***
Обычный, до тошнотворного чувства, вечер. На столе недопитая бутылка "Хадыженского" и уже порядком пропавший кусок "Бородинского". Не считая многочисленных крошек, да порезов на клеенчатой скатерти. Жилец не удосуживался даже обратить внимание на пропавший продукт, продолжая сидеть в скрипучем, убитом временем кресле, ещё советских времён. Обивка потёрлась и в некоторых местах, была подрана кошкой, которая умерла несколько лет назад. Однако, мужчине сидящему в кресле, было всё равно, как на состояние мебели, так и состояние квартиры в целом. Старая облупленная гарнитура, стертый временем ковёр, висящий тут не понятно зачем, который последний раз видел химчистку когда у хозяина ещё был повод его чистить. Тяжело вдыхая сырой воздух, отдающий ветхой старостью, Рейх тупо смотрел в стену, бродя взглядом по пейзажу Айвазовского "Чёрное море". Сама картина могла легко описывать атмосферу, которая царила в этом доме. Чуть сдвинь взгляд, блеклые, выцветшие серые обои. Напротив хлипкого обеденного стола выход из кухни, скрывающий за собой такой же убитый и жуткий коридор. Бывший рейх канцлер провёл по полу ногой, уже который раз слыша привычный звон цепи на ноге. Металлическое кольцо плотно сидело на нижней части голени, под ним виднелись бинты, из-за натертости пришлось перевязывать ногу. Лампочка, слабо мигала, в-то время как Рейх, бродил взглядом уже по кухне. Старая кухонная гарнитура грозила развалиться от малейшего взаимодействия с ней. Уже не рабочий телевизор, со старенькой антенной, что покрылась слоем пыли. Пустая раковина из стали нержавейки, из крана противно капает вода. Давит на голову своим постоянным, монотонным, металлическим звоном. Трель срывается очень редко, слабо добавляя разнообразия в этот вечер.Кап
Кап
Кап
Кап
Кап
Чего ждал Рейх? Почему ещё не ушёл на старую, такую же убитую временем кровать, которая подпиралась несколькими книгами?Он ждал "гостя", вернее владельца этой захудалой хрущёвки, доставшейся ему ещё до развала, как небольшая возможность "сменить обстановку" на время. Мужчина в свободной рубашке, которая явно была ему велика, из-за болезненной худощавости и слабости, а так же обычных спортивных штанах, ждал Союз Советских Социалистических Республик. Он мог бы пойти спать, но получил явный приказ ждать его на кухне. Телефон у Рейха был, но только с одним номером, на другие ему звонить запрещалось, да и не помогло бы. Ни полиция, ни скорая. Особенно сейчас, в поздний вечер, практически ночь. Интернета на старом кнопочном телефоне и быть не могло. Опять раздражающий, мерзкий звон цепи, ставший некой серой обыденностью. Рейх слабо интересовался, что пока происходило в комнате, единственное, чем он мог себя занять, было наблюдение за чужими окнами, чужими жизнями. Можно ли это назвать идиллией? Да, но с большой натяжкой и титаническими усилиями. Особенно глядя на самого мужчину. Лицо посеревшее, худое и бледное, словно у мертвеца, глубокие тени под глазами. Пустой лишённый искры взгляд, тонкие запястья, худые руки, покрытые шрамами от порезов и уже ставшие сиреневыми синяки. Казалось дунь, и он рассыпется. Немец откинулся на спинку кресла, мрачно оглядывая чужие окна, в поисках того, за что можно зацепиться взглядом и отвлечься от капающей воды из под крана. Дотянулся свободной рукой до пачки сигарет, что лежала на подоконнике. Зажёг совершенно не греющий огонёк почти пустой зажигалки и прикурил. Сделал первую затяжку.Раз... Всё забудется...
Вторая затяжка.Два... Порочный круг...
Выдох, никотин пожирает лёгкие.А затем конец...
