Когда погасло солнце

— Признаться честно, я совсем не горю желанием разговаривать с тобой. Блум сказала это невозмутимым тоном, хоть и действия её твердили обратное. Валтор, как и обещал, ждал её в Тайной комнате, обратив внимание в первую очередь на драконье яйцо в её руках. Прошло несколько времени с тех пор, как он отдал его фее, о чем он ничуть не жалел – несомненно, обладательница пламени дракона будет для него более лучшим хозяином нежели он, несущий хаос и апокалипсис. — Придумала ему имя? — поинтересовался он, усмехнувшись краями губ. Блум положила яйцо обратно на теплое место и повернулась к всаднику, сложив руки на груди. — И после всего этого ты спрашиваешь меня о его имени? — неверяще на него уставившись, изогнула бровь девушка. — Ты просто невозможен! Наверное, я никогда не смогу понять тебя. — Отчего же? — мягко посмотрел на неё без единой издёвки. — Я пытаюсь наладить с тобой контакт. — Ты приобрел любовницу, Валтор, — Блум покачала головой, а собственные слова отозвались в груди болью, от которой она невольно поморщилась. — Какой толк теперь в налаживании контакта? Валтор на это промолчал, ничего не ответил, словно его совсем не задели ее слова. Он посмотрел на неё как на маленького и не понимающего ничего ребёнка, что разозлило девушку — в конце концов, виноват он, а глупой выставляют её, героиню своего мира! Но ещё больше её злит бездействие Валтора и его абсолютное спокойствие, словно это не он сначала пытал и держал в темнице слугу своего врага, а после предоставил ему покои и удобства в виде хорошей одежды и прогулки по саду, доступ к которому Блум же получила отнюдь не сразу! Как она может трезво на это реагировать? Служанка врага действительно оказалась важнее неё? Блум не хотела верить в то, что своей громкой любви Валтор предпочел мимолётное и явно несерьёзное увлечение девицы, что, вдобавок, служила самой Леди Смерть! — В далёком детстве... — неожиданно начал, заставив Блум вздрогнуть, Валтор. — мать, то есть нимфа Афинодора, заботилась о всех нас пятерых. Мы были олицетворением тьмы и хаоса, но для матери мы были детьми – её детьми. Она считала, что в абсолютно каждом есть и светлое, и тёмное, просто у кого-то чаша одной стороны преобладает над другой. Она пыталась вселить в нас свет и тепло, научить добродетели и великодушию. Ризанд, Морон и Джастинда переняли её учения, но мы с Огроном так и не сумели стать милосердными, как они. У неё не было конкретно любимого ребенка, но я всегда считал и по-прежнему считаю, что это был Ризанд, — он усмехнулся краями губ, качнув головой и задумавшись. Блум подступилась ближе, чтобы получше всё услышать. Она вдруг осознала, что перед нею стоит настоящее божество, за которым несколько добрых веков. — Мать однажды сказала мне, что во мне есть свет, который она видит, но не может вывести наружу. Она сказала, что этот свет пробьет кто-то другой. Ризанд и Морон могут проявлять любовь к своим родным, их этому учила мать – в то время как нам с Огроном требовалось время, чтобы сказать матери, что она для нас невообразимо дорога. Именно поэтому я никогда не мог показывать чувства, которые у меня есть, — он перевёл на неё пронзительный взгляд, впившись прямо в глаза напротив. — Джастинда была светлой, но её погубила любовь. У меня всегда была темная душа, но, похоже, та же любовь её и уничтожила. Блум почувствовала себя слабой. Уязвимой перед словами, взглядом, аурой Валтора. Он не смотрел на неё, он читал её как открытую книгу, казалось бы, зная, что она хочет и нет, что чувствует и что думает. От такого внимательного взора Блум невольно ежится, борясь с желанием спрятаться от него, да вот бесполезно, она знает — он найдёт её везде и больше не отпустит. Более того, Блум сама хочет, чтобы её не отпускали — дом для неё теперь не место, а человек. А точнее, божество. — Камелия мне не любовница, — создаётся ощущение, что Валтор еле удержался от хохота. — Но ты мил с ней, — протестует фея пламени дракона с нескрываемым недовольством. Блум не имела ничего против Камелии, более того, она хочет ей помочь, но поведение Валтора заставляет её думать о нем иначе и винить во всем его. Девушка здраво понимает, что пленница, не имеющая право голоса, не может пойти против всадника, и если бы Валтор не начал эту бессмыслицу первым, Камелия оставалась бы обычной пленницей. Валтор ничего не отвечает на заявление феи и лишь неспеша к ней подходит, протягивая руку. Блум смотрит с непониманием, но ладонь всё же вложила в его, мгновенно почувствовав холод кожи и пальцев. Ладони Валтора всегда были холодными, Блум же согревала их своими вечно тёплыми. — Смотри, — шепчет он, что вынуждает Блум прикрыть глаза. В тот же момент из её груди вырывается удивленный вдох, а рот забавно округляется. В одно мгновенье её сознание обволакивает туман, который через секунду сменяется вспышкой света. Он же и даёт доступ Блум на отчётливые картины перед глазами, хоть умом девушка и понимала, что всё это происходит лишь в её мыслях и сознании. Валтор передаёт ей воспоминания и она может наблюдать за ними со стороны как не имеющий физическую оболочку зритель. В темном и холодном подземелье нет единой живой души кроме четверых мужчин — стражники, слуги и смотрящие покинули это жуткое место на время, оставив своих властелинов одних. Те стояли перед одной определенной темницей подобно палачам, пришедшими за душой, закрывая собой свет от факелов и пугая тем самым больше. Медея жмется к своей спутнице всем телом и смотрит на всадников загнанной в ловушку ланью. Дыхание её сбилось, а мелкая дрожь не щадила тонкое тело – всадники ещё ничего не сделали, но уже добивались страха и полного подчинения. — И ты, брат, не смог ничего из них выудить? — неверяще спросил Огрон, презрительным взглядом окинув двух девушек. — Забыл, что ты – всадник, или мне напомнить? — саркастично поинтересовался он. — Одна вот душу отдать готова, не поверю, что они вынесли твои пытки. Ты их явно пожалел. — Я никого и никогда не жалею, я голыми руками убил подлого Хроноса, думаешь, я знаю о пощаде? — сквозь зубы прошипел Валтор, сжимая руки в кулаки. — Эту, — он махнул рукой на трясущуюся Медею. — Я не трогал. Пока не трогал, — исправился он почти моментально. — А эта, — теперь указал на Камелию. — вытерпела половину моих излюбленных способов лишения личности. Её крик слышали все, но она не предает свою хозяйку. — Я сомневаюсь, что они знают, где находится Леди Смерть, — задумчиво говорит Морон. — Она вероятно узнала о том, что её служанки у нас в плену, вполне возможно, она уже обратилась в бегство. — Нам нужна информация о ней, а не её местонахождение, — напомнил Ризанд тихо, но его все услышали. — Ты не пытался как следует, брат, — Огрон покачал головой. — Отруби ей руку или выколи один глаз, запоёт как певчая птичка весной, — усмехнулся он широко, блеснув дьявольскими глазами. — Я могу это сделать вместо тебя. — Нам нужен информатор, а не инвалид, — заметил Ризанд слегка раздражённо. — Твоя тяга к крови нам ничего не даст, брат. — О, так ты принял позицию дипломата? — брови Огрона взметнулись вверх. — Так, мой дорогой братец, милости прошу – а мы посмотрим, как ты мирным путем получишь информацию от этого грязного животного. Камелия вздрогнула, но не от страха – так она среагировала на то, как назвал её красноволосый всадник, символизирующий кровь и боль. Ризанд ничего не отвечает и подходит ближе к темнице. Решётка отодвигается в сторону сама, открывая доступ к двум уязвимым и беззащитным пленницам, которых остальные полноценно и не видели — они забились в угол и были видны лишь их тела, но не лица. Размеренные шаги эхом звучали в просторной тюрьме, словно хищник неспеша подкрадывался к своей жертве, уверенный в том, что она не сбежит. Ризанд возвышается над ними их личным карателем, заслоняя собой остальных богов. Мужчину на мгновенье восхищает девушка, которая несмотря на свою же беспомощность, пытается защитить, уберечь вторую, прижимая её голову к своей груди и поглаживая утешительно по спине. Ризанд наклоняется и грубо цепляет пальцами локоть пленницы, заставив её, воскликнув, встать и высвободить из объятий другую девушку, более слабую. Как только слабый свет факелов озаряет лик пленницы, Ризанд чувствует, как его сердце, что никогда и не билось, вздрагивает. Девушка словно почувствовала тоже самое – своими большими глубокими глазами она смотрит на всадника так пронзительно, что Ризанду кажется, будто его душу перевернули и засунули обратно. Время, казалось бы, застывает, а все кругом замирает – теперь стало понятно, почему Валтор не смог дольше издеваться над пленницей. — Что ты там застыл, брат? — Морон первым замечает неладное, за мгновенье ока оказываясь рядом с Ризандом. Как только он переводит взгляд с брата на девушку в его руках, то тоже теряет дар речи, забыв о целом предложении, который собирался произнести. — Это массовое издевательство надо мной, а, Валтор? — обращается к всаднику недовольный бездействием братьев Огрон. — Иди и взгляни, брат, — кивает подбородком на девушку Валтор, подталкивая жестом. Огрон, вздохнув, качает головой, а после нервным шагом равняется с братьями, не ожидая ничего заглянув в лицо пленницы. Однако увиденное его мгновенно поражает, лицо его отражает замешательство. — Чёрт возьми... — Собирайте своих людей, братья, — пропитанный холодом голос Ризанда приводит всех в чувства. — Нам есть, что обсудить. Валтор выбрасывает её из своих мыслей не предупреждая, Блум же кажется, будто бы она проснулась от какого-то глубокого сна. Она вновь видит знакомые стены и локацию, а Валтор перед ней складывает руки сзади и смотрит так внимательно, будто бы спрашивая, что она поняла. Девушка кусает зубами нижнюю губу и задумывается, но даже приблизительного ответа не находит. Словно сжалившись, Валтор вздыхает и берёт её за плечи так мягко, что фея невольно вздрагивает. — Мы убедились в том, что Леди Смерть это не наша сестра, а её дочь, — было видно, что это приносило Валтору некий дискомфорт. — А Камелия, по всей видимости, так долго с ней контактировала, что переняла её повадки и некие черты характера. Она пропиталась её запахом и говорит точно так же, как и она – несомненно, она её служанка, — всадник тихо вздыхает, а после освобождает её плечи. — Поначалу мы допустили мысль, что Камелия и есть Леди