Дорога на ту сторону

Эхо шагов разносится по коридору волнами: разбивается об исписанные стены и скатывается обратно. Крёстная недовольно морщится, лишний шум раздражает, даже если его источником является она сама. План, который она вынашивала несколько лет, внимательно приглядываясь и прислушиваясь, тщательно взвешивая варианты и тонкости, наконец-то сбывается. Ещё немного, и Стервятник — кличка, столь символично заменившая щенку имя, — покинет Дом и окончательно сломается. Если только Ральф не надумает опять вмешаться, как сделал тогда, когда умер второй — Тень, кажется. Крёстная брезгливо кривит губы и прибавляет шаг. Ей лучше вернуться на женскую половину до того, как погасят свет. Словно отозвавшись на её мысли, лампы начинают тускнеть, погружая коридор в полумрак. Крёстная беззвучно фыркает, продолжая свой путь: идти всего ничего, а в комнате её ждёт приличный, в отличие от того, что подают в столовой, чай и рахат-лукум — маленькая слабость, изредка позволяемая ей самой себе. Однако дорога оказывается длиннее, чем ей казалось, хотя, скорее всего, дело в том, что в темноте невольно начинаешь двигаться медленнее. Коридор внезапно берёт левее, и Крёстная останавливается: никаких поворотов здесь никогда не было. Она делает глубокий вдох, отмахивается от нелепого чувства неправильности — не начнёт же она подобно Ральфу и прочим воспитателям верить в местную чертовщину? — и продолжает идти. Коридор становится бесконечным, а из-за спины начинают слышаться странные шорохи: скрип половиц, шелест листьев, тонкий писк и стрёкот, словно от трущихся лапками насекомых. Крёстная не ускоряется и не оборачивается. Даже в своём кошмарном сне она будет сохранять спокойствие. Растения постепенно заполняют собой всё пространство: вьются по стенам, стелются по полу, свисают с потолка. Пульсируют и шевелятся, переползая всё дальше и дальше, пробуждая гадливость, словно змеи. Внезапно по глазам бьёт резкая вспышка света, янтарно-жёлтого, пронзающего окружающую темноту. Крёстная жмурится и пытается рассмотреть его источник, который постепенно становится всё ближе. Огромная, чёрная тень, закутанная в перья, пугающе горящие глаза и кривой острый клюв, которым, кажется, можно проглотить полмира. Птица движется к ней под прищёлкивание и присвистывание, под почтительно напуганный ропот, исходящий из зарослей. Крёстная готовится убежать, но в спину упираются толстые липкие стебли. «Словно муха в паутине», — ни к месту думает Крёстная и срывается на крик, когда огромное птичье крыло — острые кости, нелепо приклеенные перья — задевает её. Чудовище довольно рокочет, тянет длинную шею и распахивает клюв. Крёстная сжимается, желая одного: стать меньше и исчезнуть, исчезнуть, исчезнуть... Её вздёргивают вверх, кисти касаются сухие холодные губы. — Прошу прощения, что напугал, но я не мог отказать себе в удовольствии встретить вас на этой стороне, любезная бабушка. Крёстная распахивает глаза. Над ней возвышается Стервятник, держащий её маленькую — неправильно, по-детски маленькую — руку.