Рейх закрыл лицо свободной рукой, начиная горько подвывать от наступившей внезапно безнадёжности и тоски. Он никому не нужен. Сидит на цепи, в Богом забытой квартирке. Единственный кто рано или поздно приходит к нему, это — Совет. Да, он тоже давно не официальная страна, но пока люди его помнят, не хотят забывать, он живёт на этой земле. Как и многие другие воплощения стран, что высечены на полотне истории. А вот бывший рейх канцлер, никому не нужен, хотя его и помнят. Хотя и стремятся забыть как страшный сон. Снова это горькое чувство, похлеще никотина. Словно паяльником жгущее нутро Рейха. Никому, кроме Союза... Внезапный рвотный позыв, на фоне стресса и питания, не удивительно, что такое будет происходить довольно часто. Но в этот раз, только из-за страны Советов. Рейх метнулся, звеня цепью, в сторону ванной комнаты, всё что он успел съесть за скудным ужином, вышло наружу. Немец вытер тыльной стороной ладони остатки перловки и алкоголя. Его не первый раз так рвёт, от упоминания имени русского, даже шёпотом, даже в мыслях. Ведь всё, что он пережил, то где сейчас находится, связано с СССР и прошлым бывшего нациста. То как он сюда попал, сначала: поражение в войне, суд, депортация без права на выезд, тяжелейшие отработки, затем его нашёл СССР. В общем, в его старой комнате, почти на чердаке, были условия не лучше, это и комнатой назвать было трудно. Настоящий барак или притон, называйте как хотите. Тогда, немец засыпал с мыслью,: "скорее бы это уже закончилось" , голодовки, драки с пьяными соседями. Всё в жизни Рейха, кричало: "Уж лучше сдохнуть, чем едва сводить концы с концами, моля госпожу Удачу о снисхождении на следующий день". Но он был человеком, хоть и бессмертным воплощением страны, коей более не существовало, и человек этот, как и любое живое существо, хотел жить. Отчаянно цеплялся за тонкую гнилую верёвку под названием «жизнь». Рейх становился жадным до комфорта, будь то чистая постель, горячая еда или просто душ. Пытался взять максимум, если ему выпадала такая возможность. Однако, немец не ожидал, что взамен на мольбы, получит "нож в спину". Когда к нему в дверь, постучал высокий человек в шинели. Рейх сначала не сразу понял кто это был, но подсознание моментально завопило от ужаса, пряча ясность мыслей в дальний угол, до лучших времён. Если таковые когда-нибудь настанут.***
Ключ в замочной скважине зазвенел, цокая и щелкая замком. Хозяин квартиры наконец решил проведать свою верную псину, которую оказалось достаточно просто согнуть, но не сломать. Рейх невольно дёрнулся, продолжая сидеть в кресле, вторая сигарета уже покоилась в пепельнице. Внутри всё начинало содрогаться о мысли, что сегодня будет очередная ночь, пытка тела и разума. Мужчина с трудом вдохнув, скрипя мебелью поднялся, побрёл в сторону коридора, где копошился владелец жилища Рейха. Совет наконец снял уже порядком потертые кроссовки. Которые вместе с относительно теплой весной пришли на смену туфлям и сапогам. Тусклый взгляд темно-карих глаз встретил Совета, внимательно следя за его движениями. Рука русского сама потянулась к взъерошенным, но достаточно отросшим, тёмным волосам немца. Рейх вздрогнул, почувствовав на своей голове, тяжёлую ладонь, которая медленно зарываясь в пряди, начинала их тянуть. Поджимая губы, бывший рейх канцлер думал о том, чего сегодня захочет Совет? Да, пожалуй, жизнь его почти что, окончательно сломала. Он думал не как психически здоровый человек, а как жертва, со Стокгольмским и посттравматическим синдромами. — Ну что, псина? — спросил мужчина у немца, тот в ответ молчал, смотря в пол. Единственное, за что получалось зацепиться взглядом, это тянущаяся в единственную, помимо кухни, комнату, цепь, которая начинала давить на нервы, одним своим присутствием. Рейх бы и рад врезать нахальному русскому под дых, но ни сил, ни смелости не хватит этого сделать, в особенности, после того, как Совет в порыве гнева выбил ему два зуба и сломал парочку рёбер.«Это послужит тебе хорошим уроком, псина нацисткая»
