Мертвое солнце

Винтерфелл пал. Мертвецы разрушили стены, обратив в пепел, драконий огонь не смог уничтожить Великого Иного, Азор Ахай был всего лишь красивой легендой. Винтерфелл пал, а следом за ним — и Медвежий остров, и Речные земли, и Хайгарден, даже Королевской Гавани не удалось избежать нападения вихтов; они шли вместе с зимой, под их истлевшими ногами замерзали даже моря. Все Семь королевств стали руинами и пеплом. Все, кроме Перешейка. Болота так просто не заморозить, зимой они все равно — болота, и когда мертвецы дошли сюда, ведомые запахом живого тепла, то не смогли добраться до Сероводного Дозора. Тонули в трясине один за другим, шли по головам друг друга — и все равно их топь засасывала, темная и ненасытная, как сама смерть. В детстве Мире говорили: луна — солнце мертвых. Когда восходит солнце мертвых, тогда и они выходят под ним погреться. Среди Долгой Ночи только это солнце и осталось, бледное, чахоточное солнце, освещающее мертвый мир. Мира медленно ступает по снегу: нельзя, чтобы услышали. Впереди высятся крепостные стены, изломанные и искрошенные. Снег смешан с грязью и кровью. Винтерфелл пал. У Миры в руке — амулет, мамой подаренный: никто не увидит ее, ни один мертвец. Не первая это Долгая Ночь в жизни болотных людей, они обитали здесь задолго до Старков, задолго до Эйегона-Завоевателя, они знают много больше, чем о них думают… думали. Больше некому смеяться над лягушатниками, у которых зеленые зубы. В живых остались только Мира и Жиана. Иногда ей кажется, что только они во всем мире. Винтерфелл хмурится, как всегда — неприветливый. Как всегда — придирчивый к чужакам. Тишина режет уши. Мира слышит только звуки собственных шагов, и это отчасти успокаивает, а отчасти — нервирует. Снег позади нее скрипит. Обернувшись, Мира застывает от ужаса — она ожидала увидеть вихтов, но… … но не знакомых. Теон Грейджой ступает медленно, покачиваясь, и в груди у него дыра. Мира вскидывает копье — убить мертвеца можно, если снести голову, но он не нападает. Снег снова скрипит, но с другой стороны, слева. Джон Сноу. Его лицо обгорело, половины попросту нет, но он узнаваем по черным кудрям на уцелевшей половине. За ним ступает Санса, ее осанка до сих пор королевская, а глаза такие же голубые, только намного ярче, но нос отвалился, а на щеках — трупные пятна. Из-за сосны выглядывает Арья — пустые глазницы, нижней челюсти нет. Джендри — проломленный череп, отсутствует рука. Бриенна — без одной ноги, ковыляет, держась за деревья. Мира в ужасе наблюдает за ними, ждет, что бросятся, но ее бережет талисман. Они бы обязательно бросились, если бы почуяли, а так… просто вышли погреться на солнце. На своем солнце. Очередной скрип заставляет Миру похолодеть еще сильнее. Она не хочет оборачиваться, не хочет, не хочет… Бран не мог ходить при жизни, и мертвым — ползет, цепляясь за землю локтями. В его лбу дыра, похожая на третий глаз. Носа нет, как и у Сансы, лицо синее, пальцы похожи на когти… Бран, тот самый Бран, которого она когда-то, десять жизней назад — любила. Мира не уходит — так и остается стоять среди погибших защитников Винтерфелла, озаренная луной.