Всякое, всякое и женись на мне

У Баллистера был план. Он любил Амброзиуса. Он любил его, когда они были одноклассниками в Институте, любил его, когда ночью пробирались на крышу, чтобы поговорить, любил его, когда они стали рыцарями, и любил его, когда рухнула стена. Он любил его столько, сколько себя помнил, поэтому, конечно же, он любил его, когда оторвался от своего кроссворда и увидел танцующего на кухне Амброзиуса, одетого в пижамные штаны Баллистера, держащего лопатку, покрытую тестом для блинов. И выглядел более беззаботным, чем когда-либо за последние месяцы. Он женился бы на Амброзиусе в мгновение ока. Он бы сел в поезд прямо сейчас и сбежал с ним, если бы тот попросил, но он думал, что его партнер заслуживает чего-то большего, чего-то романтического, чего-то грандиозного и радостного после всего стресса и ответственности, которые он взвалил на себя после кончины Директора. Нимона была… в основном полезной. Баллистер подошел к ней однажды днем, когда Амброзиус ушел на работу, и сел напротив нее. С тех пор как они втроем вместе переехали в квартиру, Нимоне стало гораздо комфортнее отдыхать, что согревало сердце Баллистера. — Че как, босс? — Я хочу спросить Амброзиуса… — начал он, и Нимона выпрямилась, сразу же поняв. — Хочет ли он жениться на тебе? — воскликнула она. — Да. Сделай это. Почему ты еще не сделал этого? Баллистер моргнул. — Я думал, ты будешь больше колебаться по этому поводу, — медленно сказал он. — Раньше ты его ненавидела. Нимона пренебрежительно махнула рукой. — Э-х. Прошлое было в прошлом как и джаз. Кстати, о джазе… — Нет. — Угу, как угодно. Ты даже не знаешь, что я собиралась сказать. — Мне это и не нужно. — Ты ужасен. В любом случае, я ненавидела его, когда все, что я знала о нем, это то, что он отрезал тебе руку. Это было до того, как я прожила с вами год. И было бы довольно лицемерно с моей стороны не изменить свое мнение о ком-то. Он делает тебя счастливым. Ты должен точно жениться на нем. Баллистер улыбнулся. — Спасибо, Нимона. Она ласково фыркнула. — Конечно, босс. И план, а именно план, в котором и заключалась вся суть, сформировался. Нимона и Баллистер летали по всему городу в поисках парков и возможных развлечений, таких как рестораны или шоу. Большинство людей привыкли к тому, что они летают вокруг. Нимона распускает крылья и несет Баллистера над улицами, поэтому они не беспокоились о том, чтобы оставаться вне поля зрения. Если Амброзиус заметил или подумал, что это подозрительно, что Нимона и Баллистер постоянно гуляли вместе и не говорили с ним об этом, он ничего не прокомментировал. У них троих все еще были вечера кино и игры, а у Нимоны и Амброзиуса все еще были их ужасно напряженные карточные игры (Война, Вперед рыба (рыбалка), Безумные восьмерки и несколько игр, о которых Баллистер никогда не слышал), в которые Баллистеру было запрещено вступать, поэтому вообще мало что изменилось. Однако одна вещь, которая действительно изменилась, заключалась в том, как часто он останавливался, наблюдая, как Амброзиус делает что-то совершенно обычное, и думал: «Я хочу жениться на этом человеке». Это происходило все чаще и чаще с каждым днем, пока Баллистер чуть не сделал ему предложение, когда он вошел в квартиру и обнаружил Амброзиуса, стоящего ногами на двух отдельных стульях, примерно в трех футах друг от друга, с набором разноцветных бумажных ленточек серпантина над головой. В то время как Нимона в образе маленькой обезьянки взгромоздилась ему на макушку и вешала их на стене. Баллистер долго смотрел на них, прежде чем очень растерянно произнес — Не было более эффективного способа сделать это? Амброзиус и Нимона одновременно обернулись, оба выглядели весьма довольными, несмотря на свое ненадежное положение на стульях. — Мы просто опестряем комнату! — ответили они вместе. Баллистер огляделся. Гостиная была увешана праздничными украшениями и газетами, и Баллистер подумал, что никогда в жизни не видел такого блеска. Он представил, как Амброзиус покупает корзину, полную мешуры, для вечеринки, которую планировала устроить Нимона, и не удивился бы, если бы его сердце действительно растаяло. — Что за повод? — спросил он. — Я спросил Нимону, когда у нее день рождения, — объяснил Амброзиус. — Она сказала, что у нее его нет. — А если и знаю, то не помню, когда это было, — добавила Нимона. Амброзиус раскинул руки в стороны в подчеркивающем жесте. — А это значит, что у нее никогда не было вечеринки по случаю дня рождения, — продолжил он. — Поэтому мы решили, что сегодня ее день рождения, и мы устраиваем вечеринку. — Это будет обычная ночь, только с украшениями, — сказала Нимона. —Блестючки были идеей Златовласки. Баллистер поднял брови, и Амброзиус беззастенчиво пожал плечами, а затем повернулся, чтобы закончить развешивание серпантина. «Выходи за меня замуж», подумал Баллистер. В течение следующей недели он во всем разобрался. Он посмотрел погоду на ближайшие несколько дней, спланировал, куда и когда они пойдут, и даже купил кольцо, которое спрятал в запасной паре ботинок и засунул под кровать. Если Амброзиус и заметил, что Баллистер слишком нервничает или слишком много времени проводит в спальне в одиночестве, то он ничего не сказал. Так да. У Баллистера был