белая ворона

— Евочка, просыпайся, мы опаздываем, — раздался нежный голос Карины, которая только что вышла из ванной, в своём жёлтом, кружевном халате. — Карина, ну куда уже? — Голос был сонный, хриплый. — Сегодня же суббота, –Ева действительно ничего не помнила и смотрела на старшую с удивлением и полным непониманием. — Малыш, давай собирайся, а на месте я тебе всё объясню, — Карина уже сидела на кровати младшей, нежно гладя рукой по шелковистым, тёмным волосам, заботливо, словно мама, от которой Ева никогда не получала ласки. Она спустилась к лицу и начала нежно его оглаживать, оставляя своими пальцами отпечатки, с приятным запахом дорогого крема, младшая о таком, пожалуй, могла только мечтать. Брюнетка была из бедной, многодетной, верующей семьи; совсем недавно мать отреклась от неё, когда та смотрела стрим во время молитв. Ева замерла, она не знала, как на это реагировать; девушка впала в ступор, пока пальцы блондинки уже медленно скользили вниз по шее к несильно выпирающим ключицам, а потом и к плечам, что были покрыты тонкой тканью пижамы. Ева была мягкой, словно пластилин, в какой-то момент она даже сама начала ластиться о эти касания. Карина приняла это за "зелёный цвет" и нависла над девушкой, начав обжигать её своим дыханием. Её влажные губы уверенно поддались вперёд и накрыли чужие пухлые, сухие. Она целовала нежно, аккуратно и приторно сладко. Вишнёвый блеск на губах придавал поцелую ещё больше вкуса; брюнетка любила вишню. Ева ничего не понимала, но оттолкнуть девушку не могла, сама не зная почему. Когда Карина наконец отстранилась, первой голос подала младшая: — Карин, что это? — Она приподнялась на локтях и задала вопрос дрожащим голосом, смотря прямо в глаза напротив. Они были ярко синие и глубокие, словно океан, в них так и хотелось утонуть, но взгляд почему-то был стеклянным и пустым. — Евочка, это называется любовь, — сделав акцент на первом слове она говорила тихо и медленно, словно чего-то боялась; одинокая слеза покатилась по щеке, оставляя за собой мокрую дорожку. С каждой секундой слёз становилось всё больше, Карина начала заходиться плачем, который быстро переходил в истерику; по её щекам катились десятки слёз, а тушь, что была на ресницах была размещена по всему лицу. Она встала с чужой кровати и села на пол, зарываясь руками в волнистые и золотистые волосы, оттягивая их сильно, будто хочет вырвать; сидела она спиной к кровати девушки, которую недавно целовала, теперь ей было стыдно даже посмотреть в её сторону; она глупая, совершила ошибку, теперь они, наверное, больше никогда не будут хотя бы подругами, да что там, Ева наверное расскажет всем об этом и выселит блондинку из их общей комнаты. — Ты чего? — скорее риторический вопрос, не имеющий смысла; в глазах её был страх, они долго жили вместе, но такой Карину она ещё никогда не видела. — Не плачь пожалуйста, Златовласка, —Ева пыталась поддержать, хоть вовсе и не умела этого делать. Она тоже спустилась с кровати и села рядом. — Тише, девочка моя, —младшая шептала на ухо и оттягивала руки девушки от волос – ей было жалко их; после чего начала крепко обнимать. Старшая лишь ещё сильнее зашлась в истерике. — Я. Тебя. Люблю. — Карина сказала это сквозь истерику, делая паузы и всхлипывая после каждого слова. В этот момент она выглядела слабой и беспомощной, совсем не такой, как обычно. — Кариш, я тебя тоже люблю. — Произносит со всей своей детской наивностью. Ева всё пыталась старшую успокоить, головку нежную трепетно гладив, волновалась за неё. Поцелуй лёгкий и мимолётный на макушке оставила и продолжила в глаза наполненные слезами заглядывать, словно ища них ответ, но они были пустыми. — Нет, Ев, ты не понимаешь, — старания младшей пошли на пользу и девушка всё же начала успокаиваться, а её речь стала более внятной, но тело всё так же трусилось, словно в их комнате мороз настоящий и ветер сносный. — Ну почему же не понимаю? — снова вопрос риторический, знает же, что ответ вряд ли получит, а если и получит, то всё равно не поймёт. — Да потому что я лесбиянка и люблю тебя не просто, как подругу, — снова всплеск емоций. Агрессия сильная, словно это не Карина вовсе, а злая собака: замученная жизнью. Блядски тяжелой. — Но почему ты не сказала раньше? — Ева и вправду ничего не понимала, она словно только вчера на свет белый родилась. — Понимаешь, я белая ворона, я не такая, как все. Таких, как я ненавидят, таких презирают и унижают. Но я очень люблю тебя... — слова эти будто не она говорила, а сердце её несчастное, что никогда любви в ответ не получало. Сердце Карины было наполнено любовью густой. Сильной, крепкой и красивой, словно дикий куст роз. Розы ведь такие же прекрасные, как и любовь, а любовь её дикая. Но на самом деле любовь эта вовсе не дикая, такая она лишь для окружающих, которым навязаны стандарты общества и "правильность". Карина то знает, что её любовь настоящая и крепкая. Только вот когда девушка маленькой была, не умела всё скрывать и бороться с миром. Не сладко ей приходилось. Из густого куста роз, то есть из её пламенной любви,  постепенно розы эти вырывали. А уже вырванные и вовсе сжигали в пепел чёрный и болючий. Карине больно было, весь тот пепел от роз сгоревших на сердце осел и приелся. Ночами часто о себе напоминал и истерики невыносимые вызывал. Но златовласка сильная, златовласка всё выдержала. Только вот от былой маленькой девочки, искренне верющей в мир сказок и доброты, ничего не осталось вовсе. Всё это будто испарилось. Только вот оно не испарилось, его выбили, выжгли и выгнали силой.  Осталась только пустота внутри. Карину морально давно уже убили, но она словно феникс восстала из пепла. Создала новую себя. Полностью всё изменила: сделала новые документы, имя сменила, простое и невзрачное. От старой Златовласки остался лишь скелет и те же волосы прекрасные, золотые.