Панк-Дозор

Миша раздосадованно пнул пустую консервную банку — надо ж, в лес уже углубился, а люди и тут нагадили! Хотя… он присмотрелся к банке — пиво, марка знакомая… Эх, вот б и ему сейчас… Но нельзя. Он тут не развлечения ради коки морозит. И в самом деле… Чё он тут забыл? Какого лешего не видал? В прямом смысле… Для него вся хтонь сверхъестественная — совсем и не хрень, а реальность. Некоторая даж вон родней зовётся. Лёха, конечно, не леший, но близко. Угораздило брата магом-перевертышем родиться… Алёша теперь кабан — да, это про него. Бедный отец, совсем их не молодой. Конечно, от Иного его уровня особой молодости и не ждешь. Даже если и пожил не так много, но отпечаток силы давит, аура к земле пригибает… Не даром Ночной дозор их Северной столицы возглавляет. А младшенький — вон как вышло. Перевёртыш. Тёмный. Не потому что плохой, а потому что это крепко надо в благостном настроении таких инициировать, чтоб подгадать. Вот батька их не сумел. Теперь ходит зеленеет, когда кто из коллег пресветлых чего сказанёт. Хотя… С мелким у него отношения хорошие, несмотря на это махонькое недоразумение. Ведь Лешка примерный сын, против шерсти не идёт, в Дневной дозор копыта не навостряет. Вообще в музыку увалил, подальше от игрищ этих Тёмных со Светлыми. Мишка — другой разговор. Боль и разочарование батькино. И силой Иного, вот удача, природа не обделила и знак инициации нужный… Но вот беда — не вышло с него нормального дозорного. Совсем. Прошёл Горшочек обучение честно, но дальше сбежал… и с Ночного и из дома. Отец долго бесновался. Сперва вернуть всё пытался, затем принял выжидательную тактику, оставив его без финансов и приставив соглядатаев, чтоб наладить жизнь воздействиями на людей не пытался… Ха, будто б Миша стал… Так, с людьми обращаться! Иные ж всё по себе мерят — а он вот людей уважает. Они настоящие. Да живут не долго, зато горят ярко — прям как надо, бл*! А батя не понимает… Вот и вышло, что Мишка бомжевал какое-то время. Ну не совсем. Однокашники выручили. С ними-то они и банду музыкальную намутили. Строгости ради те людьми не были. Но притом отношение его к жизни разделяли. Отец потому ещё недоволен был, что оба Сашки — Тёмные. Причем Балу — вообще инкуб. Но это не мешало ему быть нормальным человеком. Да, Миха слова не попутал. Человеком. Не Иным… Он же прежде всего на это смотрел — кто что из себя представляет, как себя видит, а не какой знак инициации за плечами носит. Так уж и вышло, что вся-вся группа у него Тёмных иных подобралась. Ну много тех в музыке, да и панк-роке в частности обреталось, в отличии от Светлой братии. Порой да их становилось слишком много и присутствие удушало, но… Всё равно большую часть времени им было кайфово. И это самое главное, ё-моё! Вообще Мишка был неправильным Светлым — другой б давно от переполнявшей его энергии от зрителей взорвался, как шарик, но он… Умудрялся преобразовывать и отдавать обратно в зал, может, потому на Конторовские (назвались в пику его отцу, Контора- это неофициальное название Питерского Ночного!) концерты и потянулся народ… забивший в Там-Таме ручеёк превратился в бурную горную реку. Такую, что и излишки девать оказалось некуда, его возможности для перекачки переполнились. А ведь это они даже дома культуры собирать не начали — так, большие клубы. Отец, как и все Иные его уровня, прочувствовал момент, когда Миха переполнился. Прав на воздействие высокого уровня он, как гражданский не имел. Потому-то батька и предложил неожиданный выход. Лесок в окрестностях одной деревеньки в Ленобласти — там аномалия какая-то была. Там че хочешь твори, а другие Иные не почуют. Такие завихрения там… Горшочек же хоть и воспринимал всё общение с отцом, как личное не то оскорбление, не то попытку снова его в лоно Ночного дозора вернуть, но… Тут артачиться не стал. Собрал рюкзак и поехал. Ещё на станции удивился, какая махонькая деревенька это ваше… Голубково. И магазина с бухлом, поди ж, нет… Хотя на обратном пути можно попробовать разжиться у местных самогоном, что ещё лучше… Проходя мимо одного из особенно крепких и всего узорчатого домика, Мишка невольно остановился. Он чувствовал… силу. Ведьма, тёмная. Не