В этот раз вампиров была целая банда. Все они собрались вокруг одного проклятого, не потерявшего рассудок. Хрен знает, что за мотивы у того были, чтобы захватывать мирных жителей этого маленького поселения — Элиоту не интересно. Пусть он и работает на церковь, он далеко на монах или кому там жалуются и высказывают исповеди. Для человека, чья семья напрямую вот уже столько лет поддерживает религию их страны, Элиот был крайне не просвещен. И если бы вдруг кто-то захотел ему ткнуть этот факт в лицо, Элиот бы возразил: его работа — кромсать вампиров. Все-таки он охотник, а не простой священник. Пускай даже в его обязанности и входит чтение молитвы перед убийством кого-то, кого церковные служители за живых-то не принимали. Однако ж двоякие стандарты — еще одна причина для Элиота быть столь отстраненным от всей этой тематики.
Договорив строчки до конца, он пронзает тело вампира своим дюрандалем. Он корчится от боли, содрогается, а затем расслабляется. О, теперь Элиоту наверняка будет сниться эта предсмертная и легкая улыбка. Как будто бы благодаря, вампир хватается за все еще находящуюся дюрандаль в его теле. Не пытаясь вытащить, а просто держась словно бы за спасательный круг, и уходит в мир иной. Его остывающий труп Элиот пренебрежительно стукает носком ботинка, дабы проверить точно ли умер. Смерть и убийство собственными руками лишь поначалу пугали Элиота. Сейчас все это не больше, чем стандартная рутина. Элиот поднимает взгляд и осматривается вокруг: эту часть деревушки он взял на себя, потому никого из товарищей не наблюдалось.
«— Надо бы проверить их,— думает Элиот, наконец вытаскивая из чужой плоти свое оружие. — А то мало ли им нужна подмога».
Элиот самолично на правах командира отряда распределял каждому свою часть территории — сейчас он знал где и кто находится. Первым решил проверить Оза: тот совсем недавно присоединился к их отряду, и Элиот еще не до конца уверен в его способностях. Уж за других товарищей он спокоен больше. Сама деревушка, где расположилась эта банда вампиров, была не такой уж и большой: при быстром темпе, — думается Элиоту, — можно было бы ее обойти крест на крест минут за тридцать. Да только быстрым шагом тут попробуй походить: подъемы и склоны здесь имеют нереальную крутость. Обычному мальчишке из Парижа, привыкшему к ровным дорогам из брусчатки, было трудно подниматься на горку по грязи. И шедший дождь совсем не облегчал Элиоту задачу. Во время операции, когда каждая минута на счету, такая задержка, вообще-то, не позволительна. И Элиот так старается ускориться, уж думая забраться на крышу и добираться прыжками по домам, что не сразу замечает шевеление справа от него, здесь, в переулках меж домами.
Но когда он, все-таки замечая боковым зрением, поворачивается всем корпусом, ( нелепо стараясь не съехать с подъема), то никого не замечает. Подумав, что у него такой работенкой уже развивается паранойя, Элиот продолжает движение. Заприметив снова справа уже не просто силуэт, но еще и шум, Элиот уже уверен — не паранойя. Снова повернувшись, он уже не медлит: из поясной сумки одним движением достаёт световую гранату, вытаскивая чеку, кидает ее в нужный переулок, взяв дюрандаль покрепче в руки. Сомнений в своих догадках не осталось, когда после взрыва гранаты Элиот слышит громкое «блять». Женское. Что ж, лидера группировки, на минуточку проклятого, Элиот убил. А значит и с его шестеркой справится.
Но вампирша, кажется, не настроена на драку: она, периодически ладонями прикрывая поврежденные глаза, выходит ему на встречу из переулка с поднятыми руками вверх( по возможности). Вид у нее отличается от вампиров, что принадлежали местной группировке. На ней не было прикрепленного ремешками во всех местах на теле оружия. Она не была одета в характерную для тех форму — массивные красные плащи поверх лаконичных и простых белых рубашек и черных штанов с кожаными сапогами. Вместо этого на ней была простая юбка, тонкая блуза и железка в цвет юбки. И как только она окончательно убрала руки от лица, то стало видно выражение, застывшее на нем. Страха не было. Зато было возмущение.
— Скажи мне на милость, милорд, — начала незнакомка тоном, будто бы Элиот не готовый убить ее охотник, а нашкодивший соседский ребенок. — Что ты, мать вашу, творишь?!
