Угрюмый заяц и золотой ворон

В голове Фу Сюань всплывают картины прошлого вечера: прикосновения, слова, которые сливаются в голове с шумом ветра за террасой. Рука дрожит рядом с бумагой, а чернила растекаются пятном смятения, пытаясь закрыться от событий, она сдавливает свои губы запястьем. Но его слова все с той же силой, словно плетью, бьют по сердцу, быть может не судьба теперь в покое пребывать когда душа разделена. Высокий голосок Хуэйсин доложил, что отчет ранее отправленный дежурной прорицательницей был отклонен из-за не соответствия форме заполнения. И ведь правда же, Фу Сюань вновь окинула бумагу взглядом, а здесь сплошь ошибки, она из виду упустила простую вещь. Но корить себя не собиралась, у всех бывают ошибки, которые полезно иногда совершать, так может и вчерашний разговор был сплошным недоразумением. Было принято решение не штрафовать дежурную, так как она работает всего два месяца, да и предсказание не решало судьбу Лофу в эту же секунду и даже ближайшие десять лет, так что замечание от начальства стало лучшей воспитательной мерой. Это не впервой, когда разум Верховной провидицы затуманивался сторонними мыслями. Пожалуй, поэтому она получала отказ сто двадцать два раза от генерала о передаче поста. К слову, Цзин Юань так же и обыгрывал ее в шахматах, отвлекая разговорами о исторических справках. Несмотря на свой возраст, Фу Сюань была ведома на уловки красноречия, но только носителю Повелителя Молний удавалось так искусно каждый раз спутывать мысли в клубок, за эту изобретательность он и удостоился титула. Руки Фу Сюань сжались, пока она стояла у матрицы и дожидалась начала предсказания. Сомнение правило в ее голове: «А что если я недостойна». Шелковая шерсть Мими заполонила каждый уголок в обители божественного предвидения. Лев нежился в свете дневного солнца, красное дерево у подлокотников готово было расплавиться, как шоколад от жары. К сожалению, путь Лофу был проложен рядом с яркой звездой. От такого зноя хотелось укрыться где-нибудь в холодном подмастерье и наблюдать с подвальных щелчок за шагом торопливых сяньчжоуцев. Цзин Юань предавался соблазнительным мыслям безделья, пока клубы белесой шерсти падали на вычищенную плитку от изумрудной расчёски. Где-то у статуй раздался еле тихий, но пронзительный вздох одного из рыцарей. Похоже, что у генерала не осталось задач, его старые друзья отпустили его, и теперь погружаться в ностальгию с мыслями о воскрешении старой дружбы, становилось слишком неприятно. Колкий ком прилипал к горлу, не думая отступать. Бой с Фантилией так или иначе вымотал Цзин Юаня. — Госпожа Байлу посоветовала вам отдыхать, не считаете преступлением сидеть в стенах обители в такой погожий день? — Цинцзу прочла в глазах своего начальника усталость, стоило ему лишь на минуту отвести взгляд от отчётов. Генерал улыбнулся и вскинул бровями, принимая совет своей приближенной. Ялик отдалялся от центральной Гавани, а генерал неспешной походкой оглядывал нефритовые врата впереди него. Выход Цзин Юаня в свет не был редкостью, тем более всем на Лофу известна его любовь к отдыху, не зря же он прослыл трусом в народе из-за своего возраста, нечасто доводилась генералам достигать века жизни. Однако, скепсис вокруг не мешал бродить по Авеню звездочетов, как по песчаному пляжу, омываемого лазурной водой, глубины которой пугали и будоражили интерес. Рифы в его мыслях были равны искусной архитектуре Лофу, тут сражался модернистский дух молодежи и попытки удержать достояния прошлого, делая улицы более разношёрстными. Люди, как рыбки ютились вокруг самых цветастых и эпатажных вывесок, а ялики подобно скатам рассекали вокруг себя воздух. Будучи почитателем старой культуры Лофу, Цзин Юань заказал чай у своей знакомой, хозяйки «Неспящего графа». Горький и благородный вкус многим не пришелся по душе, но горечь только больше разгоняла фантазию генерала. Он мог бы продолжать смотреть на мир, окутанный суматохой и спешкой, если бы не заметил знакомую макушку, сидящую в одиночестве за мостом. Верховная провидица уже давно заметила своего друга, стоило ему выйти из ялика. Но его уверенная походка заставляла дрожать. Сердце сжималось, как тиски, не давая лёгким продохнуть, ее сейчас давит его улыбка, которая становилась только шире от недовольных огней в её глазах. Точно ли ее душит его приближение или собственные мысли, которые белым шумом сопровождали ее. Тень от зонта на столике падала точно по силуэту генерала, который в мгновение ока уже хабалисто сидел, закинув ногу на ногу. Из-за солнца девушка не видела его лица. Опустив шею, ее обожгло. Обожгло взглядом. Её взор разбился об янтарь в глазах. Терялись мысли и контроль над телом, того не замечая, она сжалась, как цветок от жара. Ее зрачки смотрели вниз на пролетающие ялики, чтобы не потерять равновесие от сердцебиения, как он уже разглядывал ее румянец. Она предвидела, что так будет. Поэтому боялась встречи взглядов ещё больше. Какой-то холодок когтями прошёлся по хребту, вызывая ворох мурашек. Точно ли это хорошее чувство, которое она должна испытывать? Точность предсказания зависит от объема информации, который нужно обработать, а сейчас в голове Фу Сюань даже не было слов, что говорить о выводах. Ей не поможет третий глаз, уже ничего не поможет, только