Главная роль

"Дома меня ждет попугай... Дома ждет..." - говорила девочка себе и, изредка подпрыгивая от восторга, шла со школы домой. Набрав в руки букет листьев, бросала их в лазурь неба и щурила голубые с белесыми ресницами глаза. Солнце стремительно опускалось к горизонту. "Неужели я так медленно иду?" - думала школьница и щупала ключ, болтающийся на груди. Опять ей ждать утра, тогда придет мама с работы и сварит ей кашу. И она не будет одна. Хотя и одной было неплохо: можно было не делать уроки, разбросать по дому листки, исписанные корявым почерком, и придумать очередную историю, в которой она будет главной героиней. А пока она идет через парк, разбрасывая за собой листья, и те следуют за ней рыжим шлейфом. Пришлось задержаться в спортивном кружке, где, помимо нее, занимались профессиональные спортсмены, и она - тростинка с пушистой белой шевелюрой - стояла в проходе, качалась от неуверенности. Ей так и сказали однажды: "Дунешь на тебя - свалишься". Вот она и свалилась - споткнулась перед симпатичным спортсменом. Он ничего не сказал, лишь разразился хохотом. Неприятно. "Ну и пусть. Ну и пусть. Дома меня ждет попугай", - успокаивали мысли, и руки вновь нырнули в гору листвы, которую успел намести бородатый дворник. Пригрозил пальцем. Хихикнув, школьница прижала к груди портфель и исчезла за дверью подъезда. Ни записки, ни еды. Яблоко. Ведро яблок с дачи. Она вполне может протянуть до утра. Вспомнив, что попугая не существует, девочка открыла свой шкафчик. Стопа чистой бумаги, остатки от маминой бижутерии в виде пары порванных бус, красивые бутылочки, тряпочки всевозможных цветов и текстур. Бабушкина красная помада - самое дорогое. Пока мама не видела, девочка любила красить губы и красоваться перед зеркалом, а после мама замечала розовые следы и била по ним наотмашь. Цедила: "Так красятся только потаскухи. Не смей меня позорить!" и возвращалась на кухню, где с остервенением резала в салат огурцы. Без слез, девочка брала карандаш и садилась сочинять. Разноцветные мысли плясали, увлекая в волшебный мир, мир мистики и утонченных женщин. Как в том кино, которое она успела посмотреть через дырку в рифленом стекле в одной из дверей. Женщин целовали мужчины в строгих костюмах. Костюм, начищенные до блеска туфли и усики. Она представляла себя взрослой, одной из страдающих героинь. Ее кто-нибудь тоже прижмет к груди. Обязательно. Девочка вспыхивала румянцем и убегала на кровать, забросанную рисунками и текстами. Через минуту раздавалась грозное "Рената, я все видела!" Боясь быть посмешищем из-за своего высокого роста, Рената увлекала одноклассников страшными историями. Усевшись на подоконник, рассказывала про любовь и смерть, путешествия по разным мирам и вещие сны. Дети открывали рты и лишь после цоканья учителя разбегались по местам. Вдохновленная успехом, она писала вечера напролет, забывая об обязанностях - уроках, и мать после очередного родительского собрания брала в руки половую тряпку и размахивалась. Девочка хваталась за лицо. Она даже не пыталась оправдываться. "Я просто очень маленькая. Когда вырасту, найду себе мужчину. Из фильма. И он будет обнимать меня так же страстно. Обязательно". Время шло, а из мужчин рядом был лишь невзрачной внешности паренек, застенчивый и тихий. Вырастая из детских вещей, Рената не замечала, как менялась и как на это реагировали ее одноклассницы, которые никогда не были ей подругами. Школьное платье выше колен, распущенные по плечам пепельные волосы, вечно расстегивающийся портфель. Часто за ней тянулась дорога из потерянных вещей, которые находил паренек и вручал, опустив глаза. "Ой, а я и не видела", - вздыхала она и протягивала бледную ладонь. "Не он. Не он герой моего фильма, - думала Рената по ночам, кусая карандаш. - Но он появится, я знаю. Появится. Обязательно". "Все актеры ненормальные. Я тоже такой стану?" - Рената озиралась по сторонам и рассматривала студентов. У одного ширинка расстегнута, у другого зубная паста на подбородке, а третья криво накрасила губы. "Какие же все уроды!" - и книга на коленях, а после первой парой фильм. И опять никто не придет. "Они еще и ленивые. Эти идиоты". Но она нашла "своих" - парочку подруг. Их компанию так и называли - "не от мира