bewitch

      Под ногой с громким треском ломается ветка. Чангюн от гулкого эха вздрагивает и морщится, на мгновение застывая на месте, чтобы оглядеться.       Стволы деревьев плотной стеной обступили тропинку, еле различимую в сгущающихся с каждой секундой сумерках. Противное ощущение, что кто-то непрерывно наблюдает за тобой через просветы между деревьями, отзывается липкой тревогой и неприятным покалыванием в пальцах от напряжения.       Тряхнув головой, Чангюн ускоряет шаг, ступая в очередной поворот едва заметной дорожки. От того, чтобы развернуться прямо сейчас и убраться из чащи куда подальше, останавливает лишь плетёная корзинка, заботливо укрытая сверху белым полотенцем.       Чангюн знал, что совершает ошибку, когда соглашался под вечер отправиться в лес на окраине деревни, в который даже при дневном свете рискнет зайти не каждый. Знал, но все равно не нашёл в себе сил отказать бабушке, аккуратно озвучившей ему просьбу за ужином.       Бабуля Чангюна - божий одуванчик, самая добрая женщина во всей деревне (всю свою жизнь Чангюн считал именно так). Она знала каждого соседа по имени и в помощи никогда никому не отказывала. Услышав, что на днях кто-то выкупил годами пустующий дом в местном лесу, она первым делом напекла для новосёла пирожков по семейному рецепту, чтобы выразить свое гостеприимство. К сожалению, самостоятельно дойти до нового соседа старушке мешали больные ноги, но как нельзя кстати погостить приехал наконец освободившийся от университета внук. Ему-то и были переданы незатейливый подарок и чёткие инструкции о том, как добраться до нужного места. Ждать до утра бабушка, как ни странно, запретила: мол, волков в лесу нет и не было никогда, опасности нет даже ночью, а пирожки могут и испортиться. Чангюн не нашёл, что ей возразить: споры и поиски компромисса только испортили бы бабушке настроение, а навлекать на себя её гнев из-за такого пустяка – бред, того не стоит.       Именно поэтому сейчас он продирается сквозь темень и цепкие ветви, до онемения сжимая ручку корзинки и молясь всем богам, чтобы не потеряться в глуши. Мысли о ждущих его дома мягком пледе и горячем чае с лавандой греют в разы сильнее наспех накинутого кардигана. Может быть, где-то на кухне ещё осталось приготовленное бабушкой печенье с шоколадной крошкой. Если заварить чай, достать печенье и включить какой-нибудь сериал, то, возможно, он так и просидит до самого утра и потом проспит до обеда. Бабушка, наверное, на это будет ругаться, но только для вида. А если...       Задумавшись, Чангюн не сразу замечает мерцающий впереди свет. Ещё через пару витков тропинки становятся различимы забор и очертания небольшого дома. Волна беспокойства покидает тело вместе с невольным вздохом облегчения. Удивительно, он не потерялся и его никто не съел.       Калитку удаётся открыть совсем без скрипа. И без того мокрые Конверсы мгновенно впитывают прохладные капли росы с некошеного газона. Отлично, просто прекрасно, только простуды не хватало. Несколько шагов спустя удаётся встать на выложенную камнем дорожку, ведущую к дому.       Идёт Чангюн медленно. Отчасти потому, что боится оступиться и вновь попасть ногами в ледяную туманную влагу. Отчасти даёт себе время, чтобы попытаться осмотреться. Увидеть что-либо в темноте практически невозможно, поэтому приходится довольствоваться силуэтами. В свежем воздухе чувствуется лёгкий приятный аромат лечебных трав. Он помогает немного успокоить нервы и собраться с силами.       Осторожно поднимаясь на крыльцо и замирая у двери, Чангюн на ощупь находит кольцо дверного молотка и по привычке пару раз шёпотом повторяет все, что собирается сказать новому соседу. Разговор будет коротким, но даже такие ему даются с трудом. Металл под пальцами холодит кожу, не давая утонуть в мыслях окончательно. Со вздохом Чангюн наконец легонько стучит кольцом.       И десяти секунд не проходит, прежде чем та распахивается. Чангюн от неожиданности отступает на пару шагов, чуть не падая с крыльца, и опускает голову. Ненадолго вновь повисает тишина, нарушаемая лишь шелестом листвы и глухим треском дров в камине откуда-то из глубины дома. А затем раздаётся мягкий смешок.       — Ну надо же, я думал, что ты или до двери не дойдёшь, или так и не решишься постучать.       Неужели за ним все это время наблюдали через окно? От смущения Чангюн нервно улыбается, утыкаясь взглядом в грязные носки кед. Незнакомец перед ним вновь негромко смеётся.       — Ну что ты, страдалец? Просто так в ночи пришёл или хотел что-то?       В спокойном голосе чувствуется улыбка. Значит, соседа он своим вторжением хотя бы не рассердил. И даже если тот какой-нибудь маньяк, то горло, кажется, сразу перерезать не хочет. Уже целых два повода для радости. Чангюн медленно вздыхает, вспоминая заранее отрепетированную речь. Заодно решает наконец перестать прожигать обувь взглядом и поглядеть на мужчину перед ним.       — Добрый вечер, меня зовут Им Чангюн, мы с бабушкой живём в деревне неподалеку отсюда, хотели поприветствовать вас и...       