Заслуженная порка

Выходные пролетели быстро. Люпина из больничного крыла выписали уже в субботу днем, но с Сириусом он теперь не разговаривал и даже в его сторону старался не смотреть. Блэк же несколько раз пробовал заговорить с ним, но всё безрезультатно. Ремус либо уходил, либо сразу же затыкал его. И Бродяге эти жалкие попытки пришлось через какое-то время прекратить. Джеймс же метался меж двух огней, сохраняя нейтралитет и поддерживая обоих. Ремус на него обижен не был, поэтому можно было спокойно обговаривать случившееся. С Блэком было чуточку сложнее. Чем ближе надвигался понедельник, тем более замкнутым и хмурым становился Сириус, несмотря на то, что все ещё пытался вяло отшучиваться. Теперь он больше предпочитал пропадать где-то в коридорах, нежели устраивать посиделки с друзьями в гостиной. После тяжёлой беседы с Люпином в утро субботы Сириус вернулся в башню Гриффиндора, только когда все легли спать. Вернее когда лёг спать Люпин, потому что, уже закрывая глаза, Бродяга услышал тихое пожелание доброй ночи от Джеймса. Однако спокойной ту ночь назвать было сложно. Спать хотелось, но как только Сириус закрывал глаза, за него активно бралась совесть. Заткнуть ее хотя бы на пару часиков оказалось непосильной задачей, и подросток, промучавшись до пяти утра, поплелся в душ, а затем к эльфам на кухню. Просидев там приличное время и съев один лишь сэндвич с тыквенных соком, он направился бродить по пустому Хогвартсу. Сонные лучи пятнами ложились на каменный пол замка, проходя сквозь высокие окна. Пыль неспешно танцевала в свете нового дня. Зайдя в какой-то заброшенный класс и примостившись на дряхлом диване, Бродяга всё-таки провалился в сон. Несколько часов забытья пролетели совсем незаметно, и, открыв глаза, парень совсем не верил в то, что уже давно вступил в свои права день, — настолько одинаково было его состояние до и после отдыха. То и дело в неверии поглядывая на наручные часы, Сириус провалялся ещё полчаса на неудобном диване. Только когда щёлкнула мысль, что в спальне остались так нужные сейчас сигареты, а мышцы буквально закричали о срочной смене положения, подросток нехотя встал и, стряхнув с себя пыль, медленно поплелся в сторону гриффиндорской башни. Поднимаясь по лестнице в спальню мальчиков, Блэк различил за дверью разговор. Поттер практически шептал. Зато в более громком голосе Люпина явно слышалась обида. Бродяга подкрался ближе. — … Понимаешь, как только вижу его, меня начинает колотить. Так противно становится… Неужели он не знал, как для меня важно сохранить эту тайну, что он так легко разболтал об этом Снейпу? — Снейп и так это знал, просто доказательств не было… — Теперь появились. Я бесконечно рад за него! — в дрожащем голосе Люпина слышалась горечь. — Ты, я вижу, тоже не слишком против… — Ты рехнулся? Бродяга явственно представилось, как друг возмущённо стучит указательным пальцем по виску и затем вопросительно взмахивает этой же рукой. — За каким чертом я тогда спасал этого слизеринского придурка? Я не встаю на защиту Бродяги, хоть и продолжаю с ним общаться. Да, Сириус поступил откровенно дерьмово. В первую очередь это знает он сам… — Толку от его знания? Не его же тайну предали и не он находится на грани позора. — С последним ты преувеличил. Нюниус никому не скажет… — Откуда такая уверенность, Сохатый? — усмехнулся Люпин. — Он вам расписку написал? — Он слово дал. — Да перед директором он и все зубы отдаст, лишь бы ему поверили! — Он. Никому. Не расскажет, — твёрдо повторил Поттер. На минуту повисло молчание. Никто не шевелился, не стучал каблуками и даже не вздыхал. Наконец раздался мрачный голос Джеймса: — Ты завтра пойдёшь? — У меня есть выбор? — А если бы был? Люпин на какое-то время задумался. — Наверное, всё же да. Не каждый день такое увидишь. Да и в глаза Сириусу хочется посмотреть. Джеймс тяжело