Скажи мне, ты идиот?..

      Волны мягко окутывали худые ступни, когда Люмин босиком шла по песчаному берегу. Несмотря на умиротворяющие звуки воды, девушка выглядела встревоженной — тонкие брови сведены у переносицы, губы поджаты, а задумчивый взгляд наполнен печалью, которая за период долгих странствий уже успела стать перманентной. Обычно, она тщательно скрывает её, заставляя свои глаза блестеть от счастья в минуты даже самой лёгкой радости, но в этот момент Путешественница была словно открытая книга.       Конечно, она блуждала здесь не просто так: в Гильдии ей поручили заняться шайкой Похитителей сокровищ, которые замышляли что-то масштабное и, очевидно, не очень хорошее. Она бы разобралась с ними быстро, как и всегда, однако дело было связано не только с известными по всему Тейвату ворами, но и с Орденом Бездны. Причём, очень тесно связано. Попав в место, где, в потенциале, должен был находиться весьма опытный преступник, Люмин и её верная спутница лицезрели ужасную картину: во мраке подземелья, перед перевёрнутой вниз головой статуей в молитвенной позе сидел человек. К сожалению, уже холодный.       «Эта статуя, Дайнслейф, мёртвый вор и… Брат.» — светловолосая девушка вздохнула, вспоминая встречу с родственником, которая прошла совсем не так, как хотелось бы. — «Ох… Почему каждый раз, когда я думаю, что становлюсь на шаг ближе к тому, чтобы всё понять, у меня появляется только больше вопросов?»       Люмин остановилась у камня и, присев на него, с досадой взъерошила свои волосы, из которых из-за столь резкого движения выпал и плавно опустился на песок белый цветок. Девушка поджала ноги и уткнулась в них лицом, но, не найдя в этом утешения, подняла взгляд в небо. Ей не повезло, ведь желание посмотреть на созвездия тоже не увенчалось успехом — вечер был на удивление облачным. Однако, благодаря этому она смогла заметить пропавшую заколку, плавным движением руки подобрать её и, немного отряхнув, начать задумчиво теребить.       Люмин просидела бы рассматривая нежные лепестки Интейвата весь вечер, если бы не услышала отдалённые звуки битвы. С мыслями о том, что кому-то может понадобиться помощь, она решительно встала с насиженного места и осмотрела близлежащие территории: она ходила по пляжу к северу от Гавани Ли Юэ, поэтому ей было несложно увидеть лагерь хиличурлов у отмели Яогуан, где то и дело появлялись и исчезали цветные всполохи — очевидно, к сражению присоединилась парочка митачурлов с огненными топорами.       «Не знаю, кто и зачем решил прогулятся в столь опасном месте, да ещё и вечером, но мне стоит поторопиться» — времени на долгие раздумья не было, ведь ей предстояло бежать один-два километра по песку и, желательно, максимально быстро. Заранее придумывая, как победить так, чтобы не получить ссадин — а Люмин уверена, что ей не поздоровится, если уже давно уснувшая Паймон узнает о секретной прогулке и о предстоящей драке — Путешественница опустила взгляд на песок под ногами, упуская тот момент, когда в толпе монстров замелькали водяные всполохи и звуки битвы прекратились.       И вот она подходит к лагерю хиличурлов: щёки раскраснелись от бега, ноги ноют, а по спине активно течёт пот.       — Так, а ну не упрямься! — в мужском весёлом голосе слышится усилие, и Люмин, не ожидавшая того, что её помощь уже не нужна, с любопытством оглядывается в поисках источника звука.       — Давай же, полезай сюда и тогда я тебя не обижу! — этот голос, кажущийся до боли знакомым, словно пытается кого-то уговорить…       Перед девушкой, аккуратно обогнувшей небольшую хижину, предстаёт удивительная картина: в лагере не осталось ни одного хиличурла и не было понятно, разбежались они или уже успели развеяться, а у одного из устройств (?), которое они оставили и которое обычно используют для удержания внутри пиро слаймов, корячится никто иной как Одиннадцатый Предвестник Фатуи, старательно запихивающий крио слайма в своеобразную ловушку. Заметив чужое присутствие, юноша оборачивается, продолжая своё увлекательное занятие и сдувая прилипшую на лоб прядь волос с видом человека, полностью уверенного в своих силах и способностях.       — О! Путешественница! — послышался радостный возглас. Люмин скривила лицо в непонимании и презрении, узнав Тарталью, с которым недавно сражалась, — Пресвятые Архонты, ну не смотри на меня так, словно я самое мерзкое существо во всём Тейвате!       — Уж извини, я предпочитаю реагировать на людей так, как они того заслуживают, — съязвила девушка, скрестив руки на груди и оглядев Предвестника с подозрением.       — Справедливо, ха-ха… — ответил юноша, после чего повисло неловкое молчание. Тарталья неловко чесал затылок и разглядывал свои сапоги, упрямо отказываясь встречаться с Путешественницей взглядом. Крио слайм, с которым юноша недавно разговаривал, пытался незаметно «упрыгать» куда-нибудь подальше от этих двоих, но Люмин, уставшая от неловкости, указала на элементальное существо пальцем и почти равнодушным тоном заметила:       — Кажется, твой предыдущий собеседник вот-вот сбежит. Не собираешься его остановить?..       — Ох! Точно! Пока Чайльд бегал за ни в чём не повинным слаймом, Путешественница наблюдала за ним и мысленно посмеивалась над всей этой ситуацией:       «М-да, сомневаюсь, что это часть ещё одного грандиозного плана Царицы…»       — Кстати, Чайльд, а что ты такое делаешь? — спросила Люмин, когда юноша вернулся со своей ледяной добычей в руках.       — О, я очень рад, что ты спросила! — вроде как фраза девушки не была особо дружелюбной, но Тарталья всё равно воодушевился, — Ты прекрасно знаешь, — начал он с энтузиазмом объяснять происходящее, одновременно выставляя ловушку с крио слаймом (который уже каким-то чудесным образом оказался там) посередине небольшого озера, — что зимы в Ли Юэ такие же, как лето у нас в Снежной, а это просто невероятно: у местных жителей нет никакого погодного разнообразия! В снежки тут не поиграть, снеговиков не построить… А я так соскучился по подлёдной рыбалке! Н-ну и… В общем… — Чайльд в который раз замялся и, кажется, даже немного покраснел, но на этот раз изучающе поглядывая на Люмин, а не рассматривая песок. Он не увидел в её глазах ожидаемого пренебрежения — видимо, Путешественника уже поняла, что он здесь не по делам Фатуи, а по личным причинам.       Тарталья был рад, что девушка не отнеслась к нему так категорично, как обычно, но и немного удивился её спокойному, если не уставшему поведению. Он долго думал над тем, как такая сильная и необычная Путешественница, отмеченная им как способный воин и хороший человек, будет относится к нему после битвы с Осиалом, в которой виноват, по сути, был именно он.       — Подожди-подожди… — Люмин недоумённо смотрела на Тарталью, пытаясь понять его странную идею, и начиная улыбаться самыми уголками губ. — То есть ты только что вырезал лагерь хиличурлов, корячился над тем, чтобы запихнуть крио слайма в эту штуковину, а потом тащил её на середину озера просто для того, чтобы… Устроить подлёдную рыбалку?       С каждым сказанным словом улыбка Путешественницы становилась всё шире, и теперь девушка еле сдерживала смех.       «Подумать только! Великий Предвестник Фатуи, гроза кровавых битв пытается договориться со слаймом ради того, чтобы порыбачить! Пха-ха-ха!» — Люмин искренне и по-доброму смеялась в своей голове, но внешне старалась сохранять спокойствие, однако, у неё очевидно плохо получалось.       Чайльд заметил, как светлые глаза девушки начинают весело блестеть и невольно улыбнулся. Юноша понимал, что, должно быть, выглядит нелепо, но он был искренен в этой нелепости, так что не собирался прятать её. Как минимум, от Путешественницы.       — Да ну брось! — Тарталья вскинул руки в негодующем жесте и его щёки покрыл лёгкий румянец — он всё же смутился своей открытости и поспешил сказать что-нибудь оправдывающее и убедительное, — Любить подлёдную рыбалку — это не плохо! Всем свойственно скучать по дому и… и… И вообще!       «Вот так всегда и бывает — пытаешься как лучше, а получается куда хуже, чем было до этого…» — в мыслях юноша сетовал на свою неловкость, которая появляется в моменты искренности. Он, как и многие мужчины Снежной, хотел показаться перед окружающими во всей своей суровой и брутальной красе, но в некоторых ситуациях почему-то показывал то, что зачастую скрывал даже от самого себя — чувствительность и нежность, которые свойственны почти всем жителям покрытой льдом страны.       