дожидаться следующего шага, в надежде, что он будет предсказуемее прошлых. Цзин Юань не проронил и слова, как удалился. Похоже он был доволен результатом, теперь он знает, что его компания не вызывает ненависти со стороны провидицы. Фу Сюань лишь оставалось провожать взглядом генерала. Он оглянулся ей вслед, когда уже заходил за угол. Мягкий взгляд, безмятежная улыбка, он не испытывал того же, что и девушка, потому что уже давно жил со своими чувствами и научился управлять ими. А сможет ли так Верховная провидица? В этот раз Цзин Юань ушел в свой личный кабинет, а не восседал в центре обители. Здесь никто не имел права касаться лакированных полок. За стеклом в углу комнаты была особенная коллекция писаний для него. Его личные оды и романсы для Фу Сюань. Генерал не был мастером слова, зато любил высвобождать свои эмоции. Когда-то чувства к девушке заставили его крепче взять под контроль фронт, и он смог выиграть тот прославленный бой. Помогли высунуть меч из ножен, и он смог растерзать мерзость изобилия. Но в какой-то момент его желание любить обратилось в нечто большее, чем мотиватор, ему хотелось выражать любовь, чего увы не получалось. Он любил вести дневники о Мими, происходящем в бою, рассказывать истории, но об этом и так знали все на Лофу. Предаваться чему-то настолько интимному для него, как выражение любви, было более будоражащим, чем любая романтическая постановка на вечерних выступлениях в Возвышающемся святилище. Он любил наблюдать за Фу Сюань. Воспитывать любовь к ней, делать чувства нежнее и выше, оставив грязный нрав позади, то и дело ее волосы отсылали его к чудесным пейзажам на борту линкоров, потому что небо за стеклом было таким же. Она была его музой войны, ковала меч любовью и страстью, наделяла уверенностью и заслуживала ее. Лёгкое опасение, что она будет на посту генерала, оставляло след после каждой перепалки. Неужто ей придется так безудержно кидаться в бой во славу Лань. Страхом была не её слабость, а возможность потерять свою возлюбленную, как это произошло когда-то с действующей рулевой. Эта мысль также вызывала волнение и тоску по нескончаемым теркам, больше напоминавшим клубы дыма своей попыткой прикрыть правду, неизвестно, когда их отношения станут холоднее, чем сейчас, или вообще перестанут существовать. Картина ее губ застряла в голове, она не вызывала аритмию, не заставляла трястись колени, смирение и искренняя любовь одолевали сердце, нет ничего нежнее, чем дарить любовь и слушать чужие струны души. Волнение — то, что всегда отсутствовало в чувствах Цзин Юаня. Предаваясь этим мыслям, на жёлтом пергаменте были высечены неуклюжие слова: Робкое дыхание, красота златых глаз, содрогание тонких губ, патетика души одаренных лунным светом. Оставался вне игры комичный образ многолетних отношений. Теперь слова, с надеждой в сердце, произнесены после векового дрёма. Все встало в миг на место, нефритовые четы зазвенят вдалеке, нашептывая от ветра: «Не предугадать чужих чувств». Фу Сюань наведалась средь ночи к генералу, избегая любопытных взоров. Обволакивая взглядом смутный силуэт, горожане не заметили ее, а она проскочила прямо к тем перилам, где была вчера, там с тоской на лице и опущенным взором уже сидел ее спутник. Она была смелее, вчера ее молчание трактовалось как отказ, но уже сегодня провидица решила не молчать, и не могла. Её душа играла звонкой сонатой, когда оставался рядом с ней только генерал. Она никогда не решалась допустить мысль о романтике между ними, искореняя любые предрассудки в момент появления. Фу Сюань помнит, насколько молод был Цзин Юань, и то с какой скоростью он взошел на пост, когда никто из семьи его не поддержал. Невозмутимость и личный подход к делу — качества, которых недоставало провидице, чтобы заменить его, она всегда это знала. Но смотря на него сейчас, в голове промелькнула мысль, что он уже готов передать чин ей. Всё, что нужно было для успеха — найти собственный подход к армии, что однажды удалось ему. После боя с Фантилией отвага Фу Сюань не могла остаться незамеченной, ее четкие командования, уверенные приказы были противоположностью смятения внутри. Его волосы блестели в закатных лучах, и ещё красивее становились в лунных. Не поднимая глаз, он протянул только руку, чтобы ледяные пальцы коснулись разгоряченной ладони. Сейчас хотелось забыть о том, что такое слова. Нельзя предсказать то, что невозможно выразить. Заблестела приходящая луна, провожала взглядом сумерки Фу Сюань. Как только занавес ночи открыл торжество, ногти ударились о кожаную перчатку, будто капелька росы упала оземь. Скрипичной струной натянулись губы и приблизились к лицу, что отдалось прохладе и далёкому полету размышлений. Длинные ресницы сомкнулись друг о друга, растворяя волны беспокойства. Штиль духовный наступил, когда губы коснулись щеки. Розовая прядь спала на острый нос, давая вдохнуть аромат отсыревших бумаг и дурманящих цветов. Пейзаж со стороны, не хуже тех, что захватывали взгляды новобранцев у прилета на неизведанную планету. Как статуи остались так влюбленные тела. Через десять падений клёна за спиной и двадцать пролетевших мимо яликов Фу Сюань поняла, что не сказала ни слова с его вчерашнего признания. Из оторвавшихся от чужой кожи уст вырвалось только краткое: — Люблю.