Желание

Она всегда язвит, подкалывает по поводу и без. Да и он сам не лучше. Каждый раз видя Эву, ему так и хочется пошутить, поддеть ее. По-доброму, конечно. Она забавно сморщит носик, сузит свои ярко-голубые глаза и обязательно съязвит в ответ. А потом они вместе посмеются над этим. Ливий понимает, что ему с Эвой очень комфортно. Она как камень, брошенный в медный таз, так он ее назвал. Точное сравнение. Где Эва – там шум, где Эва – там никакого покоя. Она нарушит тихий распорядок, придет ветром, что поднимет пески, которые царапают глаза и кожу, но вместе с тем принесет и свежесть, а потом уйдет, оставив задыхаться от изнуряющей жары. Он смотрит, как она старательно записывает его слова неаккуратными иероглифами и поражается, как же ее взяли в отряд писцом. Хотя, это же Эва. Она всегда найдет приключения. Капли пота переливаются на ее темной нежной коже, волнистые волосы струятся по плечам, а тонкие пальцы крепко сжимают кисточку для письма. Мелькает мысль подойти, отобрать кисточку и взять ее пальцы в свои, размять их, дать отдых, просто коснуться их. Он собирается поддаться порыву, но она поднимает голову и яркий холодный взгляд заставляет остаться на месте. – Что, следишь за мной? – Конечно, милая госпожа. Вдруг, что не так запишешь. Она открывает рот, готовая разразиться возмущенной тирадой, и в этот момент выглядит до безумия очаровательной. На колкость она отвечает, что проходит абсолютно мимо его ушей. Ливий просто продолжает смотреть на нее. И улыбаться. Взгляд сам собой падает на ее губы, и ему очень сильно хочется ее поцеловать. Эва это замечает, быстро отворачивается и с гордым видом держит кисточку над папирусом, намереваясь писать дальше. Ливий готов любоваться ею как можно дольше. Когда неизвестный вор забирается к Амену, это наводит шуму в поселении. Но больше его удивляет Эва. Конечно же. Кто же еще. Просит помочь ей, прикрыть, сказать, что видел вчера вечером. Уж не она ли забралась в дом к эпистату? Нет, точно не она. Зачем? Эва взбалмошная, дурная, но не самоубийца. На секунду в мыслях яркой вспышкой появляется образ, как Амен отрубает Эве голову за воровство и неимоверным усилием он отгоняет образ прочь. Нет, не бывать этому. Он не допустит. Так что поможет. Даже если бы не было того дурацкого спора в гробнице, он бы все равно помог. Только вот теперь Эва должна ему желание. Он не будет ставить ее в неловкое положение и заставлять чувствовать себя неудобно. Или унизительно. Она этого не заслуживает. И вечером уже лежа в кровати в Фивах в голове все крутится их диалог: – Ты обещаешь, что поможешь? – Обещаю, милая госпожа. И ее благодарная улыбка, которая освещает мир ярче, чем знойное египетское солнце на небосводе. Она входит в его покои, медленно и осторожно, в черной накидке, что закрывает все ее гибкое тело. В ее движениях неуверенность, которую она явно старается не показывать. – Я должна тебе желание, милый господин. Голос тихий, можно сказать робкий, такой ей несвойственный и это выбивает Ливия из колеи. Да и чтобы ей делать в его покоях? И вот тогда он осознает, что спит. Реальная Эва рассмеялась бы, узнав какой он ее представляет. Она садится на кровать и обхватывает его лицо ладонями. Нежно, едва касаясь. – Я знаю, чего ты хочешь. – И чего же? Вместо ответа она наклоняется ближе. Ее голубые глаза напротив, и он готов навсегда раствориться в них. Они как небо над головой, как драгоценность у фараона. Такие яркие, такие незабываемые. Пусть она всегда будет рядом, пусть не уходит, пусть продолжает касаться его лица, тела, везде. И пусть позволит коснуться себя. Что ж, его желание очевидно. Девушка медлит, но все же накрывает его губы своими. Поцелуй выходит неловким, неумелым, но Ливию абсолютно все равно. Он зарывается пальцами в ее волосы, углубляя поцелуй, не желая оторваться от нее даже на мгновение. Она – его лекарство, его проклятие, та, что приносит счастье. Ее тонкие пальцы на его шее, ее сухие губы на его уверенных горячих губах – О, великий Гипнос, не прекращай этот сон, прекрасный, возбуждающий, и таком желанный, дай насладиться им сполна. Ливий отрывается от ее губ и покрывает такое прекрасное лицо быстрыми, будто невесомыми, поспешными поцелуями, крепче прижимая девушку к себе. Ее дыхание учащается, Эва проводит ладонями по его голой груди, ловкими пальчиками пробегает по выпирающим ребрам, отчего он весь покрывается мурашками. В паху становится слишком горячо. Ливий поцелуями спускается ниже, покрывает ими шею, руками исследуя ее тело. Накидка на ней раздражает. Он порывается скинуть лишнюю вещь, прикасаясь к завязкам на шее. – Не надо. Эва шепчет, перехватывая его руки и удерживая от дальнейших действий. Она не смотрит ему в глаза, лишь часто и сбивчиво дышит. Не будь ее кожа такой смуглой, наверняка был бы виден яркий румянец. – Прости. Шепот в ответ. Он перегнул. Слишком завелся и чуть не потерял контроль. Испугал ее. Девушка встает и все также не смотря на Ливия направляется к выходу. Он успевает удержать ее за руку. – Я не хотел тебя обидеть, Эва. Поверь, последнее, что я хочу, это причинить тебе боль. Она оборачивается и снова улыбается, но улыбка выходит немного грустной. А в глазах слезы. – Спасибо. Эва наклоняется и легонько