Путешественница, не выдержав, начала смеяться, стараясь прикрыть рот ладошкой, и маска спокойствия, которую она долгое время не снимала, упала и с треском разбилась об омываемые облачным морем камни. Чайльд, наблюдавший за Люмин всё это время, застыл в изумлении и восторге, ведь перед ним сейчас стояла и искренне смеялась самая очаровательная девушка из всех, что он встречал. Его сердце ёкнуло, когда ветер, словно играясь, забрался в волосы Путешественницы, а на нежных, некогда бледных щеках девушки от смеха появился легкий румянец.       «Она словно светиться изнутри» — подумал Тарталья, невольно улыбаясь. Сначала, когда Люмин только пришла, он заметил, что с ней что-то не так и немного волновался, но сейчас девушка так искренне радовалась, что любые тревоги и сомнения ушли на второй план. Собрав всю свою волю в кулак, Чайльд прямо, с надеждой спросил:       — Ты хочешь остаться и посидеть тут со мной?       Глаза Люмин слегка округлились от неожиданного вопроса и, смутившись, она отвела взгляд в сторону. На самом деле, ей сейчас очень нужна была компания, просто она ни за что не стала бы признаваться себе в этом, и уж тем более она не стала бы эту компанию искать. Но, раз уж Чайльд сам просил, девушка не видела смысла отказывать. Быстро кивнув, она решила обустроить им небольшие сиденья на льду и поспешно ретировалась к хижине хиличурлов, чтобы скрыть уже не слегка покрасневшие щёки.       Чайльд, не ожидавший от Путешественницы подобной прыти, сначала хотел пойти за ней, чтобы помочь, но потом понял, в чём дело, и, улыбаясь как человек, полностью довольный собой, пошёл за рыболовными принадлежностями, которые некоторое время назад оставил не земле, чтобы вступить в бой.       Они в комфортном и немного смущённом молчании обустраивали себе место отдыха: Путешественница нашла небольшие тюки сена и расположила их на льду, чтобы было удобно сидеть, а Чайльд, время от времени с интересом поглядывая на девушку, проделывал дыру примерно в середине небольшого пространства с замёрзшей водой и устанавливал рядом с ней держатель для удочки. Вскоре с приготовлениями было покончено, юноша начал рыбачить, а девушка сидела рядом, погружённая в свои мысли. После нескольких минут задумчивого молчания с обеих сторон, Тарталья тихим, но серьёзным голосом сказал:       — Я бы вмешался, если бы людям начала угрожать настоящая опасность.       — А? — Люмин, оторвавшись от вновь накативших на неё грустных воспоминаний о брате, не сразу поняла, о чём говорит юноша.       — Я про битву с Осиалом. Тогда я пытался выманить Гео Архонта, чтобы забрать его Сердце Бога, но я не хочу, чтобы ты думала, будто ради целей Царицы я готов вот так просто убить ни в чём не повинных жителей Ли Юэ. Если бы никто не смог защитить их, я бы сам остановил Архонта Вихрей.       Путешественница посмотрела на Чайльда, но он не повернулся к ней в ответ — его взгляд уходил в пустоту, брови были немного нахмурены, а уголки рта с какой-то скрытой обидой опустились вниз.       — Честно, — мягко начала Люмин, — мне было очень грустно, когда я поняла, что ты скрывал от нас много важного, ещё опустошённей я себя почувствовала после нашего сражения, и этот случай с пробуждением Осиала словно стал добивающим ударом. Я была очень зла на тебя в тот момент, когда осознала, что нынешние беды Ли Юэ — твоих рук дело.       С каждым словом лицо Таратальи становилось всё мрачнее и печальней — ему было неприятно слышать о своих поступках сейчас, но почему-то он неплохо себя чувствовал, когда их непосредственно совершал, да и о последствиях он тогда не думал, находясь в каком-то безумном, не до конца им самим изученном потоке эмоций.       — Но, знаешь, — продолжала свою мысль Люмин, — как бы неприятно мне ни было, у меня не получалось всерьёз тебя возненавидеть или, хотя бы, невзлюбить. Да, я, конечно, уже не могла быть такой же доверчивой, как в начале нашего знакомства, но никогда не чувствовала по отношению к тебе обиды или желания навредить. Почему-то мой мозг отказывается судить людей по их поступкам и ты не стал исключением. Знаю, в некоторых регионах Тейвата говорят, что человека нужно судить по его делам, но разве это не странно? Почему бы не смотреть на человека, как на личность? Ведь куда важнее сама человеческая суть, то, что некоторые называют душой, разве нет? Любым поступкам можно придать столько разных значений, что они перестают о чём-либо говорить. Помимо этого, в случае с Осиалом, я не знаю ни подробностей, ни мотивов, вообще ничего из того, что может касаться твоей души. Поэтому и значимым для суждений о тебе как о человеке я этот поступок не считаю. Смотря на твою человеческую суть, я вижу хорошего и доброго юношу, который просто иногда совершает не очень хорошие поступки. Но ты никогда не станешь по настоящему плохим, вот что я думаю. Ты такой живой, наполненный чувствами, переживаниями и мыслями человек, что я просто не могу счесть тебя плохим. Не могу и всё. Твои идеи иногда удивляют, а поведение смущает, ты, может, и хочешь казаться крутым временами, но у тебя зачастую не получается и со стороны это выглядит очаровательно, на мой личный взгляд, а…       Люмин, размышляя и ведя свой монолог, невольно опустила глаза и начала жестикулировать, но проговаривая последнюю фразу она посмотрела в сторону Тартальи и замолчала. Чайльд сидел и смотрел на Путешественницу со взглядом довольного, сытого и пригретого кота, очевидно, ожидая дальнейшей похвалы.       — Хэй, ты же сказал это не для того, чтобы я начала тебе льстить? — уперев руки в бока и негодующе нахмурив брови спросила Люмин, стараясь выглядеть грозно.       — Пха-ха-ха! Ну что ты, красавица, конечно нет — я просто расслабился и получал удовольствие! — развеселился Чайльд, но, обратив внимание на смущённую серьёзность Путешественницы, уже более спокойно и примирительно продолжил — Ладно-ладно, незачем сверлить меня взглядом… Убирая шутки в сторону, я в самом деле беспокоился о твоём мнении обо мне — почему-то перед тобой мне правда хочется показать себя с лучшей стороны…       Тарталья задумался и немного покраснел, не решаясь сказать то, что очень хотелось — правду. Ещё тогда, когда они только-только познакомились и весело проводили время вместе, Предвестник заметил, что Путешественница ощущается совсем по-другому, нежели обычные окружающие его люди — вокруг неё царит атмосфера уюта и тепла, простого человеческого тепла, которого ему после вступления в Фатуи стало очень, очень не хватать. И тепло это он чувствует исключительно в кругу семьи.       — Знаешь, — выдохнув, Чайльд решил продолжить говорить, то ли поддавшись искренности и открытости этого вечера, то ли из исключительно внутреннего душевного порыва, — будучи подростком, я часто влипал в неприятности, устраивал драки, ругался и вообще, делал всё, чтобы окружающие меня люди исчезли из моей жизни и не видели того, как низко я падал. Я пытался сделать так, чтобы близкие друзья оставили меня, и они правда ушли. Я пытался заставить окружающих отвернуться от меня, и с тех пор вижу лишь их удаляющиеся спины. Я пытался сделать своей семье больно, чтобы они отреклись от такого, как я, но… Но они остались.       Волнение в голосе Тартальи становилось всё заметнее на протяжении рассказа, а взгляд, направленный на воду, на самом деле смотрел в далёкое прошлое. Путешественница внимательно разглядывала юношу, слушая и слыша его.       — Они остались рядом, всегда готовые поддержать и встать со мной плечом к плечу. Но тогда я не заметил их света, меня лишь раздражала их глупая преданность и упорство. Я хотел кричать о том, какие все вокруг меня идиоты, как я ненавижу этот мир, но видя их искренность и доброту, в горле вставал ком и я сдерживался, подсознательно сдерживался, чтобы не сделать им слишком больно. А затем я выходил за пределы дома, туда, где не было их мягкого света, способного сдержать мой гнев. И я дрался, беспощадно и жестоко дрался со всеми, кто попадался под руку.       