***
Антон ходит с этим воспоминанием неделю — как Арсений старательно насаживался на член губами, выдавливая из зажатого пальцами рта тихие выдохи. Как сдавливал бёдра ладонями, активно двигал головой и стрелял взглядами снизу. Как слизывал тянущуюся ниточку слюны. И как помогал себе рукой довести Антона до оргазма — кажется, свой ему был не так принципиален. И как потом, снова как ни в чём не бывало, вымыл руки, прополоскал рот, поправил свою и Антонову чёлку, чмокнул в щёку и тут же упорхнул к остальным. А что самое важное — оставил Антона с бешено колотящимся сердцем, трясущимися пальцами и опавшим членом. Потребовалось не меньше пяти минут, чтобы прийти в себя. И пока холодная вода в лицо помогала согнать румянец со щёк, Антон всё прокручивал в голове вопрос: «Что это, нахуй, было?». Нет, было, конечно, как всегда великолепно. Когда Арсений берётся за какое-то дело — он делает его хорошо, и минет исключением не становится. Но они обычно всегда заранее обсуждают такие приколы, как секс в общественном месте, а тут у Арсения как будто переклинивает; слишком перевозбудился на концерте — другого объяснения у Антона не находится. Арсений же бодрый после этого донельзя, — прикалывается над Серёжей, который капает себе соусом на футболку, чирикает в трубку Димы «привет» Кате, когда она звонит. И вечно тормошит самого Антона — выходит с ним покурить, просит быстренько сфоткать у какой-то смешной по его мнению вывески и поправляет пальцами своими юркими капюшон Шастовой толстовки. Но ни слова не говорит про свой недавний всплеск. А когда Антон уже хочет спросить сам — на улицу выходит Поз, который как раз договорил с Катей. У Антона в целом с решительностью есть некоторые проблемы, поэтому он и не решается. Смотрит на счастливого Арсения и думает, что это очередной его таракан изнутри пощекотал мозг, — отсюда и результат. А, затягиваясь сигаретой, Антон флегматично замечает, что ему даже охуеть как понравилось. Не считая первых минут ахуя. Поэтому они возвращаются домой, так и не поговорив. Всё начинается по-новой — работа, работа, ещё раз работа. Арсов Питер. Арсений ведёт себя обычно, в его поведении ничего не меняется, и он явно не стремится начинать разговор, видимо, надеясь, что Антон, привыкший к его ебанце, просто примет всё как данность. И это всё, конечно, очень любопытно, но Антон долго над этим размышляет каждый день перед сном. Думает, что это может быть на самом деле? Внезапный сильный кинк на соблазнение в общественном месте? На незапланированный секс? На ноги? И правда ли он появился внезапно, а не был всегда, а Арсений просто не признавался? Эти вопросы так и зудят в черепушке, но поднять эту тему по переписке Антону кажется глупым. Всё же велика вероятность, что Арсений просто умело сольётся и переведёт всё в секс по телефону, — плавали, знаем. У Арсения там в Питере своя атмосфера — прогулки по пятьдесят тысяч шагов, смешные надписи на стенах, фотосессии. Он шлёт в чат разные фотки: как кривляется, как соблазнительно смотрит в камеру, как у него к концу дня течёт грим, и под глазами от туши разводы. Всё как будто возвращается на круги своя: Арсений желает Антону доброго утра, когда тот ещё не проснулся, отправляет вдогонку фотку с пробежки; Антон любовно называет Арсения чудиком за очередную не очевидную шутку про член; они созваниваются вечером, чтобы Арсений взахлёб рассказал, как снова изгулял весь город вдоль и поперёк, а Антон пожаловался на Стаса, который его уже совсем задушнил. И всё бы ничего, но иногда фантомное ощущение Арсовой ноги на бедре возникает само собой — возбуждает сначала мозг, потом член, и Антону приходится грустно дрочить в одиночестве. И он приходит к выводу, что Арсений всё же что-то внутри этой своей