Смерть, но... Слишком много противоречий. У Аравис, дочери Джастинды, другая внешность, другой нрав. Она бы умерла, но не попала бы в плен. Она бы не терпела нас, считая, что мы виноваты в несчастьях её матери. У Аравис другая аура и энергия, она не такая спокойная, как Камелия. Как только я услышал имя этой пленницы, мое сердце впервые за долгое время дрогнуло, потому что... — он выдержал паузу, а Блум внимательно его слушает. — Ризанд и Морон называли Аравис «камелией», так как это были её любимые цветы, которые наша мать, Афина, носила в своих волосах. Как иронично, что Аравис дала свое детское прозвище своей близкой подручной. — Расскажи мне о моей сестре, Валтор, — негромко, но искренне попросила фея огня дракона. — Всё. Расскажи мне всё. Валтор долго смотрит в её голубые глаза и сдаётся, уступая. Он отворачивается, чтобы Блум не видела его глаз, а после, прикрыв их, размеренным, ровным тоном начинает: — Мы отняли у Джастинды ребёнка, — Валтор бесшумно вздохнул, помня те дни, как вчера. — Несмотря на её слёзы и мольбы, мы отлучили от матери дитя, ибо считали, что та не достойна воспитывать младенца. Мать прижала внучку к груди и решила сама о ней заботиться. Мы поселили их в Райском Дворце, месте, что расположено поблизости к нашим дворцам. Аравис, так нарекла мать младенца, росла застенчивым, но любознательным и жизнерадостным ребёнком, который любил всё живое. Мать вновь продемонстрировала свое блестящее материнство – Аравис была к ней сильно привязана. У неё были белоснежные волосы и синие глаза – ничего общего с родителями. Ризанд и Морон видели в ней дочь сестры и полюбили её, называя «камелией», мы с Огроном видели в ней дочь Хроноса и не могли проявить к ней тепло. Аравис это чувствовала. Она боялась Огрона и старалась держаться от меня подальше, но всегда громко смеялась и радовалась, когда Морон и Ризанд её навещали. Мать осудила нас за такое отношение к ней, но мы были непреклонны. Это было дитя предательницы и иноземца, которое мы не могли вынести и пять минут. — Она заслуживала любви и признания, — шепнула Блум без грамма осуждения или укоризны. — Она не была ни в чем виновата. — Я знаю, — ответил Валтор спокойно. — Мы понимали это, но признавать не хотели – все же, милосердия и великодушия у Ризанда и Морона больше, чем у нас. Это обычный баланс и гармония – Светлые боги и Темные боги, мы сохраняем равновесие, — Валтор покачал головой, усмехнувшись, что Блум не увидела. — Аравис была способной и мать многому её учила. Она была дочерью тьмы и света, хаоса и созидания. Мать ее была воплощением хаоса, всадницей апокалипсиса, а отец – хранителем пламени дракона. Она носила в себе две божественные силы, она была равной нам. Её могущество не знало границ, мать даже боялась, что такую силу маленькая девочка выдержать не сможет. Но Аравис показала себя лишь с лучшей стороны. У неё была основная задача — развивать свои данные. Обладатель соединённой божьей силы не может выбрать одну сторону, не может принадлежать полностью одной стороне – иначе мирам наступит конец и крах. Аравис должна была сохранять баланс и гармонию между тьмой и светом, чтобы не уничтожить все миры, но сейчас она выбрала тьму, из-за чего всему теперь угрожает опасность. Даже мы не до конца осознаём, насколько Аравис могущественна. — Но почему она выбрала сторону тьмы? — непонимающе спросила Блум. — Аравис много спрашивала о своих родителях, — отвечает Валтор почти немедля. — Она узнала правду от Огрона, который не сдержал язык за зубами и выпалил, что она дитя его «суки-сестры» и «мертвого подлеца». Она была ещё ребёнком, который узнал правду слишком резко и внезапно. Она поняла, что мы погубили её родителей. Аравис заплакала и земля содрогнулась так сильно, что раскололась надвое. Она винила Морона в том, что он, как любимый брат Джастинды, не смог её защитить, она обвиняла меня в смерти её отца и всей душой возненавидела Огрона, который и был причиной всего этого. Аравис разозлилась и тогда её сила вырвалась наружу – она начала крушить округу, природные катастрофы затронули почти все материки. Маленькая девочка хотела причинить нам боль, но мать сдерживала нас, умоляя не причинять ей вред. Афина была единственной, кого не затронул весь хаос — но и её Аравис не слушала. В конце концов, девочка не выдержала силу своего же могущества и самоуничтожилась. Её прах взлетел в небо и испарился, а наша мать потухла на глазах. В тот же день она приняла решение покинуть нас. Мы считали Аравис мёртвой и даже предположить не могли, что она всего лишь подстроила свою смерть будучи ребёнком. От столь горькой и страшной правды Блум на мгновенье потеряла дар речи, не зная, что и сказать. Она и представить не могла, что в другом мире разворачивается настолько ужасная ситуация с её двоюродной сестрой — земная Блум несколько лет назад и вовсе посчитала бы это бредом сумасшедшего. Валтор повернулся к ней лицом и Блум впервые за долгое время увидел на его лице так много эмоции, осознав, что всадник на самом деле любил свою племянницу. — Обладатель соединённой созидательно-разрушительной силы может воскрешать и воскресать, — краями губ шепчет Валтор самую главную правду в их жизни. — А если Аравис получит силу реликса своей матери, то она станет настолько безгранично могущественной, что мы, Всадники, и Дракон попросту испаримся. Твоя двоюродная сестра станет вашим новым Богом, хранителем всех тайн, властителем всего живого — она станет Всем и Одним Единственным. Блум кажется, что её ослабевшие ноги больше не выдержат тяжесть тела. Внутренности скрутило, а в голове опустело от количества информации, о которой никто даже и не догадывается. — Неужели нет никакого способа остановить её? — зашептала Блум судорожно, посмотрев Валтору прямо в глаза. — Есть, — негромко ответил Валтор. — Один единственный способ. Аравис может одолеть лишь ей подобный – обладатель соединённой силы, дитя тьмы и света, хаоса и мира, хранителя огня дракона и всадника апокалипсиса, — видя замешательство и непонимание на лице феи, Валтор краями губ добавляет. — Наш общий ребёнок, Блум.

***

Шёл очередной день, и никто не надеялся на особое чудо. Ривен оставался без каких-либо изменений, не реагировал и даже не глядел на своих друзей, что приходили его навестить каждый день. Скай и Брендон сидели по часу рядом с другом перед тем, как отправиться на патруль, а Гелия ночью в тишине читал ему различные истории, надеясь, что это хоть как-то поможет. Он рассказывал ему и о их жизни, много говорил о Музе, полагая, что её имя приведёт его в чувства. Гелия даже пел ему те песни сочинения феи музыки, что он нашёл в комнате Ривена, которую теперь передали главнокомандующему Блэйкли — новому лидеру его отряда. Всё это было безрезультатно; хоть и Гелия порой замечал, как зрачки Ривена шевелились каждый раз, когда он упоминал Музу. Сегодняшний день не был исключением — его друзья пришли навестить его, ведь они не оставили бы Ривена никогда. На этот раз к ним присоединились Лейла с Рокси, которые не так часто приходили к нему. Однако на этот раз группа знакомую макушку не застала — кровать Ривена пустовала, а постель была безупречно заправлена. Не веря в худшее и хмурясь, Скай подловил первую попавшуюся медсестру слегка грубо и серьёзно всмотрелся в её глаза. — Где Ривен? — от испытываемых эмоции Скай неправильно формулирует вопрос, но медсестра, взглянув на номер кровати, его понимает. — Сегодня утром к нам поступили раненые, — отвечает медсестра тоненьким голоском. — По мнению главных врачей и целителей, этот пациент не имеет шансов на выздоровление и из-за этого обязан уступить своё место. Гром среди ясного неба. Скай сцепляпт зубы так сильно, что раздается негромкий скрип зубов. — Где он? — шипит принц Эраклиона. — Говори, живо! — В последней палате в конце коридора, — проговорила медсестра тихо, и, не задержив на них внимания, удаляется восвояси. Чертыхнувшись, бывшие специалисты подрываются с места, девушки спешат за ними. Каждая секунда была дорога, каждая минута на счёту. Медицинский корпус был большим, как полноценный этаж больницы, из-за чего им пришлось прибавить бега – Скай первым врывается в палату и видит, как несколько врачей собираются усыпить Ривена, на котором надет отвратительного цвета больничная рубашка. — Что вы делаете?! — вскрикивает женщина, по наряду целительница, что контролирует весь процесс. — Это стерильная зона, сюда вход запрещен! — Это наш друг, и я не позволю усыпить его как собаку, слышите меня?! — кричит на них во все горло Скай и подрывается к Ривену, что находился в сознании. К их счастью, его не успели поместить под наркоз. — Вы не смеете вмешиваться в подобные дела, солдат! — протестует врач и загораживает Скаю доступ к пациенту, что приводит его в ярость. Обнажив свой кинжал, спрятанный в поясе, он упирает холодное оружие к горлу врача, показывая, что они настроены предельно серьезно. Остальные врачи вскрикивают и сами удаляются в сторону, но целительница не терпит такой дерзости и образует в руках сферы, которые мгновенно гасятся светящимися шарами Лейлы, которая, недобро сверкнув глазами, смотрит на нее не отрываясь и тихо шипит: — Только попробуй. Поняв, что их силы не равны, целительница переводит взгляд на Ская. — У нас нет места для него, — шипит она, по своему мнению, очевидное. — И для нас действует кодекс, по которому мы обязаны усыплять подобных, разрешения подписали сами главы! — Он будет жить у меня, в моей комнате, — выступает вперёд Гелия с уверенностью в голосе. — Я убежден, главы не будут против. Как говорил Скай, мы не позволим, чтобы вы убили Ривена. Было видно, что целительнице не понравилось то, как обозначил Гелия их действия. По их мнению, они не убивали, а спасали тех, кто больше не имеет возможностей на хорошее существование. — Хочет ли он этого? — делает шаг вперёд главный врач. — Все бы предпочли больше ничего не чувствовать, чем оставаться овощем на всю жизнь! Вы – лидер полноценного отряда, как вы позаботитесь о нем? Он – обуза... — Хватит! — рявкает на них Брендон. — Ривен будет жить, и это не обсуждается! Мы найдем способ привести его в жизнь, мы победим всадницу и она вернёт всё на свои места. мы потеряли Тимми и Набу, но Ривен останется с нами. Наш друг – не слаб, и мы знаем, что смерть для него худшее наказание, для него это слабость и трусость! — сжимает