-- Зима, январь --
- Она ведет себя со мной, как бабуля с папой. Ей надо знать все! Контролировать все! Решать все! Иногда думаю, что собирается прожить за меня и мою жизнь!! Просто сводит меня с ума!!! Завела бы себе любовника лучше, честно. Громко и эмоционально жалуется Вэй Ин Мяньмянь на маму. - А как меня тошнит от ее вечного, сладкого, материнского умиления! Почти с отчаянным рычанием подросток дёргает волосы на голове, заставляя Мяньмянь молча переживать о раннем его облысении. - «Как же ты похож на своего отца». - Не слишком правдоподобно, но достаточно драматично жеманно Усянь пародирует мать. - А я, может быть, блядь, не хочу быть «похож» на отца. Может, я ненавижу, что похож на него!? Раздражает!!! Последнее слово бросает как тяжёлый камень, который вынужден был тащить слишком долго. - Ее слишком много, понимаешь?! Я сейчас думаю о них с папой и не могу понять, какая, черт возьми, нечистая сила свела их вместе вообще. Они же совершенно не подходят друг другу! Отец - идеальный пример для подражания для всех, весь из себя высокий, смуглый, красивый, подтянутый, серьёзный и с выправкой как у генерала. И мама - невысокая хохотушка с широкими бёдрами, пухлыми щёчками, малюсеньким носом, плохой готовкой, с вечной дулей на голове, бесконечно болтливая, смеётся даже над мало-мальски смешной шуткой и плачет тоже так же легко... Вот как? Скажи! Как он выносил все те годы весь этот ее постоянный эмоциональный бардак? Мяньмянь не успевает вставить и двух слов, Усянь дико жестикулирует и ходит по своей комнате, на нее ни разу ни разу даже не посмотрел, а она хотела посоветовать другу, не спрашивать ее о том, почему его отец и мама сошлись, а у самого дяди Чанцзэ и спросить, по крайней мере, это было бы правильнее и имело некоторую логику, если Усянь, конечно, действительно ищет ответы, а не просто хочет пожалеть себя. Но Усянь продолжает шагать и скрипеть зубами, возможно, даже забыл давно, что в комнате ни только он и его зеркало, а еще один живой человек, Мяньмянь мысленно машет рукой на парня: мол, да ну его, пусть изливает душу дальше, а я пока поищу свою пилочку, потому что Усяню явно не нужны честные и открывающие глаза ее наставления. А Усянь между тем реально слеп к происходящему вокруг, он полностью погружен в себя, сердито шагает по комнате, вспоминая свои одиннадцать-двенадцать, как отец морщился и пытался остановить ссору с мамой своим тихим и спокойным - «хватит, Цансэ» - но увы, затем еще долго выясняли отношения у себя в спальне, когда думали, что он спит. Мама то гневно кричала, то обиженно всхлипывала, то смеялась; отец отвечал всегда мало, чаще только шумно втягивал носом воздух, показывая свое несогласие таким вот пассивным образом. Либо подходил к окну, открывал и долго курил, пристально глядя в темное небо. С появлением Ванцзи отец, кстати, бросил свою привычку курить, сейчас Усянь даже не смог бы вспомнить в какой именно момент произошло это и при каких обстоятельствах, он был тогда слишком занят тем, чтобы ненавидеть мачеху за одно само ее существование, некогда было ему замечать, как хороша девушка оказалась для отца. Юноша, наконец, останавливается, действуя механически, садится на компьютерное кресло под рукой и откинувшись спиной на высокую спинку, закрывает глаза и замолкает. Мяньмянь проверяет его одним глазом, и убедившись, что Усянь выглядит "будто он в порядке", и, похоже, все еще не ждет ее комментариев, возвращается к своим ногтям: если Усяню надо, назовет ее имя. - У них ведь разные вкусы в музыке, еде, отдыхе и многом другом! Не то что с Ванцзи. Продолжает он возмущаться, но уже немножечко менее бурно. Ну а что потом было с его семьей известно: развод, объяснения, знакомство с новой женой папы, строгой и равнодушной, но статной и похожей очень характером на отца, и жизнь на два дома. Вэй