Однажды вечером, я снова устроил драку, но в этот раз перестарался — слишком сильно ударил одного из компании местных хулиганов и тот потерял сознание. Его команда разбежалась, не зная, что делать, а пострадавший остался лежать, почти не подавая признаков жизни. Мне было страшно. Очень страшно. Я стоял рядом с человеком, которого возможно убил. В панике я не знал, как поступить: хотелось убежать, как это сделали другие подростки, но ещё была вероятность, что мальчик жив. Дотащив до порога больницы, я положил его рядом со входом и громко позвал на помощь. И как только заметил, что кто-то идёт, убежал и спрятался. Я не решался пойти домой, и только глубокой ночью подобрался поближе, чтобы понаблюдать за тем, что происходит.       Я сидел в подворотне и рассматривал свои руки — на них всё ещё была чужая кровь. Было холодно. Душевно холодно. Я видел, как папу забрали агенты Фатуи, которые следили за порядком в нашей деревне, и не решался возвратиться. Было ещё темно, когда я, набравшись смелости, тихо вошёл домой. Свет горел, делая комнату приятного, тёпло-жёлтого цвета, печка была затоплена и от неё исходило тепло, а рядом, около кухонной тумбы, стояла мама в своём любимом фартуке и месила тесто. Как только я вошёл она оставила своё занятие и аккуратно, слегка подрагивая подошла ближе, смотря на меня таким тёплым, уставшим и любящим взглядом, что мне защемило сердце. Я хотел сказать ей что-нибудь, хотя бы извиниться, но в горле завязался узел, и всё что я мог — это просто открывать и закрывать рот, опустив глаза в пол и чувствуя подступающие слёзы. Но вдруг мне стало тепло, тепло и мягко — мама прижала меня к своей груди, убаюкивающе раскачиваясь и напевая что-то, как когда я был совсем маленьким. И я тихо заплакал куда-то в мамины ключицы, не решаясь дотронуться до неё и обнять в ответ своими грязными руками.       Я понял, что семейное тепло, этот нежный свет — это то, что я хочу защищать во что бы то ни стало, то, за что я буду бороться.       Люмин слушала Тарталью, не замечая ничего вокруг, — она чувствовала, словно всё описанное юношей происходит прямо сейчас, а не является лишь пережитками прошлого. И она, прямо как женщина из воспоминаний Чайльда, хотела обнять и успокоить того маленького, запутавшегося в себе мальчика. Этот мальчик, уже повзрослевший, сидел прямо перед ней и смотрел вдаль, погружённый в собственные мысли.       — Знаешь, Путешественница, — неторопливо и искренне проговорил Тарталья, — ты тоже излучаешь этот тёплый и нежный свет.       «Сейчас или никогда!» — пронеслось в голове Путешественницы перед тем, как она привстала с уже насиженного места и, аккуратно обняв, положила голову Чайльда себе на плечо. Юноша, не ожидавший подобного, сначала хотел приподняться, чтобы посмотреть на Люмин, но быстро сообразил, что это разрушит искреннюю идиллию вечера, и поудобней разместился на плече Путешественницы, утыкаясь носом ей куда-то в шею. Тарталья неосознанно потянулся за этой мягкостью и нежностью девушки и прикрыл глаза, наслаждаясь её теплом.       Смущённая своим собственным поведением Люмин перебирала волосы Чайльда одной рукой и приобнимала его за плечи другой, удивляясь тому, как легко они смогли наладить отношения и открыться друг другу.       «Может, просто не выпадал случай?» — неторопливо размышляла девушка, когда сильные руки Тартальи аккуратно обхватили её талию и прижали ещё ближе к себе. Юноша с досадой вздохнул:       — Скоро рассвет…       И в самом деле, звёзды на небе становились всё более незаметными, а небо светлело, пусть всё ещё отливало глубоким синим цветом.       — Мгм… — донёсся согласный и не менее расстроенный голос Люмин, — Так не хочется уходить… — полушёпотом добавила она спустя пару секунд, аккуратно отстраняясь.       — А может, — начал Тарталья, и, придвинув Путешественницу обратно, потёрся лбом о её плечо, словно просящий ласки кот, — останемся здесь жить?       Люмин тихо засмеялась, прикрывая рот рукой:       — И что же, выучим хиличурлский и будем делить с ними эту хижину? — с улыбкой спросила девушка, указывая на небольшое деревянное строение за их спинами.       — Да ты прямо читаешь мои мысли! — воодушевился Чайльд, — О, я уже представляю, как весь Тейват начнёт судачить о том, что Почётный Рыцарь Ордо Фавониус, единственная и неповторимая Путешественница так устала выполнять поручения от Гильдии, что с горя ушла к хиличурлам, которые боготворят её, ибо а как иначе! Пха-ха-ха!       — Ну что ты такое говоришь, Чайльд! — в который раз за эту ночь рассмеялась Люмин, — Я не смогу бросить Паймон одну, а она, поверь, совсем не захочет питаться тем подозрительным мясом, которое едят хиличурлы…       — Ну ладно-ладно, согласен, так себе идея, я тоже не горю желанием делить с хиличурлам ложе, — мягким голосом сказал Тарталья, улыбаясь. Он всё ещё обнимал Путешественницу и утыкался в её плечо, но длилось это, к сожалению, не так долго — он прекрасно понимал, что пора закругляться, ведь их обоих уже клонит в сон. Юноша неторопливо отстранился, когда Путешественница напомнила ему о том, что им, наверное, уже пора. Чайльд, начав собирать рыболовные принадлежности, заметил, что Люмин слегка подрагивает — утро было прохладным, да ещё и крио слайм находился рядом, а она сидела в одном лишь лёгком платье, поэтому накинул на её плечи свой пиджак, оставшись в бордовой рубашке. Путешественница смутилась, но отказываться не стала, плотнее укутываясь в слишком большую для неё вещь.       Собравшись и повернувшись к Люмин, Чайльд невольно заулыбался, поддаваясь её очарованию: она сидела, свесив ноги и немного болтая ими, а из-под накинутого пиджака виднелась только голова девушки с довольными зажмуренными глазами, широкой улыбкой и румянцем на щеках. Огромная вещь смотрелась на ней весьма забавно, но её саму это, кажется, совсем не смущало, а даже наоборот — очень радовало.       Полюбовавшись на Путешественницу ещё чуть-чуть, Тарталья всё-таки нарушил тишину, и сказал заботливым, тёплым голосом:       — Пойдём, я провожу тебя.       Люмин открыла глаза и, кивнув, спрыгнула с насиженного места, чтобы отойти подальше — Чайльд собирался освободить крио слайма из ловушки, а это означало, что и лёд под ногами быстро растает, так что тем, кто не успел с него уйти, придётся искупаться в холодной воде. Чего-чего, а этого замёрзшей Путешественнице совсем не хотелось. В итоге, когда слайм отправился по своим делам, лёд начал таять и тяжёлый Тарталья, как он ни старался, всё же промочил ноги…       Под весёлое хлюпанье сапог Предвестника, они возвращались в Гавань Ли Юэ, всё так же открыто разговаривая друг с другом о первом, что приходило в голову. Солнце постепенно вставало и два прогуливающихся по пляжу человека прекрасно понимали, что уже нет смысла спешить домой, чтобы лечь спать — всё равно не смогут выспаться.       Безлюдные улицы города радостно приветствовали Люмин и Чайльда, поднимающихся по лестнице от порта до торговой гильдии «Фэйюнь», рядом с которой Путешественнице и Паймон, как спасителям Ли Юэ, выделили временное жильё. Тарталья не мог упустить момента и посетовал на то, что теперь ему отказывают в снятии квартиры, так что приходится спать прямо в Банке Северного Королевства, рядом с рабочим местом, но Люмин над этим лишь злорадно посмеялась, так как Предвестник сам виноват в том, что разрушил доверие местных жителей. Впрочем, девушка не хотела переходить на тяжёлые темы, а поэтому мило отшутилась, сказав, что Чайльд может спать у них в ванной, если ему так уж не нравится Банк Снежной, и разговор снова перетёк в шуточно-лёгкую беседу, которая прервалась только тогда, когда собеседники дошли до места назначения.       Некогда абсолютно спокойные и открытые, Люмин и Тарталья неловко стояли у двери девушки и не знали, что говорить. Ни тому, ни другому не хотелось лишаться столь приятной компании, но ни один не мог придумать какой-то убедительный предлог, чтобы задержаться, были лишь причины как можно скорее разойтись. Люмин должна была поскорее вернуться, так как она оставила Паймон одну, и та обязательно начнёт ругаться, если, когда проснётся, не обнаружит Путешественницу рядом, а Чайльду совсем скоро нужно было быть на работе, которая начиналась ранним утром.       Тихо попрощавшись, они всё-таки разошлись, оба переполненные надеждой встретиться снова.       Только закрыв за собой дверь Люмин поняла, что она так и не вернула Тарталье его пиджак, и, лукаво улыбнувшись, подумала:       «Что ж, вот и причина заглянуть к нему на работу»