За одно предложение успелось смениться раздражение на праведный гнев, а официальное обращение — на неформальное. Элиота немножко ввело это в ступор. Он привык ловить убегающих жертв, противостоять дающим отпор, прерывать их мольбы о пощаде, тихо убивать жаждущих смерти. Но чтобы вампир с претензией выходил из укрытия — такого не было. Впрочем, небольшая дезориентация не позволила Элиоту сильно расслабиться. Дюрандаль по прежнему крепко обхвачена руками, стойка не пошатнулась, а его товарищи, возможно, сейчас нуждаются в помощи своего командира. С вампиршей нужно разобраться быстро: он и так чрезмерно много тратит на дорогу.
Элиот не удостоил вампиршу ответом. Его тело двигается быстро, почти автоматически: он замахивается оружием прямо так, без объявления войны. Расстояние между ними идеально подходящее для его дюрандаля. Элиот готовится закрыть глаза, чтобы избежать попадания на них брызг чужой горячей крови. Однако быстро их раскрывает, наоборот, широко: дюрандаль слишком резво летит по воздуху. Это значит лишь то, что перед ним нет препятствий. Вампирши нет там, где она стояла секунду назад. Элиот быстро ловит равновесие вновь, оглядывается остервенело, чтобы не получить неожиданный удар.
Вампирша далеко не уходит. Она буквально немного отодвинулась в сторону по диагонали. И как-то без страха осуждающе смотрит на Элиота. Она точно понимает, что происходит?
— М-да уж, — пренебрежительно говорит она. Но сердце Элиота замирает не поэтому. В руке у нее охотник замечает несколько ножей. Те самые, которые он крепит постоянно себе под полы рясы его формы. — И это охотник на вампиров? Зачем тебе такая громадина,— девушка пальцем другой, свободной руки, тычет на дюрондель, — если ты не можешь ею управлять?
Элиот отходит от шока. Это она сейчас усомнилась в его профессионализме?
— Мало ею просто махать по сторонам, — продолжает вампирша, сбрасывая пару кинжалов себе под ноги. — Здесь нужна техника боя и мастерство. Ты же, из-за их отсутствия, управляешься с оружием слишком медленно.
— Вампир учит охотника правильно себя убивать?! — уязвлено кричит Элиот. Его голос на грани слышимости дрожит: от дождя ли, или же все-таки от обиды?
— Уж я-то тебе не враг, поверь, — девушка отодвигает в сторону воротник своей сорочки, демонстрируя свою шею.
Элиот сначала не понимает, но затем присматривается. На бледной коже вампирши виднеются многочисленные красные точки, хаотично разбросанные по шее и ключицам. Даже дурак поймет — следы от клыков. Вампиры начали заниматься каннибализмом? Не то чтобы Элиот разбирается шибко, однако ему доводилось слышать, что нынешние вампиры в мирное время, без войны, не нуждаются в крови. Для них это получение энергии через эмоции, а потому сейчас распитие крови стало чем-то интимным и сокровенным, подобно прелюдиям. Но то, что Элиот видит на чужой коже не похоже на следы ласки или любви. Скорее на попытку заколоть иглой. Или выпить все соки из жертвы, обескровить ее до самого конца.
Разглядывая незнакомку, Элиот становится совершенно открытым: его стойка расслаблена, руки держат оружие не так крепко, концентрация потеряна. Хочешь убить — на здоровье. И Элиот запоздало это понимает, тут же подбиваясь. Однако что минуту назад, что сейчас — вампирша перед ним даже не делает попыток сбежать или ударить. Она открыто стоит с оголенной шеей, без оружия в руках, с совершенно спокойным лицом. Элиот не понимает уже ничего. Он все-таки сошел с ума? Пока поднимался упал и ударился головой, а сейчас видит свой бредовый сон? Что происходит?
— Как я уже сказала, церкви я не враг, — вновь заговорила вампирша, сдвигая ворот обратно. — Скорее наоборот...
Ее голос затихает к концу. Она мнется, а затем красноречиво смотрит на дюрандаль Элиота, которую тот все еще сжимает в руках. Элиот понял молчаливую просьбу, но убрать оружие все еще страшно. Инстинкт самосохранения не позволяет забыть, что перед ним не деревенская простушка. Перед ним хищник. Ее сородичи убивают соратников Элиота, безжалостно жестоко. Элиоту нередко приходится появляться с командой в качестве подмоги. И вот уж точно он никогда не выветрит из памяти почти обглоданные тела в точно такой же форме, какую носил он сам. Как голоса его товарищей молят о пощаде, а потом надрываются на словах. И голоса эти больше иногда не издадут не звука. Девушка перед ним может быть точно таким же зверем. Ее укусы на коже могут быть обманом, приманкой. Она может быть в заложниках и вынуждена снизить его бдительность. Быть может на крышах или за его спиной уже стоят вампиры, готовые его разорвать.
