Зависть выше крови

      Я стянул с себя сорочку. В доме было зябко от надвигающейся ночи, поэтому я задрожал, хотя, возможно, это и от волнения. Аль-Хайтам с моего лица скользнул взглядом к телу. Притянув меня к себе, он коснулся губами ключицы и прижался к коже горячим лицом.       — Как можно было за несколько дней настолько стать острым, ты словно прозрачный.       — Я, наверное, умирал, — я опустил подбородок на его голову. Его волосы такие жесткие и пахнут дымом, словно он не лежал в комнате, где я неумело разводил огонь, а вспыхнул из пепла каким-то чудом.       — Только не о смерти! — он резко оттолкнул меня, от неожиданности я упал на кровать. Аль-Хайтам оперся на руки и подполз ко мне. Со стороны его поза сейчас выглядела из-за несгибающейся ноги так, словно он готовился начать отжиматься. Сможет ли он в своем состоянии пойти дальше? Может, мне стоит уговорить его подождать?       Он тяжело опустился на локти, почти лег на меня и склонился к моему лицу. Его руки, насколько могли в этом положении скользили, почти гладили меня по плечам, невольно ощупывая худобу, под которой проступили и мышцы, и кости. Он, словно отчаянно пытаясь забыться то ли от боли, то ли от произошедшей с нами беды, хватался за меня губами, пальцами, закрывал глаза, чтобы стать единым чувством. Рассеянно я стягивал с него сорочку, брюки, но не мог отвлечься от этой горячности в движениях, странной суетливости, которая почти была страхом.       Не знаю от чего, но чем дальше мы с ним заходили, чем больше он меня касался, чем больше мне хотелось отдать ему все, что от меня осталось, тем больше в груди скапливалось слез. Я обнимал его, теплого и живого, чувствовал первые толчки, которые были неловкими из-за негнущейся ноги Аль-Хайтама, но хотел заплакать, потому что я все отчетливее понимал и вспоминал, как едва не лишился его несколько дней назад, что всего того тепла, от которого сердце и радуется и стонет в горе, могло больше и не быть.       — Извини, но, видимо, моя нога — это все же проблема, — он вышел и завалился на бок, тяжело дыша и растирая ногу. — Может, мне стоит встать, или ты немного поможешь мне?       Не знаю, почему, но слезы хлынули из меня именно в этот момент. Боже, что он может подумать, почему так невовремя!       — Что такое? — он протянул руку к моему лицу. — Прости, я теперь неуклюжий.       Я рванулся к нему и крепко обхватил его руками, зарывшись лицом в его плечо. Пожалуйста, можно, чтобы ничего больше не происходило вокруг, чтобы я просто всю жизнь вот так лежал рядом с ним и обнимал, как в последний раз, зная, что его может и не стать? Заберите у меня все, хоть я теперь и беднее чем одинокая старуха, только оставьте его и это мгновение.       — Страшно, ты можешь исчезнуть, не выпускай меня, — я горячо, не глядя, прильнул губами к его лицу и попал на повязку на глазу.       Я посмотрел в его целый глаз. Внимательно и со странной, похожей на соловьиное пение, грустью он смотрел на мое заплаканное лицо.       — Я вернусь, найду тебя, — он взял мою ладонь и переплел со своей, вторая рука ощутимо легла мне на спину, словно напоминая: я здесь.       Все еще роняя слезы, я приподнялся и стал пытаться пристроить член Аль-Хайтама. Так много произошло, так давно было все то хорошее, что сейчас наши тела отвыкли друг от друга. Я торопился, та суета, которая была в движениях Аль-Хайтама первоначально теперь передалась мне. Словно боясь, что сейчас от моих слез и замешательства он передумает, я резко и через боль ввел его.       Видимо, испытываемое отразилось на моем лице, потому что Аль-Хайтам притянул меня к себе и обнял.       — Не торопись, тебе же больно, — его голос волнением проскользнул мимо меня.       Немного успокоившись, я начал двигаться. Медленно, все еще замирая от пугающей боли, я приподнимался и опускался, боясь, ввести его до конца. Аль-Хайтам, хотя я и видел по лицу, что ему хочется быстрее, сильнее, молчал, тяжело дыша.       Я старался двигаться быстрее, мне и самому этого хотелось, этого требовали и руки Аль-Хайтама, которые в ласковых движениях все же имели долю настойчивости и давления. Наконец, он не выдержал и сам, неловко подался навстречу мне. Я вскрикнул, но кивнул, чтобы он продолжал.       Мы оба почувствовали после этого, что на грани, что еще совсем немного и мы вновь станем едиными в чувствах. Хаотичные, непривычные из-за этого движения Аль-Хайтама и робкие, боязливые мои доводили до безумия. Склонившись к его телу, я кончил. И он тоже. В меня. Никогда раньше он так не делал, но сейчас у него просто не было возможности прервать процесс.       — Прости, — он тяжело дышал и прикрывал глаз рукой.       Слабое тело от стольких движений, переживаний и ощущений казалось сейчас отключится. Слабо я чуть подтянулся, но достал губами лишь до его подбородка. После чего лег на него, обхватив. Он рядом.