шалостью зацепил. Засранец. И когда Арсений всё же возвращается из Питера, Антон больше не находит отговорок отложить наклёвывающийся уже давно разговор. В конце концов ему просто по-человечески интересно разгадать секрет прекрасной планеты в неуёмной голове Арсения. Он про эту голову светлую всё знать хочет — даже если Арсений постоянно что-то пытается скрыть. Антон думает о предстоящем всю дорогу от вокзала до дома, пока они ужинают, пока он моется, пока Арсений торчит в ванной вечность. Почему-то даже кончики пальцев покалывают в предвкушении, а знание, что, когда Арсений выйдет из душа, он обязательно полезет целоваться с очень сильным энтузиазмом — только подстёгивает. И когда дверь наконец хлопает, Антон аж подскакивает с кровати, на которой сидел и смотрел в одну точку, чтобы сосредоточиться. Нельзя дать Арсению обвести себя вокруг пальца! Тот как раз заходит в спальню раскрасневшийся, с мокрыми волосами и в белом халате, раскручивая пояс в руке. В такие моменты очень хочется быть обведённым, но Антон держится. И когда Арсений медленно подходит ближе, и когда ведёт мягким и тёплым пальцем по ключице, и когда обхватывает ладонью шею, чтобы наклонить к себе ближе, совершенно обескураживающе улыбаясь. И когда целует, Антон тоже держится — в первую очередь за его пухлые губы с привкусом зубной пасты на них, и за талию, за которую неосознанно хватается. Арсений охает, притянутый рывком ближе, и ластится большим пушистым котом. Но Антон не даёт себя обмануть (но если быть честным, очень хочет сейчас быть обманутым), и уходит от прикосновения Арсовых губ, которые смело переходят на шею, и немного отодвигает Арсения от себя. Тот выглядит оскорблённой невинностью, облизывается, шальной блеск в его глазах чуть ли не провоцирует у Антона амнезию на задуманный разговор. Но Арсений реагирует как всегда быстрее. — Не хочешь? Не устал дрочить сам себе за это время, что ли? — недоумённо спрашивает он. На его лице вселенское непонимание. Антон хмыкает. — Не в этом дело. Просто…разъясним один момент? Мы же так и не поговорили про тот случай в Саратове. Арсений на миг застывает, снова облизывает губы, но теперь уже — как-то скромно и нерешительно, и на секунду отводит глаза. Потом, видимо, собирается с мыслями и смотрит в упор, а Антон уже и не знает, что думать, потому что Арсений вдруг начинает вести себя робко — а за ним нечасто такое заметишь. Того же хлебом не корми, дай повыёбываться, а теперь стоит тут, жмётся, как девственник, и пытается увильнуть от прямого ответа. — А разве всё, что было в Саратове, там не остаётся? — пробует в итоге Арсений. — Не в этот раз, — Антон качает головой, и Арсений громко вздыхает. Он окончательно отстраняется и отходит, чтобы сесть на постель; Антон рядом не садится, чтобы дать Арсению пространства — и физического и морального. Тот собирается с мыслями, чтобы ответить, подозрительно долго — наверняка просто не знает, как сформулироваться, но Антон и не торопит. Он осматривает Арсения, его выглядывающую из полы халата ляжку, не высохшую каплю воды на ключице, и испытывает какой-то необычайный прилив нежности. Даже то, как Арсений сейчас мнётся, чтобы выдать свой вселенский секрет, вызывает приступ любви. Соскучился за всё это время, чего душой кривить. И хочется предупредительно напомнить, что Антон попытается понять всё, что ему скажут, и обязательно примет и не осудит, что они вместе обязательно что-нибудь придумают, попробуют, преодолеют, но Арсений начинает раньше, устремив свой взгляд куда-то в основание прикроватной тумбочки. — В общем, — тяжёлый вздох, — это не что-то серьёзное и не что-то вау. Помнишь наш последний секс? — пауза, Арсений поднимает взгляд и смотрит на поднятые в вопросе Антоновы брови. — Не в