Саша смотрит на Женю, и мир расплывается. Ноги становятся ватными, голова горит. Кажется, температура вот-вот подскочит до отметки 40° и белок в его организме начнёт разрушаться. Женя красивый, Женя весёлый, Женя поёт как бог, Женя идеальный. А Саша какой-то неправильный, не вписывающийся ни в какие рамки, как ты его не впихивай. Ему кажется, что он Егорова не достоин, что он слишком много себе надумал, и вообще «ему не до меня, лучше мешать не буду».
Саша смотрит на Женю, и все вокруг теряется. Больше не существует, не имеет значения. Вспоминаются те самые всратые моменты из мультфильмов, когда всё замедляется, и вокруг самой красивой девушки влюблённый главный герой видит только розовый фон и кучу сердечек. Саша раньше кривился, мол, че за сопли разноцветные, а сейчас понимает, что он теперь на месте этого главного героя. Только вместо девушки Женя. Да, в общем, не удивительно. Покажите хоть одного человека, который не любит Егорова! И Саша понимает, что шансов у него нет практически, ведь таких как он у Жени сотни. Даже больше, наверное.
"Но я ведь люблю не так... Я по-настоящему..."
Саша сам порой путается в пространстве. Думает, что это и не любовь вовсе. Ему просто так кажется! А на самом деле, он лишь зависим от контакта, которого давненько ни от кого не получал. Жене стоило один-два раза обратить на него внимание — и вот, пожалуйста. Вот его и выворачивает от мысли, что он может такого прекрасного, идеального, самого лучшего Женю потерять. И все эти эмоции глупые, слова, странное чувство в груди — это привычное состояние для любого торчка. Он сам себя к нему привязал, и теперь стоит только намекнуть на то, что их могут разделить, и у Саши начнётся истерика. Он скроет ее умело, за своим обычным "настроения нет", а после будет ругать себя, потому, что не дурак. Понимает, что становится одним из питерских — или московских — наркоманов, которые трясутся в подворотнях, в поисках очередной дозы, прости господи. Но он всеми правдами и неправдами старается убедить себя, что не так это. Сам придумал, и сам себе не верит. Надеется, что любит взаправду, искренне.
Ему даже кажется иногда, что Женя тоже смотрит на него как-то по особенному, и это вселяет надежду. А Саша этой надеждой живёт, каждый день убеждая себя просыпаться, просто чтобы снова увидеть, снова побыть рядом. Может быть Егоров так на всех смотрит, может Казьмин вообще ни разу не особенный, может, может может... Да какая уже разница, к чёртовой матери? Он снова идёт в ларёк за сигаретами, курит горькие, без кнопки и хочет плакать. Потом возвращается в театр, как ни в чем ни бывало. Кто-то толкает в бок, но Саше похуй. Он смотрит на Женю, и мир расплывается.
Когда вдруг в гримёрку приходит Кирилл, мир неожиданно смещается влево, как будто камеру уронили. Кир высокий, красивый, весёлый, заполняет собой все свободное пространство, поёт, как бог. Прямо под стать Егорову. Они дополняют друг друга отлично, и Женя уходит вместе с ним в парк, в кино, в музей, в театр, и из Сашиной жизни. Уходит медленно, и Казьмин чувствует, что от него постепенно, миллиметр за миллиметром отрезают какую-то жизненно важную часть. Может сердце? Или лёгкие? А может быть и то и другое. И ему больно очень, потому, что Жени нет, потому, что он с другим, потому, что он просто ушёл, и даже ничего не сказал. Он считает себя самым последним эгоистом, и, кажется, начинает верить, что стал зависим.
И Казьмин живет — существует — как в бреду. Все плывёт мимо, постепенно набирая скорость, как чёртова карусель. Кастинги, концерты, театр, фестивали, стримы, встречи, снова кастинги и так до момента, пока он не приходит домой, не падает на кровать, не раздеваясь, и не засыпает. А ему очень хочется зайти в квартиру, увидеть на кухне или в комнате включённый свет, услышать чье-то: «Привет, как день прошёл?». Хотя, чего тут врать. Не "чье-то", а Женино. И Саша снова себя ненавидит, за то, что позволил надумать лишнего. Жить мечтами нельзя, нельзя, нельзя! Он понимает, но все равно, каждый божий день просыпается и сходу наступает на одни и те же грабли. И не просто наступает: сам их вечером в прихожей оставляет, чтобы утром точно не пропустить.
Он проходит по мосту очень медленно, засматриваясь вниз. Ему хочется встать на перила и прыгнуть, хоть и понимает, что нельзя. Не поможет. Чудом отцепляет руки от ржавых железок и идёт на репетицию. Надеется, что сегодня планета наконец начнёт вращаться не в ту сторону, и Женя посмотрит на него иначе, чем обычно.
