speak the unspeakable

одна часть феникса задается вопросом, когда будет подходящее время. другая часть знает, что его никогда не будет. в мире нет какого-то таймера, которое точно дает знать, когда вам можно спокойно вздохнуть и начать дышать, не боясь, что вздох оборвется и все начнется с начала. они дышали вместе в девять лет, но вздох прервал застрявший лифт. а потом никак не могли начать одновременно. потому что стоит одному начать делать вздох, — у второго он прервется, а после и у первого. это проклятие, в какой-то мере. сколько бы попыток не было с каждой стороны, все удивительно постоянно и вовремя идет не так, будто вселенная не хочет, чтоб они дышали вместе, рядом, как они и должны. это не значит, что они сдаются. они могли это давно прекратить, если бы феникс забыл мальчика, что спас его одним лишь словом, а эджворт бы настоял чуть посильнее, чтобы один адвокат ушел из комнаты допроса, оставляя себя умирать. и тогда бы не было боли ни от чужой записки с прозрачными слезами на ней, ни от страха от сожженного моста. но они не прекращают. они возвращаются к друг другу, возвращались, и будут возвращаться, потому что они хотят. потому что что-то всегда тянет к друг другу, что-то всегда заставляет стараться дальше. может, они и не дышат в унисон, как бы не пытались, но они все равно растут вместе, узнавая друг друга. потому что год того, как они знали друг друга детьми с невинными глазами, не может так легко забыться. потому что года того, как они знали друг друга в самые худшие моменты жизни, все еще хранятся в памяти, запечатанные навечно. если в девять лет феникс чувствовал, что знает мальчика перед ним совершенно ясно и полностью, потому что решал его, как самую интересную загадку, то что говорить о сейчас? они знают друг друга достаточно хорошо, чтобы понимать, что они не должны провожать другого до конца. они не спасли друг друга; они помогли друг другу спасти самих себя. просто напомнив. просто направляя, а не ведя. они знают, что другой способен справиться сам. лишь находятся рядом, показывая путь, когда теряются.

ты спас меня, говорит глазами эджворт в тишине ночного кабинета. нет, отвечает феникс слабой усталой улыбкой, это всегда был твой путь. возможно, эджворт не сразу это понимает, но спустя годы терапии уступает. (он все еще указывает, что, технически, феникс все равно спас его от смертной казни, на что ему приходится соглашаться.) (за то феникс напоминает о том, что маленький майлз эджворт спас его от разгневенных приемных родителей, что для маленького феникса райта тоже самое, что смертное казнь. эджворт вздыхает и тоже соглашается.)

эджворт не смотрит в глаза, но видит его слишком насквозь и чересчур прозрачно. феникс смотрит прямо в глаза, но видит его хрупкое и крепкое сердце. эджворт знает, что доспех сердца феникса — это сияющий, как он сам, значок на лацкане. феникс знает, что защита сердца эджворта — это слои его сложного костюма, что оберегают владельца. в один момент значка нет. в другой момент эджворт приходит к нему в одних лишь свитере и штанах. если твое сердце обнажено, говорит он безмолвно, молча, — но феникс понимает, и эджворт знает, — то тогда мое тоже. это слишком поздно. феникс все равно плачет на чужом плече, окончательно раскрывая сердце. суть в том, что несмотря на провальные попытки идти вместе, дыша в унисон, они все равно понимают друг друга лучше, чем самих себя. суть в том, что даже если в тридцать шесть их попытки только начинают работать, они все равно прошли огромный путь. им тридцать шесть, и они больше не девятилетние маленькие мальчики, что сияют у друг друга в отражающих глазах и общаются так просто, но и не двадцатичетырехлетние противники, чьи рты при попытке поговорить насильно закрывают чужие окровавленные руки, чуть душа. я люблю тебя, говорит феникс глазами, улыбкой и сжатием рук. — я тоже, — отвечает эджворт словами, сжимая руки в ответ.