руки в кулаки он. — Спасибо, Гелия, — обратился он к другу, и тот кивнул, улыбнувшись краями губ. — Я помогу тебе, Гелия, — отозвалась Рокси. — Давайте, ребята, переместим Ривена в комнату Гелии. Здесь становится плохо. Целительница и врачи уступают лидерам, и те, подхватив Ривена, что находился в сознании, выходят из палаты. Как только они преодолевают несколько палат, Лейла, что шла позади них, замедляет шаг, услышав из приоткрытой двери знакомый голос. — Что случилось, Лейла? — заметив, что фея остановилась, Рокси непонимающе на неё смотрит. — Я догоню вас, ребята, — бросает она им. — Мне нужно забрать свои лекарства у одного целителя, — объясняет она и для убедительности улыбается. Поверив ей на слово и кивнув, группа продолжает свой шаг, и Лейла терпеливо ждёт, пока они полностью не исчезают за очередным коридором. Фея волн затаивается, прижимается спиной к холодной стене и прислушивается, пытаясь различить, кому же принадлежит этот знакомый голос. — Я считаю, вы должны рассказать им об этом. Такое нельзя держать втайне, вы ведь подвергаете весь лагерь опасности! — Я предприму что-то, обещаю. Я не хочу, чтобы из-за меня страдали другие. А пока... Изолируйте меня и, пожалуйста, никому ничего не говорите. Я не хочу, чтобы они боялись меня и волновались. Сердце Лейлы пропускает кульбит, когда она различает в глухом женском голосе завуча Гризельду. Лейла старается охватить как можно больше, но, словно почувствовав чужое присутствие, женщины затихают, что вынуждает фею волн, не стерпев, бесцеременно завалиться внутрь. В комнате, как она не прогадала, была Гризельда, которая лежала на кушетке... привязанной, что мгновенно ужасает Лейлу. Целительница и завуч смотрят на неё с удивлением и понимают, что в спешке не закрывали дверь. — Что здесь происходит? — громким и требовательным голосом говорит она. Завуч отмечает, как неважно та выглядит – уставшая и потрёпанная, она старалась показывать, что с ней всё хорошо, но все знали, что это не так. — Оставьте нас, Поффи, — обращается к специалисту Гризельда и мягко улыбается, кивая. — И, будьте любезны, позовите мисс Фарагонду. Целительница Поффи кивает и выходит из помещения, убедившись, что дверь закрыта. Гризельда кивает на стул перед собой, куда незамедлительно садится Лейла. Девушка подаётся вперёд, желая взять ладонь завуча в свои, но та не позволяет ей под изумление и замешательство феи. И вдруг Гризельда начинает так мягко ей улыбаться, что сердце Лейлы невольно замирает — было понятно, что с женщиной что-то произошло. — Что с вами, Гризельда? — негромко спрашивает фея и голос её предательски дрогнул. — Почему мое сердце подсказывает мне, что с вами что-то происходит? — Ваше сердце не обманывает вас, моя дорогая, — Гризельда слабо улыбается и тихо вздыхает, тем самым обретая спокойствие. — Вы ведь знаете, что люди не вечны... — Нет, — перебивает её Лейла мгновенно. — Не говорите мне о таком, слышите? Почему мне кажется, что вы прощаетесь? Гризельда, прошу вас, вы пугаете меня, — девушка не может найти себе места, медленно поддаваясь беспокойству и страху. — Я не хотела, чтобы вы об этом знали, но что поделать, не так ли? — усмехается горько женщина, а после откидывается на подушку, нечитаемым взглядом уставившись на потолок. — На войне бывают победы и поражения, кого-то мы приобретаем, а кого-то теряем. Мисс Лейла, — обращается она к ней так же, как в период учёбы. — Я заражена и мне осталось недолго. Гризельда не ожидает ничего, но реакция феи её поражает — Лейла не кричит надрывая глотку, не захлебывается в рыданиях. Она вопреки мерам безопасности хватает завуча за ладонь и прижимается к ней лбом, а Гризельда чувствует, как её кожа и простынь под ней начинает стремительно намокать. Тело Лейлы дрожит, она пытается подавить всхлипы, чтобы не нагнетать Гризельду, но это у неё выходит крайне плохо. Женщина всеми силами сдерживает слёзы, другой ладонью ласково поглаживая Лейлу по спутанным волосам. — Помните, мисс Лейла, — шепотом начинает Гризельда. — Алфея была самым красочным местом в счастливые времена, когда не было ни войны, ни богов. Нашей единственной проблемой был Даркар, с которым вы справились безупречно. Вы и ваши подруги были блестящими, я не показывала этого, но я восхищалась вами. Ваше стремление всегда и везде побеждать, помогать другим, спасать тех, кто попал в беду и совершенствовать свои силы – меня это всегда невообразимо поражало, восторгало. И даже когда вы возвращались слишком поздно, нарушая комендантский час, я делала вид, что злилась – на деле, я была горда вами. Была горда шестью девушками, что вкладывали все свои силы на спасение мира, став, тем самым, нашей надеждой на лучшее будущее, — голос Гризельды ослаб, и та закашляла с хрипотцой, чувствуя, как горло обжигает адский огонь. Лейла мгновенно спохватилась и, схватив стакан с воды, осторожно подала его женщине. Та сделала пару глотков и вновь откинулась на кушетку, выравнивая дыхание. — Вы не умрёте, Гризельда, — нижняя губа Лейлы дрожала, а руки её тряслись. — Вы не умрёте, слышите меня, не умрёте! Я... Я сделаю что-нибудь, я... — Найдите свою дочь, верните любимого и будьте осторожны, мисс Лейла, другого мне не надо. Не старайтесь ради меня, я знаю, что обречена, и... Я хочу этого, мисс Лейла. Я не хочу жить в страхе и проводить каждый свой день как испытание на выносливость. Каждый раз, закрывая глаза, я вижу яркие и счастливые времена, проведенные в Алфее. Мне кажется, что как только я выпущу свой последний выдох, за мой придут облоченные в белый ангелы и заберут меня в райскую обитель. Мне хочется в это верить, — завуч Гризельда мечтательно улыбнулась и прикрыла глаза, не понимая, какую боль доставляет фее своими словами. — Не плачьте, Лейла, это ни к чему. Я ведь ухожу не навсегда, мы однажды встретимся. В один прекрасный, солнечный и мирный день, вы, будучи старушкой с королевском и внуками поймёте, что – пора. Тогда я приду за вами, обещаю. Я покажу вам райскую обитель и вы поймёте, что время протекло так быстро, что вы не успели запомнить, как меня не стало, — Гризельда ласково улыбается, какая головой. — Единственное, о чем я сожалею – я не успела попрощаться с вашими подругами. Мне было бы легче уходить, поговорив с ними напоследок... Я бы хотела убедиться в том, что с ними и с вами всеми всё хорошо. — Зачем вам в этом убеждаться, моя дорогая? В дверном проёме возникла Фарагонда, что незамедлительно к ним подходит. Её руки сложены сзади, а взгляд необычайно мягкий. — Вы приболели, Гризельда? — с наигранной строгостью обращается она к своей правой руке. — Сколько раз я говорила вам не есть холодное при слабом горле? Вы ведь уже не молоды, простуда так легко не протечет. Моя милая, что с вами? — обращается она к Лейле, что, спрятав лицо, не переставала тихо плакать. Как только Фарагонда к ней обратилась, Лейла, не сдержавшись, подрывается с места и выбегает из комнаты, дверь с грохотом захлопывается. — Что с ней, Гризельда? — Пожалуйста, садитесь, мисс Фарагонда, — женщина для убедительности улыбается, и глава опускается на место, где недавно сидела Лейла. — Вы ведь помните Джуди? — Припоминаю, моя дорогая. Ваша единственная племянница, не так ли? Чудесная девушка, — глава задумывается, а после хмурится. — Зачем вы спрашиваете, Гризельда? — Я была с вами полвека, мисс Фарагонда, и это лучшие времена в моей жизни, — женщина бесшумно вздыхает. — Вы наложили на лагерь заклинания в целях безопасности так, чтобы никто, кроме вас и патрулей, не пересек границы убежища. Но я – ваша правая рука, и я знаю все ваши скрытые умения. — К чему вы это, моя дорогая? — спокойно спрашивает бывшая директриса Алфеи. — Со мной связалась моя младшая сестра, Элеонора, — неспеша начинает Гризельда. — Джуди заболела... и не могла встать с постели. Я сумела разрушить ваши заклинания и пересекла границу лагеря, использовав портал. Я думала, что Джуди, моя маленькая племянница, страдала из-за своих хронических заболеваний, но... Это было другое. То, что передалось и мне, — она взглянула на Фарагонду, которая сидела, напоминая статую. Женщина догадывалась, но не желала в это верить. — Мисс Фарагонда... — Нет, моя дорогая, не говорите что... — Простите меня, мисс Фарагонда, но я вынуждена бросить вас на полпути, — в голосе больной женщины отчётливо чувствуется сожаление. — Я заразилась гнилокровием. И это неообратимо. Несколько минут пожилая волшебница смотрит ей в глаза, пытаясь вычитать то, что ей нужно, а после, подобно Лейле ничего не страшась, берет ладони Гризельды в свои, в отличии от неё тёплые и имеющие жизнь. — Я не позволю, чтобы с вами что-то случилось, слышите меня? Вы – мое связующее со всем хорошим и счастливым звено, вы – моя правая рука, мое доверенное лицо, мой близкий человек. Мы с вами прошли через ад и рай, сквозь огонь и воду, и сейчас я не допущу, чтобы какая-то болезнь отобрала вас у меня, — крепче сжав ладони больной женщины, шёпотом, но с решимостью и уверенностью обещает ей Фарагонда. — Я сегодня же свяжусь с Детьми Милосердия, они на данный момент ищут лекарство от этой напасти. Они её найдут, я не сомневаюсь, и смогут вылечить вас... — Я ставлю под угрозу весь лагерь, мисс Фарагонда, — качая головой, заявляет завуч слабо, краями губ. — Прошу вас, вы должны... — Нет, моя дорогая, не продолжайте, — пожилая волшебница заставляет её замолчать пронзительным взглядом. — Но вы правы, я не могу ставить под угрозу весь лагерь. Однако и вы не думайте о самоубийстве, слышите? На завтрашнем рассвете вы, Гризельда, покинете лагерь и отправитесь прямиком к Детям Милосердия. Я создам портал и приставлю к вам псов, они будут защищать и оберегать вас в случае чего. Дети Милосердия примут вас, изолируют и вылечат, они не откажут мне, не сомневайтесь. Вы главное дышите, главное живите... Вы поняли меня, Гризельда? Женщина слабо кивает и для правдоподобности слабо улыбается. Глава, не боясь заражения, подаётся вперёд и обнимает близкого человека, прижимаясь к ней. «У этого заболевания нет лекарства» хочет сказать Гризельда, но не может. Сейчас, в этой палате, в объятиях Фарагонды у неё всё было хорошо — и, закрывая глаза, она вновь видит лица членов своей семьи. Закрывая глаза, она слышит голоса шестерых девушек и общается с ними — оттого и не боится смерти, которая, как ей всегда казалось, обойдёт её.

