Девушка учителя Се

      Слухи о том, что у молодого, красивого, вежливого и, что не менее важно, холостого учителя Се появилась девушка, разлетелись по институту с такой скоростью, с которой обычно все слухи и разлетаются. То есть очень и очень быстро. Об этом не говорил разве что ленивый. Или слепоглухонемой. А поскольку ни первых, ни вторых в институте дизайна не водилось, то говорили об этой «потрясающей» новости абсолютно все.       Хуа Чен мечтал ударить любого, кто в очередной раз заводил эту тему. Нет, ну сколько можно? Оставьте же, наконец, человека в покое! Неужели учителя не имеют право на личную жизнь? Почему то, с кем, как и когда встречается человек нужно обсосать со всех сторон и перемыть абсолютно каждую косточку и даже хрящики несчастному избраннику?       О, Хуа Чен прекрасно знал, о чем говорит. Входя в немногочисленное число представителей мужского пола на художественно-графическом факультете, Хуа Чен на своей шкуре и во всей красе испытал прелести сугубо женского коллектива. И каково быть одним из двух парней в группе — тоже.       С одной стороны, здорово, ибо тебя обожают чуть ли не все учителя просто-напросто за то, что ты мужского пола. Будто бы наличие определенных вторичных половых признаков хоть как-то влияет на учебу. Но с другой стороны, твоим вниманием пытаются завладеть почти все и почти всегда. Тем более Хуа Чен не лишен внешней привлекательности.       Вот это разочаруются все его прекрасные одногруппницы, когда узнают, что сам Хуа Чен влюблен уже давно и бесповоротно. Да ещё и в мужчину. В учителя Се. У которого недавно появилась девушка.       Тушите свет.       О да, Хуа Чен ненавидит, когда все вокруг начинают в очередной раз заводить разговор о девушке учителя Се. Но вовсе не потому, что его бесят пересуды о чужой личной жизни, как он сам себя старательно убеждает. В действительности ему просто напросто невыносимо горько всё это слушать.       Вот и сейчас, сидя на какой-то малополезной паре общеразвивающего предмета, он, не имея возможности встать и уйти к чертовой бабушке, вынужден сидеть и слушать разговор своих одногруппниц.       — Я слышала, что девушка учителя Се будет работать в нашем институте, — прошептала одна студентка, наклоняясь ближе к подругам.       — Да ладно?       — Она поэтому и приехала в Пекин, чтобы устроиться преподавателем? — предположила другая.       — Должно быть они с учителем Се тогда и познакомились.       — Не-ет, точно нет! Я как-то видела их в коридоре. Она так ласково к нему обращается, они точно знакомы уже много лет! — к разговаривающим повернулась девушка, сидящая рядом с Хуа Ченом. Парень до белых костяшек сжал несчастную ручку.       — Ты их видела?! И молчала? — хором воскликнули трое позади, за что тут же получили грозный взгляд преподавателя.       — Да это совсем недавно было. Она сказала: «А-Лянь», а учитель так мило улыбнулся! Я чуть не умерла!       Все трое приглушенно запищали, а Хуа Чен начал молиться всем богам, чтобы те даровали ему мгновенную смерть на месте. Кажется, он ударился головой о парту слишком громко, поскольку его соседка, которая только что обильно осыпала кровоточащее сердце Хуа Чена солью, обеспокоенно повернулась к нему.       — Ты чего?       Её звали Фа Лин, и они с Хуа Ченом не то чтобы друзья. Просто из всей их почти целиком женской группы, Фа Лин единственная не вешается к нему на шею и не предпринимает никаких попыток соблазнить (вроде как у неё есть парень, Хуа Чен не знал, да и не интересовался). Она не бесит, с ней можно нормально поговорить, посему Хуа Чен предпочел общаться в основном с ней. Как и сидеть рядом на парах.       Однако сейчас Хуа Чену больше всего на свете хотелось свернуть эту тонкую шею своей почти подруги.       — Ничего, — раздраженно ответил Хуа Чен, не поднимая голову с парты, — хватит уже обсуждать учителя Се. Оставьте человека в покое.       — Да мы же ничего такого не делаем, — кажется, Фа Лин пожала плечами, — ничего плохого не говорим. Если тебе не нравится, что мы как бы за его спиной, так я хоть на перемене могу подойти к нему и сказать, как мило он…       — Только попробуй! — прошипел Хуа Чен, всё-таки поднимаясь с парты и мысленно убивая девушку взглядом.       Фа Лин лишь усмехнулась, но благоразумно замолчала. Хуа Чен уже говорил, что она умная?       Девушка-то замолчала. А вот мысли Хуа Чена — нет.       Яркая фантазия уже услужливо рисует картинки, как какая-то красотка (о да, Хуа Чен видел её страничку в соц. сетях) с обворожительной улыбкой говорит своим нежным голосом это дурацкое «А-Лянь», поглаживая учителя по руке. А тот очаровательно краснеет и отводит взгляд. Учитель Се обычно всегда спокоен, его невозможно выбить из колеи словом или действием. Если только это слово или действие не носило романтический характер. Всего такого учитель Се смущается до одури, и Хуа Чен, к собственному стыду, считает эту реакцию настолько милой, что сам готов визжать, как его одногруппницы только что.       Невыносимо!       — Да ты чего? — почти встревоженно ещё раз спросила Фа Лин, когда Хуа Чен опять приложился головой о стол.       — Она реально назвала его «А-Лянь»? — не выдержал Хуа Чен, полностью осознавая, как будет позже ненавидеть себя за эту слабость.       Фа Лин странно на него посмотрела, но всё же ответила. Без подколов и прочего «а сам то говорил не обсуждать за спиной и бла-бла-бла». За это Хуа Чен был ей благодарен, но менее неловко всё равно не стало.       — Реально. Я слышала. Они из деканата выходили. Учитель Се говорил что-то про то, что она может в любой момент заходить к нему, если будут вопросы или трудности. Он явно очень переживает за свою девушку, по нему прям видно, она же всё-таки только устроилась. А она так успокаивающе ему: «А-Лянь, не переживай, я уже взрослая девочка».       Хуа Чен таки сломал ручку, которую держал в руке. Фа Лин сделала вид, что не заметила.       — Должно быть она старше учителя.       — А он как к ней обращается, ты слышала? — попытался Хуа Чен, лелея надежду на какое-нибудь шицзе или аи.       Фа Лин задумалась, картинно приложив пальцы к подбородку.       — Дай-ка подумать. Не уверена, что верно расслышала, ты же знаешь, учитель Се тихо говорит… — она посмотрела на потолок, на Хуа Чена, снова на потолок, — мне показалось, что он назвал её Лао-Мей.       Надежды Хуа Чена разбились вдребезги. Как и его сердце…       — Ты побледнел, — отметила Фа Лин так, будто констатируя факт, что сейчас осень. А сейчас реально была осень.       Ещё бы он не побледнел. И дело даже не в осени.       Хуа Чен положил голову на сложенные на парте руки (на этот раз без ударов) и молча отвернулся от девушки, сделав вид, что ему смертельно скучно. Собственно, на этих парах обычно так и было. Но сегодня причина была в другом.       А глупое сердце продолжало надеяться. Будто бы это хоть как-то помогало. Пытаясь игнорировать тупую боль в районе груди, Хуа Чен вспоминал, как его немногочисленные знакомые называли своих сестер. Ведь так обращаются не только к возлюбленным, верно?       Как только пара закончилась, Хуа Чен первым выходит из кабинета. Фа Лин за ним не идет, земной поклон ей за это. Меньше всего на свете ему бы сейчас хотелось выслушивать очередные истории, какая милая пара появилась в их университете. Или же ловить на себе сочувствующие взгляды. Он никогда ранее не говорил Фа Лин о своих чувствах, но иногда казалось, что она и так все понимает.       Что делает любой адекватный человек с разбитым сердцем, тем не менее наполненным глупой безосновательной надеждой? Правильно, идет добивать себя. Именно поэтому Хуа Чен почти с предвкушением скорой своей кончины направляется в соседнее крыло к Хэ Сюаню, у которого сейчас как раз была пара у учителя Се.       У Хуа Чена есть друзья. Упомянутая уже Фа Лин, если их отношения можно назвать дружбой. Хэ Сюань с факультета истории искусств, если их бесконечные взаимные подколы и вынужденное сожительство в общаге можно назвать дружбой. Ши Цинсюань с факультета дизайна, если общение через Хэ Сюаня можно назвать дружбой. Словом, кто-то вроде друзей у Хуа Чена есть.       А ещё у Хуа Чена есть учитель Се. Которого, уж конечно, прям другом в том самом смысле не назовешь в силу статуса учитель-ученик. Но он просто есть, а этого Хуа Чену уже хватало за глаза.       Когда на первом курсе Хуа Чен соизволил после долгих уговоров тогда ещё мало знакомой Фа Лин появиться на паре обычной истории, юноша решил, что это было лучшим решением за всю его жизнь. Звонок прозвенел, Хуа Чен, не забывая недовольно закатывать глаза на каждое «будет интересно» от Фа Лин, достал блокнот, чтобы спокойно порисовать на бесполезной паре. В аудиторию зашел педагог, но Хуа Чен даже глаз на него не поднял.       — Здравствуйте. Меня зовут Се Лянь, я буду вести у вас историю на первом курсе. Надеюсь увидеть вас всех и в следующем году на истории искусств.       Группа посмеялась. Текучка среди студентов, особенно на первом курсе, была знатной.       Хуа Чен посмотрел на преподавателя лишь потому, что голос у того был уж больно молодым. По правде сказать, всех историков юноша представлял седыми старцами с козлиными бородками, тонкими очками и презрительным взглядом. Что ж, учитель Се старцем точно не был.       — Какой симпатичный, — озвучила Фа Лин мысли Хуа Чена, — и молодой. Сколько ему? Двадцать пять? Да он младше тебя выглядит.       Хуа Чен её не то чтобы слушал. Сейчас, спустя год тайных воздыханий и бесконечных мыслей, Хуа Чен всё же решил, что это была любовь с первого взгляда, хотя в подобные розовые сопли он не верил никогда. Особенно в отношении себя. Что ж, иронично получилось.       Тогда же, в тот момент, он вообще ни о чём не думал. Просто смотрел и спасибо хоть рот не открывал. Симпатичный — это было явно сильным преуменьшением. Учитель Се был просто сказочно красив, и многочисленные устремленные на него жадные взгляды девушек подтверждали это. Хуа Чен даже подумал, а не попросить ли после пары написать портрет учителя Се.       Собственно, так он и поступил, не особо надеясь на согласие. Ибо выслушать отказ было лучше, чем просто покинуть аудиторию после пары и не увидеть это прекрасное лицо ещё неделю.       