Элиот не может быть «не Элиотом». Не может отмотать время назад, мешая себе из прошлого становится тем, кем он является сейчас — добросердечным. Если девушка, стоящая перед ним, не врет? Элиот будто наяву видит вампиров, впивающихся в нее с особой дурью. С маниакальным желанием испить всю кровь к чертям. Чем тогда она отличается от убитых товарищей Элиота?
Элиот тяжко вздыхает и мысленно готовит себя к последствиям своей мягкой натуры — он убирает дюрандаль за спину. В конце концов, если вдруг что, он сможет быстро среагировать т дотянуться до световых бомб. Они дадут ему фору, чтобы вколоть усиливающий наркотик. А уж дальше разберется. Элиот же не дурак в самом деле.
Девушка, заметив немое согласие слушать, тут же меняется в лице. Она нелепо улыбается, облегченно вздыхая. Словно это она сейчас думала над выбором, от которого зависит ее жизнь. Элиот видит, как она вбирает в легкие максимум воздуха, а затем резко падает на колени, прижимая руки замком к груди. И все это, чтобы сказать:
—Прошу вас, возьмите меня с собой!
Элиота словно замораживают — он не может пошевелиться от онемения в теле. Сказать, что он в шоке — ничего не сказать. Элиоту в этом году исполнилось девятнадцать лет. На службе он из этих девятнадцати — пять. Он не уверен, что пережитый им опыт можно назвать богатым. Но он уверен, что даже у паладинов не было случаев, когда вампиры слезно просили их взять в охотничий отряд. А между тем девушка продолжила на грани истерики:
— Я правда буду вам полезной, поверьте! Я умею управляться со многими видами оружия, запросто могу вычислять подобных мне из толпы. Я физически сильнее человека априори, я на многое способна!
Элиоту невольно вспомнилось, как он сам на пару с верным другом Лео каждый день окучивался у ворот церкви, прося любого вышедшего оттуда взять его в отряд охотников, несмотря на его малый возраст ( а было ему тогда еще только двенадцать). Пару раз даже случалось так, что под «горячую руку» попадались обычные прихожане. Ох, и досталось же ему тогда от отца…
— А если вы хотите брать меня в качестве бойца, — между тем продолжала вампирша, — Я могу и выполнять грязную работу в церкви. Какую угодно! Я ведь и вправду сильнее обычного человека; я могу, например, таскать тяж…
— Так. Все, хватит, — Элиот прерывает это щебетание, когда понимает, что голова уже от него трещит. — встань, наконец.
Девушка резво по команде встает, утирая рукавом влагу под глазами. И когда только успела?
— Во-первых сопли вытри и успокойся. Во-вторых я, э …— замолкает Элиот, не зная, что и сказать. — Я, честно говоря, в такой ситуации впервые. Ты хочешь вступить в ряды охотников. Это звучит подозрительно и странно, учитывая, что ты вампир. Доставляет удовольствие убивать своих?
— Никакие они не мои, — с какой-то непонятной и детской обидой отвечает вампирша, — они никогда не принимали меня за свою. С чего бы мне беспокоится за их задницы?
Элиоту и братья, и сестра, и отец, и друзья часто говорят одну и ту же фразу: « Ты безумец, Элиот». И сейчас он понимает всю полноту этой фразы, потому что отвечает вампиру:
— Если мы сейчас пойдем на выручку моим товарищам, ты будешь убивать вампиров, чтобы спасти охотников?
***
Когда Элиот уже в спокойной обстановке рассказывает своим товарищам что к чему, веселится только Оз. Он сначала заливисто хохочет, а потом украдкой, с лисьей улыбкой от уха до уха, смотрит на остальных товарищей, начавших возмущаться. И самую малость на стоящую скромно за спиной Элиота Саманту — так вампирша представилась.
— Ты явно сошел с ума! — яростно причитал Лео, обвинительно тыча пальцем в командира. — Бошкой по дороге ударился?
Элиот не успевает и рта открыть: его перебивает Ванитас, который до этого задумчиво молчал.
