На самом деле, он не замечает, как умирает.
Второй раз. Не первый.
Кажется, это был яд на основе снотворного. Мирная смерть. И самый лучший сон за все его долгие годы.
Пожалуй, его главная проблема в том, что он
встал после этого.
Потому что у него была
работа, которую никто, кроме него не сделает; он не так жесток, чтобы отдавать её своему шиди, нынешнему главному ученику. Прошлые пиковые лорды вознеслись два года назад, оставив после себя
бардак, достойный имени ураганов, которые превращаются в
огненные смерчи. Конечно, больше всего досталось первому, четвёртому и двенадцатому пикам. Политика, логистика и шпионаж. Их мастера
ублюдки, которые либо беспомощные младенцы, либо мудаки.
Шан Цинхуа вытянул последнего, его шисюн и шиди первых.
И они трое работали, как проклятые; он даже не может вспомнить, когда видел других своих боевых братьев и сестёр, кроме этих двух, пропуская свои встречи пиковых лордов, когда их убогие системы поставок оставили его
рыдать.
Шан Цинхуа не может назвать даже приблизительное количество людей, которых ему пришлось
освободить от обязанностей и попросить на выход с горы с вещами. Количество халатности, преступлений и просто
мерзостей было больше, чем он когда-либо писал для своей новеллы. А это о чём-то говорит, его главный герой (а значит и история браузера этого скромного автора) должен был быть изобретательным в мучениях.
Конечно, подчищая ряды, он ожидал покушений; некоторые были
позорно смешными, некоторые были близки к успеху, некоторые умудрялись предотвращать ещё до того, как до него кто-то дойдёт. И, может быть, он немного
расслабился.
С тем, как его главный ученик, человек, которого он более-менее знал десять лет, вежливо говорил с ним… да, ему стоило ожидать, что его попытаются предать.
В конце концов, он сам был предателем.
Но не это было самой насущной проблемой.
Оглядываясь назад, было
так много очевидных признаков того, что он мёртв.
***
Это было странно приятное утро: его голова кружилась, но тело было лёгким и редко
не ноющим от любой сломанной кости, которую ласково подправил его король. Солнце было ярким, а небо безоблачным. Блаженная тишина.
Шан Цинхуа впервые за годы выспался.
Он проспал.
Резко вскочив так, будто за ним гонятся все Небесные Демоны, которых он создал, он выбегает из своего дома отдыха, игнорируя всплывающее окно Системы неясного красноватого оттенка, не оглядываясь и даже не думая о том, что мог там
что-то оставить.
Например, своё тело.
Он нашёл своих паникующих младших, не замечая того, как его главный ученик споткнулся на ровном месте, и принял командование на себя. Сегодня должны быть поставки продуктов питания и заказы для пиков искусств и артефактов, и если Ань-шимэй просто подарит ему один из тех взглядов, как будто он пнул бездомного щенка, то Шэнь-шисюн сдерёт с него кожу.
Поэтому Шан Цинхуа начал работать. И работал, работал, работал.
Он не чувствовал усталости и не нуждался в перерыве; его тело не ломило от бесконечной беготни, поисков и тасканий всего и вся днём, и его голова не гудела от часов в окружении пыльных свитков и свеч в темноте, посреди его кабинета ночью. Впервые, с тех пор, как он ступил в Цан Цюн, он чувствовал себя
приемлемо.
Ничего не болело и ему ничего не хотелось.
Ни еды, ни сна, ни отдыха.
Так прошли
дни.
А дни превратились в
недели.
Ученики сменялись в две смены и каждый из них в какой-то момент думал, что он отдыхал или делал перерыв. Его главный ученик продолжал подавать ему один и тот же чай, оставаясь рядом с ним, наблюдая за ним, и Шан Цинхуа похвалил его за работу; почему этот шиди вообще продолжает смотреть на него? И пока он чувствует, что имеет силы, то отправляется в свои самые долгие поездки, которые избегал из мысли, что не переживёт их; однако, он продолжает пропускать собрания пиковых лордов, и присылает им сладости в качестве извинений.
И тогда недели превратились в
месяцы.
Прошло, наверное, три месяца, прежде чем он понял, что что-то не так.
Что-то ужасно не так.
В какой-то момент Му-шиди поймал его, потому что чжанмэнь-шисюн сказал, что ему могло нездоровиться; лидер секты должен был быть благодарен, что он наконец сортировал работу их предшественников, а не посылать по его душу врача! Шан Цинхуа упорно избегает того, чтобы опытный врач проверял его меридианы, он не хочет думать, что там могли быть остаточные следы демонической энергии
(к слову, когда он в последний раз видел своего короля?), а его шиди крайне настойчив.
— Ты очень бледен, Шан-шисюн, — замечает Му Цинфан, хмуря свои идеальные брови; Шан Цинхуа хочет разгладить эту морщинку, которая начинает образовываться; вместо этого, он просто отмахивается.
— Этот шисюн в порядке, шиди, — легко говорит он; это странно, но в последнее время он стал более уверенным; его ладони больше не потеют, а голос не заикается; ему так
легко, что это почти эйфорично. — Я бы даже сказал, что чувствую себя просто замечательно, — он улыбается Му-шиди, и правда похожа на глоток свежего воздуха.
Однако, это лишь заставляет его шиди нахмуриться только больше.
— Когда ты ел в последний раз? — продолжают спрашивать его, Шан Цинхуа не закатывает глаза, хотя очень хочет, открывая рот, чтобы ответить, и…
Он не помнит.