будь он первоуровневым балбесом — и не заметил бы. От остальных та хорошо схоронилась. Вон какие навырезала символы — обереги. Горшок же предрассудков лишен был, в Баба Яжек, евших на ужин добрых молодцев-светлых Иных не верил, потому тоже решил заглянуть на обратном пути — поинтересоваться. Каково рядом жить с такой аномальщиной… Ту-то он ещё на станции учухал — бил источник, а люди и не замечали… а может и замечали. По мере того, как углубился Миха дальше в лес и ближе к эпицентру — отходы человеческой жизнедеятельности исчезли полностью. Хотя места — грибные да и ягоды разной — видимо-невидимо… Шёл же Горшенёв от деревни не так уж, чтоб и долго. Ну точно чуяли, что дальше лучше не ходить. Сам он предупреждениям в виде скребущего чувства не внял, хотя уже мог без опаски творить воздействия и первого и высшего уровня, правда, последний был ему недоступен. Но всё равно — никто б из товарищей дозорных начальников не заметил. Но Миха шёл дальше — ибо любопытство, оно ж кошку сгубило, ё-моё, а уж он-то крупнее кошки! Неожиданно свет дневной иссяк. Деревья стали крученные, страшные, видимо, совсем близко Горшочек подобрался… Как вдруг на него что-то бросилось. Какая-то жуткого вида тень, тут уж он жахнул со всей дури серым молебном… Но твари хоть б хны. Ладно, хоть щит сработал. Только надолго ли. Дурного вида тень бесновалась, скрежеща невидимыми зубами и когтями, пока Горшок судорожно соображал, че бы предпринять. Чем бы убить неведомую хренотонь. Рука сама собой сжала данный отцом амулет, что, по-хорошему, давно бы выкинуть следовало да только… рука чего-то не поднялась. Совсем немного влить туда надо силы — и батя, проложив портал, примчится, но… как же не хотелось расписываться в собственной несостоятельности! А ведь тот говорил заниматься лучше… Миха же не слушал — думал не пригодится… Раз уж дорожку человека, музыканта избрал. А тут на тебе — распишись, бл*дь! Помирать не хотелось ещё сильнее — они ж только раз в Москву выехали… Так не пойдёт, ё-моё! И он почти послал сигнал бедствия, когда во тьме сверкнули два горящих ровным светом меча. С трудом Горшочек вспомнил, что это оружие Светлого Иного могут активировать особо умелые субъекты и с их помощью сокрушать врага… Ну или пытаться. А у этого позёра аж два! Самое странное на тень те действовали… Шипя та отступала… Мишка присмотрелся… Из земли светился тьмой разлом… Щёлкнув пальцами, он деактивировал защиту. Почесал затылок да и сварганил себе меч… А че? Он дурак что ли? Нет — батя его учить пытался, он тогда в позу встал, но это не значит, что он его не слушал, да. Схватив полный света и на удивление не обжигавший его самого клинок, он помог «позёру» загнать хренотень обратно в расщелину. Помощь оказалась, кстати. Тварь извивалась и шипела, норовя своими шупальцами достать паренька… Да, даже в тусклых отсветах мечей видно было, что позёрчик-то не старше его самого. Вдвоём они её зажали, а потом… Как выяснилось Ведьмак припечатал расщелину каким-то знаком, очерченным своею же кровью на дрожащей земле… Кровь забурлила, а затем испарилась — разлом исчез — и вышло снова солнце. Мишка же одурело уставился на бледного-бледного паренька, что ещё б немного и неловко завалился бы. Но Горшенёв сориентировался, подставив плечо. Клинки они, по счастью, деактивировали. В мозгу вихрем проносились множество мыслей. Он-то думал, что почти всё о мире Иных знает, а тут на те — зато реально от излишков избавился. — Чё это было? — легонько встряхнул он полуобморочного ведьмака. Вообще интересно выходит… Нет, Мишка слышал, что бывают не только ведьмы, но и ведьмаки, но… ни разу, как говорится, не видел. А уж Светлого и подавно. Вот те и аномалия. Какие ещё чупокабры в лесу сием чудном водятся? — Из другого мира зловещее создание, — странно нараспев ответил паренек, видно, не отошёл от схватки. — Тут же ткань миров тонкая — нет-нет да рвётся… Приходится латать. Тут-то Миха, присмотревшись и заметил, что на ауре паренька горит, что называется отпечаток дозорного. Не то, чтоб у них он какой-то в сам деле типа удостоверения имелся, просто навострился он служилых на раз-два выявлять. «А ведь казался