туалете тогда. С проникновением. До тура ещё было, — после утвердительного кивка Антона он продолжает, — ну и тогда ты…блять, как глупо прозвучит…очень много внимания уделил моим ногам… Он запинается в итоге и что-то тихо бормочет себе под нос, упираясь этим самым носом в поднятые к лицу ладони. А Антон пытается лихорадочно соображать, потому что за время отношений с Арсением привык читать между строк и догадываться до чего-то самостоятельно. И вот, оказывается, собственные мысленные догадки всё же подтверждаются — внезапный пробудившийся фетиш, с Арсением такое тоже часто бывает. Хочется улыбнуться и сжать того в объятиях, а то наверняка там в ладонях прячутся краснеющие от неловкости щёки. Поэтому пока длится эта немая пауза, прерываемая Арсовыми беспорядочными охами и ахами, Антон подходит ближе, — кажется, что тот не замечает этого до того момента, как Антон не опускается перед ним на колени. Вот тогда он уже отнимает ладони от лица и поднимает свои глаза, — они удивлённо округляются. — Что ты…? — тихо спрашивает он. — Продолжи рассказывать. И что там с ногами в итоге? — вопросом на вопрос отвечает Антон абсолютно непринуждённо и ничего не делает, просто сидит. — Да ничего с ногами. Подумал, что хочу ими разное…и чтобы ты их больше трогал. И меня аж переклинило. Вот мне и пришло это в голову. — Лезть ступнёй мне между ног? — участливо уточняет Антон, обхватывая ладонью Арсову тонкую щиколотку. Тот издаёт какой-то тоненький писк, но стоически не переводит туда взгляд, а всё ещё смотрит глаза в глаза. — Не просто лезть же, — защищается он. — Тебе же понравилось, ну. Если бы предупредил, ты бы не удивился, и было бы уже не то. Когда Арсений замолкает, Антон уже более плотно обхватывает его ногу и ставит ступнёй на своё колено, — теперь уже Арсений не может сдержаться и смотрит туда, где Антоновы пальцы гладят сухожилие, скользят медленно вверх, туда, где под подушечками напрягаются икроножные мышцы. Арсений начинает чаще дышать и протестовать не стремится — кажется, Антон верно истолковывает его желания и поэтому продолжает водить ладонью по коже, иногда сильнее надавливая, иногда уменьшая напор. И следит за реакцией, конечно же. Как Арсений закусывает губу, когда пальцы жмут в области под коленом и, давя, ведут вниз, по мышцам икры. Как тонко выдыхает, когда Антон берёт стопу в обе ладони и растирает на ней кожу, давит на плюсну подушечками больших пальцев, а потом трёт срединную часть взад-вперёд (Арсений от щекотки даже немного хихикает). Всё это больше похоже на некий массаж, но Антон и не профи, — действует по наитию и тому, как с каждой секундой не только кожа на ногах становится красноватой, но и как к лицу Арсения приливает возбуждённый румянец. Ему, без сомнения, нравятся потуги Антона в подобие массажа, а сам Антон ловит себя на мысли, что это действительно доставляет удовольствие — особенно вот эти вот Арсовы тихие стоны провоцируют искры возбуждения по телу. В какой-то момент к пальцам, которые от активного трения об кожу стали уже горячими, Антон добавляет и губы. Наклоняется, целует в острую коленку и переходит на бедро — знает, что внутренняя часть у Арсения жуть какая чувствительная. А Арсений это знание и не подводит — вздрагивает, когда губы там касаются кожи, шумно втягивает воздух. И, в действительности, это любимый момент Антона — пробовать Арсову кожу на вкус. Она нежная и мягкая, с неё ещё даже не успел выветриться запах геля для душа. Антон ведёт по ней языком и прикусывает так, чтобы без синяков, и видит, как у Арсения ладони сжимают простыню. И Антон вообще сказал бы, что Арсений весь сладкий, как конфетка, и славный — очень. Чувствительный. Любимый — бесспорно. Со всеми своими загонами, «а что, если?», беспричинными