— Скажи честно, — он в секунду достает из-за пазухи револьвер, четко прицеливаясь в голову Саманте. — Ты у нее в заложниках.
Услышав эту фразу, вся команда вмиг встрепенулась. И даже улыбающийся Оз схватился за свое копье.
— Нет же, стойте, стойте! — кричит Элиот, делая шаги назад, чтобы прикрыть Саманту собой еще лучше.
— Элиот, отойди от нее! — кричит Лео, — она же запросто так тебя укусит!
— Да не собираюсь я его кусать, сдался мне он! — кричит Саманта. Она хватает Элиота за руку, оттягивая за себя, выходя из за его спины прямо на ребят. Она идет до тех пор, пока лбом не утыкается в дуло револьвера Ванитаса. — Вот, теперь ты запросто можешь меня убить. Я не хочу, чтобы вы думали, будто я пользуюсь вашим командиром для прикрытия.
В замерли в нервном ожидании. Элиот покосился на остальных: лицо Лео было трудно разглядеть из-за ниспадающих волос и отблеска очков. Но даже так настроен он был явно недружелюбно. Чего не скажешь про Оза. Он выглядел уже не развлекающимся, но задумчивым. Словно и вправду рассматривал вариант, в котором их команда возьмет Саманту себе. Элиот перевел взгляд на Ванитаса. Тот не шевелился, не опуская револьвера, явно ожидая от строящей перед собой вампирши подвоха. Он — Элиот видел, — порывался осмотреть ту с ног до головы, но боялся отвлечься. А Саманта стойко продолжала смотреть прямо ему в глаза. Затем она начала медленно поднимать руки перед с собой так, чтобы Ванитасу и всем остальным их было видно.
— Вы можете меня боятся, я и не ждала широких объятий, — уже в разы тише продолжает Саманта, — если боитесь настолько, то лучше убейте сейчас. Возвращаться для меня туда, откуда я пришла, равносильно худшим пыткам. А потому лучше я умру от руки охотника, чем попаду туда снова.
Как бы в доказательство Самана еще плотнее подходит к Ванитасу, уже бодаясь с револьвером, и тихо, совсем тихо, отчаянно добавляет:
— Стреляй, — и закрывает глаза.
И Ванитас стреляет.
***
Они идут впятером к месту отдыха, ветхой хижине на окраине деревушки, в полной тишине. Элиот шел впереди, рядом с ним — лохматый парень в очках. Рядом с ней — коротко подстриженный блондин. А сзади строй замыкал юноша с револьвером. Саманте оставалось только идти туда, куда ведут, да прижимать рукой ранение на шее. Пуля револьвера не прострелили ее, но оставила значительную царапину, которая обильно кровоточила. С регенерацией вампира, конечно, смерть ей не грозила, но это не значило, что рана не болела. Да и склизская жидкость, вытекающая из нее и пачкая ладонь, радости не приносила. Зато Саманта испытала такое счастье, когда после выстрела резкой боли поняла, что все еще чувствует холод сентября. Это значило, что она не умерла! Саманта поспешила порадоваться, стараясь не обращать внимания на дрожь в руках. Хоть она и затеяла такую громкую и пафосную речь, все равно боялась смерти. Быть может она немного и соврала: она бы предпочла вернуться туда, откуда ей удалось сбежать, нежели умирать. Но что уж сделано, то сделано.
Саманта впервые за долгое время подняла глаза. Потому что обостренное чувство кидало, что кто-то уж больно пристально на нее смотрит. И действительно, блондин, шедший рядом, даже не попытался скрыться, когда Саманта в ответ посмотрела прямо в зеленые глаза. Наверняка из-за запаха своей крови собственные глаза покраснели. Однако юношу это не испугало. Он лишь жутко улыбнулся и заговорил.
— Знаешь, я не так давно стал охотником, но даже подумать не мог, что встреч вампира, желающего резаться со своими! — задорно сказал тот.
— Оз, не разговаривай с ней, — повернулся к ним лохматый очкарик, ровным тоном приказывая блондину.
Оз, значит.
— Лео, не будь таким занудой, — надувшись совершенно по-детски заявляет Оз. Он скрещивает руки на груди, тут же меняя интонацию и выражение. — разве тебе самому не интересно?
— Меня больше интересует не она, — Лел пренебрежительно качает головой в сторону Саманты, а затем поворачивается к Элиоту, явно уже разговаривая с ним, — а наш дорогой и умный командир. Элиот, тебе слово.