Дождавшись, когда группа покинет аудиторию, Хуа Чен подошел к учителю Се, который собирал свои вещи. Стоило юноше подойти и молча встать рядом с учительским столом, мужчина поднял взгляд и мягко улыбнулся.       — Хуа Чен, да? Вы хотели что-то спросить?       О да, Хуа Чен хотел. Но все свои хотелки он задвинул куда подальше, так же, как и удивление от того, что учитель Се с одного раза запомнил его имя. Вблизи Се Лянь был ещё прекраснее. Такое идеальное лицо, будто не человек, а скульптура в музее искусств. Вот только от идеальной, но холодной и неживой скульптуры Се Ляня отличали наполненные блеском медовые глаза и яркая улыбка.       Которая все больше превращалась в недоумевающую из-за долгого молчания Хуа Чена.       — Хуа Чен?       — Да? Да… простите, я задумался. Учитель Се, можно попросить вас об услуге? Это покажется странным, и вы, конечно же, не обязаны соглашаться…       Губы продолжали улыбаться, брови чуть поднялись, должно быть от удивления. Тем не менее слушали Хуа Чена крайне внимательно.       — Я учусь на художественно-графическом, поэтому… — Хуа Чен чуть запнулся, подбирая слова. И сам же себе мысленно отвесил подзатыльник. Давно он так не нервничал во время разговора. Даже очень давно. Ну то есть никогда, — у вас очень красивое лицо, — брякнул юноша и заметил, как учитель мгновенно залился краской, тем не менее продолжая улыбаться. Да ладно, неужели ему об этом никто никогда не говорил? — поэтому я хотел спросить, можно ли написать ваш портрет?       Се Лянь широко распахнул глаза, уставившись на Хуа Чена, как на привидение.       — Портрет?       — Да.       — Мой?       — Ну да, — подтвердил Хуа Чен, начав сомневаться, а правильно ли он до этого сформулировал свой вопрос.       А учитель Се завис. Буквально. Он продолжал пораженно смотреть на Хуа Чена, даже, казалось, не моргая.       Молодец, Хуа Чен, ты сломал учителя.       — Учитель Се?       Се Лянь вздрогнул и уже более осознанно посмотрел на Хуа Чена. Посмотрел и неловко посмеялся.       — Простите меня, Хуа Чен, просто мне никто никогда такого не предлагал. Я недавно работаю в этом институте. У вас такое часто бывает?       — Не знаю. Я и сам здесь недавно, — Хуа Чен постарался как можно более подробно запомнить тихий смех учителя, мысленно ставя себе пометку нарисовать позже эту улыбку, — я тоже никогда раньше никому не предлагал написать портрет.       — Правда? — удивился учитель Се, будто уже решив для себя, что Хуа Чен предоставляет услуги художника каждому встречному, — значит мы оба первые друг у друга, — Хуа Чен поперхнулся воздухом. Глаза Се Ляня широко распахнулись, когда до него дошла двусмысленность фразы, — то есть! Я хотел сказать… Что вы… Первый, кто рисует меня… А я у вас первый… То есть не у вас…       — Я понял, учитель Се, — еле сдерживая смех, прервал панику Се Ляня Хуа Чен. Хотя зрелище краснеющего и ужасно запинающегося учителя Се было поистине очаровательным, — так что, вы согласны?       — Согласен, — тихо ответил Се Лянь, все ещё перебарывая смущение.       Хуа Чен ослепительно улыбнулся. Скажи ему кто хотя бы вчера, что он будет так радоваться от одного лишь согласия написать портрет, Хуа Чен, мягко говоря, не поверил бы. Ну то есть решил бы, что человек спятил. А тут на тебе, приплыли.       Благо, пара была последней. Так что и аудитория оставалась в полном распоряжении того, кому посчастливилось взять на вахте ключ. И, вот так совпадение, таким счастливчиком был учитель Се.       Они проторчали в аудитории до темноты. Хуа Чен нехило так слукавил, употребив в своей просьбе слово «портрет» в единственном числе. Благо, учитель Се понятия не имел, сколько нужно времени для одного наброска, а посему Хуа Чен преспокойно сделал несколько десятков. И лишь один более менее сносный портрет, чтобы продемонстрировать его учителю.       — Ох, Хуа Чен… — пораженно прошептал Се Лянь, протягивая руку к портрету, будто желая коснуться, но в последний момент он отдернул руку, — это потрясающе. Просто потрясающе. Вы настоящий волшебник!       — Я могу нарисовать учителю ещё сотню таких портретов, — пробормотал Хуа Чен, пытаясь перебороть смущение и не так откровенно пялиться на восторженное лицо Се Ляня.       — Что? Моих? Не нужно! Лучше нарисуйте своих друзей, или себя. О точно! — учитель Се резко выпрямился и ударил кулаком по раскрытой ладони, — у вас теперь есть мой портрет. Нарисуйте мне ваш, чтобы было честно.       Хуа Чен даже не знал, чего хотел больше. Ударить себя за то, что он, вообще-то, ненавидел автопортреты, но уже мысленно согласился на просьбу учителя. Или же умереть от мысли, что у учителя Се (!) будет его портрет (!!), и что учитель Се, возможно, будет иногда на него смотреть (!!!).       Как итог, Хуа Чен написал автопортрет и преподнёс его Се Ляню чуть ли не на следующий день. Учитель Се был в восторге. И это лицо стоило всех моральных терзаний Хуа Чена. Окупило сторицей.       Спустя неделю Хуа Чен уже спокойно приходил к учителю Се, чтобы просто поболтать. Спустя месяц Хуа Чен мог бы назвать Се Ляня своим другом со скидкой на уважительное обращение и такт в разговоре с учителем. Через два Хуа Чен таки признал себе, что окончательно и безнадежно влюбился в своего друга-учителя.       