***
Уважаемый Кавех, Мне бы не хотелось сообщать тебе эту новость, так как я до сих пор не могу поверить, что это произошло, и сам отрицаю это, но, к моему величайшему сожалению, твоя мать, моя жена, Фаранак, скончалась сегодня утром. Недавно у нее диагностировали смертельную болезнь, и ей оставалось недолго. В свои последние минуты она написала тебе письмо. Пожалуйста, отнесись к нему с особой осторожностью. Похороны состоятся в...***
Следующие слова письма слились воедино, и Кавеху было все равно. Его мама… умерла? Нет-нет-нет! Он не мог в это поверить. Слезы ручьями текли по его щекам, и шок заморозил все его тело. Он все еще не верил тому, что только что прочитал, поэтому быстро схватил второе письмо, от мамы, и открыл его.***
Мой мальчик Кавех, мой сын, моя сияющая звезда, Я не планировала писать что-то подобное так скоро, но чувствую, что силы уходят, а дышать с каждой минутой всё сложнее. Я презираю себя за то, что не могу сказать тебе это лично. Мне нужно так много тебе сказать, но у меня мало времени и это ужасно меня расстраивает. по крайней мере, я уже решила, что сказать. Меня злит то, что я не могла видеть тебя чаще, и это полностью моя вина. Я влюбилась в Оливера и поселилась здесь, в Фонтейне, живя комфортной жизнью и избегая своего прошлого, как чумы, в то время как я эгоистично оставила тебя в покое в Сумеру. Ты иногда приезжал, и это ты приходил ко мне, а не наоборот, и мне за это безмерно стыдно. После смерти твоего отца ты как будто потерял и свою мать, и я даже не могу представить, какую боль ты испытал. Тем не менее, я безмерно горжусь тем, кем ты стал. Слухи о знаменитом архитекторе, построившем дворец для знаменитого купца Сангема Бэя, распространились, и никакие слова не могут описать мою гордость. Я всегда знала, что ты далеко зайдешь в жизни, но, как мне не хочется это признавать, я не ожидала, что ты зайдешь настолько далеко. Но теперь, когда я об этом думаю, я понимаю, что ты всегда был яркой звездой, идущей по маминым стопам. Я просто так, так горжусь, и твой отец гордился бы тобой. Не только за твой успех как архитектора, но и за то, что ты стал сострадательным, добрым, самоотверженным человеком. Меня поражает, насколько ты хороший человек, без колебаний помогаешь нуждающимся, даже если это дорого обходится. Ты ставишь себя на последнее место и заботишься только о благополучии других. Невероятно, что такие люди, как ты, все еще существуют в этом гнилом мире, но это заставляет меня верить, что у него все еще есть шанс на искупление. Пожалуйста, не оплакивай меня. Живи, как всегда. Я эгоистично позволила себе оставить последний сувенир обо мне. Это подарок для тебя, пожалуйста, открой его после того, как закончишь читать это. Кавех. Никогда не забывай, что я всегда гордилась и буду гордиться тобой, какой бы путь ты ни выбрал и какие бы решения ни принял. Спасибо за то, что ты есть в моей жизни. Спасибо, что подарил мне столько счастья, радости и надежды. Я люблю тебя, моя сияющая звезда.Твоя мать, Фаранак
***
В оцепенении он трясущимися руками развернул коробку, как и было сказано Фаранак в ее письме. Он почти ничего не видел сквозь слезы, но когда его зрение на мгновение прояснилось, что-то внутри него треснуло от увиденного. Внутри коробки лежала деревянная сумеречная птица. Его любимая игрушка из детства. Отец вырезал его, а мама раскрасила. Со срывающимся смешком он вспомнил, как не мог отпустить эту игрушку и повсюду таскал ее с собой. Он даже дал ему имя Даски. Он осторожно положил его на стол перед собой, прежде чем по-настоящему заплакал. Он чувствовал себя настолько разбитым, что даже не хотел пить алкоголь, чтобы забыться. Он обнимал колени, все еще сидя на диване с письмом Фаранак в руке. Он сжал его так сильно, что бумага смялась. Его тело сотрясалось от прерывистых рыданий. На секунду он был благодарен отсутствию Аль-Хайтама. Он определенно не хотел смотреть на безучастное лицо своего соседа по комнате и слушать замечания о его жалком поведении. Но не тут-то было. Дверь открылась, но вскоре фигура, вошедшая внутрь, остановилась, услышав крики. Кавех, однако, ничего не слышал из-за своих рыданий. Его зрение было затуманено, слезы заливали его лицо, а легкие болели от частых всхлипов. Он разбит.***