***

— Сделай уже что-нибудь, чёрт возьми! Гневный громкий голос полковника Плэка содрогает почти весь лагерь, вселяя в души подчинённых вселенский ужас. Утром следующего дня стало известно, что небольшая армия пятой всадницы напала на одну из орденовских групп, во главе которой стоял лидер Ройс. Как выяснилось позже, лидер завёл группу за границу положенного и наткнулся на обезображенных монстров, что поедали труп, хотелось верить, животного. Из-за этого уход Гризельды был отложен на закат, больная женщина заверила Фарагонду, что подождёт, ибо целая группа была, по её словам, важнее нее. Все главы собрались не медля, и уже несколько часов информативная и техническая группа Ордена не может связаться с лидером Ройсом и его людьми. Гнев полковника Плэка, который не хотел лишаться таких толковых бойцов, не смогли даже утихомирить и без того нервные Болтон и Алисент. Больше всего доставалось лидеру информативной группы — бедный юноша в который раз пытался подключиться к секретному устройству Ройса. — Ройс – сильный лидер, он выведет группу на безопасную территорию, — Алисент кладёт ладонь на плечо полковника и мягко заглядывает ему в глаза. Плэк смотрит в лицо своей названной сестры и чувствует, как та делится своим спокойствием. — Всё будет в порядке. — Этот сильный лидер и подверг свою группу опасности, — сквозь стиснутые зубы проскрипел мужчина. — Работай, солдат, сидит, глазами попросту хлопает, — рявкает Плэк на юношу и лидер, закивав головой и поправив очки, начинает настойчивее бить пальцами по аппаратам. — Делия, — обращается Фарагонда к неподалёку стоящей помощнице. — Принеси нам травяной отвар, главам нужно успокоиться, — она бросает косой взгляд на мужчину. — И приведи информатора Аберфорта, могу предположить, что за эти дни он успел полностью восстановиться. — Смею заявить, что я спокоен как никогда, — недовольным тоном отзывается полковник Плэк, но всё же следует за остальными главами в место их собрания. Привычное помещение встретило их привычной прохладой – погода резко изменилась и солнце уступило место тучам и облакам. Похоже, Солярия больше не контролирует Святилища, а король Радиус, как и остальные короли, медленно теряют свои власть и силу. — Предлагаю обсудить остро стоящие проблемы нашей организации и детали, в которые нужно внести изменения, — уперев ладони в края массивного стола и слегка наклонив корпус, начинает Фарагонда. — Первое и, пожалуй, самое важное – операция спасения и возвращения Главы Дафны. Для этого мы должны соорудить группу из самых сильных и выносливых бойцов, — серьёзно проговорила она, смотря на собравшихся из-под очков. — Может это и прозвучит некомпетентно, но я недоволен группой, возглавляемой лидером Рокси, — вдруг подаёт голос генерал Болтон, выпрямившись. — Мы порой забываем, что они – не такие взрослые и опытные, как мы. Им не хватает умения и способностей, навыков и уроков. Армия всадницы – чудовища и изуродованные люди, а половине наших бойцов нет и тридцати, — говорит он как самую очевидную вещь. — Но наши бойцы – ведьмы, феи, маги и специалисты, а армия врага не владеет особыми магическими силами, — напоминает Гриффин учтиво. — По-настоящему сильные противники это трое сестер-ведьм, старый колдун и чернокнижница с палочкой, другие же – обычные монстры, с которыми мы расправлялись и раньше, со времён Даркара, — сквозь стиснутые зубы проскрипела она. — Всего лишь один монстр из миллионной армии всадницы для нас как этот Даркар, глава Гриффин, — не унимается генерал Болтон. — Вы считаете наших бойцов слабыми? — изогнула бровь ведьма. — Я считаю их недостаточно опытными и хочу напомнить, что они – всего лишь дети. — При всем моем уважении, генерал, — сделал вперёд шаг Саладин. — Эти дети – наша основная сила, наша неслабая армия. Эти дети повидали то, с чем мы не сталкивались половину нашей долголетней жизни. Эти дети видели кровь и слёзы, они закалены настолько, что я порой удивляюсь, как они лишились здравого рассудка. Пора признать, что дети – давно уже не дети. Генерал Болтон на это промолчал. Все же, Саладин говорил правильно – выдержки и устойчивости в этих молодых людях было гораздо больше чем в них. Их отвлекла Далия, что вошла в помещение со стуком — как ей удалось с подносом чая на руках, оставалось неразгаданным. Вместе с ней шёл Аберфорт, который из-за магического сна восстановился не полностью, из-за чего ему приходиться временно опираться на деревянную длинную трость. — Эйб, — улыбнулся давнему другу Хаген. — Располагайся, — указал на собственное место, ибо лишнего в помещении не было. — Можешь быть свободна, Делия, — кивнул он помощнице, которая не желая мешать, спешно удаляется. — Данная вами информация действительно нам очень помогла, Эйб, — Алисент без единого стеснения начала называть старика его коротким прозвищем, мягко улыбаясь. Эта женщина сумела восхитить Аберфорта за короткий срок – она никогда не повышала голос и всегда знала границы, спокойным тоном заставляя делать всех то, что ей угодно. Но несмотря на мягкие слова и элегантность, женщина отличалась строгостью и, несомненно, высоким умом и интеллектом – Аберфорт был уверен, что Алисент лишь на немного младше Гриффин и Фарагонды, но каким-то образом или благодаря своим способностям она сохранила молодой вид, ибо никто и никогда не давал ей больше сорока пяти. — У нас открылись глаза на многие вещи и это лишь благодаря вам. — Думаю, это я должен благодарить вас за сохранение моей жизни ценой здоровья ваших солдат, — было видно, что Аберфорт испытывал чувство вины перед ними. — Был рад быть полезным и, полагаю, сейчас я вам больше не нужен. С рассвета я хочу уйти туда, куда поведёт меня судьба. Вы помогли мне, и, боюсь, на этом наши пути уходят в разные стороны, — он грустно усмехнулся и исподлобья посмотрел на вздрогнувшую любовь всей своей жизни. Фарагонда старательно избегала его взгляда и делала вид, что ей это безразлично, но Аберфорта знал, что сердце женщины защемило от осознания того, что она вновь потеряет того, кого лишь недавно обрела. — Но как же? — удивилась Алисент. — Сейчас идёт война! Куда вы пойдете, безопасно ли это? Прошу вас, Эйб, подумайте, — в голосе женщины все отчётливо расслышали мольбу. — Я подумал, Алисент, — негромко ответил ей старик. — Я выживал до этого один и проживу в дальнейшем точно так же, не беспокойтесь за меня, это ни к чему. Мне кажется, я здесь больше не нужен... Главам не потребовалось много времени, чтобы всё понять — Аберфорт был нужен им как воздух, ибо он и информатор, и один из сильнейших магов за всю историю в одном лице. Он знает то, о чем они не догадываются, он видел то, что им даже и не снилось. Аберфорт может давать ценные наставления, знания и информацию, упустить его — самая большая глупость и непростительная ошибка. Все понимали, что его нельзя заставить силой и был лишь один человек в этом помещении, способный его переубедить. — Аберфорт, — поняв, что от неё безмолвно требуют, подала негромкий голос Фарагонда. Пожилой маг заинтересованно на неё глянул, видя и понимая, что его Фарги останавливает его не из-за желаний глав, а по собственному хотению. — Я считаю, что внешний мир не так безопасен, как лагерь, к тому же, нам нужны дополнительные сведения о пятой всаднице. Поэтому я предлагаю вам остаться здесь, но если вы не желаете слушать и меня, то никто не станет вас удерживать силой. Это то, что хотел услышать Аберфорт. Таким образом он вновь почувствовал себя нужным его Фарги, он ощутил её заботу и беспокойство. Пряча улыбку, старик кивнул, выражая свое намерение остаться, что, несомненно, обрадовало глав. Хаген, качая головой, невидимо усмехнулся — эти двое и раньше, и сейчас сводят его с ума. — Мы предоставим вам комнату поближе к нашим, — улыбнулась Алисент краями губ. — Солдаты будут уважать вас как главу, как лидера. А так же по обоюдному решению мы хотим провозгласить вас наставником всех солдат в нашей армии, — торжественно объявила она, чем удивила Аберфорта. — У вас более тысячи солдат, десятки отрядов и групп, как я могу их всех учить? Это такая большая честь, я... — Аберфорт, — генерал Болтон ободряюще на него посмотрел. — Вы – самый сильный и могущественный маг Магического Измерения. Вы воспитывали хранителя огня дракона и выходили пятую всадницу, думаю, о ваших масштабных и неземных способностях я могу дальше и не говорить. Для нас это было бы честью, к тому же, наши солдаты нуждаются в ваших знаниях и наставлениях. Аберфорт задумчиво пожевал губу, а после, как только он одобрительно кивнул, складки на его переносице разгладились. — Вы можете приступать к своим обязанностям с сегодняшнего дня, — Плэк не скрывал своего довольства. — Мы созвем всех солдат, вы выступите с речью знакомства и вполне можете ими руководить. Нам нужны сильные бойцы, а их тренировать сможете лишь вы. Одну проблему они решили — но этим они не заканчиваются. — На чём мы остановились? — Фарагонда складывает руки сзади и по привычке выпрямляет и без того прямую спину. — Мы должны обсудить проблему болез... Женщину прервал робкий стук в дверь. Плэк громким голосом даёт разрешение войти гостю и в помещение входит лишь недавно ушедшая Делия как всегда с папкой в руках. — Простите, что прерываю, — помощница виновато опускает голову и поджимает губы в тонкую линию. — К нам подступил запрос на прибытие в лагерь. Так как вы запретили порталы на территории лагеря, король и королева Домино не могут попасть сюда и требуют у вас разрешение. Смотрящий Доркс передал, что не может принимать такие решения и спрашивает, как ему поступить. Главы переглянулись и половина из них устало вздохнула. — Марион поняла, что с её дочерью случилась беда, — подаёт голос Гриффин, протирая переносицу. — В любом случае, мы не можем рассказать им про Дафну, — негромко и серьёзно заявляет Фарагонда, уставившись в пустоту. — Они могут пойти на неразумные действия, подвергнув тем самым всех нас опасности. Передай смотрящему Дорксу, Делия, что разрешения на посещение лагеря для них нет и пусть он объяснит это необходимыми мерами безопасности. О болезни наверняка они уже услышали, — кивает пожилая волшебница подбородком на дверь, и Делия спешно покидает помещение, не задерживаясь ни на минуту. — Как долго мы будем скрывать это от них, Фарагонда? — сложил руки на груди Саладин. — Столько, сколько потребуется, — невозмутимо ответила женщины. — Лучше держать их в неведении, чем прикрывать их ценою жизней после того, как они наделают глупостей. Все же, каким разумным бы человек не был, он обязательно поддастся гневу если его ребенок окажется в опасности, — аргументирует женщина, и другие не могут с ней не согласиться. Ею восхищались почти все – казалось, Фарагонда была рождена руководить и вести за собой людей. Она была готова и к победе, и к поражению, умелв подбирать правильные слова и зачастую принимала