Те слова, надолго отпечатались в памяти немца, каждый раз, ударяя его, словно током, когда он собирался проявить хоть какую-то инициативу. Давление на кожу головы усиливалось, из-за чего Рейх тихо прошипел, под глазами медленно скапливалась влага, уже бесконтрольно, от безысходности. Советский Союз только холодно ухмыльнулся, от мысли, что его "заключённый" всё ещё жив внутри, хотя и кажется что мёртв снаружи. Банально из-за той же бледности, словно у трупа в морге. Из под рубашки выглядывали синяки на шее, некоторые были уже старые и почти сошли, некоторые совсем свежие и только начали наливаться лиловым. От бывшей страны Советов не укрылось состояние Рейха. Ещё хуже чем обычно. Союз прекрасно знал о переодических приступах рвоты у Нацистской Германии и того, с чем это связано. Но как-то бороться с этим он и не пытался, держа бывшего рейх канцлера на коротком поводке, не ослабляя хватки, чтобы если что, затянуть и поставить на колени. Хотя спустя столько лет, врядли бы он уже стал сопротивляться. СССР наконец отпустил лохмы Рейха, отряхнул ладонь от вырванных тонких волос и взял в руки пакет с едой, в котором так же зазвенела пара бутылок спиртного. — Иди в спальню, я разложу продукты и приду, — Коммунист обошёл дрогнувшего немца, держа путь на кухню. Рейха снова едва не вывернуло после этих слов. Сглотнув, поступившую тошноту, через ком в горле, мужчина побрёл в зал, он же по совместительству и спальня. Сел на скрипучую кровать, по которой плакала свалка. Стало душно, словно с приходом Совета, весь воздух закончился. Немец начиная снимать рубашку, подошёл к окну, открывая его на распашку, скрипя старыми рамами. На кухне чем-то по хозяйски гремел СССР. Избавившись от хлопковой ткани рубашки, немец спустил с себя спортивки. Белья на нём и так не было, так-что сразу показались, исполосованные ремнём бёдра, которые каких-то четыре месяца назад, были молочно белыми, без единого родимого пятна, пока приходы русского не участились. Кинул всю одежду на стул, он же и вешалка по совместительству во многих домах, поворачиваясь к подоконнику. В окне напротив, на пару этажей ниже, располагалась квартирка, жильцы которой ещё не ложились. На кухне сидел молодой парень, лет двадцати и что-то чиркал в тетради. Напротив него стоял ноутбук, из-за которого, выглядывала кружка с чаем. Спокойный вечер в тишине, который молодой человек рьяно посвещал образованию, дописывая реферат. Почти на самом краю дома располагалась совершенно другая квартира, там работал телевизор, на большой, новой двуспальной кровати, лежали в обнимку, глава семьи, его жена, в ногах валялся достаточно упитанный пудель. Губы Рейха предательски задрожали. Ему почему-то захотелось попасть на место этих людей. Чтобы эта квартира становилась не его новой тюрьмой, а обычным укрытием от внешнего мира. С тёплым новым одеялом, телевизором и горячим чаем, ну или хотя бы просто, тем местом, в которое бы хотелось прийти с работы, от осознания, что вместе со старой жизнью он потерял и работу, стало только хуже. Но эта страна была чужая, этот городишко недалеко от столицы был чужим, и эта квартира, ставшая Рейху персональным концлагерем, тоже была