сего". Творческие вечера, полные табачного дыма, смеха и истории по типу "Это точно было, клянусь!" Слезы вставали комом, когда в очередной раз преподаватель смеялся над ее текстом, обвиняя в незнании русского языка, в угловатом слоге и марсианском порядке слов. "Вы начнете писать на русском языке?" - вскрикивала женщина, черкая на ее листах. Те после оказывались все в красных чернилах. "Словно в крови", - думала Рената и прижимала их, родных, к груди. Этот же преподаватель и исправил "тройку" на "пятерку", на экзамене, когда ее текст разносили в пух и прах, а после обвинили в гениальности. Наблюдая за парнями с курса, она так и не находила достойного кандидата на главную роль в ее жизни. Зато видела недостатки: жидкую бородку, мятую рубашку, грязные ботинки. Морщилась и отворачивалась. Преподаватели блистали не только талантом, но и старостью, поэтому даже они не могли стать хоть каким-либо примером. Внешность часто вставала на первый план. Ее насильно привезли в студию, одели, накрасили и сфотографировали. Она никогда не забудет момента, когда отец с улыбкой спрячет фотокарточки в карман. С улыбкой, полной гордости. И теперь лишь она одевала себя, красила, ставила свет. Потому что все всё делали не так, как надо, и на споры уходило много времени. Любительские фильмы с взрывающим мозг сюжетом, фотосъемки в подвалах, парни на автомобилях. Три гвоздики, в конце концов. "Меня передают из рук в руки, как красивую игрушку. Игрушку, которую не удается сломать", - думала она, выпуская в темноту едкий дым - струйкой. И смотрела на спину, обнаженную, рядом. И так хотелось взять с кухни нож и воткнуть в эту теплую поверхность. Теперь ее тексты наполняли кровавые сцены. Но не любовь. Зеркало заменили мужчины. Красуясь в их глазах, она утешала себя, что однажды все прекратится, она создаст семью, родит ребенка и будет счастлива. С мужчиной из ее фильма. Но те мелькали перед глазами, оставляя ощущение грязи. Мать одаривала косыми взглядами, а она кивала с отсутствующим: "Проститутка... Может быть. Но очень красивая и не дура. Проституция - это ли не поиск любви?" "Скажи "спасибо" Господу, что ты еще не "залетела"!" - и снова огурцы в салат, с тем же остервенением. "Наверное, так ты на работе кромсаешь людей", но сказать такое не решилась. Она прилетела. Прижимая к груди голову будущего мужа, с придыханием вещала, что у них будет семья, ребенок, обними меня, пожалуйста, мне так одиноко, так одиноко. Крепкие объятья стискивали ребра, а из холодных глаз лились слезы - то ли от жалости к нему, то ли от боли. Сбегала лишь в объективы камер. Одной рукой держала ребенка, другой - сценарий. Бесконечная череда фраз, тонущая в фильмах и интервью, ссоры, последующие косые взгляды - "Рената, косые взгляды - это твоя судьба. Смирись", - безвкусно одетые люди, бездарные актеры. И что ни ночь, то вино и сигареты, отражающиеся во мраке ее тени на стекле. Срывалась, бросала, ругала, но возвращалась - некуда было идти. Рука главного героя из ее фильма потеряна в серой толпе, где она лишь изящный экспонат. Посмотреть, восхититься и забыть. Нет, у нее были женщины. Знакомые и не очень. Но теперь она столкнулась не с женщиной - слишком низкий статус, - с гением. Она не любовалась собой в зелени ее глаз, не кусала губ, не приподнимала игриво бровей. Поглощая вдохновленное гением пространство, протягивала руки, звала к себе, твердила по миллиону раз: "Мое. Это теперь мое". Хотелось еще и еще ощутить тепло, полный нежности взгляд, бесконечный вызов. Целовать руки, волосы, лоб, вспоминать о губах. Бросаться в бездну ночи сквозь музыку и смех. Не отпуская рук. Чередовать "Бродский - это вершина русской поэзии" и "У нее ноги кривы настолько, что после я начинаю рисовать таких же кривоножек в эскизах. Насмотревшись". Бросались охапками листьев в заброшенных парках, фотографировали небо в рамке из рыжих кров, курили на лавочке, пили и пели. Из горла, в последний двух случаях. "Интересно, где мой ключ, тот, который я носила на груди?" "Ты говорила. На веревочке?" "Знаешь, я тогда ведь утешала себя, что обязательно найду героя из моего фильма. И мне он всегда казался мужчиной лет сорока, во фраке и с усами". "Я, конечно, могу надеть фрак, но вот усы - даже не уговаривай".