страхами. Антону нравится доказывать Арсу обратное — что загоны только для домашнего скота на пастбище, что все страхи можно преодолеть вместе, а на каждое «если» найдётся своё «то» через запятую. Что Антон всегда рядом и поддержит любую шалость. Но Арсению, кажется, вот такие тонкости прямо сейчас уже не особо принципиальны, — он расплывается в руках податливым желе, когда Антон начинает повторять всё тоже самое и со второй ногой, чтобы соразмерить эффект. Старается делать похоже, также разминает мышцы, массирует ступню, — а Арсений дышит жарко и тяжело, полностью отдаваясь рукам. Антон бы эту картину у себя на сетчатке выжег бы, ей богу. — А если бы предупредил, я бы не сидел и не охуевал всё время твоей игривости, — всё же говорит Антон медленно и вкрадчиво. Кажется, слишком неожиданно и через огромную паузу, потому что Арсений уже вряд ли понимает, о чём идёт речь. Он распахивает глаза и смотрит в ответ с поволокой. — А? — тихо выдыхает в ответ. — Б, Арс. Предупреждай в следующий раз, я же никогда не против что-то попробовать, — у Арсения после этого хоть немного проясняется взгляд и он медленно кивает. Уже две его ступни стоят у Антона на коленях. Вообще, он не перестаёт мягко гладить кожу всё это время — без нажима, так, аккуратно и медленно, и Арсений прищуривается, выплывая из своей неги в сторону осознанных реплик. И осознанных движений — он скользит пальцами от колена по бедру, жмёт, почти как тогда в ресторане получается, но в сотню раз интимнее. Арсений смотрит же при этом в глаза, а Антон уже достаточно возбуждён красивым Арсом и его стонами, чтобы реагировать соответствующе. Сердце начинает биться чаще, и Антон сглатывает вязкую слюну. Пальцы Арсения, тем временем, уже преодолевают все границы приличности и ложатся на член через ткань спортивок, посылая по телу мягкие волны возбуждения. У него взгляд лисий, с прищуром, и на глаза лезут непослушные прядки, которые он даже не убирает поспешно, потому что слишком занят — выдавливает из Антона тихий стон. — Хорошо, я понял. Мой косяк, — говорит Арсений в итоге и протягивает к Антону свою руку. — Иди теперь сюда. — Я ещё не закончил, — Антон мягко отстраняется от Арсовой руки, кладёт ладонь на ступню, сдвигая её вниз, и качает головой. — Ты же планировал анал сегодня? — Арсений кивает. — Падай тогда. Арсений смотрит пару секунд так, словно хочет возразить, но Антон делает проще — просто придвигается ближе, скинув Арсовы ступни с колен, и давит рукой ему на грудь. Только тогда он послушно опускается спиной на постель, ведомый рукой, и не пытается возникать. Полы его халата сбиваются, спадают с тела, обнажая тоже уже возбуждённый член. И Арсений не спешит прикрыться, он начинает возиться с поясом, который затянулся узлом на талии, но, по ощущениям, своими действиями затягивает его ещё сильнее. Антон, привставший с пяток на колени перед ним, перехватывает мучащие пояс руки. — Отдай, — и только сейчас замечает, как на самом деле у Арсения дрожат кончики пальцев. Он слушается сразу, и без его хаотичных движений распутать узел получается быстрее. Антон откидывает две половинки пояса в стороны, халат полностью медленно сползает с груди, с живота, и Арсений хочет снять его полностью, уже привставая на локтях, но Антон снова давит на грудь, не давая ему этого сделать. — Не снимай его пока. Мне нравится так, ты мягкий такой в нём. Слышится тихое «ладно», и Арсений ёрзает на постели, поправляет халат на плечах, под собой и выжидающе в итоге смотрит. А Антон не может отвести взгляд, потому что Арсений прекрасный такой в своей этой наигранной непринуждённости — видит же Антон, как он не может сдержать дрожь в пальцах, как тяжело дышит, как чёлка липнет ему ко лбу, а щеки красные то ли от возбуждения, то