Письма и подарки

Фанни оставила тетушку заботам Сьюзен, к которой леди Бертрам уже начала привязываться, и отправилась в Восточную комнату поразмыслить. Она знала, что ей нужно собрать все свое скромное мужество и сделать то, чего она не делала никогда – самой пойти в кабинет дядюшки и заговорить с ним. Больше обратиться ей было не к кому. Тетушка Бертрам, уж конечно, не была бы ей помощницей, тетушка Норрис уехала, и это радовало Фанни, Том, скорее всего, не понял бы ее щепетильности, а заговорить с Эдмундом и тем нанести ему новый удар туда, где еще болела незажившая рана, Фанни не смела. О том, чтобы посредницей в нелегком деле стала бы миссис Грант, которая еще не уехала из пастората, тем более не было речи. Фанни долго ждала, но ничего не изменилось в ее сердце. И вдруг она услышала тихий стук в дверь. - Кто там? – слабо спросила она, хотя узнала дядюшкину манеру. - Это я, - отозвался сэр Томас. – Можно зайти к тебе, Фанни? Нам нужно поговорить о важном деле. Трепеща от мыслей о том, что может произойти и какие слова дядюшка ей скажет, Фанни отворила дверь. Сэр Томас, однако вовсе не собирался бранить племянницу, однако он устал от пережитых волнений, сердце его было неспокойно. А тут нужно было сказать Фанни те слова, которые нелегко услышать юной девушке с чистым и пылким сердцем. - Фанни, - сказал он, - я намерен покончить с печальной историей, которая обернулась таким злом для нашей семьи. Ты ведь переписывалась с мисс Крофорд и ее братом? - Да, дядя… - прошептала Фанни, думая о своей просьбе, связанной с Крофордом и ее сестрой, которую не хватало духа высказать. - Собери все письма и отнеси их мне. Я позабочусь, чтобы вернуть их адресатам, а также потребовать твоих писем. Мне жаль, Фанни, что я забыл сделать это прежде. У Фанни и в рукодельной корзинке, и в библиотечке, и в переписке царил образцовый порядок, поэтому она тотчас вытащила письма и подала дядюшке. - Хорошо, - кивнул он. – Надеюсь, ты не будешь вздыхать о них и жалеть, что с ними расстаешься. - Нет, дядя, не буду, но… - Фанни, ты прекрасно понимаешь, что неразумно их хранить и позволить им хранить строки, написанные твоей рукой. - Я хотела сказать другое… - начала Фанни и умолкла. - Другое, что же это? - Меня беспокоит одна вещь… - Что за вещь, дитя мое? - Дядя, не спрашивайте меня… - начала Фанни, пугаясь собственной храбрости. – Иначе я буду бояться говорить. Я хочу сказать… показать вам кое-что. Она открыла свою маленькую шкатулку и вытащила пакетик темного сукна. Сэр Томас развернул его, с удивлением разглядывая изящную вещицу – золотую цепочку, короткую и тонкую, легкую, но отменной работы. - Хорошее украшение, оно делает честь твоему вкусу. Но откуда оно, я тебе, вроде бы, ничего подобного пока не дарил. Или это подарок от Тома, от Эдмунда? - Нет, дядюшка, - Фанни покраснела и опустила глаза. – Дядюшка, не спрашивайте меня… - Хорошо, хорошо, рассказывай, Фанни, а я буду слушать и молчать. И Фанни стала рассказывать. Она запиналась и краснела еще пуще, когда замечала, что дядюшка вздрагивает и меняется в лице, но все же довела свое повествование до конца. - Что ж, Фанни, - сказал он наконец, - ты находилась в очень нелегком положении, поэтому я тебя не виню. Принять подарок в таких обстоятельствах оказалось большой ошибкой, однако если бы ты его не приняла, то обидела бы и даже оскорбила мисс Крофорд. Жаль, конечно, что ты не сообщила мне об этой цепочке прежде, когда я посещал мистера Крофорда… - по его лицу пробежала тень. – Но мы сможем передать его через Грантов, покуда они не уехали. Я прямо сейчас напишу подобающее случаю письмо. Ты позволишь