нормальным человеком!» — с тоской подумал Горшочек, когда тот, удивительно угадав, фыркнул: — Будто я хотел в Дозоре служить! Бабушку мою ведьму, меня воспитавшую, прижучили Светлые за превышение воздействий… Инквизицией пугали. Пришлось срочный договор о службе заключить… Но ничего, — он как-то блекло рассмеялся… — Свобода, как видишь, задалась! Только приехал домой с Москвы, отработав всё… Тут бабуль говорит, что-то лезет, мол, — пацан едва не вырубился на его плече. А ведь не щуплый совсем, да… Хотя и Горшок не рыхлый, но всё-таки прислонил он аккуратно ведьмака подневольного к ближайшей сосёнке. — Тебя зовут хоть как? — поинтересовался Миша, глядя в казавшиеся светло-прозрачные на бледном лице, явно отдавшем больше сил, чем планировалось. — Я Миха, — фамилию он намеренно умолчал. Раз дозорный, значит, батю его знает. — Князь, — слабо отозвался тот, заставив его лающе рассмеяться. Ну да, ну да, пошел в лесок при деревеньке махонькой, а тут Князья под сосёнками валяются… — А чё не Король сразу? — по-доброму хмыкнул Миша, но тут заметил, что собеседник-то совсем завалился. Тихонько вздохнул, порастряс знаниями, которые мозг некогда пометил, как ненужные, но совсем, по счастью, не удалил… Да и влил немного своей силы в паренька. — Прозвище это, позывной мой, — чуть придя в себя, моргнул тот глазищами. — А так Андрей Князев, — протянул окровавленную ладонь с явно заговоренным образом затянувшимся огромным порезом. — Тогда, Миха Горшок, — осторожно пожал руку Горшенёв. — Так как тебя столичные-то отпустили? — Не крепостное право же… Отработал положенное, уговаривали — не поддался, свободен, значит, — тихо ответил Андрей. — А ты сам-то че тут забыл? Я тебя раньше в Голубково не видел, аль приехал к кому? — Я… — Мишка почесал затылок, но юлить не стал: — Я за аномалией этой пришёл… Я музыкант, короче, там это панк-рок группа у меня. Порой энергии слишком много… Вот избавиться хотел от излишков, а то думал взорвусь скоро… — Ну, значит, удачно с пользой избавился, — Князь слабо улыбнулся. — А че за группа-то? Может, я слышал? — Не, ты ж если в Москве был… Мы пока туда не добрались. Питер пока весь обыгрываем — клубы, дк там… Контора мы, — с гордостью сказал Горшок. — Ха, — оценил иронию названия Андрей. — Здорово… А я вот в Питере редкий гость… Родители у меня — люди. Бабушка, хотя она мне не бабушка, а крепко так пра-прабабушка… Обманом меня у них забрала. Я не в обиде, но порой… — он замолчал. — Короче, не прочь я на вашем концерте побывать — во! — сформулировал Князь мысль. — Ну это я тебе и щас могу устроить, — неожиданно обрадовался подставившимся ему ушам Миха. Он вообще любил попи*деть, вот так подвалить с какой-нить темой да… Но тут ещё и спеть сам попросил… Только он начал, как Князь его перебил: — Темнеет, может, в деревню пойдем? У бабушки моей заночуешь — она пирогами накормит — не боись, Светлость твою не тронет! А песни можно и по дороге… — А я и не боюсь, ха! пусть попробует — подавится! Я ж Горшок — Горшка съесть — это надо печкой быть! — и Миха рассмеялся, странно даже как легко ему отчего-то было в компании этого странного ведьмака. А Казалось же наоборот — на стороже надо быть, ещё помело достанет, огреет им да в воздух свинтит — ну это он утрировал. Посмотрел бы он, как Княже на древко громоздится… Улыбнувшись своим мыслям, он помог тому подняться и медленно поволок сквозь лес. Шли они из-за полудохлого после перенапряга Андрея долго. Но Мише этот путь показался таким коротким, что аж обидно. Он нисколько не устал. Напротив энтузиазм бил с него ключом. Голос его похвалили. Как и манеру, как и идею… Но за реализацию он неожиданно огреб ушат критики. Пока раздумывал в какую канавку лучше бросить дурочка недальновидного Андрюшу, тот неожиданно придумал, как все ловко исправить… И так ладно это встало, что Горшочек аж заслушался… Так и шли глотки драли, ветки порой ломали… Как дошли и сами не помнили, но их продрогших, обессилевших и счастливых бабушка Князя едва ли не помелом за стол отогреваться погнала. Наяривая пирожки с грибами, Миха отстраненно думал, что, кажется, надо отцу спасибо сказать за наводку с этим лесом чудным.