Он понимает, что не помнит, когда хотел перекусить чем-то, не говоря уже об полноценном обеде. Инедиа не может избавить вас от чувства голода, только не дать вашему организму пострадать от недостатка питательных веществ. Золотое ядро, особенно у бессмертного, удивительно сильно.
Но даже оно не освобождает вас ото сна.
Шан Цинхуа не может вспомнить, когда в последний раз чувствовал усталость.
— Мне… — он делает вдох;
разве его лёгкие не должно было жечь то время, что он задержал дыхание? Му-шиди выглядит более беспокоящимся, но он избегает его заботливых рук, сбегая. — Мне надо идти!
Му Цинфан пытается догнать его, но он быстрее
(почему он быстрее? Разве он всегда был таким быстрым? Почему он даже не чувствует лёгкого напряжения в мышцах?), и это его пик, он знает все его тропы и тайные ходы, которые не знал даже его шизунь. Сбежать от шиди это одно; сбежать от своего
не понимания — это совсем другое.
Когда это началось?
Когда он перестал чувствовать боль; когда он перестал желать чего-либо перекусить; когда он начал работать, не обращая внимания на отдых ни в каком виде; когда он в последний раз видел Систему; когда он потерял чувство времени; и…
когда он в последний раз был в своём доме отдыха?
Его дом отдыха — это его личная крепость, построенная на стольких слоях защиты и массивах, что его Ань-шимэй с пика артефактов и печатей могла бы плакать кровавым слезами зависти, что он заставил всё это работать; ему нужны замки, чтобы охранять свои секреты; свой факт предательства и своего короля, который имеет ужасную привычку появляться в его доме без предупреждения. Ученикам и мастерам залов запрещено входить в его дом, даже если секта горит, а все его шисюны в иерархическом порядке недоступны, что не так критично, потому что он бывает в собственном доме раз в три дня, чтобы уловить сон в пять часов и принять ванну.
Его дом, под слоями печатей иллюзий, покрыт льдом.
Это не столь ужасно, как
запах.
Он узнал бы его, где угодно.
Разложение.
Шан Цинхуа, Самолёт Взлетающий в Небо, всё равно не до конца уверен в том, что ожидал увидеть; возможно, какая-то его часть всё равно знала об этом; может быть, поэтому он решил не дышать,
не нуждаясь в этом.
У него ужасная работа; что первая, что, тем более, вторая; он видел смерть во всех её проявлениях; он видел изуродованные тела, которые умудряются найти щели в его разуме, чтобы преследовать его сквозь истощение в кошмарах.
Как ни странно, его собственный труп даже не входит в топ десять худшего, что он видел.
Холод сделал многое, чтобы сохранить его, но, очевидно, тот появился позже, чем стоило, потому как личинки уже съели его глаза, а его кожа на лице
иссохла, как бумага, на солнце. Насекомые хрустят в осколках льда под его подошвами, а солнце, бьющее его утром в лицо, скрыто шторами. Мертвецы редко бывают красивы.
Белые одежды — это то, что привлекло больше всего его внимания. Кто-то переодел его. Учитывая холод, его собственное искажение времени и смутного вопроса из отчётов о неспокойствии в северном регионе Царства Демонов, Шан Цинхуа уже знает ответ.
— Мой король, — произносит он; у него нет пара изо рта; и он чувствует портал до того, как тот откроется.
Его король прекрасен, как и всегда, хотя и кажется настороженным; его король выглядит
раненым, и это не так сильно разбивает ему сердце, как бы он хотел чувствовать.
Шан Цинхуа улыбается ему, измученно и неуверенно; он не знает, что он вообще делает.
— Извините этого слугу, — это получается так ровно, без единой запинки, что он удивлён, как мог не заметить раньше отсутствие своего извечного волнения, — но не могли бы вы помочь этому слуге, мой король?
Ему нужно избавиться от тела.
Мобэй-цзюнь обнимает его, шепча и шепча его имя, словно заклиная его; ледяной демон не такой холодный, как он ощущал раньше.
Ему стоит сжечь тело и спрятать прах, у него на сегодня запланировано ещё три встречи.
[ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ!]
[ОШИБКА ДАННЫХ!]
[ОШИБКА! ОШИБКА! ОШИБКА! ОШИБКА! ОШИБКА!]
[Запущен протокол устранения неполадок.]
[Протокол устранения неполадок не смог найти неисправность.]
[ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ!]
[ПОЛЬЗОВАТЕЛЬ 001 БОЛЕЕ НЕ ПОДЛЕЖИТ ИСПОЛЬЗОВАНИЮ ДАННОЙ СИСТЕМОЙ.]
[Поиск решения проблем.]
[Поиск завершён.]
[Запрос на Пользователя 002.]
Говорят, чтобы стать Бедствием надо иметь стремление; надо иметь желание и волю, что посрамят самих небожителей; надо иметь обиды, ненависть и недовольства; надо не знать счастья или знать зло слишком близко.
Говорят, чтобы стать Бедствием нужна идея; непогрешимый абсолют, которого не должны иметь смертные; нечто, что ни для кого другого не имеет смысла, кроме как для этой несчастной души.
Говорят, чтобы стать Бедствием достаточно быть неотступным в том, что ты делаешь; бескомпромиссным, строптивым, непримиримым за то, что ты стоишь; это то, что любой другой мог назвать одержимостью.
Для кого-то это может быть долг работы, для которой он убивал и убили его; идеал трудоголизма.