план, и он был гораздо более конкретным, чем «всякое, всякое и победа». У него не было сценария, но было почти все остальное. Теперь ничто не могло ему помешать. Или так он думал. Одна ночь — в ней не было ничего особенного; они ужинали с Нимоной, танцевали и смеялись, убирая кухню, и целовались, готовясь ко сну — Баллистер и Амброзиус уютно устроились под одеялами. Протез Баллистера висел на зарядном устройстве на стене, так что он не мог держать Амброзиуса так близко, как ему бы хотелось, но светловолосый рыцарь лежал головой на плече Баллистера, что давало ему возможность обхватить левую руку. вокруг спины своего партнера. Амброзиус двинулся, чтобы сплести свои ноги с ногами Баллистера, и сжал его живот, заставив Баллистера улыбнуться, глядя в темный потолок. Если бы он обратил внимание, то услышал бы сквозь стены тихую музыку из комнаты Нимоны, а в окно ярко светила луна. Баллистер провел пальцами по волосам Амброзиуса и глубоко вздохнул. Через несколько минут Амброзиус приподнялся на локте, чтобы видеть лицо Баллистера. Рука Баллистера естественным образом скользнула к его талии, и он пожалел, что у него нет протеза, чтобы можно было постучать Амброзиусу по носу. Всякий раз, когда он это делал, лицо Амброзиуса морщилось самым очаровательным образом, и у Баллистера не было другого выбора, кроме как поцеловать его. — Приветик, — прошептал Амброзиус, как будто Баллистер еще не уделял ему все свое внимание. — Привет, — сказал он тем же тихим тоном и ответил улыбкой Амброзиусу. Они стукнулись носами и захихикали, и Амброзиус плюхнулся на бок, приземлившись на собственную подушку. Баллистер освободил руку и переплел их пальцы вместе, а Амброзиус поднес их соединенные руки к своим губам, затем положил их себе на грудь и большим пальцем погладил руку Баллистера. — Бал? — сказал он, склонив голову набок, чтобы заглянуть в глаза Баллистера, которые он честно изо всех сил старался держать открытыми. — Хм? — Ты женишься на мне? — спросил Амброзиус мягко, его взгляд был полон любви, точно так же, как Баллистер несколько недель боролся с желанием спросить его. — О, да ладно! — воскликнул он и встал с кровати, чтобы вытащить из ботинка коробочку с кольцами, забыв, что Амброзиус понятия не имеет, что делает, пока не сел с обеспокоенным видом. — Бал? — повторил он, на этот раз гораздо более осторожно.— Извини, что… — Я собирался сделать тебе предложение! — Баллистер прервал его, открыл коробку и сунул ее своему ошеломленному партнеру, который в полном шоке уставился на нее, прежде чем вернуться к глазам Баллистера. — У меня был план! И это не было «всякое, всякое и победа»! Глаза Амброзиуса блестели. — Это было больше похоже на всякое, всякое и женись на мне? Баллистер удивленно рассмеялся и наклонился, чтобы поцеловать Амброзиуса в губы. — Да, — сказал он. — Ну, нет. У меня не было речи. — Поэтому всякое-всякое, — поддразнил Амброзиус. — Знаешь, ты так и не ответил на мой… — Да, святая Глорет, да, я женюсь на тебе, — снова перебил Баллистер. — Хотя я думаю, ты мог сделать такой вывод, узнав, что я собирался задать тебе тот же вопрос. Амброзиус со слезами на глазах рассмеялся, и Баллистер снова поцеловал его. — Однако я не возьму твою фамилию, — добавил он несколько мгновений спустя. —Как ни смешно. — Нимона убила бы тебя, — согласился Амброзиус. — Я бы тоже не хотел менять свою фамилию. Из этого получилось бы несколько хороших шуток, но кроме этого… — Ну, Болдхарт милое, но это не моя фамилия при рождении. Ты знаешь, что Королева дала мне его на церемонии, потому что кто-то — вероятно, Директор— сказала, что Блекхарт звучит слишком мрачно для рыцаря? — Верно, — размышлял Амброзиус. — Что же нам делать? — Мы могли бы объединить наши фамилии, — предложил Баллистер. — Мы могли бы быть Амброзиусом и Баллистером… — Голденхарт, — закончил Амброзиус и обнял Баллистера, дрожа от смеха, слез и радости. —Я люблю это. — Я люблю тебя, — сказал ему Баллистер, и до конца ночи было очень мало разговоров. Когда наступило утро, они направились на кухню в пижамах и нашли Нимону уже вставшей, сидящей за столом в наушниках. Похоже, она рисовала — вероятно, это была еще одна боевая сцена, в которой она была большим животным, а Баллистер и/или Амброзиус — ее сообщником-убийцей — и не подняла глаз, когда они вошли. — Доброе, Ним, — сказал Амброзиус, направляясь к кофемашине. — Златовласка. — Она кивнула ему, затем подняла брови. — Спали хорошо? Баллистер поднял свой кроссворд и спрятал за ним лицо, а Амброзиус чуть не выронил кофейник. Они оба знали, что Нимоне больше тысячи лет, и, вероятно, очень мало того, чего она не видела, и еще меньше того, о чем она не знала, но она так хорошо играла как подросток, что про её особенность было довольно легко забыть. Она наблюдала за их неловкой реакцией и хихикала, но ее глаза расширились, когда ее внимание сосредоточилось на чем-то на руке Амброзиуса или рядом с ней. — Итак, кто был первым? — любезно спросила она, на ее лице появилась широкая улыбка. — Я, — признался Амброзиус, не оборачиваясь. — Подожди. Кто был первым? Ты знала, что он планировал… — Ты знала, что он… — тоже начал Баллистер, и они оба остановились и уставились друг на друга. Нимона только расхохоталась.