Эффект

      Нью-Йорк отличается интенсивностью: этот чертов город так и провоцирует сильные эмоции, яркие эффекты, которые могут вскружить голову. Город зрелищ и вечного шоу - метафора, конечно, что надо, дабы описать загруженную нью-йоркскую жизнь, которая раньше для Тео была более чем родной. Сейчас жизнь определенно похожа на джазовый ритм, полный импровизации и модерна, который все набирает оборотов. А конкретно на данный момент это очередной отель с белоснежным свежим постельным бельишком, на сей раз с аккуратным балконом вместо широких панорамных окон и, конечно, неброская пепельница, о существовании которой вечно забывают и пользуются бумажным стаканчиком из-под утреннего эспрессо-макиато из кафетерии на углу. Декер терпеть не может кофешопы и подобную им дрянь, но вид Павликовского, который нетерпеливо стучит пальцами по столу, испепеляет взглядом невинного мальчика бариста... Это, конечно, приоритет похода в кофейню. Потом, уже в процессе ожидания, кудрявое бедствие потупит взгляд на собственные ноги, о чем-то еще несколько минут поразмышляет, кинет на работника особенно тяжелый взгляд, а затем, деловито цокнув, вылетит на улицу не объясняясь. Даже не бросит лаконичного "закурить", ведь Тео сам в силах догадаться, зная того, с кем случайно разделил сигарету, а потом и всю оставшуюся жизнь.       Губы Декера растянулись в неконтролируемой улыбке. Он всего лишь вспомнил о повадках Павликовского, того еще мерзавца и, если говорить совсем грубо – последнего мудака в его жизни. В первые годы своего переезда он только так о кудрявом и думал, пока обида не растворилась со временем, как тот же пепел в стакане с водой. Но, черт возьми, когда он вновь ворвался в жизнь ценителя антиквариата с до боли в сердце родным "Поттер", сердце вновь забилось поособенному. Любимая, режущая слух от того, насколько она выражена, "р", словно со свистом тогда прошлась по ушам, и Декер развернулся в сторону бара молниеносно, всматриваясь в силуэт. А черненький мальчишка, худощавый и высокий, превратился в какого-то богоподобного хмырюгу из славянской мифологии, о милостивый Господи, какого же красивого и невероятно соблазнительного! Еще немного и Тео, кажется, в путанице из мыслей о "кудрявом-родном" перепутал бы все данные в бланке. Долгожданный отпуск и не был таковым уж расслабляющим. Работа все еще неизменно оставалась обязанностью, разве что никаких встреч и поездок в мастерскую. Хотя телефонные разговоры и посиделки со стопками бумажек стабильно давили. Пока рука все также выводила закарлючки-буквы, у Теодора концентрация, казалось, стремительно снижалась. И, о Боже, легче ничуть не стало, когда в замке прокрутился ключ, а на ручку уверенным движением нажали. — Поттер, это чистая обдираловка и я сейчас не о долбанном кофе. Blyat'. Только не говори, что ты снова работаешь со своей вот этой писаниной, – Борис, втиснувшись в дверной проем буквально через щель, ибо обе руки заняты сумками и стаканами, мигом поменялся в лице, словно его эмоциональный диапазон и впрямь ломался так, будто тот – все еще подросток. — Как есть. Сейчас сезон продаж и я помогаю Хоби чем только могу. Я же не хожу на встречи, а просто отсиживаюсь за столом, – Теодор поправил очки, только золотистая оправа которых стоила как одна полуживая почка Бориса. — И какого черта? Ты в отпуске, дружище. Твой кофе, – кудрявый снял черные высокие кеды, видавшие уже многое... вернее, как снял, скорее раздраженно стянул их с себя и хаотично раскидал возле входа. Он поставил два бумажных стакана на стол, после чего хлопнул светловолосого по плечу. — Работу никто не отменял, – шутливо, с таким легким смешком, ответил Декер. — Черт, бесишь же, – Павликовский неряшливо стянул с себя черное пальто и одним движением руки кинул на незаправленную кровать, прямо в месиво из простыней и одеял, — корчишь из себя пай-мальчика, а потом полируешь таблетки водкой.       Тео сглотнул. Чужая рука, а точнее фарфоровые длинные пальцы, с обеих сторон сжимали его плечи, а острый подбородок разместился на макушке. Теодор представлял приспущенные веки и острые скулы брюнета в охровом свете ламп, а также то, с какой готовностью тот готов был выкинуть очередной язвительный комментарий. Но буйные черные кудри стали падать уже на его плечи, прикасаясь к открытым участкам кожи шеи. Декер вздрогнул, ибо чужие сухие губы невзначай прошлись по щеке, задевая одну из скул. — Ты не умеешь отдыхать, чертов трудоголик. Как будто бы реально специально лезешь из кожи вон, дабы кому-то что-то доказать. Но по сути... Для чего? Лишний раз отметить какой ты накрахмаленно-важный и, — легкая пауза для эффекта, – и неприлично презентабельный послушный мальчик.       