Они часто говорят далеко не на университетские темы. Се Лянь вообще никогда не бывает против разговоров — он охотно поддерживает беседы с коллегами, с радостью отвечает на вопросы студентов и никогда не ворчит, что кто-то задерживает его бесполезными разговорами, даже если таковые случаются после последних пар. Сам учитель шутит, что спешить ему не к кому, дома никто его не ждет, а приятная беседа всегда греет душу. У Хуа Чена сердце кровью обливается от осознания, что сказанное учителем далеко не шутка. Он и сам не может похвастаться большой компанией. Но у него есть Фа Лин и Ши Цинсюань, а в комнате общаги всегда ждет и даже иногда по особенно хорошим дням встречает горячим ужином Хэ Сюань.       У Се Ляна, судя по его брошенным между строк фразам, нет никого.       Хуа Чен правда может назвать учителя Се другом, поскольку разница в возрасте хоть и есть, но она незначительна, разговоры их никогда не иссыхают, а продолжают бить полноводной рекой, затягиваясь иногда до темноты, а взаимное понимание оказывается куда глубже, чем могло показаться на первый взгляд. И дело даже не только в чувстве одиночества, что периодически накрывает обоих.       Они никогда не переходят границу учитель-ученик. Но Се Лянь всегда помнит всё, что говорит ему Хуа Чен, всегда с улыбкой здоровается в коридоре и непременно интересуется, справился ли его ученик с какой-либо проблемой, о которой упоминал ранее. И хотя так учитель Се общается со всеми, но только к Хуа Чену он может подойти первым. Обычно разговоры с учителем если и начинаются, то по инициативе извне.       Именно поэтому сейчас Хуа Чен без зазрения совести идет добивать свое несчастное сердце в кабинет учителя Се под предлогом встречи с Хэ Сюанем. Он бы и дальше продолжал упиваться собственными страданиями, если бы кто-то вдруг не набросился на него со слишком радостными для четвертой пары восклицаниями.       — Хуа-сюн, что такой грустный?!       Ши Цинсюань другом не был. Причём никому. Хэ Сюань так вообще парня терпеть не мог. Очевидно поэтому он решил начать с Цинсюанем встречаться. Ведь, видит Бог, если человек тебя бесит, лучшее решение проблем — завязать с ним отношения. Хуа Чен даже не знал, кто из них двоих больший мазохист: он со своей влюблённостью в учителя, или Хэ Сюань с бесючим Цинсюанем.       — Отвали, пожалуйста, Цинсюань. Я не хочу объясняться потом с Хэ Сюанем, если ненароком тебе врежу.       Цинсюань рассмеялся. Ну конечно. Никакого чувства самосохранения. И дело даже не в добровольных отношениях с Хэ Сюанем.       — Шутишь, да? Это хорошо. Знаешь что я тебе скажу, Хуа-сюн?       — Даже знать не хочу.       — Кто грустит, тот трансвестит!       Хуа Чен выразительно посмотрел на слишком довольного Цинсюань.       — Сам придумал, или подсказал кто?       — Да вычитал где-то в интернете, — отмахнулся Цинсюань, подхватывая Хуа Чена под локоть, — ты же к Хэ-сюну, да? Я с тобой!       Что ж. Хуа Чен слишком хорошо знал, что его мнения о навязанной компании всё равно никто бы не спросил.       — Я не к Хэ Сюаню, — пробурчал Хуа Чен, отцепляя от себя конечности Цинсюаня.       — Какая разница? Кабинет то один.       Разумеется, Цинсюань знал. От него вообще сложно было что-то утаить, когда дело касалось его любимых любовных драм. Если в мире и остались ток шоу, которые Цинсюань не видел, то разве что зарубежные без китайских субтитров. И именно этот факт вдруг натолкнул Хуа Чена на мысль.       Он обернулся, чтобы убедиться в приватности его будущей просьбы, и ближе наклонился к Цинсюаню. Который, к слову, от Хуа Чена так и не отлип.       — Слушай, Цинсюань. Ты можешь кое-что для меня узнать?       Зелёные глаза главной сплетницы универа загорелись нездоровым азартом. О да, согласие уже было у Хуа Чена в кармане. Он ведь почти никогда ни о чем Цинсюаня не просил. Стало быть, дело действительно стоящее.       Хуа Чен кратко изложил суть просьбы. Пока они дошли до кабинета учителя Се, Цинсюань уже начал забрасывать удочки нужным людям, не отлипая от телефона.       Хуа Чен усмехнулся. И почему ему раньше не приходило в голову пробить девушку (предположительную девушку!) учителя Се через Цинсюаня?       Он аккуратно завёл Цинсюаня в кабинет, чтобы тот не споткнулся, отвлеченный на телефон, и тут же принялся искать взглядом одного конкретного человека. Чей ответный взгляд не заставил себя ждать.       Учитель Се стоит около окна. Яркие лучи Солнца окутывают его, подсвечивают мелкие волоски, выбивающиеся из слабой дульки, словно ангела. Учитель Се тепло улыбается каким-то студентам, отвечая на их вопросы, но стоит Хуа Чену войти в аудиторию, как эта прекрасная, бесценная улыбка тут же обращается к парню. Хуа Чен готов поспорить, что от такого вида его учителя можно и преспокойненько умереть. Ведь ничего лучше уже всё равно не увидишь.       — Хуа Чен, Ши Цинсюань, рад вас видеть!       Хуа Чен расплывается в довольной улыбке и собирается ответить, но оторвавшийся вдруг от телефона Цинсюань рушит все планы.       — Учитель Се!       Парень бросается на озадаченно улыбающегося учителя, позабыв и о Хуа Чене, и о своём не менее озадаченном парне (которого и вовсе не заметили, зайдя в аудиторию), и о существовании такого пустячка, как личные границы.       Цинсюань совершенно бесцеремонно подхватывает учителя Се, как давеча Хуа Чена, под локоть, и со словами «очень срочный и строго конфиденциальный разговор» утаскивает удивлённого мужчину в коридор.       В гробовой тишине аудитории раздается голос Хэ Сюаня.       — Это что сейчас такое было?       Какая-то студентка звонко смеется, начав обсуждать с подружками непосредственность Цинсюаня. Девушки находят эту черту парня очаровательной. Хуа Чен же мечтает придушить эту пиявку ночью подушкой. Ведь он только что лишил Хуа Чена такого необходимого общения с учителем Се! А перемена то не резиновая!       — На что ты его опять подговорил?       Хэ Сюань бесшумно возникает за спиной Хуа Чена, хотя минуту назад жевал что-то себе тихо мирно на последней парте. Длинные паучьи пальцы медленно протягивают под нос упаковку чипсов.       — Будешь картошечку?       — Изолируй уже, наконец, Цинсюаня где-нибудь в подвале, он опасен для общества, — Хуа Чен заглядывает в упаковку, где, ожидаемо, остались одни крошки да обломки чипс, — не мог ради приличия хоть что-то оставить?       — Не жалуйся, когда предлагают бесплатную еду, — упаковка так же медленно уплывает обратно к владельцу. Хуа Чен закатывает глаза и отбирает чипсы, — в подвал не буду. Звучит стремно.       — А значит сам факт изоляции тебя не смущает?       — Ты чего припёрся? По мне соскучился?       Хэ Сюань с потрясающей невозмутимостью продолжает совать свои ручонки в упаковку чипс, хотя есть там решительно нечего. Хуа Чен поразился бы такой наглости, если бы уже не привык.       — Разумеется, по тебе, дорогой. Все три пары об одном тебе и твоих чипсах грезил.       — Не нужно переносить свои мерзкие фантазии об учителе Се на меня, — морщится Хэ Сюань, облизывая пальцы от крошек с элегантностью британских королей, — так чего Цинсюань удумал?       Хуа Чен с тяжёлым (возможно даже чересчур тяжёлым) вздохом поведывает Хэ Сюаню о своём горе. А именно о гипотетической девушке учителя Се. Судя по вдумчивым кивкам Хэ Сюаня, даже он признает ситуацию достойной вмешательства Цинсюаня.       — Думаешь, правда девушка?       — Ну явно не мужчина.       — Хэ Сюань! Я серьёзно!       — Ну так и я, — Хэ Сюань пожимает плечами, всем своим видом показывая, что в гробу он видал страдания Хуа Чена, — нет, а чего ты ожидал? Учитель Се молодой, образованный, приятный в общении и в первую очередь холостой. Завидный жених. Удивительно, как у него раньше девушки не появилось, пока некоторые нерешительные придурки заливают слюнями парту в аудитории.       — А ты, я смотрю, экспертом в эталонах мужчин заделался. С каких это пор такой умный? — бурчит себе под нос Хуа Чен, утыкаясь подбородком в сложенные на столе руки.       — Да уж поумнее некоторых. Тоже мне, влюбился в учителя. Чего-то ещё более клишированного сделать не мог? Ты его ещё на первое свидание в парк аттракционов поведи и на колесе обозрения поцелуй. А на обратном пути попадите под дождь и идите под одним зонтиком. Мы не в манге для сопливых школьниц.       — Сказал тот, кто встречается с самым ярым фанатом манги для сопливых школьниц.       — Цинсюань фанат яоя, это разное.       Сидящие впереди студентки странно на них косятся. То, с каким невозмутимым лицом выдает подобное Хэ Сюань, могло бы посмешить. Но Хуа Чену было не до смеха.       — Так ты теперь и в этом эксперт?       — Не скалься, зубы высохнут. Между прочим, сюжеты у некоторых очень даже…       — Не хочу знать!       А между тем перемена заканчивается. Цинсюань отпускает учителя Се прямо со звонком, и тот, пребывая в ещё большей растерянности, чем прежде, входит в аудиторию. Хуа Чен поднимается, чтобы уйти на свою пару (а по пути всыпать Цинсюаню, чтоб неповадно было). Он проходит в полуметре от учителя Се. Мужчина поднимает взгляд на студента, и Хуа Чен на мгновение зависает.       А потом начинает паниковать ещё больше.       — Цинсюань, ты какого черта наговорил учителю Се?       Хуа Чен тащит как-то странно улыбающегося Цинсюаня по коридору. И попутно вспоминает взгляд учителя Се. Хотелось бы Хуа Чену думать, что Се Лянь был озадачен прытью и бестактностью Цинсюаня, но широко распахнутые глаза и уж больно заалевшие скулы при взгляде на Хуа Чена, заставляют несчастного влюблённого представлять себе наихудшие варианты предполагаемого разговора.       — Да ничего такого, Хуа-сюн, — бормочет Цинсюань, что-то активно обдумывая. Хуа Чен готов поклясться, что слышит работу шестерёнок в голове этого придурка, — слушай, а у тебя губа не дура. Такого крепкого орешка выбрал…       Хуа Чен резко останавливается. Цинсюань с тихим "ой" больно врезается ему лбом в лопатку.       — Ты о чем?       — Не колется! Я с ним и так, и этак. А ты же меня знаешь, я даже брата заболтал так, что он проговорился, с кем ходил на свидание. Брата! Да он свою личную жизнь от меня скрывает почище военных тайн!       