When i close my eyes i see you
When i close my eyes you`re here
___________________________
Когда я закрываю глаза я вижу тебя,
Когда я закрываю глаза, ты здесь.
Hurts — The Road.
Абсолютная тишина теперь вызывала только спокойствие, как и последовательное приятное ощущение абсолютно чистой, сухой и тёплой постели. Он перестал просыпаться от фантомных звуков проползающей неподалеку жуткой твари. Позабыл голоса пьяных разглагольствований грязных ушлёпков, свободно расхаживающих из комнаты в комнату. Больше не вскакивал от судорожных всхлипов матери, сидящей рядом с его кроватью, и практически заглушил в памяти гул непрекращающихся, казалось, ни днём, ни ночью криков, что отдавались громким эхом из подвалов некогда его дома.
Сейчас он чёртов везунчик.
Жив.
Чист.
Не гниёт в Азкабане.
Он свободен.
Мать позаботилась о сыне. Обеспечила его убежищем. Прошло чуть более года как он сбежал, достаточно далеко от безумного мира и своих ошибок. Далеко от того места, куда он ни за что никогда не вернётся. Там его больше ничего не ждало, разве что свидания с дементорами, конвоем авроров или Авада от какого-нибудь старого знакомого.
За окном сегодня опять угрюмо и сыро, моросит затяжной дождик, растворяя смешанный с грязью снег по совсем ещё свежей дорожке из жёлтого кирпича. Такая уж она, зима в Джуно. Но чёрта с два он покинет это место. Он готов мириться с непогодой, если это дарит ему спокойную жизнь. Он смирится и с тем, что теперь мог почувствовать, кроме обиды и боли, что-то вроде благодарности к матери. Он не простит её, конечно, нет, никогда.
Её лицо навсегда запечатлелось в его памяти. Забыть, как это случилось с ними, Драко не сможет. Нет. Ему часто приходил во сне тот день, снова и снова: вот лесничий несёт Поттера на руках, все слышат смех Реддла — смех победителя, кто-то плачет, надрывно. Верно, на той стороне — кажется, это подружка Поттера, одна из Уизли. Это её плач смешивался с больным смехом Тёмного Лорда.
В это мгновение мать, которая не отводила от лесничего взгляда, незаметно одёрнула Драко. Тревожно и так быстро, что еле разобрать, практически моля, прошептала:
«Драко, сынок, отдай Гарри Поттеру свою палочку. Когда будет момент, прошу, отдай ему палочку».
Он не смел повернуться и посмотреть ей в глаза, только думал: какого чёрта происходит? Почему она просит его о таком? Мать же дрожащей рукой прикоснулась к его холодным рукам, вложив в этот жест надежду.
Позволил бы он действительно сдохнуть Поттеру, если бы знал, что последует за подчинением матери? Драко не был уверен. Наверное, если бы он видел, каким будет будущее, то нет, не позволил.
Того, что случилось, уже не изменить.
Просто
оно останется, навсегда, с ним.
«Мгновенный бросок палочки,
воскресший Поттер и начало конца того безумия, что учинил Тёмный Лорд. За их битвой наблюдали, замерев, но только лишь мгновение. Когда на всех снизошло, что Поттер, похоже, и вправду бессмертный, что их Лорд рассыпается у всех на глазах, теряя орден победителя, кто-то из пожирателей спешно пытался скрыться. Некоторым из них удалось, а другие были сразу схвачены отрядом Ордена, учениками и учителями. Драко впервые видел такую остервенелость профессора Макгонагалл.
Его мать всё ещё стояла рядом с ним. Сейчас происходило нечто важное для всего магического мира благодаря именно её просьбе. Теперь она касалась его плеча и так же тихо говорила:
— Драко, нам надо уходить.
Он был с ней согласен. Хватит с него, с них этого дерьма, в которое втянул отец.
Они не успели.
Точнее, успел только Драко.
На фоне вновь воцарившейся битвы двух противоположностей Драко, стоя посреди полуразрушенного моста, наконец заметил неверящие и наполненные гневным безумием глаза отца. Тот одними губами цедил слова, обращённые к жене и сыну:
— Как ты мог, Драко, что ты наделал… Цисси? — Что ж, похоже отец не разделил благородного порыва сына и любимой жены помочь Избранному и этому миру.
— Как вы посмели, как ты могла, Цисси, предать нашего Лорда? Предать наше будущее?