Когда они пересекаются в гримёрке за час до начала, то сперва долго сидят молча, отводя друг от друга взгляд. Казьмин начинает разговор первым. Слова подбираются с трудом, но, кажется, Егоров втягивается и даже рассказывает какие-то истории из жизни. Открывает Саше маленький краешек своей души, но ему этого достаточно. Он, как утопающий, хватается за это, словно за спасательный круг. Они болтают до самого начала репетиции, и этот неловкий разговор по душам остаётся в памяти у обоих. У Жени — как какая-то нелепость, у Саши — как новый клочок надежды. Он соберёт их все, и сошьёт из них... Одеяло, наверное. Укроется им, и будет лежать дома зимними вечерами, смотря сериалы и ожидая чего-то.
Он опять идёт в театр не чтобы работать, а чтобы увидеться. Мост проходит практически бегом, чтобы не задержаться ненароком. Все ещё ловит взгляды Егорова, надеется, что сможет, что все получится. Уверяет себя, что им обоим так будет хорошо, при этом прекрасно понимая, что Жене уже хорошо, да только не с ним. Саша опять начинает выламывать себе пальцы, выходит на перерыв, стоит под холодным московским дождём и достаёт пачку сигарет. За двадцать минут выкуривает четыре штуки. Во рту горько, а внутри пусто. Он практически заставляет себя вернуться на сцену. Смотрит на Женю, и мир расплывается.
Когда в их маленькую тусовку вваливается Яр, мир становится слишком чётким, просто отвратительно. Баярунас ставит весь привычный уклад жизни на уши, и, внезапно, кажется Саше каким-то подозрительно близким и похожим. Ярик тоже неправильный, тоже странный, для него тоже нет никаких подходящих рамок. Только вот, он эти рамки ломает к чертям собачьим, а Саша щемится в те, что уже есть. Яр тащит его с собой на фестивали, на концерты, на крышу — закат смотреть. И Казьмин не сопротивляется, ложится на спину и плывёт по течению. На его лице снова иногда появляется улыбка.
В Сашу, словно метеоритный дождь, летят идеи Ярика, сумасшедшие абсолютно, но он соглашается на каждую. В перерывах между репетициями он больше не стоит на улице один. С ним стоит Баярунас — смеётся, листая ленту в вк, протягивает свою электронную сигарету, со вкусом, как он говорит: "детства и жвачки". И нет больше той противной горечи во рту, а для дыры в душе, кажется, нашёлся тот самый недостающий паззл. Но кое-что все же не изменилось, ведь Саша знает, что стоит ему еще хоть раз посмотреть на Женю — и мир расплывётся, смажется в одно большое пятно. Казьмин безумно хочет поговорить, но не решается. Ждёт последнего показа, чтобы после мог сбежать со сцены, и не появляться там больше никогда. Яр снова шутит про питерскую соль, а Саша заламывает руки, оправдываясь перед самим собой тем, что он торчок, а Женя — его таблетка.
***
Когда разговор случается, Саше хочется умереть. Он смотрит на Женю, и мир начинает качаться, словно у того, кто камеру держит, дрожат руки. Казьмин не может точно сказать, дрожат они у какого-то метафоричного образа из его больной головы, или у него самого. Но ему, в общем-то, плевать, что там и как. Он надеется, что отрицательный ответ ему просто послышался, но дальше его закапывают еще глубже в землю.
— Саш, я понимаю, что совет прозвучит плохо, но он действенный, правда. Просто отпусти, Саш. Просто забудь. — Женя говорит спокойно, ни капли волнения или беспокойства в его голосе нет. И становится кристально ясно, что это всё. Егоров, как самый старший и умный, ставит в этой истории жирную точку.
Саша чуть не плачет. Сжимает руки, почти разрывая кожу на ладонях, но все же кивает головой, как будто спокойно принимает все вышесказанное. Он поднимает глаза на Егорова, понимает — в последний раз — и мир снова расплывается. А Женя улыбается и уходит, не оборачиваясь. Оставлет после себя шлейф духов в воздухе, и это ёбанное "забудь", с которым Саша не знает что делать.
***
С каждым днём становится только хуже. Даже друг в лице Яра уже не спасает от истерик, которые Казьмин по прежнему старается прятать за своим, уже всем привычным, "нет настроения". Он подумывает о том, чтобы сходить к врачу. В голову ошеломляющим ударом вдруг прилетает мысль, совершенно ужасная, о том, что Ярослав — такой же препарат. Только проще, доступнее, дешевле. Препарат, который ему сама жизнь прописала. И Саша бросается к этому препарату, ведь теперь он для него тот самый спасательный круг. Однако в этот раз всё происходит немного иначе, ведь Ярик принимает его таким, какой он есть. Со всеми его закидонами, тараканами и больной головой. Казьмин возвращается домой с репетиции поздно, и из дверного проёма кухни выглядывает Яр, с ярко розовой кружкой чая.
***
— Забудь. — улыбается Женя, когда Кирилл спрашивает, всё ли в порядке.
— Забудь. — отмахивается Саша, когда Яр спрашивает про Женю.