воспользоваться твоим прибором? - Конечно, - подтвердила Фанни. И сэр Томас в несколько минут написал письмо, а затем показал племяннице. «Дорогой мистер Крофорд! Я пишу вам эти строки, чтобы завершить наши отношения и исправить совершенную ошибку. В первую очередь я пересылаю вам письма, адресованные к особе, имя которой я не называю, поскольку она, во-первых, вам хорошо известна, а во-вторых, более не имеет до вас никакого касательства, а также прошу вас и вашу сестру вернуть письма, которые были адресованы вам от нее. Кроме того, я желал бы исправить совершенную вами ошибку. Согласно писаным и неписаным правилам приличия, нравственным принципам и просто здравому смыслу, никогда не следует дарить то, что сам получил в дар от другого человека. Однако мне доподлинно известно, что упомянутая выше особа получила в подарок то, что ранее было подарено вами. По этой, а также по многим другим причинам, которые хорошо вам известны, я отсылаю вам эту вещь, чтобы вы вернули ее законной владелице. Прошу вас не отвечать на это письмо и впредь не искать встреч с представителями семьи Бертрам. Это будет наилучшим выходом для всех. Желаю вам счастья и надеюсь не услышать о вас ничего дурного. Сэр Томас Бертрам». Фанни глубоко вздохнула. - Надеюсь, он поймет… - прошептала она. – Хотя, зная его нрав… - О чем ты, Фанни? - Он очень дерзко вел себя, тогда осенью, - прошептала Фанни. – Но был очень осторожен, так что никто, кому не нужно, этого не замечал. Мне казалось, что я ошибаюсь, а не все остальные. Фанни снова вспыхнула, на ее глазах выступили слезы. - Не будем говорить об этом, Фанни, лучше посмотри, что я тебе принес. Сэр Томас достал из кармана пакетик и открыл его. В нем лежал изящный золотой браслет, тонкий, легкий, искусной работы. - Примерь его, - сказал дядя. - Что вы! – ответила племянница, трепеща. – Я не могу его носить. - Можешь и будешь. Примерь! Фанни, краснея, исполнила приказ. Браслет подошел самым чудесным образом. - Вот и прекрасно, дитя мое. Убери его в шкатулку до ближайшего вечера или праздника. А пока отдыхай, не грусти. Этот человек не стоит твоих слез. - Я не буду по нему горевать, дядюшка. - Хорошо, Фанни. Рад слышать. Он погладил ее по голове и удалился. Сэру Томасу было о чем подумать. Прежде он твердо решил, не без участия свояченицы, что между его дочерями и племянницей нужно провести черту. Воспитанная подобающим образом, она должна была помнить, что отнюдь не мисс Бертрам. Однако же две девицы, имевшие счастье принадлежать к этой фамилии, не оправдали ожиданий. Одна из них, хоть и не уронила себя, однако и не возвысился, а ее быстрый и опрометчивый брак, вероятно, побудил многих к сплетням и злословию, другая же… но об этом позорном предмете сэр Томас не хотел более думать. Фанни же, не игравшая на пианино, не умевшая рисовать, хотя любившая и живопись, и музыку, усвоила вполне твердые нравственные принципы и не постыдилась их отстаивать перед старшими, сохранив притом учтивость и благоразумие. Теперь ей предстояло стать утешением для домочадцев, а впоследствии, может быть, не меньшим, а то и большим украшением семьи, чем ее злополучные сестры. Жаль, конечно, что тетушка Норрис уехала, теперь не с кем было посоветоваться о пополнении гардероба Фанни. Впрочем, ее советы наверняка заключались бы в том, как соблюсти экономию, а также не дать Фанни забыть, что она не ровня всем остальным в гостиной. Больше сэр Томас был не намерен жить чужим умом, а своим, как подобает отцу семейства, сдерживая тех, кто в этом нуждается, и предоставляя свободу тем, кто может ей распорядиться. Ни в коем случае не наоборот.