правильные решения, что делали её незаменимой главой. Несмотря на свой возраст, она оставалась такой же могущественной и умной – отчасти благодаря этому феи-героини переняли её наставления. — Нам надо обсудить тему о гнилокровии, — Плэк присел на свое место, сцепив руки на столе. — И как можно скорее. Нельзя допустить, чтобы наши бойцы пали из-за какой-то болезни. — Наша армия большая и сильная, в этом нет сомнений, — Хаген упёрся руками в спинку собственного стула. — Но я считаю, что мы должны пополниться. Я запрошу у Магикса дополнительных солдатов, но если и этого не хватит перед армией всадницы, нам придется внести систему ОКС. — Что за система ОКС? — поинтересовался Аберфорт. — Дословно расшифровывается как Одолжить у Королевств Солдат, — объясняет Хаген. — Натренированные бойцы бывают в армиях королевств, самый яркий пример бывший сквайр Брендон. Мы, как самая масштабная организация по борьбе против политики всадницы, имеем право получить сорок процентов солдат королевских гвардий в собственное распоряжение, остальные шестьдесят остаются на защиту своих планет. Сейчас, в период войны, слова королей и королев мало что значат, теперь все будет так, как скажут Главы. Гвардия, что в моем распоряжении, стоит на готове. — Система ОКС нам пока не требуется, наших собственных повстанцев хватает с лихвой, — генерал Болтон задумчиво трёт переносицу. — Но всадница запустила смертносную болезнь, и если настанут массовые смерти, то мы будем вынуждены прибегнуть к этой системе... — Мисс Фарагонда! В помещение бесцеременно ворвалась лидер группы фей — Амарил, рядом с ней неизменно Диандра. Запыхавшиеся девушки смотрят на своих глав с такой тревогой и необъяснимым испугом, что все находившиеся в кабинете удивлённо между собой переглянулись. — Что с вами, солдаты? — спрашивает бывшая директриса Алфеи, нахмурившись и подавшись вперёд. — Они... Они прибыли, — тяжёло дыша от быстрого бега, оповещает Амарил. — Ройс и его группа. Несколько секунд главы бездействуют, переваривая услышанное, а после, спохватившись, выбегают из помещения. Из-за своего физического состояния Аберфорт не поспевает за главами, опираясь на трость, и Рослин заботливо помогает ему, способствуя быстрой ходьбе. Старик не может не содержать улыбку, замечая, как и Фарагонда замедляет шаг, незаметно его дожидаясь, что также увидели и Гриффин с Хагеном, переглянувшись. Как только главы покидают корпус и выходят на улицу, они замечают, что половина их людей собрались в кучу, громко переговариваясь и шумя. Плэк громким и четким голосом велит лидерам успокоить свои группы, и собравшиеся дают дорогу центральным персонам лагеря, расходясь в сторону. Генерал Болтон твёрдо требует, чтобы все остальные вернулись на свои места и работу — не имея прав его ослушаться, сотни собравшихся неохотно и медленно рассасываются, покидая арену. Как только людей становится меньше, а после и вовсе мизерное количество, главы видят обессиленных солдатов и Ройса с коробкой в руках. Остались лишь Рокси, Лейла, бывшие специалисты и главы всех орденовских групп — они же и помогали пострадавшим. — Лидер Ройс, вы... — начал было Болтон, но, услышав его голос, солдат мгновенно его прерывает. — Простите меня, генерал, — краями губ шепчет он судорожно, раскачиваясь в разные стороны. — Пожалуйста, простите меня. Это моя вина – я повел группу за границу. Я... Я услышал... Я услышал это и пошёл, но это была ловушка и мы... Простите меня, генерал, мы лишились Грейс и Ковина... — прижимая коробку к груди, тяжело дышал и чуть ли не плакал солдат. Все они были окровавленные, но без значительных ран – самое видимое ранение был перелом руки у одного из солдат, что указывало на силу и выносливость бойцов за справедливость. — Мы хотели забрать тела Ковина и Грейс, но они... Монстры обглодали их, — отозвалась дрожащим голосом зашептала Мария, правая рука Ройса. — Простите нас, мы не смогли ничего поделать... — и девушка горько заплакала, из-за чего её мгновенно прижала к груди Нина. — Мы отомстим за каждого павшего солдата, — с ненавистью пообещал Плэк и обратил внимание на коробку, которую Ройс из рук не выпускал. — Что в ваших руках, солдат? — все главы переводят непонимающий взгляд на вещь, которую прижимал к себе молодой мужчина так крепко, что невольно казалось, будто это некое сокровище, ценность. — Слуга всадницы, что назвал себя Деймон... — голос лидера Ройса дрожал. — дал мне это в руки и сказал, что его должны открыть лишь главнокомандующие. Главы вновь переглянулись. Генерал Болтон выступил вперёд, принимая вещь в свои руки, которые Ройс отдал с большим рвением. В неуверенности и смятении, глава не прилагая особый усилий открывает короб достаточно медленными движениями. Болтон готовится ко всему — сзади в своих руках образует сферу Гриффин, чтобы в случае чего нейтрализовать возможную опасность. Пятая всадница могла передать им взрывающиеся вещества, что подорвали бы весь лагерь — но, как оказалось, содержимое коробки гораздо страшнее и ужаснее, чем какая-нибудь бомба. — Чёрт возьми! — закалённый годами Болтон почти вскрикивает, и это первый раз, когда главы слышат нечто подобное. Он мгновенно закрывает короб и закрывает глаза, будто бы лишая себя перспективы глядеть на это. Оставив раненых солдат на подоспевших целительниц, лидеры своих групп подходят к главам и заинтересованно глядят на атрибут в руках генерала, что так сильно на него подействовало. — Что там такое, Болтон? — полковник Плэк подходит к генералу, а сзади него Гриффин и Фарагонда удивлённо переглядываются. Плэк тоже заглядывает внутрь, и лишь тогда настаёт полная тишина – в отличии от генерала, полковник реагирует более спокойно, но было видно, как мужчина сразу бледнеет и поджимает губы, стараясь не показывать эмоции. — Что вы там замолчали, словно увидели сам дух всадницы?! — Фарагонда стремительно выходит из себя, она четкими шагами подходит к двум мужчинам и выхватывает коробку из их рук, хмурясь и хаотичными движениями раздвигая стенки. Генерал и полковник отрешённо наблюдают за ней с, как заметил Аберфорт, сочувствием и сожалением на лицах. Фарагонда замирает, цепенеет. Женщина не контролирует свои конечности и коробка выпадает из заледеневших рук, с еле слышным грохотом падая на сырую и бесцветную землю. Из коробки, как приговор всего наихудшего, как небесное наказание, выкатывается голова толкового мага, возлюбленного Лейлы – Набу. Порезанные волосы все в крови, глаз, застывший и безжизненный, смотрит снизу вверх, а кожа лица такая грязная и бледная, что, казалось, его замучали до ледяной температуры тела. Первой с ужасом кричит и закрывает лицо руками Рокси, мгновенно заливаясь слезами и громкими всхлипами. Дидим мгновенно убегает и падает на колени перед первым попавшимся кустом, разрываясь в рвоте, за ней спешит Нина. Скай, Брендон и Гелия смотрят на голову Набу не отрываясь, не осознавая, что больше нет их друга, их брата. Алисент прикрывает глаза и судорожно вздыхает, Рослин отворачивается и шепчет Аберфорту, который не был с ним знаком, не смотреть на это. Гриффин прикрывает рот рукой и чувствует, как её переполняют ненависть и злость всаднице, а Саладин с Хагеном опускают головы, не имея сил глядеть на изувеченного Набу. Лейла падает на землю, больно ударившись коленями, и дрожащими руками берёт голову возлюбленного в свои ладони, прижимая его к груди и мгновенно пятная себя его кровью. Она, медленно раскачиваясь, вдруг начинает напевать традиционную колыбельную Андроса, которой матери успокаивали и убаюкивали своих малышей. — Ох, дитя... — Алисент от этого зрелища становится не по себе. Лейла, казалось бы, окончательно сошла с ума от боли и горя, не отдавая себе отчёт в своих же действиях. Её близкий человек, её возлюбленный, смысл её жизни, тот, кто был её воздухом, сердцем и душой – теперь его нет, из-за чего Лейла считала своим долгом успокоить дух Набу перед тем, как тот пройдет в чистые, спокойные, счастливые и красочные небеса. Дидим, взяв себя в руки, подошла к Скаю и прижала его к себе, утешая и успокаивая. Фея животных тихо плакала, а Амарил и Диандра отошли на приличную дистанцию, не имея никаких сил смотреть на этот ужас. Нина же сжимает ладонь Брендона своими пальцами и укладывает его к себе на грудь, пока тот заглушено рыдал и всхлипывал в её одежду. — Лейла, моя дорогая, — тихо прошептала опустившаяся рядом с ней Фарагонда. — Отпустите его... — не найдя правильного описания слова, девушка сжала пальцами собственную одежду и через рвотные позывы произнесла. — Отпустите его, милая. — Нет... — судорожно шепчет Лейла, напротив сильнее прижимая голову к груди. — Это ведь Набу, как я могу его отпустить? Нет, ни за что! Мой любимый вновь со мной... — Лейла зарывается носом в его волосы, вызывая у всех слёзы и сочувствие. — Вот он, здесь, вы не видите? Мой самый лучший, самый красивый... — поглаживая по ледяным щекам мага, Лейла оставляет на его лбу совсем невесомый поцелуй. — Моя дорогая, — Фарагонда ощутила, как впервые за долгое время её сердце дрогнуло так, словно оно было материнское. У неё проснулись чувства, которые она испытывала к шестерым своим подопечным. Она часто забывала, что пятерых не было, но была Лейла – и теперь она должна о ней позаботиться. — Моя дорогая, мне так жаль... Он пал храбрецом и бойцом, мы будем вечно чтить его память... — Почему вы так говорите? — Лейла вдруг переводит на Фарагонду такой болезненный взгляд, что сердце волшебницы мгновенно сжимается в тиски. — Не нужно чтить его память, он ведь жив, поглядите! Скай, скажи же ей! — она беспомощно смотрит на лидера, который отвечает лишь надрывным плачем. — Рокси... Рокси, скажи мисс Фарагонде, что мой Набу жив и здоров! — и вновь ответом ей служит плач. Она оглядывает всех по очереди, и все прячут от неё взгляд, полный сожаления и печали. Фарагонда кивает целительнице Мигель, и та, низко опустив голову и пробормотав искренние извинения, вырывает из рук феи голову павшего мага и, укутав её в белую простынь, уносит в известном лишь ей направлении. — Куда вы его уносите? — дрожащим голосом кричит вдогонку Лейла, обессиленно смотря на Фарагонду. — Нет, пожалуйста, нет... Они погубили всех, — низко опустив голову, шепчет фея тихо-тихо. — Они погубили мой народ, моих сестёр, мою дочь, моего мужа... Они погубили всех. Они отобрали у меня Набу! — и из груди девушки вырывается оглушительный, нечеловеческий вопль, который сотряс всю округу. Все бойцы и люди лагеря в знак скорби замолкают и тоже опускают голову, разделяя с феей её боль и страдания. Лейла захлебывается в рыданиях, а после, подняв голову к небу, вновь кричит так сильно и болезненно, что сама природа замолкает, разделяя её горе. Лишь еле слышный шелест согнувшихся деревьев доносится до слуха, немо крича о, казалось бы, затишье перед бурей. И оно происходит. Раздавшийся внезапно взрыв содрогает