Что такое "конь"?

Однажды Раум вернулся с задания чуть более потрепанным, чем ожидал его увидеть Оливер Халпас. Однако эта удивительная неожиданность тут же вылетела из головы хозяина «Панкратиона», когда прямо с порога молодой киборг выпалил вопрос: — Босс, а что такое «конь»? Мужчина едва не поперхнулся тем, что все называли кофе (и что на деле было просто какой-то синтетической мешаниной). — Раум, мальчик мой, я вообще-то ожидал сначала выслушать рапорт о проделанной работе. — Работа выполнена, банда торговцев органами полностью обезврежена, — вместо него отрапортовал только что вошедший в кабинет Скандинав. По тому, как на секунду подкосились ноги и потемнело перед глазами, Раум понял — этот зверь (во всех, даже самых пошлых смыслах) опять хапнул его энергии без спроса! А ты и не запрещал между прочим, телепатически ответила ему киберхимера. — Что-нибудь с собой взяли? — В их укрытии был обнаружен обширный склад с замороженными органами. А так же сейфы с теневыми кредитками. Но всё-таки вы ошибались — они не вылавливали людей на улицах… — Босс! — Скандинава перебил настойчивый выкрик Раума. Оливер зыркнул на него недобро, но юноша быстро оправдался: — Это нужно для рапорта! Мы действовали по плану, где был этот самый конь! Как его… Блин! Троянский. — Во, точно, трианский! И нужно же мне знать, о чем докладывать! Нет, конечно, о неугомонности Мастемы Халпас знал прекрасно. Не будь он таким ценным солдатом (и «второй половиной» Скандинава) выгнал бы, как говорили люди прошлого, к едрене фене. Халпас, конечно, не знал, ни что такое «едреня», ни что такое «феня». Зато он прекрасно знал, что если Раум что-то захочет узнать, то и мертвого вые… Кхм, выудит из архива и заставит говорить. Потому лишь бросил беспомощный взгляд на Скандинава. И никакая телепатия тут не нужна была, чтобы прочитать в чужих глазах мольбу увести безграмотного оборванца в библиотеку, в отдел истории вымерших видов. Киберхимера, конечно, подчинилась, коротко бросив, что предоставит рапорт в письменном виде, и уводя возмущенно сопящего Раума под локоть из кабинета начальника. Оливер Халпас громко, с облегчением вздохнул. *** — Скан! Ну Скан! Я знаю, что ты не знаешь! Ты не можешь о таком знать, ты ж химера! — Между прочим, в моих генах и гены того самого «коня» тоже есть, — невозмутимо усмехнулся беловолосый, пока они мерно топали к библиотеке. Хотя мерно шел только сам Скандинав — Раум же гнался за ним широким шагом, переходящим иногда в легкий бег, потому что длины ног юноши, даже спустя четыре года, всё еще не хватало, чтобы выдерживать размашистый темп шагов химеры. А тот, падла, будто и не думал хотя бы шаг сбавить. — Значит это всё-таки животное, я прав! — победно выкрикнул Раум, в один прыжок снова нагнав Скана. — И в чём же у тебя эти гены? Может, в мышцах? Или в зубах? Или в волосах? Или в твоей глупой морде? Особенно когда перед Халпасом выслужиться пытаешься. А за «глупую морду» можно и получить, телепатически ответил Скандинав. Раум лишь ехидно улыбнулся. Прекрасно знал, чертенок, что ничего эта конкретная химера ему не сделает. Максимум — трахать будет до состояния нестояния. Но к этому он уже привык. Да и такого рода наказание было… не то что бы неприятным. — Ра, ты невыносим! — продолжал тем временем Скандинав. — Почему мы сейчас, вместо душа, жратвы и хорошего секса должны шататься по «Панкратиону» и удовлетворять твой ребячий интерес? Потому что иначе никакого «хорошего секса» тебе не видать. Раум ответил это несмело, сбивчиво, едва успев перестроить поток мыслей так, чтобы Скандинав не успел поймать за хвост предыдущие. Однако стеснялся он не только Скандинава. Конечно, все вокруг знают об их тесной связи, и всё же напрямую произносить слово «секс» в контексте их отношений Ра всё еще не мог без смущения. Только в пределах их комнаты и только полушепотом, когда с пересохшими губами и пунцовыми щеками просил об этом своего партнера. Конечно, он мог и это произносить телепатически… Но химере так сильно нравилось слышать столь откровенные просьбы напрямую из его мягкого, соблазнительного рта. Да и, чего лукавить, нравилось эти самые просьбы из него вытягивать. Нет, кажется, он всё-таки догадался, о чем думал Раум за секунду до ответа. Это было понятно