Несовместимы

— Мы не подходим друг другу, — все же произносит Макото спустя вечность молчания. На их общей (пока что) кухне закипает чайник, и Бьякуя с прежним отстраненным выражением на лице заливает кипяток в кружку. Будто происходящее его не касается. Хотя в этом ничего удивительного не было. Его их отношения никогда не касались. — Ты только сейчас это осознал? — опирается поясницей на кухонный гарнитур, равнодушно осматривая собеседника, — По-моему, это было очевидно с самого начала. Макото проглатывает обиду, что встает у него поперек горла, и опускает взгляд, не в силах больше видеть чужое равнодушие. Слез для истерик больше не осталось. Голос в попытке докричаться давно охрип. Он слишком поздно осознает, насколько бесполезными и жалкими были их попытки сблизиться. Попытки заставить Бьякую полюбить его в ответ хотя бы на сотую часть от того, как Макото любит его сам. — Я думал, что тебе хоть немного не плевать на мои чувства. — В таком случае, могу сказать, что думать — не твой конек, — вновь яд. Постоянный яд в ответ на все его попытки перепрыгнуть пропасть между ними, — Я говорил тебе, что мне все равно на тебя и твои чувства и что главное условие этих отношений — ты ко мне с ними не лезешь, — и вновь в голосе привычное раздражение, — Пойми ты уже, мне все равно на других. И ты не исключение. Все, что между нами было (и никогда уже впредь не продолжится), — лишь желание выпустить пар. Я говорил об этом с самого начала, но ты не слушал. Ты был слишком ослеплен собственными чувствами, чтобы здраво смотреть на происходящее. Макото вжимается в стул сильнее, всеми силами желая выбежать из этой холодной комнаты. Он впервые действительно обращает внимание на то, сколько на самом деле мерзлой стали в чужом голосе. Если раньше он старался убеждать себя, что все эти унижающие лекции идут ему на пользу, что он действительно слишком наивный, оптимистичный и с душой нараспашку, то сейчас он наконец понимает, что Бьякуя просто отличается от него. Он не видит смысла в том, чтобы обременять себя чужими чувствами. Для него все человеческие отношения строятся на выгоде. И все это время он действительно видел в Макото лишь инструмент для удовлетворения своих потребностей. Макото чувствует себя очень грязным. Чувствует себя использованной игрушкой. И в этом только его вина. Он действительно был слеп. Бьякуя продолжает свою речь, завершая ее емким: — Эмпатам, вроде тебя, следует быть с такими же гиперэмоциональными хрупкими личностями. Мне же — с самим собой, — и он вновь проводит меж ними нестираемую черту, вновь показывая, что они из совершенно разных миров, — Разумеется, в случае если тебе просто хочется побыть в роли жертвы и плакаться потом своим друзьям, какого мудака полюбило твое белое и пушистое сердце, можешь остаться здесь и продолжить делать из меня козла отпущения. Мне от этого ни горячо, ни холодно. — И в мыслях не было. В мире Бьякуи чувства мешают. Они являются грузом, слабостью, за которую тебя могут схватить и утащить на самое дно общества. В мире Макото чувства помогают жить, связывая людей между собой прочными связями. Для Макото важно понимать других. Бьякуя же в упор отказывается быть понятым. И Макото слишком устал, чтобы пытаться снова. Он вскакивает резко и покидает кухню, Бьякуя замолкает, равнодушно провожая чужую спину взглядом. Макото забирает из этого дома свою небольшую стопку вещей и огромный жизненный урок и пулей вылетает из уже чужой квартиры. Оставляет свою связку ключей с глупым парным брелоком на полке. Он больше не намерен возвращаться, раз уж его все равно больше не ждут. Да и никогда не ждали, в принципе. И пусть слезы обжигают покрасневшие щеки, а боль пронзает сердце мелкими иглами. Это пройдет. Не так больно получать раны, как ждать, пока они затянутся.