ли от смущения. Он не знает, куда деть свои руки, пока его рассматривают, старается не отводить взгляд, и есть уверенность, что, положи сейчас ему руку на грудную клетку, под ладонью будет заполошно биться сердце. Но Антон руку туда не складывает, он ведёт ею по голому бедру, прослеживает взглядом эту невидимую прочерченную линию и надавливанием безмолвно просит развести ноги шире. Так удобнее встать между ними и гладить внутреннюю сторону бёдер и надавливать пальцами на паховую складку. Когда Антон наконец наклоняется вниз, Арсений, кажется, перестаёт дышать — его ноги напрягаются, пока Антон ведёт носом там, где только что были пальцы, слюнявит кожу и кусается слегка, чуть ощутимее, чем прежде. У Антона уже у самого иногда проблемы со вдохами-выдохами — настолько горяч Арсений перед ним, и настолько огромно желание сделать ему приятно. Губы скользят мягко, зубы прикусывают паховую складку, а ладонь ложится на лобок, чтобы слегка погладить кожу, задеть как будто ненароком подрагивающий от прикосновений член. Арсений в этот момент подкидывает бёдра вверх и выдыхает, но Антон просто переходит поцелуями на тазовую косточку и обратно. А потом подхватывает ноги Арсения под коленями, приподнимает их и глухо просит согнуть в коленях — Арсений слушается его с некоторым запозданием, но перехватывает колени своими ладонями и понятливо чуть притягивает их к себе, раздвигая после. Арсений податливый, как пластилин. Гнётся, растекается под руками и теплеет от прикосновений. Вздрагивает еле заметно, когда Антон проводит самыми кончиками пальцев по промежности, давит на мышцы ануса мягко. Чувствуется, что в ванной Арсений торчал вечность не просто так — но Антон всё равно не пытается сразу же проникнуть внутрь, и кажется, что из-за этого Арсений разочарованно выдыхает. Но не хочется давать ему на эти разочарования повод. Антон наклоняется вниз и делает то, о чём думал всё это время — лижет сжимающийся сфинктер мокро, чуть надавливая, и боковым зрением удовлетворённо замечает, как мелко дёргаются Арсовы ноги. Язык проводит по промежности ещё раз и ещё, так, чисто для начала. Чтобы бёдра расслабились, сам Арсений расслабился и привык к мокрости, чтобы настроился на продолжение. Потому что Арсений вечно куда-то спешит, он торопливый и беспокойный, и эта беготня нередко распространяется и на постель — Антон помогает ему с этим справиться, делая всё нарочито неторопливо. Медленно трёт большим пальцем анус, медленно обводит его языком круговыми движениями, медленно проникает внутрь. И всё это под уже явные поскуливания Арсения, который жопу свою держать на месте не может — ёрзает, пытается пододвинуться ближе. Антону приходится обхватить его бедро ладонью, чтоб хоть немного стопануть. Другой рукой Антон оттягивает Арсову ягодицу в сторону и приникает ближе, растягивает Арсения твёрдым языком, постепенно ускоряя движение. Глаза непроизвольно закрываются на время, и Антон слышит только тихие стоны и трещащую простынь, которую Арсений в порыве скребёт ногтями. Нежная кожа промежности от трения об язык краснеет и припухает, и Антон, отрываясь от своего занятия, видит это — пульсацию и свою же блестящую слюну, которая течёт и чуть ли не капает на постель. И это ебать как горячо каждый раз, Антон сжимает себя через спортивки, лишь бы не кончить от одного этого зрелища. А потом наклоняется снова, возобновляет фрикции языком и добавляет палец через какое-то время — он скользит в расслабленные мышцы легко по слюне, а Арсений всхлипывает громко и дёргается, когда палец сгибается вверх и давит на простату. Как же Антону нравится изводить Арсения так — долго и мокро, чтобы до дрожи в бёдрах и влажных прерывистых стонов на родных губах. Арсений поджимает пальцы на ногах