Я не стал искать

Когда Дрим сбежал из Пандоры, всех охватила паника и желание как можно скорей отправить его обратно. Никто не мог и не хотел думать о том, что он захочет сделать в отместку за все то, что с ним происходило с стенах тюрьмы. Конечно, все они знали о визитах Квакити. Вслух только не стали обсуждать, потому что звучало неправильно, хотя об этом говорили все, кто мог, все, кому было наплевать. Его поиски начались в тот же день. Люди делились на группы и прочесывали каждый уголок СМП, будто в этом был какой-то смысл. Будто кто-то из них знал местность лучше Дрима. Будто даже если бы они нашли его, то смогли бы уйти живыми. Сапнап не был со всеми. Ему не нужно было искать; он точно знал, где он находится, точно так же как знал, где он появится в следующий раз. И несмотря на застоявшийся в венах гнев и желание выплеснуть все те слова, что давно лежали в копилке, он не шел к нему. И только когда Лас-Невадас покрылся пеплом, Сапнап наконец решился. Идти по давно заросшим тропинкам было странно. Огромные, могучие, с густой, дремотной, чудесной листвой деревья создавали подобие туннеля, но Сапнап больше не мог назвать это красивым. Теперь ему казалось, будто он идет напрямую к эшафоту. В последний раз, когда он был здесь, все было другим. Не было ни Томми, ни дисков, ни Л’Мэнберга. Они ходили сюда вдвоем, когда хотели побыть наедине. Дальше, по этой спрятанной в скале тропе, был их маленький домик. Домик, где они были друг для друга. Он не ожидал увидеть Дрима сразу. Думал, что придется поискать в округе или, может, зайти в дом и дождаться, когда тот сам придет. Но Сапнап почти сразу разглядел знакомый силуэт вдали. Дрим сидел на небольшом холме перед озером, свесив ноги с обрыва. Сапнап направился к нему. Незнакомый охрипший голос напугал его своей внезапностью. — Я думал, что ты придешь раньше, — Дрим даже не обернулся. Он не звучал враждебно или испуганно. Он звучал так, будто его визит был долгожданной встречей старых друзей, и Сапнап не был уверен, что это не так. Ком в горле не позволил сразу ответить что-то внятное. Младший позволил себе еще некоторое время помолчать, просто рассматривая человека перед собой. Дрим сильно изменился после Пандоры. Исхудал, ссутулился. Сапнап не мог избавиться от чувства, что достаточно лишь одного дуновения ветра, и Дрим сломается. Надломится, подобно сухой ветке. Подобно костям всех тех, кто пал на поле боя; на шахматной доске, где он ловко переставлял фигуры. — Я прочел твои дневники, — на грани слышимости вдруг сказал Сапнап, чуть помолчал и уточнил: — Те, что ты оставил в Пандоре. Дрим хрипло усмехнулся. — Удивлен, что ты все еще помнишь шифр. — Речь не об этом. Он не ответил. Лёд. Сапнап и раньше чувствовал, как Дрим окружал себя тонкой ледяной коркой, что теперь переросла в толстую непробиваемую стену. Только сейчас он смог его понять, но теперь не мог ничего поделать. Усталость, навалившаяся апатия, полное безразличие к окружающему миру… Сапнапу нечего отдать. — Не делай вид, будто все под твоим контролем. Ты не в том положении. Дрим пожал плечами. — А в каком я положении? — усмехнулся он. — Мне нечего терять. Сапнапа выводило из себя спокойствие старшего. Казалось, что все происходящее — часть очередного хитрого плана, будто Дрим заранее знал, когда он придет и что будет говорить. — Почему ты ничего мне не рассказывал? О своих планах, о Панзе, о том, зачем ты вообще делал все это? Почему? — вдруг срывается на крик. Тишина. Дрим прикрыл глаза. — Все могло быть иначе, если бы я знал, — Сапнап продолжил кричать. — Мы были друзьями, но я совсем не понимал тебя. Почему ты молчал? Дрим выдержал небольшую паузу, прежде чем вздохнуть и тихо ответить: — Потому что ты никогда не спрашивал. Сапнапа будто прошибло. В глазах потемнело, а по телу полилась совсем недавно забытая тревога. С трудом он сдержал слезы. Он не мог говорить. Голос, кажется, сел, грудь разрывала вина, и Сапнап застыл в оцепенении. Только руки, которые парень крепко сцепил до побелевших костяшек, мелко дрожали. Но весь этот страх отпустил, когда он понял, как сильно сжал зубы. До хруста, до сведённых скул, почти вдавливая одну челюсть в другую. — Ты сам похоронил мою веру в тебя. Спрятал, — прошептал Сапнап сквозь зубы. — И я не стал искать. Снова показалось, что Дрим не слушал его. Он все сидел, заглядевшись на что-то далеко за пределами этого места, видное лишь ему одному. Даже без маски было сложно понять, что происходит у него в голове. Мысли о прошлом проносились в головах обоих, оставляя после себя след ледяной корки, горькой и неподъёмной. Ветер развивал тончайшую поволоку снега по земле. Осень отшумела. Вместе с ней догорел и последний огонек в людских душах. Сапнап не знал, какого это — продираться через боль — день за днем, медленно, верно; изъедаться ей, истачиваться, привыкать, тащить за собой ее запах. Сапнап не понимал, что нельзя перевернуть ход вещей, если не готов пожертвовать всем. — Можешь убить меня, если хочешь, — хрипло пробормотал Дрим. — Мне было бы приятно умереть от твоей руки. Внутреннему Сапнапу хотелось переспросить, попросить сказать еще раз… помедленнее, выговаривая каждое слово. Но язык не слушался, из горла вырывался только слабый, невнятный шепот. — Только скажи, — продолжил Дрим, наконец повернувшись к нему. — Ты правда думаешь, что все могло быть по-другому? Он не узнавал в нем Дрима. В последний раз, когда Сапнап видел его без маски, он выглядел как человек, который наслаждается жизнью. В зеленых глазах всегда светился задорный огонек, на губах играла легкая ухмылка, а россыпь веснушек напоминала звезды. Тогда они были счастливы просыпаться в одной постели, счастливы заниматься повседневными делами, чтобы потом, вечером, сидеть на заднем дворе их небольшого домика, обсуждать прошедший день и пить мятный чай. Глаза Дрима больше не светились. Под ними — печать усталости, легкая тонкая сетка, словно на пуховом стеганом одеяле. Обсохшие губы замерли с навечно опущенными уголками, а веснушки скрылись за скользящими, словно кистью нарисованными шрамами. — Я не знаю… — Сапнап не смог выдавить из себя ничего большего. Он вздохнул. Плечи наконец расслабились. Этот короткий диалог выбил из Сапнапа все силы, и он устало сел рядом. — Зачем ты пришел? — пробормотал Дрим. Обостренная совесть накрывает душной волной заново. Сапнап хотел ответить. Хотел рассказать обо всем, что было в его голове. В глубине души, на самой периферии сознания он все еще верил в хороший конец их истории. В то, что они могут начать с чистого листа. Он боялся, но хотел вновь согреться. Сапнап так ничего и не сказал. Слов не было. В них обоих уже ничего святого ни на горсть не осталось. И теперь было слишком поздно.