Первым делом внимание привлекают забавные тапочки соседа. Нет, серьёзно, это что, хомячки? Кто вообще такое носит? Выше – простые коричневые брюки, будто и не домашние вовсе. С тапочками-хомяками образ совсем не вяжется. Далее в поле зрения попадает темно-красный свитер. Выглядит достаточно заурядно, но уютно. Наконец, пряди ярко-рыжих волос и...       Чангюн запинается посреди предложения, стоит ему встретиться с мужчиной взглядом.       В чужих глазах он теряется тут же. В них – бездна, смотрящая в тебя в ответ. Бесконечная, но не ужасающая, а наоборот, тёплая и даже какая-то... ласковая. Впервые карие, почти чёрные глаза кажутся Чангюну настолько прекрасными. Наверное, все дело в приглушенном свете лампы, проникающем в темноту улицы из-за приоткрытой двери, но кажется, будто в бездне напротив можно разглядеть едва заметные золотые всполохи. Какие-то волшебные, не человеческие.       Сосед вновь улыбается, и Чангюн готов поклясться, что яркая вспышка золота в его глазах ему не почудилась.       — Забавный ты. И, видимо, не особо разговорчивый. Ну да ничего страшного, – мужчина расслабленно прислоняется к дверному косяку. — Я Ю Кихён, рад знакомству.       Кихён, кажется, протягивает ему руку. Чангюн, не прерывая зрительного контакта, силится сообразить, зачем. Вместо рукопожатия он молча перекладывает в протянутую ладонь ручку корзинки. Кихён опять смеётся, в карих глазах снова мелькают озорные золотые искры.       — Слушай, ты случаем не Красная Шапочка? Про неё сказку знаю, а про Им Чангюна не читал, – шутит, но корзинку принимает, с любопытством заглядывая под полотенце. — Ого, какая красота, неужели вы с бабушкой специально для меня сделали?       Чангюн хочет было ответить, но вовремя прикусывает язык, понимая: если откроет сейчас рот – получится какой-то бред из разряда "ты красивее любых пирожков". Нельзя позориться ещё сильнее. Вместо этого просто кивает, быстро одергивая руку, все ещё протянутую к Кихёну.       Мужчина несколько секунд молча вертит в руках подарок, то и дело переводя ласковый взгляд с теплящейся позолотой на тёмную макушку напротив. Опять смутился и прячется, ну что за прелесть?       — Спасибо вам, правда. Впервые меня вот так встречают. И тебе отдельное спасибо за то, что не поленился и не побоялся в такое время до сюда добраться. Чудной ты, но хороший.       С неловкостью бороться тяжело, но Чангюн все равно находит в себе силы вновь посмотреть Кихёну в глаза и даже слабо, но искренне улыбнуться. Кихён дарит улыбку в ответ и внезапно отходит от двери, шустро скрываясь в какой-то комнате.       — Подожди секунду! – следом слышится череда самых разнообразных звуков, будто мужчина роется в каком-то ящике. Сквозь шорох можно различить тихие ругательства и шипение. Чангюн на это позволяет себе улыбнуться ещё раз, намного шире и свободнее.       Спустя примерно минуту Кихён вновь возникает в дверном проёме, протягивая какой-то пакет. Чангюн принимает его, особо не вглядываясь в содержимое. От Кихёна он бы принял сейчас что угодно, даже не задумавшись.       — Вот, это вам с бабушкой к чаю, – видимо, там что-то сладкое. Конфеты? – Мои любимые, надеюсь, вам тоже понравятся. Если как-нибудь возникнет желание позвать кого-то на чай... – Кихён пожимает плечами, подмигивая.       Чангюн неловко мнет в руках пакет, не отводя взгляда от глаз напротив. Ситуация с каждой секундой становится все более смущающей, но он не в силах ни сказать что-то, ни молча отойти от двери. Кихён тоже молчит, не торопится прощаться с гостем или снова заговорить с ним. Лишь смотрит тепло, с лёгким прищуром.       — Ты мне чем-то кота напоминаешь, – произносит вдруг. — Не кота, котёнка. Хотел бы я себе такого фамильяра.       Смысл фразы в голове Чангюна укладывается до безумного медленно, но он почему-то уверен, что Кихён говорит правду. Доверяет золотым бликам на дне зрачков.       — Ну что ж, Им Чангюн, – Кихён нарушает тишину первым, берясь за дверную ручку, — думаю, тебе пора к бабушке, чтобы она не переживала сильно. Ещё раз, очень рад знакомству. Заходи потом за корзинкой. Да и если просто так захочешь заглянуть – жду в любое время, — помолчав немного, с негромким смехом добавляет: — Но буду очень благодарен, если в следующий раз ты зайдёшь немного пораньше.       Щёлкнув пальцами и не дожидаясь ответа, мужчина прикрывает дверь. Чангюн, всё ещё застывший на крыльце, тонет в ночной темноте леса. Он не обращает внимания ни на неё, ни на хлопающего где-то над головой крыльями филина, ни на то, что чудесным образом после загадочного щелчка пальцами его кеды моментально высохли и перестали неприятно морозить ступни, а кардиган начал по-настоящему греть. Не вспоминает о странной фразе про фамильяра, даже почти не задумывается о природе удивительных золотистых отблесков.       Чангюн думает только о том, что Кихён хочет провести с ним время и даже позвал к себе в гости. И о том, что кем бы Кихён ни был на самом деле, он знает, что уже им околдован.