и по внезапно остановившемуся ментальному диалогу, и по мягкому, шаловливому изгибу плотных губ, и по сощуренным недобро светлым глазам. То ли под действием их связи, то ли от самого этого взгляда на себе Раум замер, отдаваясь (почти) без боя стремительному жару, что заволок его, как облако пара. Нет, конечно это из-за телепатии — желания одного становились желаниями другого. Четыре года такого уровня близости никому не идут на пользу. Никто из них не мог сказать, что случилось раньше — пришел лифт или они, не выдержав, впились в губы друг друга в жадном, страстном поцелуе. Наверное всё же второе, потому что вместе с легким грохотом приехавшего лифта Скандинав подхватил Раума под бедра и заволок внутрь открывшейся кабины, ни на миг не уменьшая напора между их губами. Раум мог лишь беспомощно постанывать, обвивая ногами сильную, крепкую талию, и запуская пальцы в чужие волосы. Которые, конечно, сами вились вокруг его пальцев, запястий, обвивали предплечья, струились к шее, игриво проникая под обтягивающую майку и кончиками дразня соски. И как только длины хватало? Неважно, нет, ничего не важно. Важен Скандинав. Важен его пыл, его сила, его напряжение, что ощущалось, будто своё собственное. И наверное, важным всё же было то, чтобы никто не застукал их за столь бесстыжим действом. Потому что сразу становилось стыдно. И нет, не потому что Скандинав — химера. Наоборот, это было очень полезно — в своей нечеловеческой силе он удерживал Раума, как пушинку, умудряясь одновременно целовать его, дразнить, и при этом двигаться по коридору и открывать двери. Пусть и до комнаты их было всего пару метров от лифта — прямо напротив. Специально что ли так сделали?! Не о том думаешь, Ра, пронеслась в подернутом жаром сознании чужая мысль. Или он всё же сказал это вслух? Когда они, наконец, вошли в комнату, дверь захлопнулась, будто сама собой, да и в комнате царил приятный полумрак. Идеальная обстановка для того самого «хорошего секса», как и хотел Скандинав. Нет, он прекрасно знал, что свое будет получать, когда захочет и сколько захочет. Потому что Раум — такой молодой, такой чувствительный, в чьем теле еще бушевали гормоны, таял брикетом мороженого в его руках. И Скан, конечно, пробовал каждую каплю, облизывая его везде, куда только взбредало в голову — виски, шея, грудь, ладони, твердый от напряжения живот, гибкие ступни, внутренняя сторона бедер. Везде Раум чудился ему сладким, как-то самое мороженое. — Скан… — стонал тот хрипло, быстро теряющимся в стонах голосом. Как хорошо, что им не надо говорить друг с другом. Как хорошо, что в мыслях своих Раум стонал куда громче, не боясь ни быть услышанным, ни сорвать голос. Но так труднее было вывести его на новые вершины блаженства. Скандинав старался, как мог — вылизывал и кусал мягко мочки ушей, бессовестно слюнявя сережку, оставлял чувствительные отметины на чужой шее и собственнические укусы на ключицах, гладя и лаская везде, конечно, не забывая уделить внимание чужому члену, влажному, но всё ещё стоящему даже после двух подряд оргазмов. Как мало нужно этому молодому киборгу, чтобы довести его до края. И ведь это Скандинав даже не вошел в него сам. Но по чужому жадному взгляду и твердости (химера усмехнулась) намерений, было ясно, что именно это и нужно ненасытному молодому телу. Ты обычно не медлишь… протекла расплавленной рекой чужая мысль в его голове. Он прав. Он прекрасно видел поистине звериное желание в чужих глазах, напряжение в предплечьях и подрагивающую нижнюю челюсть — химера очевидно хотела по привычке вцепиться зубами ему в плечо или загривок и трахать до беспамятства и пары-тройки сухих оргазмов. Но он до сих пор этого не сделал. Юноша чувствовал костную твердость его члена, уже приставленного к своему готовому, растянутому анусу. Но по едва уличимому прищуру чужих глаз Раум понял, что он опять решил придумать «что-то интересное». Потому и поменялось вдруг всё — Скандинав притянул его на себя и перебросил, оказавшись снизу и усадив любовника на свои бедра. Раум, на миг ощутив контроль над ситуацией, сам оседлал его и принялся двигаться на сочащемся смазкой члене. Он обожал быть сверху, обожал взирать на лежащего под ним любовника, что именно в этой позе казался не такой уж несокрушимой