Альхайтам не умел утешать людей. Вместо этого его слова часто ранили и ранили, как часто говорил ему его сосед по комнате. Однако, когда он увидел, как этот самый сосед по комнате, самый важный человек в его жизни, плакал, он почувствовал себя пронзенным. Альхайтам никогда не чувствовал чужой боли. Он не был чутким, как ему часто говорили, но вид Кавех что-то надломил в нем. Он тихо подошел и сел рядом с блондином. Мгновение он не знал, что делать дальше, но что-то в нем заставило его обнять другого. Так он и сделал. Он нежно обвил одной рукой спину Кавеха, а другой начал гладить его по волосам. Кавех устало поднял голову, его глаза были красными и опухшими, но все равно такими красивыми. Альхайтам не остановил своих движений. Вместо этого он наклонился ближе к другому. — Что случилось? - тихо спросил он, и его манера поведения была так непохожа на обычного Альхайтама, что озадачила и Кавеха, и его самого. Кавех, неспособный говорить, только сунул оба письма в руки писца. Другому потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, что произошло, и произнести фразу, которую, по мнению Кавеха, невозможно было услышать от него. — О, Кавех. Альхайтам на удивление выглядел таким же сломленным, каким звучал его голос. — Мне так, так жаль. Затем он притянул его еще ближе, чем раньше, Кавех никогда не чувствовал себя в большей безопасности. Он бы никогда в этом не признался, но Аль-Хайтам заставил его почувствовать себя немного лучше. Но только немного. Ему все еще хотелось спрыгнуть со скалы. Кавех плакал и плакал, его горе отражалось в мокром пятне на рубашке Аль-Хайтама. Он отвернулся. — Я порчу твою рубашку, - пробормотал Кавех, глядя вниз со слезами, все еще текущими по его щекам. Другой лишь грустно улыбнулся ему и снова притянул к себе. — Это должно быть наименьшей из твоих забот прямо сейчас. Писец положил голову Кавеха себе на грудь, чтобы немного успокоить его. — Плачь, сколько хочешь, - пробормотал он. Потом тихо добавил. — Я буду здесь, - очередной всхлип Кавеха.***
Потребовалось много времени, чтобы успокоить Кавеха, и в конце концов он заснул. Аль-Хайтам осторожно поднял спящего и отнес его в спальню архитектора. Он положил его, прежде чем сесть рядом. Он убрал несколько прядей волос с лица друга, наблюдая за ним. Он изучал его острый нос, мягкие губы и гладкую кожу. Он продолжал наблюдать за ним некоторое время, прежде чем вздохнул и встал. Ему удалось сделать один шаг, прежде чем пальцы сомкнулись вокруг его запястья и потянули назад. — Пожалуйста, не уходи, - эти затуманенные карминовые глаза уставились на него, полуприкрытые и усталые, и Аль-Хайтам почувствовал, что нервно сглатывает. Кавех явно был не в своем уме, иначе он никогда бы не попросил его об этом. Когда блондин увидел, что другой колеблется, он снова потянул руку на себя. — Пожалуйста, - он прошептал, и Аль-Хайтам понял, что не может отказать ему. Он быстро снял с себя всю ненужную одежду и лег рядом. Однако он не осмелился приблизиться к блондину. Но Кавех сам это сделал. Он обхватил руками талию писца и прижался ближе, удовлетворенно вздохнув. Вскоре он снова уснул. После этого Альхайтам некоторое время бодрствовал. В конце концов, объятия с человеком, которого ты любил годами, заставляли его голову кружиться, а сердце биться чаще. Однако сейчас было не время предаваться каким-либо желаниям. Он нежно улыбнулся. Похоже, его признание будет позже. Во-первых, он должен убедиться, что Кавех стабилен и здоров, прежде чем он расскажет ему о своих чувствах. А тем временем он сделает все, что в его силах, чтобы быть опорой для Кавеха и тем, на кого он всегда может рассчитывать. Он будет тем, кому Кавех сможет доверять. Он будет его сияющей звездой.