землю, медицинский корпус заполняется дымом, к счастью, уцелев, что указывало на то, что бедствие не было масштабным и, скорее всего, затронуло лишь один участок. Не возникает ни пламя, ни что-либо другое, лишь черный туман струёй льётся из открытых окон, возвышаясь в небо. Главы немедленно подрываются с мест и лишь Лейла, что, казалось бы, совершенно не обратила внимание на катастрофу, не заканчивала свой траур и, оставляя на руках и ногах красные полосы, задыхалась в рыданиях. — Дорогу! Раступитесь! — кричал полковник Плэк, бежавший впереди всех. Руками он толкал солдатов, желавших помочь тем, кто, возможно, остался в помещении. — Прочь с дороги, кому говорю?! Как только лидеры групп расчищают главам дорогу и прогоняют всех тех, кто хочет поглазеть, главы входят в медицинский корпус, приказывая на ходу всем возвращаться к своим делам, чтобы для них крайне затруднительно после такой-то серий катастроф. Всем медицинским корпусом завладел чёрный дым, который взмахом руки немедля устраняет Фарагонда. Место происшествия они узнают по то, что раньше называлось дверью — дым, которой не переставала убирать Гриффин, струился без конца. Саладин бьёт своей тростью по полу и горелая дверь, до которой невозможно дотронуться руками, отваливается, пропуская глав внутрь. Те мгновенно кашляют, но Гриффин заключает весь дым в свою сферу и уничтожает её, вновь возвращая чистый воздух. Лишь небольшой пепел, оставшийся на полу прямо посередине, смог обратить внимание глав и лидеров — забившегося в угол Палладиума они замечают не сразу. — Что здесь, Бог тебя покарай, произошло?! — кричит гневно полковник Плэк. Фарагонда оглядывается и вдруг понимает, что это та палата, в которой лежала Гризельда. Резкое осознание завладевает её сознанием, но сердце упрямо не желает верить в то, что давным давно стало понятно и по профессору в углу. Фарагонда чувствует, как её сердце замерло навсегда, а душа, израненная и уже мертвая, покинула её тело. В голове разом пустеет, а ноги подкашиваются, не выдерживая потяжелевшее тело. К горлу подкатывает ком, большой и противный, дыхание сбивается – Фарагонда, не сдержав равновесие, падает, и её вовремя ловит Рослин, вскрикнув. Главы переводят на неё непонимающий взгляд, а после замечают плачущего Палладиума, отчего у них возникают больше вопросов. Прибежавшая целительница Поффи ахает, а после закрывает рот рукой и начинает беззвучно плакать. По Фарагонде было видно, что из неё вынуть ответ — почти невозможно. Аберфорт и Гриффин пытаются привести её в чувства, но это оказывается бесполезным. Женщина невидящим взглядом уставилась в пустоту, ощущая, как такая же пустота образуется у неё внутри. Не выдержав эмоционального напряжения, Плэк подлетает к Палладиуму и грубо его встряхивает: — Я спрашиваю: что здесь произошло?! — рычит полковник профессору в лицо. Тот с красными глазами смотрит мужчине в лицо, а после переводит взгляд на бывшую директрису Алфеи. — Простите меня, мисс Фарагонда, — шепот профессора Палладиума разрывает тишину, а пожилая волшебница не сразу реагирует на голос, который так давно не слышала. — Я пытался... — Прекрати говорить загадками, чёрт возьми! — встряхнув профессора, рявкает на него полковник Плэк. — Я вам скажу, что произошло, полковник, — шмыгнув носом, негромко говорит Поффи. Всё внимание переметнулось на неё. — Мисс Гризельда, правая рука главы Фарагонды, она... заразилась гнилокровием и взорвала себя, чтобы не распространить болезнь. Услышав из уст целительницы родное имя, Фарагонда вздрогнула. Её внутренности скрутило, а в груди защемило настолько, что было больно даже дышать. Главы понятливо кивают и переглядываются — они не были близки с Гризельдой, их больше волновало состояние главы Фарагонды и то, что болезнь коснулось их лагеря. Гриффин и Саладин молча опускают головы в знак скорби, а Рослин и Алисент помогают пожилой волшебнице подняться на ноги. Услышав о смерти завуча, Амарил начинает плакать и улетает, решив рассказать обо всём феям, с которыми была близка умершая женщина. — Есть пострадавшие? — шепотом спрашивает Болтон. — Только врач Максвелл, проходивший мимо, у него несерьёзный ушиб руки, — отвечает целительница Поффи и вновь шмыгает носом. — Хорошо, — кивает Болтон. — Передай Эрни, чтобы похоронил наших людей со всеми почестями. Собери пепел, голов... остаток трупа второго солдата у целительницы Мигель. — Профессор Палладиум, — Гриффин смотрит мужчине прямо в глаза пронзительно. — Не вините себя в том, что не смогли убедить мисс Гризельду. Идите к остальным профессорам и разделите с ними горе, ну же, ступайте. Ни на кого не глядя, профессор Палладиум выходит из помещения на ватных ногах и с покрасневшим лицом. — Всё будет хорошо, моя дорогая, — сжав ладонь Фарагонды, обещает ей тихо Гриффин и слабо улыбается краями губ. Пожилая волшебница рассеянно кивает и бесшумно втягивает носом воздух. «Как я была наивна!» думает она. Гризельда, которую она знала, всегда действовала в ущерб себе, лишь бы плохое не касалось других. Как она могла поверить в то, что Гризельда будет жить и существовать, зная, что может заразить хоть одного человека смертельной болезнью? Гнилокровие равно медленной и мучительной смерти. Гризельда знала, что от болезни нет и не будет лекарства, кто бы и как бы не пытался. Она не хотела мучительно умирать и подвергать других опасности. Она взорвала себя, как члены ОКО, и в этом Фарагонда винила себя. Борясь с целым лагерем, она не заметила ближнего. Она была глупой, наложив те заклинания, которые её ближним известны. Теперь она примет другие меры — сделает так, чтобы больше никто не пострадал. Их отвлекает лидер Ройс, который заявил о себе прочистив горло. Он спрашивает разрешение войти и генерал Болтон кивает. Тот, уже опомнившись, встаёт в стойку и начинает: — Главы, — вновь приветствует уважительным тоном. — У меня для вас что-то есть. Деймон, слуга всадницы, вручил мне это перед тем, как отпустить нас, — лидер демонстрирует нетронутое никем письмо. Главы обращают на него заинтересованный взгляд, а бумагу в руки перенимает полковник Плэк, что ближе всех стоял к лидеру Ройсу. — Отпустил гаденыш, — низким тоном голоса прорычал Болтон. — Значит, забавы ради они напали на группу, их цель – не только они. — Можешь быть свободен, солдат, — кивает он, и Ройс послушно удаляется. — Опомнись, Фарагонда, — шепчет ей на ухо Гриффин. — Люди приходят и уходят, это цикл природы, жизнь на этом не заканчивается. Ты – глава, а главы не могут быть слабыми. Слова бывшей директрисы Облачной Башни помогают пожилой волшебнице опомниться. Кивнув Аберфорту, чтобы тот отпустил её руку, Фарагонда глубоко вздыхает, заглушая боль в груди, и обращает внимание на бумагу в руках полковника. — Не медлите, полковник, — этими словами она демонстрирует, что у нее все в порядке. Качнув головой, Плэк разворачивает письмо, а после, вчитываясь в содержимое с особым рвением, мрачнеет на глазах. Молча и без единого комментария, он передает бумагу в руки Болтона, чьи зрачки немедля пробегаются по чёрным изогнутым буквам. — Она перешла все границы, чёрт побери, все границы! Я голыми руками разорву эту тварь, попадись она мне! — громко высказывается полковник Плэк, изнуренно потирая переносицу. По очереди главы читают письмо, которое на деле оказывается сообщением, состоящим из одного лишь предложения. Не выдержав наступления своей очереди, Аберфорт смотрит на за минуту изменившихся в лице глав и не понимает, что происходит. — Вы можете объяснить мне, полковник? — просит он и видит, как Фарагонда, читавшая послание, не выдерживает и сжимает бумагу в своих руках с такой злостью, что сейчас она напоминала пламя, способное уничтожить всё на своём пути. — Чёртова всадница любезно приглашает нас на битву за главу Дафну, иными словами – на верную смерть обеих сторон, — шипением отзывается Плэк. — И тут не указано, за живую ли вообще! Собрав всё войско, мы можем воевать за нашего человека, а в случае выигрыша – получить не саму главу Дафну, что пока ещё дышит, а её труп или вообще одну лишь голову, это вполне в её духе! — Хватит причитать, Плэк, — осадила его Алисент. — Нам нужно что-то предпринять... — И мы предпринем, — кивает вдруг пожилая волшебница с неожиданно уверенным тоном. — Мы отомстим ей за наших павших солдат, ответив согласием на битву. Она должна случиться и она случится... — Но должны ли мы рисковать всем лагерем ради главы Дафны? — вдруг спрашивает советник Рослин, что невольно поражает других глав. Немногословная, она показывает, что ей важны люди, а не глава. — Сегодня её голова, а завтра – твоя, — резко, чем планировала, отвечает Фарагонда. — Насадит наши головы на пики и украсит ими свой дворец, чтобы видя это, наши люди сами сдавались без боя. Орден-Лига и его люди – ничто без глав, лидеров и руководителей, не было бы нас, эти бойцы давно бы сбились с толку. Понимаешь ли ты важность главы, нашего человека? Как долго мы будем здесь от неё прятаться, как долго будем патрулировать окрестности, защищаясь от жалких монстров? Всадница ожидает от нас первого шага, не то бы давно стёрла бы нас с лица земли. Голова солдата Набу – наименьшее, на что она способна! Напротив, всадница даёт нам выбор: ответить на битву согласием, сохранив честь, или отказом, при том, что она в любом случае нападёт на нас, но тогда уже глава Дафна будет мертва, а мы – беззащитны. Аберфорт за короткий срок научит солдатов тому, чему успеет научить, а мы разработаем план до тех пор, пока всадница не даст нам послание, в котором мы узнаем место и время битвы – конечно же, если мы ответим согласием. Отказав – она нападёт на нас в самый неожиданный момент, и тогда никто из нас не сможет защитить себя, — после своей речи Фарагонда оглядывает всех глав нечитаемым взглядом и продолжает. — Но я всё же предлагаю устроить совет, взвесим голоса. Такие решения не должны приниматься в одиночку. — Пора покончить с этим раз и навсегда, — сквозь стиснутые зубы прорычал полковник. — Я за согласие на битву. На ней мы должны подобно трофею возвысить над нашими солдатами голову всадницы. — Идти против Бога глупо, — задумчиво произнес Болтон. — Но смиренно сидеть и ждать, пока она сама истребит нас ещё более глупо. Для нас всегда на первым месте стоит честь, мой голос в пользу согласия на битву. — Мы с Гриффин давно приняли решение, — проговорил Саладин спокойно. — Лучше умереть на пути чести и правосудия, чем прятаться подобно пугливым кроликам. — Мой голос ничего не изменит, большинство за согласие на битву, — произнесла Алисент. — Но и я хочу этого. Глава Дафна должна знать, что мы придем за ней. — Превосходно, — кивнула Фарагонда и перевела взгляд на беловласого старика. — Начинайте готовить солдат с этого времени, Аберфорт, лидеры групп вам помогут в этом. А мы, главы, должны разработать стратегию – чую, это не последняя наша битва.