и заполошно иногда шепчет Антоново имя — не просьбы ради, а от остроты ощущений. После очередного такого всхлипа Антон отстраняется, вытаскивает палец и широко мажет языком по всей поверхности. И через секунду наблюдает, как уже два пальца проникают в расслабленное, глубоко и без резких движений. Арсений шипит, гнётся дугой и стонет, стоит только сжать и слабо надавить. Антон боится без смазки сделать больно, но Арсений не выказывает протеста, реагирует как обычно, когда ему приятно — ярко и громко. Иногда Антон завидует его умению так красиво быть шумным во время секса. И если два через какое-то время свободно двигаются, растягивают без боли, то третий без смазки Антон добавлять не собирается точно — хоть Арсений и выдыхает разочарованно, когда проникновение заканчивается, и Антон не спешит продолжать, а просто встаёт с колен со старческим хрипением. Арсений поднимает на него взгляд с поволокой. Он расхристанный на постели лежит, с покрасневшими щеками и шальным блеском в глазах. Его волосы отросшие разметались по простыне, и Арсений пытается непослушными пальцами поправить их хоть как-то — потому что половина липнет ко лбу и противно лезет в глаза. Халат под ним совсем сбился, смялся и наверняка теперь только мешает, но Арсений на него, кажется, в последнюю очередь внимание обращает. Потому что весь его взгляд возбуждённый и жаждущий, он весь на Антоне — метается, не может найти себе конкретную точку на лице, на теле, точно уже мысленно снимает всю ненужную одежду. Арсений же голый абсолютно, не считая халата, а Антон одет — в футболке, уже влажной от пота, в спортивках. И Арсению эта ситуация вряд ли нравится тоже, потому что он неопределённо машет руками в воздухе, указывая на Антона полностью. — Сними, — хрипло произносит он, и Антон как будто только этого и ждал. Безоговорочно слушается, избавляясь от всей одежды с рекордной даже для него скоростью — всё летит куда-то на пол впопыхах, а Арсений довольно улыбается. Не проходит и пары секунд, как его до этого согнутые в коленях ноги ложатся ступнями на грудь. Антон и вовсе задерживает дыхание от неожиданности, смотрит на Арсения выжидающе и со всем присущим восхищением во взгляде, — Арсова нога начинает скользить вниз, по груди к животу, большой палец утыкается в пупок и дразняще щекочет полоску волос, уходящую к паху. Ступня спускается всё ниже и ниже, и вот она уже мнёт кожу на лобке, касается члена, и Антон скоро задохнётся от чувств, и Арсений этому активно способствует. Он и не думает останавливаться — прижимает член ступнёй к животу и давит, перебирает пальцами, из-за чего получается странная, но такая головокружащая стимуляция, что Антона ведёт, и он не может сдержать задушенного стона. Член слишком долго томился без каких-либо прикосновений, и сейчас всё ощущается остро. Особенно будоражит то, как загораются глаза Арсения на это — ему, кажется, бесконечно нравится процесс; его взгляд прикован к собственной ступне, ласкающей Антонов член, и он берёт свой в руку, чтобы начать медленно дрочить. И Антон не может сдержаться, он тоже хочет быть причастным, — складывает ладонь на Арсову ступню сверху и начинает её направлять так, чтобы чувствовалось лучше, смелее. Арсений на это шумно выдыхает, спешно облизывает губы и дрочит чуть быстрее, с оттягом, что значит — ебать как ему это нравится. Антону нравится тоже и он входит в раж, другой ладонью берёт лежащую на его груди ногу за щиколотку и притягивает к лицу, заставляя Арсения совсем выпрямить колено. Сам чуть склоняет шею вниз. Арсений отрывает взгляд от своей ступни на члене и смотрит в глаза — жадно, возбуждённо, немного непонимающе. И стонет, когда Антон берёт в рот его пальцы. Кажется, что со стороны это скорее странно, чем возбуждающе, но