Человеческое вдохновение

Эвридика смотрит на увлекаемого толпой Петю, радостного, светящегося изнутри, обезоруживающе улыбающегося. Впервые признанного и безоговорочно принятого во всей силе его таланта. Эвридика качает головой, вспоминая похожую улыбку, которую она видела столетия, тысячелетия назад. Которую про себя привыкла называть «прощальной». Эвридика грустно вздыхает и чуть прикусывает нижнюю губу: несмотря ни на что, сейчас ей обидно. Потому что последнее, что она видит в этом — наземном — мире, — это триумф человека, в огне славы забывшего о ней и её вкладе в его успех. Петя был далеко не самым сложным из её подопечных: недолюбленный и остро стремящийся заткнуть эту брешь, достаточно плотно прибитый жизнью к земле, разрывающийся между тем, что слышит он сам, и тем, что желают слышать от него другие. Ему требовалось не так много: тепло и любовь, напоминание о способности человека летать и помощь в том, чтобы найти место, где он сможет зазвучать своим голосом: постепенно становящимся всё сильнее, захватывающим сердца своей искренностью. Всё это Эвридика готова была ему дать. Более того, она была обязана дать ему это. Со стороны поляны, куда Петя удалился со своими почитателями, доносятся громкий радостный смех и восторженные крики. Возможно, Петя рассказывает смешную историю, но скорее поёт что-то, только что пришедшее в голову, звонкое и по-мальчишески задорное. Эвридика качает головой и направляется к реке. Она единственная на этом фестивале, кто знает, как изменятся его песни уже с завтрашнего дня. Как кристально-чисто зазвучит голос, стремящийся проститься с тем, с кем не успел. Сколько будет написано небесно-возвышенных мелодий, выворачивающих душу наизнанку. Сколько божественного спустится на землю через скорбящего по возлюбленной музыканта. Эвридика знает об этом и знает о воле тех, кто несоизмеримо выше людей с их прижизненной и посмертной суетой. Не каждый творец слышит муз напрямую, кому-то необходим проводник, человеческая, смертная любовь. К таким и приходит Эвридика, перерождаясь, принимая новое имя и не меняясь в сути своей. Спичка, сгорающая, чтобы дать начало большому огню. — Орфей мой, любимый Петя, — прощается Эвридика еле слышно, вступая в холодные речные воды, которые погребут её с головой.

***

Где-то на поляне, среди незнакомых, восторженных лиц, Петю прошибает ознобом. Он внимательно оглядывает окружающую его толпу и не находит родного тёплого взгляда. — Вероника! — зовёт он, надеясь, что её просто не видно за чужими широкими спинами. Никто не отзывается. Петя испуганно сглатывает, сам не понимая, откуда в нём этот страх, и, извиняясь, проталкивается сквозь людей, стремясь вернуться туда, где они с Вероникой, судя по всему, разделились. — В реке сгинула, — говорят ему девушки с хищными улыбками, указывая на быстрое течение. В реку Петя бросается не раздумывая. Он выведет свою Веронику из царства мёртвых.