***

Глубокая ночь, стоявшая на дворе Дворца Крови, казалось бы, длится вечно, не имея границ и просвещения. Лёгкий, игривый ветерок шаловливо теребит красные волосы, путая их — оперевшийся на перила балкона мужчина словно понимает, что он говорит, на его лице не тени улыбки, лишь серьёзность и напряжение необъяснимое застыло. Война медленно подносит лицо к небу и смотрит на безупречно прекрасные звёзды, что светились ярче особенно светлой сегодня луны — раньше таких горящих шаров в Тессерисе не наблюдалось, но с воздействием Стеллы звёзды каждую ночь украшали ночной небосвод на радость народу. Огрон не знает, сколько времени он здесь простоял в раздумьях, но догадывается, что достаточно долго, ибо сама фея природы, которая без надобности не выходила из своих покоев, осторожно к нему подходит, выравниваясь рядом. — Почему ты не в постели? — первым тишину нарушает Огрон, слегка повернув голову в сторону феи. Та робко ставит руки на перила и устремляет свой взор сначала на небо, а после и на всадника. — Полнолуние, — Флора кивает подбородком на светящуюся планету, особенную яркость которой заметил и всадник. — Я никогда не могу уснуть в полнолуние. А ты? — негромко интересуется она, ежась от ночной прохлады, что краем глаз видит Война. — Почему не спишь? Шаль, взявшаяся из ниоткуда, сама опускается на слегка дрожащие плечи Флоры — та совсем не удивляется, напротив, она начинает привыкать к ненавязчивой заботе всадника. — Думаю о завтрашнем дне, — легко, честно отвечает всадник, а Флора понимает, что Огрон всегда готов ей открыться, если она сама первой проявит интерес и рвение. — Леди Смерть, животное, которое я презирал, оказалась моей племянницей, и завтра я вновь увижу её уже не ребёнком. Аравис не была привязана ко мне, но... — Но в глубине души ты не ненавидел её, — заканчивает за него фея, а всадник, как она замечает, даже не сердится на неё за то, что она перебила его. — Но ты ведь Бог! — вдруг восклицает она, повысив голос. — Ты не можешь увидеть что произойдет завтра, не можешь увидеть будущее? — эти вопросы всегда терзали её душу, не давали покоя. Если они само божество, господство, созданные из ничего, то почему они не могут найти одну свою племянницу, покончить с этим раз и навсегда? — Вероятно, пора тебе обо всём рассказать, — тихо вздохнул Огрон, из-за чего Флора непонимающе нахмурились, укутываясь в шаль. — Мы – Боги, мы – Всадники, вместе с Драконом мы Властители всего мира, Всевышние. Посмотри на небо, мой цветок, — говорит он на удивление мягко, и фея природы слушается его, устремив взгляд на звёзды и луну. — Есть Высший мир. Небеса, на вашем языке. Там – свой Бог, настоящий и единый, самый великий и сильный, основа всего живого. Мы же – его аватары. Я с братьями – аватар хаоса, Дракон – аватар созидания и света. Мы сохраняем баланс и гармонию, и не важно, у кого из нас сила реликса, кто из нас сильнее – главное, мы сохраняем баланс. Но Аравис – угроза всем мирам. Она была рождена хаосом и созиданием, ты не представляешь, насколько она опасна. — Высший мир? — прошептала Флора в удивлении и замешательство. — Но вы... Вы ведь Властители над всеми мирами? — Так оно и есть, — кивая, подтверждает он. — Но мы – Его аватары, понимаешь, мой цветок? К Нему ближе всех нас Ризанд, ведь он – Смерть, и имеет более тесную связь с ним. Существуют всего лишь два мира: твой и мой, но там могут жить только живые, понимаешь, милая? Душа умершего человека, не важно, из моего мира или Дракона, с помощью Ризанда достигает Высшего мира, где их встречает настоящий Всевышний. — Расскажи мне больше, Огрон, — просит Флора, схватив мужчину за локти и смотря на него умоляюще. — Пожалуйста. — Тебе не нужно просить, мой цветок, — большим пальцем поглаживая щеку феи, Огрон бесшумно вздыхает и вновь переводит взгляд на светящееся небо. — Как только человек умирает, он начинает зваться душой. Душа не видит Ризанда, который разлучает его с телом и направляет в Высший мир... — Ризанд помогает каждой душе? — перебив всадника, ахает изумлённо Флора. — Но ведь в каждом мире по миллиард людей, как он может... — Мы – Боги, для нас нет ничего непосильного , милая, — качнув головой, Огрон продолжает. — Достигнув Высшего мира, душа встречается с Творцом. Там перед ним предстают весы: если аморальных деяний у него больше, то Творец отправляет его обратно в один из миров, где ему уготовлена худшая судьба. Лишь справившись с ней, он прощается, если нет – так по кругу до тех пор, пока он не поймёт собственные ошибки. Если у души больше добрых деяний, то Творец предоставляет ему три выбора. Первый – остаться рядом с ним в Высшем мире, где царит только спокойствие и счастье. Второй – вернуться в один из миров, только уже с совершенно другой жизнью и личность. И третий – уснуть навсегда. Зачастую, души принимают первый выбор, — Огрон усмехается краями губ. Поражённая Флора хлопает глазами, пытаясь поверить в услышанное. — Творец не вмешивается в наши дела, ими занимаемся мы, его аватары, — продолжает Огрон спустя какое-то время. — Он лишь наблюдает. Как удивительно... Мы – это он, а он – это мы, но в то же время он – не мы, и мы – не он. Флора делает шаг ближе и, переварив услышанное, осторожно прикасается к руке всадника, заглядывая ему в его глаза. Огрон внимательно за ней наблюдает, не желая спугивать момент, в котором Флора сама ведёт себя уверенно, четко зная, что делает. — Вы не живые? — спрашивает она тихо, не желая слышать положительный ответ. — Его аватары... Вы ведь лишь его оболочка, не так ли? — Мы живые, мой цветок, — усмехнулся Огрон невесело. — Только нас вполне возможно уничтожить, и такое под силу лишь одному существу. — Уничтожить? — Флора никак не могла внедрить в себя то осознание, что всесильных всадников и её Создателя Дракона можно, другими словами, убить. — Но... Как такое возможно? — голос её сел от того, что душой её завладел необъяснимый страх за всадника, за своего Создателя. Значит ли это, что она в любой момент может лишиться Огрона? Того, кому успела за это время привязаться? Того, кому каждый день приносила чай из большой заботы? Того, кого... она полюбила всем сердцем. — Понимаешь, мой цветок, тот, кто вмещает в себе сразу две силы, силён настолько, что могущественнее его только сам Творец, — неспеша объясняет Огрон. — Он может не хило нас потрепать, а достигнув силы реликса, и вовсе уничтожить. Тогда мы отправляемся в небытие. Если проще – испаряемся. Аравис винит нас в своих несчастьях и якобы несправедливости к её родителям, она полна ненависти и ярости. Я боюсь, что в один день мы... — пытаясь найти подходящее слово, Огрон помолчал, а после тихо добавил. — не выстоим и падем. Тогда миры перевернуться, Аравис станет Богиней, а Творец не вмешается даже если она разрушит обе вселенные. — Огрон... — голос Флоры невольно задрожал, и не ясно, от прохлады ли это или от страха, что переполняет её нутро. — Аравис не должна достигнуть силы реликса. Вы... Вы не можете покинуть этот мир! Вы ведь... — Ты убедилась, милая, что мы не такие плохие, как кажется на первый взгляд? Да, нас зовут Хаосом, но и хаос не означает вечное зло, — Огрон беззлобно хмыкнул, глянув на неё исподлобья. Флора поджала губы, немо признавая, что они и её подруги были не правы – они не были монстрами, и их похищение не делало всадников тиранами и деспотами. Напротив, они были ближе к своим созданиям, нежели Дракон. — Завтра состоится битва. В случае чего, мы примем другую сущность, божью форму – смею надеяться, милая, что ты не испугаешься. — Я не испугаюсь, — Флора сжалась, пытаясь согреться, однако это у неё плохо получалось. Ночью на дворе Дворца Крови всегда стоит такая прохлада только потому, что сама фея природы на этом состояла, утверждая, что редкие и экзотические цветы в саду, который она и создала, нуждаются в низкой температуре в свои первые дни. — Я ведь знаю, что ты ни в каком из обличий не навредишь мне... — Верно, моя милая, — Огрон рядом с ней улыбается. По-настоящему и искренне. Рядом с ней он хотел улыбаться. — Иди ко мне, — шепотом произносит он, и впервые Флора позволяет обнять себя рукам, которые не принадлежали Гелии. Прижавшись к телу всадника и почувствовав исходящий от него приятный, но терпкий аромат, Флора ощущает себя защищённой, в безопасности. Огрон прижимал её к себе аккуратно, но уверенно, и именно такой уверенности не хватало Гелии. И она понимает — это не влюбленность как у ней с Гелией, это любовь. Любовь, где она боится потерять всадника. Любовь, в которой она принимает его с недостатками и достоинствами, смирившись с его натурой. Любовь, которая начиналась с ненависти, а после медленно переросла в привязанность, а только потом – в нежное чувство. И только сдавшись и смирившись с тем, что испытывает, Флора открывает свое сердце всаднику, наконец чувствуя спокойствие и счастье. Не боясь осуждения и трудностей, она вновь решает бороться за собственные желания, а главным её желанием было быть с Огроном. — Пообещай мне, что Аравис не сможет тебя уничтожить, — шепнула Флора и прикрыла глаза, стараясь не думать о завтрашней битве. — Обещаю, — отвечает Огрон негромко, носом зарываясь в волосы возлюбленной. Их спор стал игрушкой, незначительностью. Теперь самое главное что они вместе. — Я надеюсь, что вы с братьями будете властвовать вечно, никакой обладатель соединённой силы вам не помешает, — заявила уверенно Рейна, прекрасная речная нимфа, в объятия которой Огрон возвращался вновь и вновь. Она была единственной, кто знал хоть что-то про все это, опять же, благодаря близости с всадником. — Я знаю, что наше господство вечно, — отвечает ей Огрон как никогда серьезно, лёжа у нимфы на коленях и теребя пальцами её длинную шелковистую прядь. — Но иногда мне кажется, что ребёнок соединённой силы нас погубит. — Почему ты так уверен? — нахмурив тонкие брови, мелодичным голосом поинтересовалась Рейна, запустив в его волосы пальцы. — Ребёнок соединённой силы наша кровь и часть, дочь Джастинды. Нужно было уничтожить этот союз с самого начала, не давая никаких вторых шансов, — поясняет ей Огрон. — Яблоко от яблони недалеко падает. Мы с братьями знаем, что пострадаем, но не хотим этого признавать, — задумавшись, Огрон негромко добавляет. — Солнце однажды погаснет и для нас.