Тео застыл, словно это он был мраморной скульптурой, выставленной на продажу в антиквариатной лавке, а Борис лишь обжигающим шепотом заставил его покрыться красными пятнами. Такие смущающие жесты Павликовский, конечно, далеко ни раз позволял себе, ибо понятие "личное пространство" было за гранью его сознания. Никакие попытки сохранить дистанцию и начертить вокруг четкие границы не могли увенчаться успехом. Ни разу. Кудрявый мастерски делал четкую грань размытой, бессовестно сокращая расстояние. Ровно также умело, он оставил легкий поцелуй на виске, который показался и вовсе не весомым, но Тео слишком прочувствовал его в этом эфемерном моменте, наверно потому что тот пробрал его до дрожи. — Предпочтешь заняться работой? Или все-таки мной?– Павликовский прикрыл глаза, укладываясь на плечо светловолосого. Его кудри рассыпались подобно песку Вегаса, где затерялись их ярчайшие пьяные воспоминания, где они хохотали как умалишенные и оправдывали поцелуи количеством выпитого алкоголя. Но сейчас в этом есть что-то неправильное – оба трезвы. — Ты... Черт. Ты флиртуешь? - Тео свел брови у переносицы, дергаясь практически от боли, ибо Борис набирал оборотов, игриво прикусывая обнаженную шею. — Флирт? Да нет же... Я указываю тебе на твои, — снова эта блядская пауза и оценивающий взгляд, — на твои недостатки.       В какой-то момент брюнет отстранился, давая возможность выравнять дыхание. В такие моменты он не высказывался точно, делая свои фразы еще скандальнее. Но Декеру с головой хватало и этого, пускай где-то в душе он и требовал немедленного разъяснения. И пока Борис усаживался на стол, неряшливо смахивая все бумаги куда-то в сторону, у Теодора горели щеки от смущения, а во рту вновь стало сухо. Взгляд переместился на его бумажный стаканчик с кофе, а затем на чужие глаза, о милостивый Господи, сплошные-потемки-глаза. Павликовский уловил этот мимолетный взгляд, именно поэтому ухмылка переросла в хищный выжидающий оскал. – Недо...статки? – пускай неуверенно, но светловолосый подал голос, упрямо всматриваясь в стол, якобы игнорируя фигуру перед собой. — Твой главный недостаток в том, что я постоянно тебя хочу, а ты постоянно работаешь, Поттер. Ты так и хочешь угодить этим извращенным любителям ретро-дряни. Они платят тебе, suka, бешеные бабки, а потом ты щеголяешь в этих дизайнерских костюмах и, черт бы тебя побрал, очках с золотистой тоненькой оправой. И знаешь, что самое страшное? Ты ничем не отличаешься от тех извращуг, просто ты отчаянно скрываешь свое желание трахнуть мою глотку. Ты многого хочешь, а на данный момент твои руки не связаны. Птичка там, где должна быть; Китси пошла к черту, а я здесь, в твоем, suka blyat', полном распоряжении, Поттер, – А Борис говорил на полном серьезе, проговаривая каждое слово чересчур уверенно, пытаясь заглянуть в чужие глаза.       Тео смог лишь приоткрыть рот, перед тем как его уши начали стремительно краснеть. Взгляд, теперь уже уставленный на кудрявого,  расфокусировался. Ему понадобилось полторы, мать его, минуты, чтобы осознать, что все происходящее – более чем реально. Он словно забыл какое-то стоп-слово, которое гарантировало полный конец. Но у Павликовского, казалось, есть пожизненный абонемент на карт-бланш. Его не прогонишь, ему не возразишь. А Декеру всего лишь стоило иметь больше уверенности и готовности, ведь то, о чем говорил брюнет – горькая правда. Потому что черные кудри, глаза цвета то ли коньяка, то ли дабл-эспрессо, выраженные, особенно на контрасте с белыми простынями, скулы действовали на Тео сильнее люксовой выпивки. Теодор рывком схватился за воротник рубашки кудрявого, усаживая того к себе на бедра. Он всегда хватался именно за одежду, с подросткового возраста. Борис лишь удовлетворенно хмыкнул, когда рука Декера бережно придержала его талию, помогая разместиться. В ответ он с поразительной грацией выгнулся в спине, обвивая шею светловолосого двумя руками. — Решил закрыть гештальт? - Борис спросил совсем тихо, чуть ли не проговаривая слова в самые губы Теодора; от кудрявого веяло запахом вишневых сигарет и кофе, дивного кофе из кофешопа на углу. — Просто замолчи, я не могу переложить вину на выпивку в данный момент и это меня жутко тяготит, — Тео провел большим пальцем по острой скуле собеседника. — Да ладно. Ты от меня в восторге.       Не успел кудрявый договорить, как их горячие губы соприкоснулись. Эту близость сложно было назвать поцелуем. Это было что-то вроде отчаянной попытки научиться дышать с помощью друг друга и у них получалось. Жадно, не по-людски... Словно кто-то из них вот-вот испарится или раствориться в воздухе. Но никто не собирался уходить. Они слишком долго были порознь, замалчивая обиды и проблемы. И пока кто-то тонул в дистимии и экзистенциальном кризисе, кто-то был эпатажным бонвиваном. Но это не помешало встрече в баре спустя годы. Мужчины отстранились от нехватки воздуха, всматриваясь в черты лица друг друга, словно выискивая там спасение. — Славная фика, только мы даже не притронулись к кофе, но меня действительно все устраивает, – Павликовский подцепил пальцами аккуратные очки, стягивая их с лица собеседника. — Просто замолчи уже.