глыбой. Будучи сверху, юноша начинал стонать громче, двигаясь то быстрее, то медленней (на деле — просто сбиваясь с ритма), оглаживая дрожащими пальцами мощную грудь Скандинава и неотрывно смотря тому в глаза. Однако на краю сознания, почти целиком занятого лишь сексом, все же промелькнула мысль о том, что это всё странно — Скандинав не любил быть снизу. И уж тем более не отдавал контроль так легко, по собственной воле, пусть и пытался задавать темп, требовательно сжав руки на точеной мальчишеской талии и насаживая его глубже на свой орган. Почему?.. кое-как мысленно спросил Раум. Скандинав вдруг усмехнулся хитро и поднялся, прижав мальчишку к себе. Заткнул поцелуем, заглушив шумное дыхание и обратив на себя всё внимание целиком. Мощные руки химеры легко соскользнули с чужой талии, прижимая к себе и уже не так напористо задавая темп. Это вновь осталось в контроле Раума, который уже в третий раз зашелся крупной дрожью под чужими руками. Одно касание кончиков белых прядей к соскам — киборг простонал надрывно в поцелуй и сжал мертвой хваткой плечи химеры, пропуская через себя волну дрожи. И вместе с оргазмом прозвучала в уме чужая мысль с оттенком издевательской усмешки: А ведь я еще ни разу не кончил… Раум сдавленно выругался. Гиперчувствительное от оргазма тело вдруг обдало холодом — Скандинав отстранился и лег обратно, взирая на него с той самой шкодливой ухмылкой. Ну конечно, это всё нужно было только для того, чтобы довести до края самого Раума, а потом слушать его же скулеж от непрекращающихся движений внутри. — Садист, — ругнулся сквозь стоны киборг. Однако он прекрасно знал природу Скандинава — тому действительно нужно было много, чтобы дойти до разрядки. Но это только первый раз. В последующие разы тот изливался уже чаще. Потому Раум, едва-едва сдерживая дрожь и надрыв глубоко внутри, продолжил двигаться. Всё же видеть и чувствовать, как сначала напрягается, а потом с взрывом жара расслабляется чужое тело, было едва ли не приятнее, чем самому испытывать оргазм. Скандинав был скуп на стоны, но в голове Раума они звучали так, как будто партнер стонал прямо ему на ухо и во весь голос. Это подстегивало двигаться быстрее, находя верный путь к чужому оргазму. Это как подобрать к замку подходящий только для него ключ. И, наконец, повернуть внутри замочной скважины. Что-то так же повернулось внутри них двоих, заставляя вскрикнуть и простонать почти в унисон, заходясь синхронной дрожью. Раум вздрогнул и закусил губу от ощущения горячей влаги, заполняющей его изнутри и стекающей также вниз, по мелко дрожащим бедрам. Он глянул на Скандинава. Тот лежал, слегка запрокинув голову, и дышал медленно, тяжело, будто успокаиваясь после приступа гнева. И чужое блаженство юноша ощущал, как свое. Это вызывало улыбку — усталую, беспомощную, полную любви. Он рухнул на широкую грудь Скандинава, едва только успел соскользнуть с обмякшего члена. Обнял руками и ногами и уснул, уткнувшись растрепанной макушкой куда-то химере в нос. Хотел что-то спросить, но сил после столь яркого акта любви просто не осталось. Тем лучше, расценил Скандинав, усмехнувшись и погладив своего мальчишку по голове. Завтра я поближе познакомлю тебя с «конями». *** Утром киборг ныл так, что едва не сводило челюсти. По уровню противности чужие стенания напоминали скрип пенопласта по стеклу, по уровню вызываемого раздражения — звон будильника спустя час после долгожданного засыпания. Прилюдно, конечно, он себе не позволял. Зато телепатически, прямо в мозги бедной киберхимере — сколько угодно. И тот едва не пожалел… хотя, о чем тут жалеть? Как будто этот неугомонный мальчишка сам не требует каждый раз оседлать его. Ну и вот, получил сполна. — Зверь, — буркнул тот зло, едва увидев Скандинава на кухне. Юноша, изо всех сил сохраняя на лице нейтральное выражение, стоял у стенки и пил дешевый кофе мелкими глотками. Садиться за стол не хотел. Да и не мог, особенно после вчерашнего. Скандинав едва сдержал улыбку и, демонстративно пройдя мимо, подошел к холодильнику. По непонятной для Раума причине, разговаривать тот не хотел даже телепатически. — Я вот понять не могу, — заговорил снова киборг, когда молчание между ними стало совсем уж неуютным. — Мы же не первый раз трахаемся. А почему