Чужое тело

Вэй Усянь — один из самых известных заклинателей своего поколения — Старейшина Илин, известный как отменнейший мерзавец и убийца, он стал просто идеальным злым духом, которому можно пожертвовать тело ради мести. Вот только. — Мо Сюаньюй. Ты женщина?.. Я… я… теперь — я. . У него нет больше члена. У него есть грудь. У него другой центр равновесия. И золотое ядро есть. Минусы и плюсы поделились поровну. . Вэй Усянь рассматривает свои вещи, читает лихорадочные записи. Кажется, Мо Сюаньюй считали безумной — была какая-то интрижка из-за которой ее выгнали прямо посреди обучения. — Ну, меня из Облачных Глубин за драку выгнали, — пытается найти точки соприкосновения Вэй Усянь. Голос женский. Непривычный. Небожители, признавайтесь, вы его так наказали за то, что он сотни жизней отнял? Мол, отнял — восполняй. — Ужасные-ужасные мысли, — жалуется Вэй Усянь. К голосу он начинает привыкать — тот даже приятно-низкий, не мужской, конечно, но что есть. . Тело у него… у нее… теперь почти такое же высокое, чуть угловатое, словно еще не до конца повзрослевшее, словно что-то тормозило его во время взросления. Вэй Усянь с неодобрением смотрит на крохотную дверку в большой двери, через которую, видимо, происходила кормежка, а еще осматривает свое тело со следами побоев. Он не знает, как определять насилие на женщине, но там, в сокровенно-женском, которого Вэй Усянь касается бережно и отчего-то страшась, ничего не болит, вроде, а синяки и треснувшие ребра — это от того, что пинали, кажется. На лице что-то типа косметики, макияж висельника, не для красоты, для уродства, хочется смыть его и посмотреть на свое новое лицо, но пока лишней воды нет. Грудь не очень большая, но приятная в руках, тяжелая в ладони, плечи довольно широкие, тонкая талия, бедра узковатые, тело больше мальчишечье, честно, тренированное, словно даже тут, в этом закутке, полубезумная, Мо Сюаньюй продолжала тренировки и медитации, будто надеялась однажды вырваться и уйти бродить по свету. — Я отомщу за тебя, девочка, — говорит Вэй Усянь. — Я открою истину, узнаю, из-за кого те четыре пореза. И отомщу им. Ему чудится, наверное, то странное облегчение, которое чувствуется не им. А если и не чудится, то клятву услышали и приняли. Если что-то от души этой девочки осталось после ритуала, пусть она уйдет с миром. Но с этим угасающим чувством чужого облегчения золотое ядро полностью переходит под контроль Вэй Усяня. . Вэй Усянь… дурачится. Он… она — нужно принимать мир, судьбу и тело такими, какие они есть — совершенно не стесняется. Даже смерть сейчас не страшна, честно говоря. Она уже умирала, какая разница, умрет ли она сейчас?.. Да, хотелось бы сначала отомстить за бедную девочку. Месть выходит… без ее участия. Демоническая рука как-то очень правильно и вовремя оказывается во владениях семьи Мо. А еще там оказываются ученики из Облачных Глубин. Вэй Усянь улыбается мальчишкам, которые очень стараются быть взрослыми и ответственными. Эти дети. Они когда-то такими же были — честными, чистыми и готовыми сражаться за то, во что верили. А проиграть им Вэй Усянь не даст, нет. Не хочет. Не может. Нельзя им проигрывать после того, что прожило, вытерпело и сделало его поколение… его поколение. А ее поколение — поколение новой жизни Вэй Усяня — принадлежит, наверное, к этим детям?.. Она чуть старше их. И не позволит им проиграть. Правда, из детей что-то понимает только тот милый мальчик Лань Сычжуй, но его знакомо-проницательный взгляд можно проигнорировать. . Быть безумной — забавно. Можно не скрывать истинных мыслей, можно говорить честно то, что в глубине души, а еще — лгать. Так лгать, как никогда не лгал Старейшина Илин, как никогда не лгала Мо Сюаньюй. Вэй Усянь смеется, спасает и лжет. И сбегает, когда слышит перебор струн гуциня. Почему-то кажется, что к этим детям может прийти на помощь только тот, кто приходит в места, полные хаоса. Герой без страха и упрека, которому нельзя показываться на глаза — отчего-то верится, что уж он-то… он сразу поймет, кто перед ним. . Вэй Усянь смотрит на заживающие раны — семья Мо и их слуга погибли, это тело полностью в ее власти, нужно уходить. Она крадет мужскую одежду — потому что банально не умеет носить женское платье, а с мужским как-то можно разобраться. Да и с многим придется разбираться — лунные дни, например, из самого ужасающего, потому что мысль о том, что небожители специально отправили его в женское тело никак не уходит. Мол, отнимал жизни, попробуй дать. — Ни с одним из мужей не возлягу, — решает Вэй Усянь. В конце концов, за ту жизнь у него из весенних утех был только один поцелуй, да и тот случайный. Так что ничего нового. Потом она крадет ослика. И уезжает из города, чтобы брести туда, куда бредется. Больше всего хочется узнать, сколько времени точно прошло, что произошло, живы ли дорогие душе — несмотря на всё произошедшее — люди. Ее зачем-то вернули в этот мир. Осталось понять — зачем. И она пускается в путь — дорога сама привет ее туда, где ей нужно быть. В этом Вэй Усянь отчего-то уверена.