до сих пор не оцеплен, поражал. Похоже, полиция решила дать группировкам шанс убить друг друга самостоятельно. Скрежет металла об асфальт — тачка едва не сбивает Диего, но Лопес всегда приглядывает за ним с высотки. Церковников слишком мало, чтобы противостоять набежавшим со всех углов ублюдкам Картеля. Чья-то пуля, неудачно попавшая в бак с горючим, меняет ситуацию. Взрывная волна убивает парочку человек, кому-то досталось осколками стекла, а Нирмана в последний момент успела уклониться от куска покореженного металла. Огонь распространялся с огромной скоростью, в далеке слышалась серена пожарных, а разобрать кто свой, кто чужой в дыму уже нереально. Они бежали с поле боя, выполняя приказ Падре, оставляя позади потревоженную башню и полыхающие машины. Салим игнорировал всех, кто пытался с ним заговорить или всучить воду. В голове просто не укладывалась жестокая правда: мальчишка-блондин смог выбраться из этого ада, а его будущий муж — нет. Каменное здание полыхало, как елка на Рождество, которое Салим никогда не праздновал. Пламя пожирало все, и даже те самые иконы, которые недавно смотрели на них, как на отступников от Веры Божьей. Самая криминальная Церковь Джакарты перешла черту дозволенного, и это кара за предательство. Басир мог сделать так, чтобы его боялись, но никто из верхушки Церкви не ощущал страха, только жгучую ненависть. Это был позор, но они хотя бы живы. Слишком много огня в последнее время. Салим едва не придушил Кирихару, когда финансист вывалился из тачки. Американцы ее явно арендовали и теперь вряд ли им удастся вернуть ее без штрафа — пара лишних дырок и разбитое Зандли лобовое стекло говорили сами за себя. Андрей оказался рядом слишком неожиданно, а его длинные ручища обвили маленькое тело плотным кольцом. — Прошу, успокойтесь, пак Салим! — парень держал крепко, но иногда морщился — его наставник знал, куда бить. — Отпусти меня, Андрей! — боль от сломанной руки отвлекала, но мужчина не мог заставить себя остановиться. Он мог лишь догадываться, что сейчас делает Басир и его головорезы. Его любимый человек сейчас там, в лапах ублюдка, который его ненавидел всю жизнь, а этот задохлик, бросивший Рида, здесь. Салиму было уже плевать на мир между ними — он хотел всадить в это тельце весь магазин. Епископ, вынырнувший из черной тонированной тачки, успокоил его одним взглядом. Салим сдулся, как шарик, отпихнул от себя Андрея и нервным жестом достал пачку сигарет. Все понимали, что Эйдан Рид больше не вернется, сгнив в подвалах Картеля***
— Салим он… Не умер же, да? — Рид сидит за покореженной тачкой блядского серебряного цвета (и клянется, что до конца жизни будет ненавидеть и серебряный цвет, и тиморы, а особенно их сочетание да еще и с китайцами в комплекте) и смотрит на своего бро с надеждой. Пока из него делали отбивную в казематах, он пропустил сожжение места, которое когда-то считал своим домом. В любой другой ситуации Эйдан бы возмутился, что его не позвали на такое мероприятие, но конкретно в этой у него был парень — мелкий вредный священник, который слишком любил эту Церковь. Информация о том, что акция Картеля не обошлась без насилия, необъяснимо пугала. Прыгая с гребанной высотки, Эйдан хотел лишь одного — это признание Салим должен был запомнить надолго и, конечно же, пойти с ним к алтарю. Нет, не к тому, где хранится заначка наркоты и сигарет, а в нормальную церковь, кои еще встречаются в более менее нормальных районах Джакарты. Однако… Весь до одури простой план «признайся, спрыгни, впечатли» закончился неприятным свиданием с Деванторой. Этот ублюдок знал, что делать, и, кажется, отыгрался на его тушке за ту перестрелку около причала. Припомнить ВСЕ грешки Басир не позволил, имея личные мотивы. Рида передернуло от осознания, насколько он был близок к смерти. Надо было лучше втираться в доверие к Кирихаре, намекнув про свои подозрения Салиму. Этого просчета можно было избежать. — Что? — Боргес отрывается от разговора по телефону и смотрит на друга как на идиота. — Да что ему будет? Руку сломали разве что. Он за тебя переживает больше, после возвращения ходит злой, как стая гиен. Мы тебя уже почти похоронили, бро. И это не круто. Эйдан не замечает, как расслабляется от слов о том, что его парень жив. Однако, факт того, что тот за него волновался, и приятен сердцу, и заставляет волноваться уже за свой зад — эту авантюру ему вряд ли простят.***
Тело Эйдана падает на устланный ковром пол с характерным глухим звуком. Салим возвышается над ним, сурово скрестив руки на груди. По комнате проносится нервный смешок. — Милый, я тоже рад тебя видеть, но не мог бы ты… — его в наглую перебивают, хватая за отросшие волосы и оттягивая их назад. Рид шипит, но не сопротивляется, позволяя любовнику делать все, что тот захочет. Они целуются в этот раз без нежности, но каждый понимает, что это от облегчения. Двое людей, чья жизнь наполнена убийствами, наркотиками и постоянным риском сейчас не могут выражать чувства по другому. Лишь боль, смешанная со страстью, может доказать, что они живи и снова вместе. — Если ты еще раз сделаешь что-то подобное… Я клянусь, Эйдан, ты будешь ходить рядом со мной. И не дай Боже отойдешь от меня дальше, чем на метр. Они падают на ковер, образуя клубок из двух тел. Смех Рида рядом — лучшее, что произошло за все это время. Священник устало прикрывает глаза, подгребая это чудо себе под бок и слушая его размеренное дыхание рядом. За все это время он почти не спал. Молчание затягивалось. Эйдан попытался отползти в сторону, однако его тут же вернули обратно. — Кстати, свадьбу сыграем после того, как найдем оттиски… И женой будешь ты, Рид, иначе пойдешь к алтарю связанный, но все равно в роли жены. Ахуевшее лицо Рида тоже одно из самых лучших событий за последние пару дней. — А ты не слишком маленький для мужа… Ай! — Тебе сейчас показать, насколько я гожусь на роль мужа? — С-салим, стой! Я ранен!