чужая. Ежась от прохладного ветра, немец собирался было закрыть окно, но его остановило чужое, огромное и горячее тело позади него. Пробежали ежесекундные мурашки, сменившиеся нарастающей паникой. Между ягодиц бывшего рейх канцлера уткнулся крупный стояк. После осознания и быстрого переваривания ситуации, Рейх на секунду расслабился, в надежде что будет просто классика и ничего более. Хрупкое тело немца обхватили шершавые, тёплые и сухие ладони, прижимая к себе. К шее нагнулись, целуя фиолетовые отметины, заставляя тело снизу дрожать от непреодолимой паники. Страна Советов уже заметил, как Рейх завороженно смотрел на чужую жизнь, тихо наблюдая со стороны. В глазах мелькал жадный блеск, жаждущий получить хоть немного того комфорта и уюта, как в других квартирах. Русский решил не лишать бывшего нациста любимого занятия, так что тихо подошёл сзади. Сегодня, ему умудрились вытрепать все нервы гораздо больше, чем когда он ещё был официальной страной. Хотелось... Нет, надо было расслабиться. Поглаживая, вздрагивающее от прикосновений, тело под ним, русский не мог не отметить, что у немца очень мягкая кожа, не смотря на условия в которых он живёт. Совет провёл по плечам и торсу Рейха, наскоро, визуально осматривая его, ища все знакомые недостатки. Немец хрипло, судорожно выдохнул, не зная когда наконец закончится эта прелюдия. СССР не особо их любил, сразу переходя к действию. Тишину ночи, прервало шуршание ткани затем короткий период возни, из-за чего Рейх не мог подгадать момент, когда ему уже вставят, чтобы быть морально готовым. Его голени коснулась нога Союза, который всё ещё был в джинсах, решая их не снимать полностью, а лишь спустить пониже. Немец вздрогнул, затем почувствовал крепкую хватку на и так настрадавшихся бёдрах. Внутри сворачивался тугой ком из смеси ужаса, горечи, злобы и желчи, на весь этот мир. О судорожно сжавшееся колечко мышц потёрлась головка кровью налитого члена, как бы дразня, не входя не на миллиметр, заставляя Рейха слегка нетерпеливо поерзать на подоконнике, в который он оказался вжат. Действительно страшно. Первый толчок, получился довольно резким и болезненным, из-за чего бывший рейх канцлер вскрикнул, начиная сжиматься изнутри. Не смотря на то, что его насиловали в таком темпе, в течение достаточно долгого времени, вход не был достаточно разработан, не смотря на смазку. Царапая уже и так начинающую слазить краску с подоконника. Внутри всё горело огнём и разрывалось, словно в него засунули горячую кочергу. Цепь на ноге брякнула, подтягиваясь, немного ближе. Подступила новая порция слез, которую уже не выходило проглотить. Затем новый приступ тошноты. Рейх замер, не решаясь сдвинуться с места, усугубляя ситуацию. Отвернул лицо от окна, всхлипывая, начиная мычать. Совет же крепче обхватил его за бедро, сильно сжимая рукой плечо, делая второй толчок. Немец хрипло взвыл, умоляя на своём родном немецком, который всё не как не забывался за годы, чтобы СССР остановился. — Bitte, hör auf!! — с искусанных губ срывались скулёж и всхлипы. Удовольствия немец не получал, никакого. Хотелось просто умереть. Совет прижал немца, лбом к стеклу, заставляя смотреть в окна напротив. Всё так же работал телевизор в окне с краю, и молодой парнишка писал реферат. А прожигающая изнутри боль, казалось вот вот, окончательно убьёт немца. Из-за узости, Совет приложился локтем по хребту мужчины, заставляя его хрипло завопить, выгибая спину. Не сказать что Коммунисту не нравился покорный, скулящий пёс. Однако и крики рано или поздно надоедали, из-за чего Совету пришлось сбавить напор и дать