касается горячими губами его лба. А потом бежит к выходу. Ливий резко открывает глаза, сильно возбужденный и мокрый от пота. Он прекрасно помнит все подробности сна, такого реального, и такого прекрасного. Ему даже кажется, будто он слышит шаги убегающей Эвы за пределами комнаты. Жаль, что он проснулся. И интересно, почему во сне Эва была абсолютно другой, не такой, как в жизни. Такая робкая, нежная. Опасающаяся. Но с ним ей бояться нечего. В реальности все было бы так же как во сне – Ливий не стал бы склонять ее к большему, если бы она того не хотела. Перед тем как снова заснуть, в голове проносится мысль, что пусть и во сне, но его желание Эва выполнила сполна. Утро начинается с громкого окрика Тизиана и приказа прийти всем на главную площадь. – Что происходит? – Ливий останавливает спешащего Исмана. Лекарь замечает, что ученик необычайно бледен и очень испуган. – Амен ночью поймал черномага. Будет казнь. И больше ничего не добавив, Исман бежит дальше. Почему его так взволновала поимка черномага? Он что, общался с кем-то из них и боится увидеть знакомого? Или даже друга? Да и где бы они познакомились? Исман пользовался их услугами? Он друг Эвы. Простая мысль, от которой стынет все внутри. Да нет. Она не черномаг. Не может им быть. Эта чудная шумная прекрасная девчонка – и черномаг? Бред. А вдруг нет. С нарастающей тревогой Ливий выходит на площадь и все сомнения, надежды, споры с самим собой в миг рассыпаются прахом. На специально поставленном возвышении находятся двое. Эва стоит на коленях. Некогда белое платье грязное от пыли и песка, волосы рассыпаны по плечам, но сильно спутаны. Голова опущена. Амен рядом с ней, нависает как сокол над жертвой. На его фоне Эва кажется совсем крошечной, маленькой, такой беззащитной. Нет. Это ошибка. Ложное обвинение. Что угодно, кроме правды. Ливий пробирается к постаменту сквозь толпу, толкаясь и крича, боясь, что Амен приведет приговор в исполнение, что Ливий не успеет ей помочь. А он обещал помочь. И свое обещание должен сдержать. – Эвтида, ты обвиняешься в использовании черной магии, будучи шезму ты нарушила наши законы. Мало того, ты еще и воровка. Последнее предложение Амен выплевывает яростно, с презрением. – И за это ты приговариваешься к казни. Дошедший было до возвышения Ливий останавливается. Воровка? Потому и просила прикрыть? Милостивые боги. Зачем, Эва? – Амен, стой! Голос чуть подводит, но обращение все равно звучит громко. Эва поднимает голову и взглядом пытается выразить благодарность. А потом обреченно качает головой из стороны в сторону. Не лезь, меня не спасти. Эпистат переводит неприязненный взгляд на Ливия. – Ты смеешь прерывать меня, лекарь? – Здесь ошибка. Эва не воровка. Если ты имеешь ввиду недавнюю кражу, то всё не так. Я был с ней дома весь вечер и могу подтвердить, что она никуда не уходила. Эва беззвучно начинает плакать. Слезы льются по пыльному лицу, оставляя темные дорожки. А в глазах обреченность. И страх. – Выгораживаешь ее? Может, она тебе голову задурила? Амен хватает девушку за шею и одним движением вверх поднимает ее на ноги. – Да будет тебе известно, лекарь, эта шезму была поймана ночью в черной накидке. Той самой накидке, что лежала в моем сундуке, и которая была украдена вместе с моими вещами. И при ней была маска шезму. Вина доказана. А скажешь еще слово, я и тебя прикажу казнить. И в тот же миг приходит осознание. Шезму могут проникать в чужие сны. А значит, сегодняшний ночной поцелуй был настоящим. О, боги. Эва, зачем? Ты так испугалась того, что я могу загадать тебе, что решила взять все в свои руки? Остаться хозяйкой положения? Заметила мое мимолетное желание и проникла в сон, дабы исполнить его? Во сне ведь не то же самое, что в реальности, да? Сон ни к чему не обязывает. Глупая. Он готов проклясть себя за тот дурацкий спор. И за то, к чему в итоге он привел. Амен достает длинный кинжал из-за пояса. Эва закрывает глаза. – Смерть шезму! И вонзает кинжал ей в грудь. – Нет! Крик вырывается непроизвольно. Оружие входит легко, со смачным звуком, от которого становится тошно. Эва вскрикивает. На белой ткани быстро образуется алое пятно. Амен вытаскивает кинжал и с остервенением вонзает его ещё раз. Ливию хочется закричать, схватить эпистата за руку, выбить оружие, унести Эву подальше отсюда. Спасти ее. Но он продолжает стоять и всем нутром понимает – ей уже ничего не поможет. И это самое страшное. Эва открывает глаза и встречается с Ливием взглядом, таким же ярким, каким он был ночью. И каким он запомнится навсегда. А потом взгляд гаснет, как факел в гробнице, и её тело безвольно падает наземь, оставляя бездушные глаза открытыми. Не смог. Не спас. Ему даже все равно, что она занималась черной магией. Что обворовала самого эпистата. Он хотел бы ее защитить, снова обнять, что бы она просто была рядом. Такая безрассудная. Язвительная. Забавная. Замечательная. А теперь от нее осталось лишь мертвое тело. С губ срывается жалобный стон, а в груди будто разрастается чёрная дыра. Что это? Вина? Скорбь? Неважно. Оно будто поглощает его целиком. И оттуда, из этой чёрной дыры, он четко слышит тот самый диалог. – Ты обещаешь, что поможешь? – Обещаю, милая госпожа. И это обещание Ливий не забудет даже в загробной жизни.