— Ты совсем рехнулся, Люциус.
— Мама, идём, не стоит. — Драко взял мать за руку и хотел попросить её палочку, чтобы трансгрессировать. Он не думал, что сейчас мать сможет сделать это сама.
— Пошли, мам.
— Стоять, сопляк! Как ты смеешь поворачиваться к отцу спиной, ты, недостойный нашего рода предатель!
Шелест женской мантии Драко не услышал.
— Ав-а-ада…
— Нет! Люциус, нет!
Драко загородила женская спина.
Спина его матери.
Это последнее, что так ярко отпечаталось в его памяти.
Дальше всё как в тумане. Он видел стремительно надвигающийся силуэт Люциуса, слышал неразборчивый гул. Кто-то с силой дёрнул его вбок, а он всё смотрел в стеклянные и навсегда застывшие глаза. Драко крепко схватили, затянули в воронку трансгрессии. Смазанные огни, разъярённые вспышки магии, а потом его выплюнуло на пол незнакомой гостиной. Человек, схвативший его, исчез.
Драко узнал о том, что Поттер убил Тёмного Лорда, только на следующий день, когда очнулся в том же доме. Он не помнил, как отключился на полу после трансгрессии — кажется, в тот момент у него началась истерика. Не помнил, сам ли добрался до комнаты, в которой очнулся.
Хозяином дома, его спасителем, оказался преподобный Джон Смит. От Смита Драко узнал, что Нарцисса планировала их побег. И Драко спас её доверенный человек, трансгрессировав к Смиту. Где же был этот человек, когда отец отправлял в неё проклятье? В её плане были только они, в нём не было места Люциусу. Драко не знал, что чувствовать, не знал, как распутать клубок переполнявших, давящих на горло эмоций, что были с ним.
Смит рассказал ему, что она хотела бежать с Драко в Италию — там их ждала скрытая от пожирателей вилла. Но теперь всё было кончено для этого славного будущего под ярким солнцем. Его мать мертва. Отец, что было с ним? Драко не знал, у него было только одно желание на его счёт.
Отомстить.
Запустить убивающую зелёную вспышку в грудь.
Смит отреагировал на это желание без оптимизма, разглагольствуя о магловском боге, благочестии, грехах и искуплении. Он предложил другой вариант для убежища — у своего друга на Аляске, где Драко смог бы переждать, пока его не перестанут искать. Или он смог бы остаться там и принять новую жизнь.
— Не искушай ярость, сынок. Значит, такова была воля божья, Драко, — сказал ему Смит.
Драко не понимал значения этой фразы. Его воля зависела только от него, и ни от кого больше. Только вот подсознание посмеялось над ним, услужливо подсунув образ отца, а затем и Тёмного Лорда. Сколько раз они приказывали, а он этим образам покорно подчинялся?
В тот день Драко больше ни о чём не разговаривал с хозяином дома. Он отправился в отведённую ему комнату, где думал, как стоило поступить и что теперь делать, сдерживая боль от потери. Он оплакал мать той же ночью. За завтраком, после обдумывания всех возможных вариантов действий, понимая, что не мог вернуться в Англию, он дал Смиту согласие на поездку к его другу.
Драко прекрасно понимал, что если бы его нашло Министерство, то конец один — пропуск в Азкабан. Он бы даже до отца добраться не смог, вся трансгрессия контролировалась с двух сторон, и Орденом, и пожирателями. А он точно не собирался попадаться ни в те, ни в другие руки. Он устал, он был полностью раздавлен. Ярость, которую он ощущал, тогда могла стать его убийцей. Из-за чьих-то убеждений муж так хладнокровно убил жену, а затем собирался прикончить и собственного сына… Возможно, он до сих пор хотел этого. Смерти отца. Кто знает?
«Да, папочка, твоя любовь с детства грела мою душу».
— Дерек, колокол звонит уже в третий раз, пора идти на службу. Преподобный Марк не оценит опоздания.
Да, теперь нет никакого Драко Малфоя, есть только Дерек.
Дерек Перес.
Имя, которое Драко нашёл для себя в один день, было написано на коробке из-под молока в доме Смита. Если бы он знал, что взял имя пропавшего без вести человека, наверное, подумал бы подольше, но в тот момент было всё равно. Дерек Перес с коробки всё равно выглядел не жильцом. На вид ему было под восемьдесят, дряхлый старик, который, скорей всего, просто где-нибудь умер от сердечного приступа. Теперь же это имя переродилось в юноше девятнадцати лет, что прятался в маленьком городке Джуно на Аляске в местной церковной общине под предводительством преподобного Марка Ривонни.