вздохнул. — Он правда раскаивается. Я только второй раз его вижу настолько виноватым. — Я тебе больше скажу. Я вообще ни разу не видел Сириуса искренне виноватым. — Поверь мне, он действительно… — Понял уже, — отрезал Люпин. — Рем… — Джеймс, видимо, пытался подобрать нужные слова. — Ты ведь знаешь Сириуса. Он сначала делает, потом думает. Я тебе не говорю его сразу прощать, — поспешно добавил Сохатый, — просто знай, что он все бы сделал, лишь бы повернуть время вспять и ничего не говорить Нюниусу. — Вот когда Сириус научится поступать наоборот: сначала думать, а потом делать — тогда мы с ним поговорим. Ребята снова замолчали. Послышался хруст кровати и тихий вздох. Что-то зашуршало, потянуло табаком. Первым опять заговорил Поттер: — Интересно, сколько ударов он получит… Будь ты директором, сколько бы дал? Люпин хмыкнул. — Во-первых, Джим, я не директор, а во-вторых, я пока что слишком зол на него, чтобы трезво оценивать ситуацию. — Хорошо, а если бы Дамблдор завтра позволил тебе назначить количество ударов? — По-моему, то, что сделал Сириус, вообще не соизмеримо с обычной поркой. — И всё же? Сириус аккуратно заглянул в узенькую щель в двери. Джеймс сидел на кровати и время от времени затягивался сигаретой, так что комната окутывалась густым белым дымом. Ремус хмуро подпирал стену, сосредоточенно разглядывая новые царапины на руке и проводя пальцем по особенно глубоким, при этом болезненно морщась. Совесть услужливо кольнула Сириуса куда-то в область груди. — Ты что, подсчитываешь их? — выгнул бровь Джеймс. — А это идея. — Что ты имеешь в виду? Люпин принялся вертеть руками, пробегая глазами по свежим ранам и шевеля губами. Затем осторожно пощупал через старый джемпер живот и грудь, повёл плечами, зажмурив глаза, и наконец выдал: — Двадцать. — Жуть. Сочувствую. — Сириус столько не выдержит, верно? Сохатый в ужасе уставился на друга. Бродяга за дверью, кажется, перестал дышать. Столько ему ни разу не доставалось. Максимумом был восемнадцать, когда Макгонагалл послала на Гриммо письмо по поводу того, что он на урок завалился пьяный. Тогда мать, сославшись на то, что по их домашним правилам количество ударов равно возрасту, а алкоголь разрешён только с восемнадцати лет, выдала на три удара больше, чем в предыдущий раз. — Рем, это слишком… — Слишком было языком болтать, когда не надо. — Ты действительно хочешь, чтобы Сириус столько получил? — Хочу я этого или нет, не так важно. Дамблдор все равно должен назначить намного меньше… Что собирался ответить на это Джеймс, Сириусу уже было не интересно. Отпрянув от двери, он направился вниз по лестнице, уходя в глубокие раздумья. После подслушанного разговора задница неприятно заныла, предвещая несладкое начало следующей недели. Успокаивало только то, что у него появилась наконец призрачная возможность вымолить прощение у Лунатика, хотя всё тело при одной только мысли о количестве ударов, судорожно покрывалось мурашками. В висках застучало, ледяные пальцы покрылись влагой. По мозгам барабанило эхом число двадцать. Сириус, выйдя за пределы гостиной и найдя пустой коридор, сделал глубокий вдох и медленный выдох. Обиженный голос Рема в ушах стал тише. Голова заработала шустрее. Решение оказывалось невообразимо простым и понятным. Всего-то надо было попросить Дамблдора назначить эти чёртовы двадцать ударов. И перестать обращать внимание на трясущиеся от одной только мысли об этом ноги. Блэк здраво рассудил, что чисто психологически к такому наказанию он готов. Но вот тело яро протестовало. Пальцы похолодели, щеки раскраснелись, пульс участился, а в висках жутко гудело. Да и на деле Бродяга слабо представлял, как его язык смело повернётся такое сказать. Рассуждать в коридоре про то, как он попросит об этом Дамблдора — одно, а что останется от его уверенности в кабинете директора перед наказанием — другое.