немцу, хоть немного попривыкнуть. Чувствуя как постепенно уходит давление, Рейх чуть выдохнул, глотая поступившую желчь, что засела глубоко в горле. Понимая, что просто так он не отделается, мужчина вдохнул вбирая больше воздуха в лёгкие. Расслабился и чуть раздвинул ноги, всё ещё чувствуя внутри себя головку. Продолжая царапать подоконник, прижимаясь лбом к пыльному стеклу, облизывая пересохшие, обкусанные губы. Смысла ждать дальше коммунист не видел, так-что мерно покачивая бёдрами, сделал медленный толчок, плавно входя до самого основания. Слыша срывающийся, наполненный болью, умоляющий стон. Это понравилось Союзу и он решил продолжать в таком темпе, найдя ещё одну прекрасную, приторно сладковатую возможность поиздеваться над пленником. Рейха словно прошибло током, заставляя выгнуться его дугой. Стало на секунду тяжело контролировать себя. Из охрипшей глотки вырвался вскрик, судорожное хриплое дыхание немца, сопровождали спокойные вздохи наслаждения Страны Советов. Немец закрыл руками рот, зажмуривая глаза. По тихоньку, этаж за этажом, рушилась призрачная надежда на то, что Союз прекратит эту пытку, с каждым новым вздохом коммуниста внутри растекалось жгучее чувство боли и ненависти к себе и человеку, что насилует его. Из-за смазки, на которую всё же решил не поскупиться русский, внутри всё хлюпало и чавкало, ещё больше угнетая и сгибая гордость Нацисткой Германии. Словно у последней потаскухи. Нутро жгло и неприятно пульсировало, всё таки, анальный секс вещь не из приятных, тем более для мужчин. — Union, bitte hör auf! Was würde Russland denken, wenn er es wüsste?! — и эта отчаянно брошенная фраза, действительно на секунду остановила Союза. Что бы подумал его старший сын? Россия старался всё же поддерживать хорошие отношения с другими странами, не смотря на события, которые стали стремительно развиваться в последнее время. И Германия входил в число этих стран, сын бывшего рейх канцлера, тот кто в далёком сорок пятом унаследовал часть земель. Позже слился со своим братом, но остался жив, и так же остался в неплохих отношениях с СССР, а позже и Россией. Но ведь это не имеет значения, Россию сейчас не интересует, где, с кем и в каких условиях сейчас находится Третий. Он в полном распоряжении СССР. А чего ему хотелось? Бывшей Стране Советов хотелось приносить не удовольствие, а лишь боль. Хотелось ломать и дальше. К тому же, это не только месть, но и воспитательные работы по отношению к бывшему рейхсканцлеру. Ему как никак, всю оставшуюся вечность прийдётся жить в России, под боком у остальных русских и их родни. Да и как посмело, такое немецкое отродье, вообще произнести имя, старшего отпрыска социалиста. В серо-зелёных глазах мелькнуло презрение и ненависть к услышанному. — Что я тебе говорил, Фриц? — Страна Советов, положил на глотку Тройки ладонь, проводя по сонной артерии, отчётливо ощущая пульс. Только спустя пару секунд, немец осознал свою тотальную ошибку. Говорить на немецком ему запретили ещё во время насильной депортации. Тогда, в одном из вагонов, ему жёстко отчеканил приказ СССР один из солдат. Пришлось приложить все свои знания русского, а заодно и жалкие остатки сил, чтобы разобрать, слегка картавую речь парня. Сначала Рейх не придал этому особого значения, думая что его никто не будет контролировать, но спустя время оказалось, что его окружали люди СССР. Не просто обычные работяги, учившие немецкий в школах, нет, именно солдаты и разведчики Совета. Они первые шесть лет контролировали каждый его шаг, вздох и слово. Казалось, что они даже знают о чем он думает. К тому же его уже чуть