Что ж, это действительно правда. В заговаривании зубов Цинсюаню нет равных.       — Я вот что предлагаю, — Цинсюань приближается к Хуа Чену, будто в пустом коридоре их кто-то может услышать, — у учителя Се сегодня четыре пары. Как и у тебя. И у меня. И у Хэ-сюна…       — Ближе к делу.       — Проследим за ним! — восклицает Цинсюань, будто не он тут только что шептал с видом заправского шпиона. Хуа Чен возводит очи горе.       — Это стремно. Следить за учителем Се…       — А знать всё его расписание и приходить почти каждую перемену не стремно? Скажи, ты смотрел Леди Баг?       Ну, логика железная, поди возрази.       Как итог их небольшого рандеву к Хэ Сюаню, после последней пары компания из четырёх горе-шпионов поджидала выхода учителя Се из здания, как какие-то маньяки. Каким боком к ним присоединилась Фа Лин, Хуа Чен в душе не знал. Она просто как-то сама собой увязалась за Хуа Ченом, а теперь стояла под ручку с Цинсюанем и обсуждала последнюю обложку журнала Vogue.       — И мы просто будем идти за ним? Он же узнает нас, — резонно замечает Фа Лин, говоря при этом, почему-то, шёпотом.       — Не узнает. А если и узнает, то это добрый знак! — поучающе отвечает Цинсюань.       — Это ещё почему?       — Он выйдет из здания вместе с учителем Сун. Если они пара, то учитель Се не будет обращать внимания на кого-то кроме неё. А если нет, то соответственно обратит. И заметит нас.       — Это тупой план, — выдает свою непредвзятую оценку Хуа Чен.       — Это гениальный план! Слушай дальше.       На самом деле план реально тупой. До тупого простой. По сути, они просто будут следить за учителем Се, наблюдая за его взаимодействием с предположительной девушкой. Чтобы больше видеть и возможно даже слышать, идти они будут отдельно и по разным сторонам улиц.       Из здания университета выходят два их учителя. Они идут рядом, но хотя бы не под ручку, что дарит хрупкому сердцу Хуа Чена какую-никакую надежду. Тем не менее, на ребят никто из двух учителей внимания не обращает. И это уже, по убеждениям Цинсюаня, не очень добрый знак.       Цинсюань сцапывает Хэ Сюаня (которому предусмотрительно вручили мороженое, чтобы не ворчал) и переходит с ним на другую сторону улицы. Фа Лин остается с Хуа Ченом. И в таком не хитром построении они совершенно не как сталкеры следуют за учителем Се и учителем Сун.       — Почему ты просто не признаешься ему? — тихо спрашивает Фа Лин, когда все они прошли уже добрый километр, а ничего не подозревающая парочка продолжает спокойно прогуливаться.       Хуа Чен недовольно косится на подругу, собираясь протестовать, но потом вспоминает, чем они вообще занимаются, и побеждено вздыхает.       — Я не… Что я ему скажу? Здравствуйте, учитель Се, вы выглядите сегодня потрясающе, классно провели лекцию, о, и кстати, я гей. Вы случайно не тоже?       — Проблема в этом? Ты боишься, что он натурал?       — Я не боюсь, — огрызается Хуа Чен. Я в ужасе, надо бы сказать, однако, — я точно это знаю.       Фа Лин насмешливо фыркает.       — Милый мой, ты учителя Се видел вообще? Хотя да, о чём это я, ты постоянно на него пялишься. Тогда у меня плохие новости для твоего зрения.       — Только не надо тут, что на художников и дизайнеров одни геи учатся, учитель Се историк, вообще-то.       — Не все дизайнеры геи, — согласно кивает Фа Лин, — и не все геи дизайнеры. Этим двум характеристикам вообще не обязательно быть взаимосвязанными…       — Ближе к сути, пожалуйста.       — Я к тому, что несмотря на то, сколько девушек, в том числе флиртующих девушек, каждый день крутится около учителя Се, краснеет он только при виде тебя.       Сердце Хуа Чена заколотило в грудную клетку как тот самый сосед с бесконечным ремонтом, дрель которого в семь утра воскресенья хочется засунуть совсем не по назначению.       Хуа Чен ненавидит и вместе с тем бесконечно дорожит подобными словами. Ему тяжело оценивать свои шансы в глазах учителя Се. Для самого себя Хуа Чен всегда будет проигравшим в этой битве.       — Просто я, — тихо начинает Хуа Чен, сам не зная, почему решается на откровенность, — не тот, кто нужен учителю.       Ожидаемо, Фа Лин возмущается.       — И с чего же ты это взял?       — Учитель Се… Он такой, ну знаешь, он идеальный. Во всём. Он умный, красивый, вежливый, улыбчивый, добрый…       — А ты у нас прям урод-тупица, — перебивает Фа Лин, на что Хуа Чен даже глаза закатывать не стал. Не то сейчас настроение. Он сейчас слишком уязвим для того, чтобы показывать колкости в ответ.       — Учитель Се заслуживает большего, — голос Хуа Чена сквозит решительностью. Как обычно бывает с людьми, которые говорят о неоспоримых и проверенных годами истинах, — он заслуживает того, или ту, кто будет таким же добрым, как и сам учитель Се. Кто будет встречать его дома горячей едой и крепкими объятиями. Кто будет умнее и состоятельнее, чем недоучившийся студент-дизайнер без профессии и успешной карьеры. Да хоть какой-нибудь карьеры.       Лицо Фа Лин омрачается сочувствием и пониманием. Однако понимание это совершенно не в пользу доводов Хуа Чена.       — Послушай, Хуа Чен, — она мягко кладет руку ему на спину, но Хуа Чен так погружен в собственные мысли, что забывает возмутиться обычно нежелательному прикосновению, — никто не идеален. Я уверена, что и у учителя Се есть недостатки. Не приравнивай его к божествам, он тоже человек. Он имеет право на ошибки, на плохие черты характера, на неумение. Он имеет право быть не идеальным. А ещё он имеет право решать самостоятельно, что ему нужно, а что нет.       Хуа Чен на мгновение останавливается и смотрит на подругу со смесью горечи и слабой надежды. Будто до этого подобные мысли никогда не приходили в его голову. Или приходили, но были проигнорированы за неимением достаточной уверенности в себе.       Фа Лин ещё пару раз хлопает Хуа Чена по спине и вдруг усмехается.       — Готовка, ум, доброта, профессия, заработок, авторитет, теплые объятия… Да чтобы научиться всему, чем, по твоим словам, должен обладать партнер учителя, и десяти жизней не хватит. Ты сколько жить собрался, пока не признаешься, вечность?       — Кто собрался жить вечность?       Оба, и Хуа Чен и Фа Лин, аж на месте подскакивают. Цинсюань возник у них за спинами как черт из табакерки. Впрочем, ответить он им не дает.       — Неважно, всё потом! Смотрите.       Хуа Чен прослеживает за рукой Цинсюаня и видит, как учитель Се и учитель Сун заходят в офис строительной компании. Все четверо "шпионов" переглядываются.       — Они квартиру собрались покупать?       — Не рановато ли съезжаться?       — У учителя Се разве не в этом районе квартира?       — Тише вы, — гаркает Хуа Чен, заставляя всех пригнуться.       Они, как полные придурки и, очевидно, самые подозрительные личности в округе, прячутся за кустами. Проходящие мимо люди с опаской косятся на компанию. Одна мамаша даже берет ребенка за руку и ускоряет шаг.       — И что ты дальше предлагаешь? — шипит на Цинсюаня Хуа Чен, косясь на двери офиса, — они могут проторчать там до вечера.       — Вряд ли подбор квартиры занимает столько времени.       — Да я же не об этом!       — Может, пойдем покушаем? — без особой надежды предлагает Хэ Сюань, чьё мороженое давно закончилось. Естественно, все его игнорируют.       — Давайте вломимся в офис и начнем протестовать, — со смешком предлагает Фа Лин, ловя на себе тяжелый взгляд Хуа Чена.       — Это, по-твоему, свадьба?       — Ну, знаешь, когда люди съезжаются, они уже в некотором роде на новой ступени своих отношений.       За спинами неудавшихся шпионов раздается вежливое покашливание. Все четверо замирают, как олени в свете фар, и будто в замедленной съемке поворачиваются на звук. Сердце Хуа Чена падает в пятки.       — А можно, пожалуйста, не так явно оправдывать стереотипы, что на дизайне из парней одни геи учатся? — усмехается учитель Сун.       У неё за спиной стоит растерянный и несколько смущенный учитель Се. Он переводит взгляд с одного своего ученика на другого, а потом останавливается на Хуа Чене и как будто задает немой вопрос. Хуа Чен же не в силах вымолвить хоть слово. Из-за внезапности, растерянности и непомерного стыда.       — Учитель Се, учитель Сун! — наигранно удивленно восклицает Цинсюань, как всегда беря на себя задачи связи с общественностью. Он поднимается с корточек, следом за ним встают и остальные, — надо же, какое совпадение. Вы квартирку присматриваете? Хороший выбор для молодых пар, я слышал, что это очень спокойный район.       Хуа Чену очень захотелось задушить Цинсюаня прям здесь на месте. Или задушиться самому. Лучше и то, и другое, и желательно не на глазах учителя Се.       Одно в словах Цинсюаня всё-таки хорошо. После такой постановки вопроса они все однозначно узнают характер отношений двух учителей.       Учитель Се выпучил глаза и чуть приоткрыл рот, будто не знал, как ему реагировать на подобную бестактность. Учитель Сун же рассмеялась.       — Ага, квартирку. А-Лянь по старой дружбе помогает мне найти жильё.       — О, так вы давно знакомы?       Цинсюань очень талантливо прикидывается дурачком. Весь институт уже давно судачит о том, что учителя Се и Сун знакомы с детства.       — Разумеется, — с улыбкой человека, знающего гораздо больше, чем говорит, подтверждает учитель Сун, — я знаю А-Ляня с его рождения. Сложно было бы не познакомиться с собственным племянником, не находите?       Теперь Хуа Чен таращится на учителей, словно видит тень отца Гамлета. Он хлопает глазами и то открывает, то закрывает рот, словно рыба. Все его горе-товарищи пребывают в точно таком же культурном шоке. Даже Хэ Сюань зависает, а это говорит о многом.       Учитель Се неловко смеется. Его щеки очаровательно алеют.       — Мы с Лао-Мей так хорошо дружим с детства, и я порой забываю, что должен обращаться к ней, как к тетушке.       — Аи Мей, — морщится учитель Сун, — ужасно звучит. Знаешь, А-Лянь, нам нужно было давно уже прекратить все эти слухи по институту, не находишь? Твоя ошибка в обращении вводит людей в заблуждение. И вот, что мы имеем теперь.       Она с досадой машет в сторону недо-шпионов и наигранно вздыхает. Впрочем, учитель Сун тут же широко улыбается и обращается к Цинсюаню как к, очевидно, спикеру их небольшого коллектива.       — Ши Цинсюань. Я же верно запомнила? Полагаю, нам с вами и с господами Хэ и Фа нужно обсудить некоторые учебные вопросы.       Цинсюань и Фа Лин тут же активно кивают, как два болванчика. Хэ Сюаня просто подхватывают под локоть и уводят без особого сопротивления. И не важно, что все трое из разных групп, даже с разных направлений. И ни у одного из них учитель Сун не ведет пары.       Хуа Чен не замечает, как они уходят. Он продолжает виновато смотреть на учителя Се, не зная, ему радоваться, плакать или бежать забирать документы из института, чтобы более никогда не показываться учителю на глаза.       Се Лянь, вопреки своей обычной стеснительности, сейчас оказывается более решительным.       — Когда Ши Цинсюань сегодня захотел поговорить со мной, — с робкой улыбкой начинает учитель, делая шаг навстречу Хуа Чену, — он говорил такие странные вещи. Я до сих пор не особо понимал, что он из-под меня хотел.       Хуа Чен глубоко в душе страдальчески застонал.       — Что этот балабол успел наговорить вам?       — Ничего плохого! — поспешно заверяет Се Лянь, замахав руками, — он просто интересовался, как бы я отнесся к гипотетической ситуации, когда ученик… у-ученик влюб-влюбляется в своего…       — Проклятье, — шепчет Хуа Чен, сжимая переносицу пальцами.       Он убьет Цинсюаня. Отравит цианидом. И плевать, что Хэ Сюань прикончит его за это в ответ. Сейчас Хуа Чен совершенно не против такого расклада.       — Он много говорил про какой-то фильм… или сериал… словом, там была подобная ситуация… — Се Лянь опять нервно посмеивается, успев уже по самые уши залиться краской, — знаете, Хуа Чен, я совершенно не разбираюсь в современной поп культуре. Так досадно и не сподручно для человека, работающего с молодежью.       — Зато вы единственный, с кем можно нормально поговорить про фильмы старше двухтысячных и без набившей оскомину супергероики, — тут же вступается Хуа Чен, но быстро вспоминает о ситуации и отводит взгляд.       Се Лянь же, напротив, смотрит на своего ученика поразительно открыто.       — Хуа Чен, я… кажется, я понял, о какой ситуации говорил Ши Цинсюань. Мне кажется, что речь шла не про фильм. И даже не про сериал.       — Не про сериал, — шепотом подтверждает Хуа Чен, не поднимая глаз.       — И, полагаю, вы с друзьями проследили за мной и учителем Сун, чтобы понять характер наших отношений?       — Учитель всегда был очень умен…       Некоторое время между ними царит тишина. Хуа Чен так и не поднимает взгляда, поэтому учителя Се он не видит. Но слышит, как тот неуверенно топчется на месте. Слышит отдаленный смех Цинсюаня и Фа Лин, такой же веселый тон учителя Сун. Слышит шум ветра и детей с соседней площадки. Слышит набат собственного сердца в ушах и гадает, это из-за его влюбленности или подкравшегося инсульта?       "Он имеет право быть не идеальным. А ещё он имеет право решать самостоятельно, что ему нужно, а что нет," — звучат в голове слова Фа Лин. Это точно, учитель Се имеет право на всё самое лучшее в этом мире. Он заслуживает этого. А ещё он как никто другой заслуживает правды.       Хуа Чен решительно поднимает глаза.       — Вы мне нравитесь, учитель. Должно быть, с нашей первой встречи. Я понимаю, что это неправильно, что вы мой учитель, а я ученик. Я не могу пока дать вам ни стабильности, ни надежной опоры, ничего. Поэтому не жду от вас никакого ответа и пойму, если вы не захотите видеть меня впредь. Но если вы только… — Хуа Чен порывисто делает шаг ближе, но тут же осаживает себя. Глаза его горят огнем и надеждой, — если вы готовы дать мне шанс, то я обещаю, что стану самым достойным вас. Я научусь готовить, закончу институт с отличием и найду работу, чтобы иметь возможность дать вам всё самое лучшее…       — Кто сказал, — на грани шепота спрашивает Се Лянь со смущенной улыбкой, — что ты уже не стал самым достойным?       Хуа Чен так и замирает с открытым ртом, не веря своим ушам. Может, послышалось? Учитель говорил совсем тихо, а на улице ветренно, да и крики детей с площадки…       — Что?       Учитель Се, всё ещё красный, как переспелый томат, вдруг дурашливо напускает на себя важный вид. Широкая улыбка выдает его с головой.       — Хуа Чен, — деловито начинает учитель. В противовес тону он совершенно нерешительно едва касается руки Хуа Чена, — как я уже говорил, я совершенно не разбираюсь в современной поп культуре. Нужно устранить такое досадное упущение с моей стороны, но ходить в кино в одиночку довольно тоскливо. К тому же едва ли я пойму всё многообразие современной культуры без её непосредственного носителя рядом, как вы считаете?       Хуа Чен всё ещё таращится то на учителя, то на его руку, что продолжает нерешительно касаться его собственной. Как только до мозга «носителя современной культуры» доходит весь смысл сказанного учителем, Хуа Чен мгновенно переплетает свои пальцы с пальцами Се Ляня. Учитель судорожно вздыхает, но лишь крепче сжимает руку в ответ.       — Полностью с вами согласен, учитель Се. Когда вам удобно будет начать обучение?