Арсова реакция стоит того, чтобы эти странности делать — он пребывает в абсолютном кайфе, его член в руке дёргается и истекает смазкой, и Антону большего и не надо. Он проводит языком между пальцами. — Пизде-е-ц, — стонет Арсений, закрывая ладонью своё лицо. Рука на члене пережимает основание. — Это пиздец, Антон. — Да, пиздец, — не своим голосом соглашается Антон, выпуская пальцы изо рта, и почти задыхаясь от представшей ему картины. — Это пиздец как горячо, Арс. В спальне градус пиздеца явно неумолимо движется к критическим отметкам. Арсений кивает быстро-быстро, отнимая от своих красных и наверняка горячих щёк ладонь, и снова хищно смотрит, буквально впитывает в себя каждый сантиметр происходящего — блестящие от слюны пальцы, ступню, давящую на головку. Боже, да Антон сам сейчас кончит. Но у Арсения другие планы — он, кажется, слишком истомился долгой прелюдией, тянет на себя свои ноги, отбирая их у Антона. — Иди сюда, — говорит он сипло, поднимая вверх ладонь приглашающе, и чуть ёрзает по постели, чтобы сползти с края ближе к центру. Антон ставит колено между Арсовых бёдер и наваливается сверху. — У меня колени затекли ужас, — жалуется он, когда Антон останавливается в сантиметре от его лица. На это получается только слабо улыбнуться. — Потом помажу тебе их, — почти в самые губы произносит Антон и целует Арсения в его улыбнувшийся рот. Арсовы губы распахиваются тут же, и поцелуй мокрый и рваный — Антон передаёт Арсению всю скопившуюся у себя слюну, как бы отвратительно это не звучало, потому что у того губы пересохли от частого дыхания. И это, блин, одна из любимых частей Антона тоже — просто целовать родные губы, чувствовать грудью, как у Арсения гулко и быстро бьётся сердце, мягко гладить его бок и соприкасаться крепким возбуждением. Они сталкиваются языками, пальцы Арсения у Антона в волосах — взъерошивают, оттягивают, мнут, — он прерывисто дышит через нос и вскидывает бёдра. И Антон его так любит-любит, и его вредность глупую и соблазнения, которые, как назло, всегда работают, и то, что он отстраняется сейчас и глубоко вздыхает, прежде, чем сказать: — Садись, — мягко говорит Арсений. — Я хочу сверху. И Антон, словно в прострации находясь, выполняет просьбу, садится у изголовья и смотрит, как Арсений неловко подымается, становясь на колени, как скидывает с себя халат, как подползает к тумбочке и вытаскивает оттуда смазку. Как в конце концов седлает Антоновы бёдра. И при этом остаётся жутко соблазнительным в своей не наигранной изящности, плавным и мягким, раздражённо поправляющим лезущую в глаза чёлку. Он вручает бутылёк смазки Антону сразу же, как устраивается верхом. Член трётся об Арсовы ягодицы, и это, чёрт, заставляет яйца звенеть от возбуждения. Но даже в таком состоянии Антону не нужно дважды повторять, просить словами, потому что все знаки Арсения в сексе он знает и так — щёлкает крышка смазки, Антон выдавливает её на пальцы и растирает, чтобы согреть прохладную субстанцию на коже, и заводит руку за Арсову спину. Тот уже прогибается в пояснице, прижавшись грудью к груди, и охает шумно, когда в него проникают два пальца. У него лоб взмокший, Антон чувствует это шеей, в которую Арсений утыкается, тяжело дыша. Он дрожит бёдрами, его пальцы цепляются за предплечья и также благополучно по ним скользят, не удержавшись. И он весь податливый, пластилиновый, гнётся и подмахивает под движения пальцев — стонет, конечно, великолепно, шипит, выдыхает громко, трётся членом об живот. А ещё он горячий, его кожа влажная вся, и Антон ладонью собирает подтёки на пояснице, пока пальцы другой руки уже почти резко растягивают мышцы, входят до костяшек и выбивают из Арсения всю его дурость вместе со скулежом — хотя бы на пару часов, пока в его