два раза не утопили после того как он осмелился вспомнить про Россию. Бывший рейхсканцлер замер, по спине пробежали холодные мурашки, в голове начали в панике носиться тараканы прошлого, что глубоко переплеталось с настоящим. Казалось мужчина превратился в статую. Отток эндорфинов произошёл настолько резко, что состояние эйфории моментально перетекло в неконтролируемую панику. Член в заднице, что создавал ощутимый дискомфорт, отошёл на второй план. Нужно быстро придумать хоть что-то СССР долго ждать не намерен, рука сомкнулась, начиная сдавливать глотку. Немец хрипло закашлялся, хватая Союз за пальцы, сил не хватит не то что разжать, даже ослабить хватку. Лёгкие спустя секунд сорок начали гореть огнём, казалось ещё немного и они разорвутся от нехватки кислорода. — Умоля-кгх!-ю... отпу-кхххсти! — Всё же за эти месяцы, Третий научился в последний момент, использовать этот козырь. В последние годы жизни страны, религия всё же возвращалась в СССР, это было чуть ли не единственное, что действительно можно было против него использовать. Умолять пощадить. В глазах Рейха появились мелкие капли слез, которые тут же потекли вниз. Ещё немного и он совсем задохнётся и потеряет сознание, а дальше неизвестно, что может прийти русскому в голову. Тяжёлая рука Совета, всё же отпустила глотку немца и тот завалился на подоконник тяжело кашляя и хрипя, большими вдохами заглатывая воздух. Толчки продолжились с удвоенной силой, выбивая итак получаемый с трудом, воздух из лёгких. В глазах Третьего начало постепенно темнеть. Тело стало какой-то неконтролируемой массой. Кажется ещё немного и СССР будет трахать бревно. Ослабевшие руки всё так же рефлекторно сжимали подоконник. "Задохнусь, я задохнусь" — било в голову словно стальным прутом, заставляя хвататься за крупинки сознания, плывущий в потоке мозг. Больно, так больно, таз и поясница горят огнём, до хруста стискивая зубы, немец слабо постанывает от боли, его захлестывает солёной волной воспоминаний. Сознание пытается отвлечься, перестраивая их. Что бы было, сложись всё иначе. Чёртова русская зима, если бы не она, возможно был бы шанс на победу. Затем в груди едким, тугим комком, скопился неподдельный ужас, что произойдёт дальше, они ведь бессмертны, все воплощения, не смотря на свой фактический возраст бессмертны. Пока люди его помнят, он не сможет сбежать из этого ада на земле. А все будут помнить, кому-то от этого будет мерзко, кому-то страшно или стыдно, но все будут знать и помнить.Ты ещё поплатишься, немец, помяни мои слова.
Более двадцати шести русских и тринадцати с половиной миллионов немецких жизней унесла та война. Это ведь не считая пропавших без вести. В голове всплыл образ высокого мужчины в шинели, на самой окраине промерзшего, усыпанного телами покойных, поля. Знакомые чуть грубые черты лица. Такие же русые волосы. Был ли это СССР? Без всяких сомнений нет. Слишком уж дружная и большая эта семейка... Русских. Когда началась война, никто не остался в стороне. Вся семья славян, да и не только их, даже оставшиеся на территории страны ханства, яростно начали сражаться против захватчиков. Некоторые буквально рвали на поле боя немцам глотки, сражаясь наравне с солдатами. Был далёкий от победы сорок первый. Российская Империя стоял тогда, на том замерзшем поле, покрытом снегом, с повязкой на голове и простреленной ногой, взгляд темно карих глаз как бы говорил: "Ты ещё поплатишься немец, помяни мои слова". Затем Империя ушёл в рощу, следом за солдатами, но этот взгляд полный печали и ненависти, отпечатался в сознании немца на долгие годы.Как в воду глядел.
