***
Он действительно был низшим из низших. Он настоящий человеческий мусор. За всё время это подтверждалось множество раз, но особенно сейчас...– тихо сидящий около своего спящего брата, держа собственный член в руке. Сие действо можно было считать еще одним примером того, почему ему было лучше умереть. Ичимацу неподвижно сидел на коленях рядом с лицом своего младшего брата, каким-то образом умудряясь подавлять каждый стон, который хотя бы частично просился сорваться с его губ, благодаря всех богов в мире за то, что он никогда не был из тех людей, которые слишком громко стонут во время мастурбации. Если бы не это, а также тот факт, как громко храпел его брат, его, вероятно, уже поймали бы с поличным, как он того заслуживал. Наслаждаясь, и одновременно проклиная себя за это, четвёртый всё время не сводил глаз с Джушимацу, отказываясь смотреть куда-либо еще, даже несмотря на миллионы причин, по которым он должен был бы. Насколько он знал, любой из его других братьев мог бодрствовать, наблюдая за ним. Даже если бы парень был бы обеспокоен этим, он определенно не собирался прекращать. В конце концов, он не мог поднять свою планку ублюдочности и омерзительности на данный момент. Пока брат под ним ничего не подозревал, он продолжал бы крепко спать. Был шанс, что его могли увидеть. Учитывая тот факт, что это была еще одна угроза, которая могла буквально разрушить всю какую-никакую репутацию о нём, ему было попросту наплевать: даже случайный звук шарканья не выводил его из равновесия. Честно говоря, если это не имело никакого отношения к Джушимацу, его это не беспокоило. Его это никогда не беспокоило - поскольку в это время он всегда был на своей собственной испорченной планете, блаженно наблюдая за спящим мальчиком, в этот же момент ублажая себя, зная, что тот спокоен, вероятно, мечтая о чем-то смежном с бейсболом. Что бы это ни было, ему удалось сохранить улыбку на лице. Четвёртый ускорил темп, уставившись на губы своего брата, желая прикоснуться к ним. Он сделал бы все что угодно , чтобы иметь такую возможность. Старший наклонился вперед, в нескольких дюймах от него - совершенно равнодушный к теплому и ... по общему признанию, не очень приятно пахнущему дыханию Джушимацу, когда тот храпел, хотя на самом деле, ему было безразлично. Парень продолжал смотреть на Джушимацу, чья улыбка сохранилась даже будучи спящим. Казалось, старший брат наслаждался этим моментом больше всего на свете. Разумеется, ему это нравилось. Он бы не стал этого делать, если бы ему не нравилось. Тот ухмыльнулся при одной мысли о том, насколько отвратительным он был, издав при этом стон. Действительно ли Ичимацу любил так сильно своего младшего брата?... Да, любил больше всего на свете. Старший сделал бы все, чтобы он был только с ним. Навсегда. Если бы остальные братья умерли, оставив его наедине с Джуши, то у него было бы всё, что ему нужно в жизни. Конечно, это была просто еще одна из его отвратительных и несколько бредовых мыслей, учитывая тот факт, что нечто подобное привело бы к тому, что его брат был бы психически и эмоционально уничтожен. Тогда он, вероятно, покончил бы с собой, если бы это было так. Ему нужно было, чтобы его брат был счастлив. Всегда. Он был готов впитывать его каждую плохую мысль. Если бы он мог, он бы взял все плохое, что с ним случилось, и перенес это на себя. Джушимацу мог бы стать проливным лучиком надежды, находясь в доме, полном страданий. Это само по себе навсегда сделало бы Ичимацу счастливым, даже если бы он был бы самым худшим из худших. Ничто из того, что он чувствовал, даже не имело бы значения. Серьёзно. Если его брат был бы миролюбив, он стал бы точно таким же. Тот факт, что Джушимацу не мог быть таким умиротворенным 24/7, был, вероятно, единственной причиной, по которой Ичимацу не был так счастлив, как он был. Продолжал он двигаться быстрее лишь только тогда, когда возникало теплое и приятное чувство в животе. Тогда ему становилось труднее контролировать свои собственные стоны, которые то и дело вырывались из него. То, что он был тише, не значит, что он был тихим. Решившись, что пришло время снова полюбоваться своим братом на расстоянии, Ичимацу быстро откинулся в исходное положение. В этот момент он безжалостно тормошил свою руку, отчаянно воображая, чтобы это делал его брат.– “...Джушимацу..”
Умоляюще было прошептано имя, закрывши глаза и прикрывшим рот, Ичимацу. Он был отвратителен. Он должен был умереть. Он, он, он... Зачем он вообще родился? Чтобы представлять себя внутри своего брата? Действительно быть настолько безмозглым, чтобы поверить, что ему это действительно понравится? Сердце его бешено затрепетало, когда он представил голову Джушимацу у себя между бедер, все еще умудряющуюся демонстрировать свою обычную улыбку на остальной части лица, несмотря на член в его горле.– “..черт возьми, Джу-Джушимацу..”
Больше он не пытался сдерживаться, чтобы не выкрикивать его имя. Имя, которое практически свело его с ума. То, которое снова заставило бы его бездумно презирать себя, когда он быстро приближался к оргазму, а затем счастливо принимать тот факт, что он в буквальном смысле худший человек, которого только можно вообразить, непростительно дрочащий при мысли о собственном брате, - не говоря уже о малейшем сексуальном проявлении. Наконец, он издал сдавленный стон, когда радостно кончил на собственную руку, подняв веки и глазами уткнувшись обратно на своего брата… который все еще спал как младенец, несмотря на все, что произошло сегодня, вчера, позавчера и, вероятно, произойдет завтра. Честно говоря, было непонятно, что он до сих пор не проснулся. Быстро натянув штаны, спотыкаясь об остальных своих отдыхающих братьев, - которые так же спали, совершенно не подозревая об ужасающем количестве грязи, которая только что заполнила комнату -, парень чувствовал себя отвратительно. К нему постучалась сама госпожа совесть. Он задавался вопросом, могли ли они чувствовать это иногда, как он - каждый день. Возможно, они были просто слишком тупыми, или, может быть, им просто было насрать. Неуверенно открылась и закрылась дверь ванной, когда парень вошёл, вымыв руки, пускай и не очистив их по-настоящему. Они никогда не будут полностью чистыми. Он мог бы полить их отбеливателем, однако они все равно навсегда останутся грязными. Выключив кран, Ичимацу уставился на них, прежде чем постыдно заставить себя перевести взгляд куда-нибудь еще.Ему действительно нужно было покончить с собой.
Следующий час или около того он стоял на коленях перед туалетом, приготовившись к рвоте.