так… больно… только сейчас? — Потому что раньше я часть твоей боли забирал себе, — невозмутимо ответила киберхимера. Раум едва не поперхнулся кофе. Нет, это очень странная мысль — забирал боль себе… То есть, он чувствовал то же, что и сам Раум? И… там же? Киборг продолжал таращиться на своего партнера, однако против воли задал совсем другой вопрос: — А сейчас чего не забрал? Получилось с оттенком обиды. Но так и должно было быть, потому что какого черта! Секс сексом, но вообще-то больно, когда тебя так вот, по-звериному… Как куклу какую-то. Тут Скандинаву пришлось признать, что небольшой укол совести он всё же получил куда-то меж ключиц, что заставило его сглотнуть вязкую слюну и зажевать куском синтетического мяса. Да не дуйся ты, попытался он утешить Раума. Шальные мысли против воли всё же полезли в голову: Закончим завтракать, я тебе кое-что покажу. Киборг посмотрел на него недоверчиво, но в ответ ничего не сказал. И не подумал. «Кое-что», что Скандинав собирался показать Рауму, находилось на одном из нижних уровней города и было обнаружено после завтрака и долгой довольно поездки на аэробайках. Забавно было прослеживать реакцию юноши — сначала полное недоумение, потом раздражение от долгой, петляющей дороги, потом удивление, едва ли не шок, что почти тут же сменилось раздражением. — Аттракционы? Ты серьезно? — А что тебе не нравится? — усмехнулся Скандинав. — Вот тебе и «конь». Почти в натуральную величину… и не совсем натуральный цвет. Ему стоило больших усилий найти этот заброшенный парк аттракционов, который каким-то чудом не растащили на запчасти и металлолом. Хотя конкретно эта карусель была изрядно обобрана, но тут уж ничего не поделаешь. Найти другую такую, где сохранилось еще что-то, похожее на образ этих давно вымерших животных, было бы непосильной для Скандинава задачей. Только вот это вот розовое подобие с фиолетовой гривой и торчащей между глаз палкой-конусом. Что-то подсказывало ему, что ни один реально существовавший в прошлом конь так не выглядел. Но какая разница — Раум-то не знает. А тот смотрел, раскрыв рот и глаза от удивления. И боялся сделать шаг. Будто это порождение чьей-то больной фантазии могло ожить и заговорить с ним. Потому вдвойне весело было вдруг схватить его и, со смехом игнорируя чужие крики и удары кулаками по спине, усадить на пластиковую рогатую лошадку. Та жалобно скрипнула и покачнулась — очевидно не рассчитанная на вес двадцатилетнего, тем более напичканного железом, киборга. Раум поморщился от боли. — Чего ты морду кривишь, — довольно хмыкнул Скандинав. — В прошлом их для езды использовали. Сейчас я тебе продемонстрирую. Он толкнул карусель, приложив слишком много сил, отчего круг получился слишком быстрым. И слишком интенсивно заскакал вверх-вниз пластиковый конь. Раум вскрикнул от внезапной, отдавшей в поясницу боли, зло зыркнул на химеру и соскочил с карусели прямо на ходу, едва устояв на ногах. — Я тебя ненавижу, — простонал он сквозь зубы, выпрямляясь резко, как выскочившая пружина. И Скандинав всё же сжалился над ним — подошел, обняв со спины и уткнувшись носом в чувствительный участок кожи под искусанным после вчерашней ночи ухом киборга. Вдохнул полной грудью запах юноши, положил широкие ладони тому на живот. И боль медленно, тягуче, покинула тело его второй половины. Им, конечно, не обязательно касаться, чтобы снять боль друг друга. Просто вдруг захотелось обнять. — Ну что, понравилась-таки скачка? — усмехнулся Скандинав на ухо Рауму. Да, он вовсе не собирался уточнять, шла ли речь про карусель или про их вчерашний секс. Раум именно из-за этого непонимания обиженно фыркнул. Но головы не отклонил. — Да иди ты, — буркнул он, по привычке запуская ладонь в чужие волосы и оглаживая их, что словно живые змеи, радостно ластились к хозяйской руке. Взгляд его снова упал на розовое недоразумение, которое Скандинав рискнул назвать «конем». Эх, а он представлял нечто куда более крутое. А это даже со словом «железный» не могло бы быть синонимом даже самого дряхлого и устаревшего байка. Железный конь, как же! Он глянул краем глаза на киберхимеру, что всё еще стояла рядом с ним, не шевелясь, и, конечно, читала все его мысли. Вот кто настоящий «конь», усмехнулся Раум. И даже в какой-то степени железный.