Тогда уже в сорок пятом, стоя в зале суда, в клетке для осуждённых, избитый солдатами, прикованный наручниками, он мельком слушал то что говорили наглый Англичанин и опьяненый победой Француз. Вот только на него смотрели несколько десятков глаз. То были русские, многие пришли: Российская Империя, Великое Московское княжество, РсФсР и Советская тогда Россия. Ну и конечно сам Союз. РСФСР тогда мельком, опасливо поглядывал на своего отца, ища в зелёных льдинках, что-то ему одному известное. Вся страна, услышав, в одно казалось бы ясное, но холодное весеннее утро, слова Юрия Левитана, взорвалась криками. Не меньше было криков, когда люди, толпясь на платформах, встречали многочисленные поезда. Многие не вернулись, многие были замучены до смерти в концлагерях, пропали без вести, попали в братские могилы на полях боя, но те, кто смог вернуться, плакали обнимая родных и близких. А что же до Третьего? Он тогда был в заточении, очень долгом, полном пыток, томительном заточении в Англии. Затем этот самый суд. И путь из Нюрнберга в Москву. Приказ, который зачитал тот картавый солдат и начало персонального ада немца. Который длится уже порядка семидесяти семи лет. Всё это время, немец не мог не считать, дни, недели, годы, что ускользали из его рук сквозь пальцы, прожигаемые сначала на восстановлении разрушенных городов, а позже и в Сибири. У него ведь и не было права выбора, у него вообще не было никаких прав и то, что спустя столько лет Россия просто отпустил немца при развале, под предлогом: "Своих забот по горло", было очень щедрым подарком русского.***
В кишку немца ударила тугая, горячая, вязкая струя. Совет вышел с громким хлюпом, из растянутого ануса Третьего, отвесив звонкий шлепок, по ягодице, покрытой красными пятнами от пальцев. По внутренней стороне бёдер Рейха заструилось липкое, белое семя, стекая ниже к ступням. Сам мужчина, сполз с подоконника на пол, прислоняясь к холодной батарее, внутри всё жгло, пульсировало и при любом, даже небольшом движении, отдавалось болью, да такой, что зрачки начинали дрожать, так и до нистагма не далеко. Союз заправил опавший член обратно в трусы, натягивая на себя джинсы, застегивая ширинку с характерным звуком. Заставляя осевшего на пол Рейха вздрогнуть, сжимаясь изнутри. Развернулся и больше не проронив ни слова, вышел из комнаты, начиная собираться. В этот момент в Рейхе что-то с хрустом начало ломаться, неужели это была непоколебимая гордость, что крепким многовековым стволом крепилась внутри? В ушах раздался этот самый, неприятный хруст. Мужчина вымученно замычал, рот приоткрылся и вместе с капающими на голые бёдра слезами, на покрасневшую кожу, упали бордовые капли и осколок зуба. Где-то вдалеке, хлопнула входная дверь, щелкнул ключ в замке и снова настала гробовая тишина, только тихие шмыганья и всхлипывания немца резали слух. Третий Рейх, незаметно для себя, сквозь боль и стиснутые целые зубы, сумел добраться до кровати, прямо так завалившись на неё, колючий плед неприятно раздражал всё тело, но сил снять его и забраться под одеяло или хотя-бы одеться, попросту не было. Сейчас организм просто требовал от хозяина не шевелиться, но педантичность и чистоплотность Рейха, словно нарочно сговорились, заснуть будучи с семенем Союза внутри? Ну уж нет, до такого он ещё не докатился. Превзнемогая новый порог боли, немец на дрожащих подгибающихся ногах побрёл в сторону душа. Чуть ли не мешком завалился в ванную, открывая кран и смотря как вода смывает подсохшую сперму. Стало вновь тошно, но Третий сдержал рвотный позыв, глубоко вдыхая. Снова через силу, он двумя пальцами надавил на растянутое колечко мышц, проникая в своё нутро, внутри что-то содрогнулось от омерзения, но это было необходимо сделать, как и до этого, по отработанной схеме. Рейх облизнул влажные губы, вода была чуть тёплая, не особо вкусная, с примесью хлорки. Кое как закончив водные процедуры, немец дополз до кровати, с трудом скинул на пол этот мерзкий шерстяной колючий плед и завалился на кровать, застонав от боли и облегчения одновременно. На него свалилась сладкая истома, тело обмякло и расслабилось, у него есть неделя чтобы восстановиться, затем всё повторится. Главное держаться, всё наладится. Его жизнь вечна, что-то, да должно измениться к лучшему, если ему это будет позволено. Пытался внушить себе бывший рейхсканцлер Германии, сжимая одной рукой подушку, смотря в окно, где уже погасли окна соседнего дома. Парень дописал реферат, а фильм в окне скраю закончился.– Как ты? – поинтересовались так, словно спрашивали «Уже сдохли?»