голову не придёт что-то новое. И Антон не останавливается, пока Арсений не просит — почти умоляюще, еле слышно, на выдохе не говорит, что готов. Антон вытаскивает пальцы сразу же, напоследок мягко мазнув ими по промежности, и вытирает смазку об простынь, которую всё равно придётся менять. Арсений поднимается, упираясь руками об Антонову грудь и, заведя одну за спину, направляет член в себя. Он опускается медленно, приоткрыв рот и прикрыв глаза, его ресницы заполошно дрожат, а он сам, кажется, и вовсе задерживает дыхание, пока опускается всё ниже и ниже. Какой-то свистящий звук слетает с его губ, когда член оказывается в нём полностью. Антон чувствует пульсацию, видит капельку пота, стекающую по Арсовому виску, следы его пальцев на предплечье, и знает, что не протянет долго. В нём как всегда тесно и жарко, и сам Арсений — синоним к слову пожар, начинает двигаться отрывисто, кружит бёдрами, снова упираясь двумя ладонями в грудь. Время замедляется и сужается только до этого момента, но Антон нерационально не знает, куда себя деть — от кусающего удовольствия внизу живота, от потрясающе сосредоточенного Арсения, который задаёт темп, закусывает губу, жмурится, и с его губ периодически со свистом вылетает воздух. От желания прикасаться к Арсению везде, куда может дотянуться — до сведённых лопаток, до взмокшей поясницы, до упругих, поджатых ягодиц. До напряжённых бёдер. Мозг зацепляется как раз за них, и ладони сразу ложатся на Арсовы бёдра, вцепляются почти, держат крепко, а большие пальцы иногда трут тазовые косточки, — но Антон не мешает Арсению руководить процессом. Он приподнимается и резко опускается на члене, водит бёдра кругом, ускоряет темп. Делает так, как ему хочется — и при этом его лицо такое блаженное, что Антону не иронично хочется сцеловать каждую морщинку, каждую эмоцию и вот этот вот отрывистый выдох с его покрасневших губ. Но в какой-то момент Арсений дрожит уже весь — Антон чувствует это всем телом — он на грани и даже его движения становятся беспорядочными без возможности сохранять темп, он сжимается на члене предоргазменно, поэтому Антон берёт всё в свои руки буквально. Вцепляется пальцами в бёдра, насаживает Арсения на себя и помогает ему выравнять темп — вбивается жёстко и отрывисто, и Арсений падает ему на грудь, дышит в шею жарко, начиная быстро дрочить себе. Наверное, они кончают почти одновременно, но Антон этого даже не замечает по началу — у него в ушах шумит кровь и слышатся отголоски громкого и прерывистого Арсового стона. Антон физически ощущает, как Арсений на нём становится в несколько раз тяжелее, как расплывается на груди бесформенно, а его выдохи создают на коже от жаркого дыхания конденсат. И если когда-то кто-то шутил, что секс — это возможность с удовольствием похудеть, то они не шутили. Антон ощущает, как всё его тело, до этого напряжённое, расслабляется тоже, и мышцы рук от натуги даже болят. Арсений вдруг мягко смеётся куда-то в кожу. — Зря я все эти недели молчал, — говорит сипло и приподнимает бёдра, чтобы соскользнуть с опадающего члена. Он наклоняется, останавливается в сантиметрах от Антоновых губ и обхватывает мокрыми пальцами щёки. — Пиздец, как я тебя люблю, знаешь? — Знаю, конечно, — отвечает Антон с весёлым смешком. Губы Арсения манят. — И я тебя тоже люблю. Даже когда ты неделями ведёшь себя, как дурак. Арсений тычет его в бок и хочет что-то сказать, но не успевает — Антон целует его губы.***
Когда в следующий раз Антон чувствует Арсову ногу на бедре, он уже знает, как реагировать — как можно незаметнее сжимает тонкую щиколотку ладонью и поглаживает кожу. Теперь-то мотивация Арсения ясна, и Антон знает, что сделает с ним, когда они вернутся домой. А хитрый прищур Арсения он старается игнорировать.