***

Уже ночью Джеймс нашёл Сириуса в одном из коридоров на подоконнике. За окном было очень темно и шумно от ветра, в замке — сумеречно и тихо. Поттер подсел к другу, достал из переднего кармана брюк пачку сигарет, вынул одну, предложил Блэку: — Будешь? Сириус молча взял её слегка дрожащими пальцами и с помощью палочки зажёг, но затягиваться не спешил. Джеймс кидал на него не смелые взгляды, пару раз порываясь что-нибудь сказать, но так и не решился. Блэк же на него старался не смотреть. — Трясёт? — наконец участливо спросил Сохатый. — Тошнит. — Может, к мадам Помфри? Сириус без тени улыбки хмыкнул и хмуро покачал головой. Джеймс ждал, что друг что-нибудь ответит, к примеру, пошутит, как обычно, но тот молчал. — Где ты пропадал? Блэк молча крутанул рукой в воздухе. — И так понятно, что в Хогвартсе… — чуть повысив голос, недовольно сказал Джеймс и затянулся. — Ладно, неважно. Выглядишь ужасно. Бродяга снова тихо хмыкнул, устало хлопнув глазами. — Про сон спрашивать не буду. Слышал, как ты всю ночь крутился. Есть хочешь? Сириус отрицательно качнул головой, задумчиво перекатывая между пальцами сигарету. Джеймс нахмурился. — Ты похож на зомби. Пошли на кухню. — Я же сказал, что не хочу. Отстань. — У меня в спальне есть снотворное с успокоительным. Выпьешь — отстану. Пойдём. — Не пойду. — Из-за Люпина? Сириус, отвернувшись, промолчал. — Спит он уже. Пойдём. Не дожидаясь, пока Блэк примет решение, Джеймс спрыгнул с подоконника и потянул за собой друга. — Дай докурю. — Обойдешься. Блэк раздражённо цокнул, но послушно слез на пол и пошёл рядом с Поттером. Джеймс все кидал на Бродягу взгляды, размышляя, как можно поддержать, но Сириус его от мучений избавил: — Ничего не говори. Пожалуйста. Молча они дошли до спальни, в которой царил уютный полумрак. Пока Джеймс готовил успокоительный отвар, Сириус прислушивался. Судя по отсутствию каких-либо звуков за пологом соседней кровати, Люпин и правда спал. Бродяга тяжело вздохнул и перевёл взгляд на пустующую постель Питера. Стрельнула мысль, что миссис Петтигрю очень удачно выбрала время, чтобы забрать сына по семейным обстоятельствам. Иначе нытья и жалостливых взглядов в свою сторону было бы не избежать. — Держи. Джеймс протянул Блэку напиток. В нос ударил приятный травяной аромат. Сириус хрипло поблагодарил друга и залпом осушил кубок. Тихо опустил посудину на прикроватную тумбочку и, поставив локти на колени, запустил пальцы в растрепанные волосы. Посидел так с минуту, стараясь не зацикливаться на рядом стоящем Поттере и слишком гнетущей тишине. Мысли уже привычно носились галопом, то подкидывая картинки с рокового полнолуния, то давая возможность насладиться вспепоглощающим волнением перед завтрашним днём. — Бли-ин, — досадливо простонал Сириус и провел мокрыми ладонями по лицу. — Я же теперь не смогу вовремя проснуться. — Я тебя разбужу. — Мне надо прийти пораньше к Дамблдору. Джеймс вздохнул, но, на удивление, не стал интересоваться причиной. — Значит я встану пораньше и разбужу тебя. Ложись. — Спасибо. — Будешь должен, — со слабой улыбкой сказал Джеймс. Блэк, зевая, кивнул. Провел руками по лицу, то ли разгоняя усталость, то ли желая вконец смять его, затем сложил их в замок под подбородком. Как-то чересчур несчастно уставился в пол. — Я такой идиот! — тихо простонал Сириус. — Идиот, — согласился Поттер. — Но что сделано, то сделано. Блэк после этих слов будто уменьшился в размерах. Оглянувшись на Люпина, Бродяга с горечью прошептал: — Он мне это никогда не простит. Джеймс, не зная, что ответить, опустился на кровать рядом с другом. Когда Сириус повернул голову обратно, его глаза в сумерках странно блеснули. — Джеймс, что мне делать? Поттер сглотнул и приобнял вконец поникшего товарища за плечи. — С утра идти к Дамблдору, а дальше посмотрим. Может к тому времени Рем и подостынет.