***

Восход солнца сегодняшнего дня отличался от всех предыдущих. Даже светящийся диск поднимался боязливо, освещая мир не так ярко, как в вчерашние дни. За ним наблюдали все четыре всадника с балконов высочайших башен своих дворцов, внутренне готовясь не к кровопролитию, а к встрече той, которую они знали совсем невинным ребёнком. Не дожидаясь рассвета, Огрон переселил спящую Флору и её компаньонов во Дворец Ночи, считая, что так ей будет безопаснее. Вместе с тремя магами Огрон готовился к предстоящей битве, прекрасно зная, что она будет — Аравис полна мести и жаждет их крови. Именно из-за этого в свое время всадники расположили свои дворца на большое расстояние от народа и населения — Боги не хотели, чтобы из-за их игр страдали невинные создания и существа. Ризанд с двумя приближенными, Валтор с одним и Морон с одним прибыли во Дворец Крови как только солнце окончательно взошло. У Леди Смерть и Потрошителя целая армия вивертов, они никак не могут им навредить, но могут угрожать народу. Жителей, прислугу дворца Огрон перенёс в Дворец Ночи, хозяин которого любезно предоставил свой дом. — Нам нужно держаться вместе, — шепнула Муза, которая и предоставила Флоре комнату несколько часов назад. Морон, ничего ей не сказав и тем самым поранив её душу, покинул дворец тихо и молча, совершенно не заботясь о чувствах девушки. Флора, что сидела на кровати рядом с ней, еле сдерживала слёзы. Прибыла и Стелла со своими фрейлинаи и пикси, не желая оставаться в пустом дворце одна в такое время. Ризанд тоже, ничего не говоря, покинул дворец на рассвете, и Стелла знала, что он делает это для того, чтобы не причинять боль им двоим. На удивление подруг, Блум, которая никогда раньше не покидала свой дворец, прибыла к Музе, зная, что её подруги здесь. В отличии от Морона и Ризанда, Валтор поцеловал девушку в лоб и попросил её не оставлять Дворец Ночи. Блум на это лишь усмехнулась – он действительно считал, что фея пламени дракона послушает его? — Она может убить их, — прошептала Флора севшим голосом. Горло саднило, а глаза медленно увлажнялись. Все четверо волновались за всадников, ведь не признавались самим себе, что любовь к ним давно охватила их сердце, сжимая. — Она обязательно им навредит... — Не сможет, — покачала головой Муза, одной ладонью похлопывая спящую Кайлани по животу. Малышка уютно устроилась в люльке, стоящей рядом с кроватью, и даже не подозревала, какая битва назревала. — Сможет, — отрезала Стелла, принимая вторую чашку успокаивающего отвара с рук Офелии. Беспокойство за всадника овладела над ней настолько, что если бы не травяной отвар Офелии, её руки продолжали бы неконтролируемо дрожать. — Силы двух божеств в одном существе... Мне страшно подумать, что ждёт нас в будущем! А если она заполучит силу реликса... — Не сможет, — негромко проговорила Блум, задумчиво уставившись в одну точку. — Потому что, силу реликса завладею я... — фея прижимала к груди Локетт, по которой невообразимо сильно соскучилась. Пикси, что наконец воссоединилась со своей феей, никак не могла отлипнуть от нее. — Это, разумеется, отличный план, — Муза пронзительно на неё посмотрела. — Но, Блум, ты знаешь, где находится эта сила реликса? Твоя кузина может в любой момент найти её, а Валтор не скажет ни тебе, ни ей, куда он спрятал силу, которую отнял у сестры. — Я постараюсь созвать дух Дракона, он подскажет мне где искать силу реликса, — фея огня дракона была настроено решительно и говорила уверенно, однако подруги её эту уверенность не разделяли. — Я впитаю его в себя и верну нас домой... На полуслове она замолчала и оглядела фей внимательным взглядом. Каждая из них понимала, что покидать всадников никто не хотел, но признаваться друг другу они не решались, хоть и имели невероятно близкие отношения. Причина этому — неуверенность. Действительно ли они готовы променять свой мир и свой дом на тех, кого безмолвно желало сердце? Стелле выбор давался тяжелее остальных из-за ноши принцессы. Если она послушает сердце и останется здесь, кто наденет на себя корону правителя Солярии, кто возьмёт бразды правления в свои руки, кто возглавит одну из сильнейших планет? Блум была принцессой, но эти проблемы её не касались из-за наличия старшей сестры Дафны — а кто позаботится о Солярии после смерти её отца? Стелла не была уверена в своих решениях — никто не был уверен в своих решениях — все они казались неправильными. — Мы не можем сидеть здесь сложа руки, — вдруг заявила Флора, что пыталась успокоить свои дрожащие руки. — Леди Смерть обещала битву через несколько часов после восхода солнце, сейчас самое время... — Я должна встретиться со своей сестрой, — твёрдо проговорила Блум. — Может, я смогу убедить её не проливать кровь и принять мир... — Твоя сестра безумная, слышишь? — в лоб заявила Стелла бесцеременно. — Она мстит за тех, кто сам виноват в своих бедах. По её приказу монстры напали на простой народ и истребили бы всех, если бы мы не вмешались. Она чуть не убила тебя в тот день, а ты считаешь, что мирные разговоры помогут? — сложив руки на груди, Стелла смотрит на неё вопросительно. — Она не знала, что я закрою Валтора собой... — Ты защищаешь эту убийцу, Блум? — Стелла неверяще на неё уставилась. — Иногда мне кажется, что ты не хочешь воевать против неё. Обрела нового родственника и теперь не хочешь ни во что вмешиваться, как и раньше... — Стелла! — Блум пришлось повысить голос, иначе фею солнца невозможно было бы остановить. Флора и Муза молча наблюдали за перепалкой друг, понимая, что если они вмешаются, то останутся меж двух огней. — Ты перегибаешь палку. Я понимаю, ты беспокоишься, но ты сейчас ты не в ответе за свои слова, — видя, как недовольно поджимаются губы подруги, Блум несколько смягчается и смотрит на неё с улыбкой, слабой и искренней. — У меня нет сестёр ближе и роднее вас, слышишь? Аравис мой родственник по крови, ничего больше, но она подобна раненому и теперь обозленному на всё зверю, понимаешь? Я не хочу добиваться всего кровью или войной, я считаю, что всё сначала можно решить мирным путём. Вы забыли наши принципы, девочки? Я не хочу верить в то, что вы за период моего лишения памяти изменились, — в голосе Блум слышится упрёк, на который никто не в силах ответить. — Мы не изменились, Блум, но времена меняются, — Муза покачала головой и тихо вздохнула. — Но суть далеко не в этом. Мы должны составить план, какую-то стратегию. Сидеть здесь сложа руки – просто невыносимо! Мы должны что-то сделать... — Мы, но не Блум, — Стелла выпрямилась и стойко выдержала недоумевающие взгляды, обращённые на себя. — Почему ты так говоришь, Стелла? — Блум сглотнула, не желая верить в то, что их небольшая перепалка обидела подругу. — Мы разве не команда? — Я, Муза и Флора будем биться на стороне всадников столько, сколько потребуется, даже если это будет стоить нам жизни, — фея солнца и луны проговорила это твёрдо и уверенно. — Но ты, Блум, не будешь подвергать себя опасности. Ты вызовешь Дракона, получишь силу реликса и покончишь со всем этим, слышишь меня? — Стелла вдруг смягчилась, ласково улыбаясь. — На тебе самая важная задача, милая. Разве наша команда была когда-то полной без тебя? Рядом с тобой будет Текна. Мы теперь снова вместе и, как всегда, положим конец этому кошмару. — О, Стелла! — Блум тихо засмеялась и упала в раскрытые объятия подруги, прижимаясь к ней и чувствуя её ладони на своей спине. — Вижу, ты неплохо справилась с ролью лидера в моё отсутствие. Команда Винкс навела здесь свои порядки, да? — и рассмеялась негромко, качая головой. — Мы показали этому миру кто тут главный, милая, расскажем тебе как-нибудь попозже, — Стелла подхватила её смех. — Не хочу прерывать ваше веселье, но Леди Смерть может объявиться в любое время, — подала голос Флора, не сдерживая улыбку. — Приступим к выполнению плана? — Да, — уверенно качнула головой Блум. — Однако мое сердце чувствует, что будто бы это далеко не конец...