Элиот лишь бубнит что-то( Саманта не расслышала с такого расстояния между ними) и продолжает идти вперед. Лео стукает его ребром ладони, Оз заливисто хохочет над этими двумя. И Саманта невольно улыбается: смех Оза заразителен. Но тяжелое ощущение тревоги заставляет Саманту обернуться медленно и аккуратно на последнего юношу, чье имя она пока так и не узнала. Парень с револьвером не впечатлился ребячеством товарищей. Он только больше нахмурился, заметив, что на него смотрят.
— О, а это у нас Ванитас, — неожиданно Оз кладет Саманте руку на плечи, без страха прижимая к себе, — он может показаться капризным, но он классный парень. Мне он нравится!
Оз показывает Самате большой палец вверх, а затем склоняется к ее уху и шепчет:
— А еще он потрясающе готовит. Ну правда, разве есть что болен сексуальнее в мужчине?
— Оз! — кричит Ванитас, и Саманта замечает, что он ну прост о умилительно как покраснел.
— С каких это пор парням виднее, что в них сексуально, а что — нет, — осмелев наконец-то достаточно, лукаво тянет Саманта. — Или ты о своих личных предпочтениях в мужчинах?
Она слышит, как Ваинтас сзади них давится воздухом, боковым зрением видит, как Лео чуть повернулся в их сторону. Но продолжает смотреть прямо в глаза Оза. Саманта радуется, когда видит в них интерес к своей персоне. Боль в шее забывается: кажется, регенерация наконец сделала свое дело.
— Пришли, — коротко оповещает всех Элиот, невольно прерывая их маленькую игру. — Переночуем здесь, а завтра…
— А завтра отправимся в Париж с ней? — перебивает Ванитас, хватая Саманту сзади за шею.
Боль острая и неприятная, но вампирша столько сил прилагает, чтобы не издать ни звука.
— Ванитас, хватит, — рычит Элиот, делая несколько предупредительных шагов в его сторону.
— Ни черта не хватит, — Ванитас отходит на такое же расстояние назад, таща Саманту за собой. — Я требую ответы, Элиот. Что ты собрался с ней делать дальше?
Саманта затаила дыхание. Элиот не ответил, однако оборотов не сбавил. Он продолжил наступать на Ванитаса. Примирительного в нем мало.
— Элиот,просто признайся, — вклинился в спор Лео, — что ты ее просто пожалел.
Элиот резко остановил свое наступление и обернулся на друга.
— Чего?
— Что слышал, мускулы без мозгов, — Лео поправил ползшие на нос очки, а затем начал идти к Элиоту и Ванитасу. — Ты вечно из себя тако герой, а признаться в своей мягкосердечности спелости уже не хватает.
Элиот не успевает разозлиться на оскорбление, смущаясь из-за последних слов, поэтому в ответ что-то снова неразборчиво бубнит. Лео, не теряя времени, проходит мимо него, направляясь к Ванитасу и Саманте.
— Отпусти ты ее, — снисходительно и устало он говорит это товарищу. — По-моему она уже доказала, что ничего тебе не сделает.
— Вы что, разом все кукухой полетели? — Ванитас снова пятиться, — Оз, и ты тоже? — Оз коротко кивает. — Да вы все больные… Довериться вампиру? Вы издеваетесь?! Вы хоть себя услышьте со стороны! Ну оставили вы ее в живых, ну привезли в Париж. А дальше? Дальше что?! Пойдем все дружно к господину Блейку и скажем, что хотим приютить вампира? Да нас вместе с этой тварью обезглавят Паладины!
— Ванитас, успокойся! — Элиот в примирительном жесте выставляет руки вперед.
Саманте страшно. Она уже привыкла за годы в заточении, что ситуация никогда ей не подвластна. Но сейчас страшнее. Нет, не так — обиднее. За то, что позволила селена секунду расслабиться. Но она не успевает даже об этом подумать. К руке, державшей за горло, добавляется вторая. Они обе душат со всею дури. Саманта не помнит, когда в последний раз ела, а из раны на шее вытекло действительно неприлично много крови. Правда — не смертельно. Но все это, — с запозданием и темнотой в глазах понимает саманта Саманта, — мешает ей сопротивляться. Она чувствует, что теряет сознание. Но руки предательски именно сейчас отпускают. Она валится на землю. Последнее, что она видит перед тем, как отключается — лицо Элиота.
