Ты не верь слезам

      Кожа у Кендл теплая и мягкая. Глаза у нее такие темные, глубокие. Понимающие. Умные. Словно она смотрит и читает тебя, видит насквозь. Он всегда ненароком всматривался: вылавливал каждую деталь. Когда она стояла в тени, в ее глазах можно разглядеть бездну: такую темную, бескрайнюю. Казалось, все темные оттенки перемешивались в пределах радужки, поглощая черный зрачок. Но выйди она на свет, глаза будто загорались, освещая все вокруг. Приглядись – увидишь золотые переливы. Волосы темно-фиолетовые, средней длины, собранные в подобие дредов кажутся такими мягкими...Но он не посмеет прикоснуться. Всякий раз, когда бархатная и теплая женская ладонь берет изящную, но холодную мужскую, сквозь его тело будто проходит разряд тока. Он чувствует ее низкую фигуру рядом с собой – и весь мир вокруг рассеивается, распадается на мелкие частицы. Важность всего мирского меркнет на фоне ее божественной изящности. И он, стоя рядом, будто тоже превозносится, сравнивается с небом.       Он не признает, что любит за ней наблюдать. Смотрит, запоминает каждое ее движение; вслушивается в каждое брошенное ею слово. Захлебывается ее тихим смехом. Иногда заглядывается настолько, что перестаёт воспринимать реальность. И только мягкий голос и нежные ладони могут вернуть его к реальности. Когда она так обхватывает его лицо, хмурясь и озадаченно произнося его имя, забавно вставая на носочки – ему кажется, что он точно задохнётся. Задохнётся и упадет прямо у ее ног, где ему и место.       Ему нравилось слышать ее размеренное дыхание, во время того, как она спала. Повезло, что сокомандники делили один домик, а они ещё и одну комнату этого домика. Он слушал ее тихое сопение лёжа на своей кровати – и оно казалось ему чем-то личным, таким доверенным. Зайдя внутрь помещения в первый раз, Сильвер безостановочно возмущался неподобающими принцу условиями: по углам лежит пыль, обои в нескольких местах облазят и кондиционеров нет! Но сейчас, пытаясь заснуть, он благодарил небеса за возможность спать здесь. За возможность слышать и чувствовать ее.       От нее всегда пахло лавандой. Такой лёгкий и тонкий аромат, сопровождающий ее повсюду. И сейчас, когда они сидели на пляже совсем близко друг к другу. Закатное солнце освещало песок и отражалось от воды, создавая причудливые отблески и придавая всему вокруг оранжевый оттенок. На горизонте, там где вода сливалась с небом, сиреневые облака соединялись с алеющим небом. Цвета смешивались, создавая совершенно новые краски. Море шумело размеренно, словно пыталось успокоить взбудораженный в последнее время внутренний мир Сильвера. Он напряженно перебирал ногой мелкие песчинки. Мог поклясться – чувствовал фиолетововолосую голову на своем плече. Была бы возможность подпрыгнул на месте, но снаружи он остался спокоен. Ни одна эмоция не отразилась на высокомерном лице, хотя внутри разгорался пожар. И виной всему она, она была тем бензином, так распалившим его холодные предрассудки, заставлявшим его ловить каждый взгляд всегда спокойной девушки. Солнце медленно заходило за горизонт, уступая место ночному сумраку. Вода, шумевшая у берега, темнела под стать небу, будто окрашиваясь чернилами. Бледноватый диск луны теперь освещал скопления звёзд в бесконечной дороге космоса. Сильвер запрокинул голову, устремляя взгляд голубых глаз к небосводу – пытался отвлечься от урагана эмоций. Лаванда теперь его любимый запах. Они поговорили в тот вечер. Но он не помнит, о чем и как долго длился тот разговор; все, что он запомнил – ее, смеющеюся над какой-то его фразой. Ее смех не доходил до ее глаз.       Но, как это обычно бывает, он все упустил. Пошел на поводу у своего эгоизма. Он идиот. Она не смотрит на него – прощается с Инь-Янь. У него трясутся руки и темнеет в глазах. Она подходит, протягивая ему тот камень, который всегда успокаивал Сильвера, и что-то говорит. Увы, он не слышит – удары сердца заглушают любые звуки извне. Словно в трансе, дрожащими руками он берет подарок из ее ладоней. Тёплых, как и всегда. Он хочет остановить ее, закричать, коснуться – она снова на него не смотрит.Он проклинал переливающееся золотом печенье иммунитета, все ещё находившееся в его ослабевших руках. Он ловит ее взгляд и тут же задыхается: он был насквозь пропитан лаской. Лаской, что адресовалась сейчас только ему, только Сильверу. Он крикнул что-то в последний момент, протягивая руку к девушке – но ее уже нет. Исчезла. Вместе с ней исчез весь мир, окружавший его. Каждый звук и запах теперь не имел смысла. Он опустился на колени – дрожащие ноги не держали тело. Выпустил из сжатой ладони печенье, что сразу упало в песок, не переливающийся теперь ничем. Все краски покинули этот мир одновременно с уходом Кендл. Теперь миллионы мелких песчинок казались Сильверу до ужаса холодными. В другой руке он до боли сжал подарок от той, кто оккупировала всю его жизнь. Остальные участники неспешно покидали пляж, обходя застывшего в одной позе на песке Сильвера. Только трясущиеся руки давали знак о том, что он все ещё жив. Жив, разумеется, снаружи.       Конечно, он вернулся в домик. Разделся, лег на кровать – все как всегда. Но отличие все таки было. Пустующая заправленная кровать у стены и исчезнувшие с тумбочки вещи. Она всегда хранила на ней свой эзотерический хлам: любила гадать на таро на будущий день и зажигать арома-палочки, которые всегда выводили Сильвера из себя, ибо он моментально начинал чихать. Ответом на такую реакцию обычно был ее привычный тихий, мягкий смех. Сейчас в комнате стояла оглушающая тишина. Он, не смыкая глаз, прожигал взглядом потолок лежа в кровати и чувствуя, как его душа медленно рассыпается. Заснул он только под утро, игнорируя предательски катившиеся по щекам слезы. Он воскрес от любви. И погиб от неё же.