Смит организовал этот приют для него в обмен на обещание вести себя тихо и честно помогать общине трудом. Магловская церковь довольно тепло приняла Драко, даже не подозревая о его грязном прошлом. Никто не спрашивал, кто он и откуда, и к его счастью все они оказались обычными маглами.
В городке Джуно, как рассказал Смит, никто вообще не знал о магическом мире. Сейчас Драко тоже можно было назвать маглом, палочки у него так и не появилось; свою он больше года назад потерял на том разрушенном мосту Хогвартса. Он нестерпимо скучал по магии.
Каждый день начинался одинаково: часовая служба, на которой Драко всегда отключался и думал о своём, затем скромный, но сытный завтрак, состоящий из овсяной каши или яиц, нескольких сэндвичей с рыбой и чашки с горячим кофе. После малочисленные мужчины, обитавшие, как и он, в приходе, шли работать. Часть отправлялась в город закупать товары для церкви, помогать некоторым семьям проповедями или с работой по хозяйству — тем, кому по разным причинам приходилось сложнее всех в этом городке. Другие запасались дровами в лесу. Драко каждый раз выбирал лес, он не собирался показываться даже в таком маленьком городе дальше трёх миль.
Год прошёл, и хоть магии в Джуно не было, и Драко не стоило бы беспокоиться, но Смит периодически писал о новостях из его мира — пожирателей до сих пор отлавливали и судили. Он никогда не отвечал на эти письма, но Смит всё равно присылал. За рубкой дров Драко мог полностью расслабить сознание и перенести всё своё состояние в физический труд. Ему казалось, от этого даже становится легче. Кто бы мог подумать: аристократ, возможно, в будущем лорд Драко Малфой рубил дрова бок о бок с маглами, чтобы ночью они не замёрзли. Что сказал бы на это отец? Теперь было совершенно плевать.
— Дерек, ты слышал?
— Что?
— Я говорю: перестань так глазеть на Эвелин, на тебя смотрит пастор Марк. Не хватало ещё, чтобы тебя отчитали. Нам нельзя, понимаешь?
— Действительно.
Драко усмехнулся пустым переживаниям соседа по скамье. Вдохнув поглубже аромат ладана, он сфокусировал взгляд и понял, что со стороны действительно могло показаться, будто он смотрел на сидящую неподалёку прихожанку. Но так только казалось. Драко кивнул в благодарность за предупреждение.
— Ты сегодня с утра сам не свой. Ты в порядке?
— Да, Боб, я в порядке, спасибо.
Их разговор не прошёл мимо пастора, Драко понял это по показному покашливанию.
— Дерек, ты хочешь с нами чем-то поделиться?
— Думаю, нет, преподобный Марк.
Пастор молча кивнул и продолжил проповедь. Даже несмотря на радушие прихожан, самобытную красоту церкви и царящий в ней запах — Драко даже зажигал лампадку у себя в комнате на ночь — проповеди раздражали его больше всего. Но Смит просил его быть учтивым, сказал, что здесь безопасно. С последним Драко был согласен, и поэтому терпел.
Все окружающие трепались о благе, добре и боге, они были готовы помочь любому, но жизнь в приходе оказалась однообразной, даже скучной, и приходилось мириться с напрочь табуированными темами. Сквернословие, интимная связь для священников, распитие алкоголя или употребление курительных смесей, драки, лень и бахвальство испепеляли, как говорил пастор Марк, из души каждого «святое благо господа нашего».
Поначалу Драко честно старался придерживаться этих правил. Он до сих пор не ругался в приходе, но позволял себе вольность в те моменты, когда оставался в лесу наедине с тяжёлой работой или когда редко выбирался в местный паб, стоящий, по иронии, через дорогу от церкви, где сцеплялся ёмкими словечками с местным отребьем. Было ещё курение, единственное, за что он получал постоянное порицание пастора — «Дерек, послушай…», и после шла очередная проповедь.
Этот город, эта церковь не были той солнечной Италией, куда он всё ещё мог отправиться даже без матери. Но только в этом городе Драко чувствовал покой.