Ину плевать, что Мяньмянь ничего не комментирует, так даже лучше, ведь ему просто нужно выговориться, нужны свободные уши и закрытый рот, а чтобы кто-то посторонний ругал его маму, он терпеть не станет, точно поругается с Мяньмянь, если она скажет что-то. Воодушевленный молчанием подруги, Усянь продолжает вскрывать свой эмоциональный "гнойник": - Представляешь, до недавнего времени все еще просила меня передать папе какие-нибудь глупые вещи, вроде вязаных носков, шарфы, носовые платки, рубашки всякие. Можешь поверить в это? Кто так делает вообще? Пока я не сказал, чтобы прекратила это унижение себя, и меня тоже! Представляешь, как глупо я себя чувствовал, передавая ему весь этот хлам? Агрх!! Не мог больше терпеть, честно, пришлось напомнить ей, у отца молодая жена, он доволен и о ней не вспоминает, а хлам, что она присылает, наверное, бросает на дно шкафа, подальше от глаз, потому что выбросить стыдно, ведь она еще и друг его, а не только бывшая жена, но и надеть неловко по той же причине. Усянь несмешливо фыркает, ухмылка презрительна, глаза свергают брезгливостью. Жестокий подростковый максимализм заставляет его верить, что его жизненного опыта достаточно, чтобы осуждать маму. Он чувствует себя правым в своем гневе. Есть либо только черное, либо только белое, а все прочее - это слабохарактерность его мамы. - И не смотри так, я не был жестоким, Мяньмянь. - А Мяньмянь и не смотрела, еще одно доказательство, что для Усяня она просто зритель за экраном. Где-то далеко, невидима, наплевать. что думает. - Жестоко было бы позволить ей и дальше вести себя так! Она же не замечала будто, что навязывается, липнет как надоедливый репей. Гордости никакой. - Вэй Ин просто хотел, чтобы мама распрощалась с иллюзорной надеждой вернуться к папе. Пусть начнёт жить по новой. Пусть найдёт хорошего мужчину, выйдет вновь замуж, родит ещё ребёнка. Будет счастливо жить настоящим, а не жалко чахнуть о прошлом. И Усяня она тогда тоже, может быть, перестанет душить своей любовью ежеминутно и ежечасно... Многое из отравляющего его в ситуации с родителями Усянь не рассказывает вслух. Стыдно почему-то признаваться даже лучшей подруге в том, что твои родители умеют ругаться как собаки, когда вместе. У Мяньмянь вот родители совсем не такие, поэтому она не поймет. Ей вряд-ли когда-либо приходилось видеть двух своих любимых людей кричащими друг другу обидные вещи, не понимать, почему они такие и, чувствовать, что виноват ты. Завистливая мысль пытается его сбить толку, но Усянь отталкивает ее - Мяньмянь и ее семья не виноваты, что они лучшая семья, чем его собственная. - А то жить с ней совсем невыносимо стало, понимаешь? Пусть на себя отвлечётся, наконец, - жалуется Усянь теперь совсем спокойным и слегка усталым тоном. Мяньмянь же решает и дальше не озвучивать свои мысли, хотя сейчас у нее особенно много есть, что сказать, учитывая, что она часто бывает в доме Вэй Ина и не раз видела дядю Чанцзэ и тетю Саньжэнь вместе: как смотрят, как говорят, где стоят, когда в комнате одной находятся, - и со стороны, а она эксперт по искрам, и вот отец Вэй Ина никогда не выглядел, как мужчина совершенно довольный своей жизнью и незаинтересованный в бывшей жене. Там явно еще были какие-то чувства. Но, может быть, ей все просто показалось. Ведь бессмысленно говорить о чем-либо, когда она не видела, и неизвестно, как повел бы себя дядя Чанцзэ, если в одной комнате собраны все трое: Чанцзэ, Саньжэнь и эта Лань Ванцзи. Может, дядя Чанцзэ рук не убирает от этой Лань Ванцзи, когда они вместе, а с тетей Саньжэнь, это просто вежливость, старая дружба, как упоминал Инь. Да и совсем не умно будет давать Усяню надежду, иначе парень станет еще опять неадекватно одержим идеей - "мама, папа, я -счастливая семья". Тошнит уже! Ему, блядь, шестнадцать, серьезно, что с ним не так?! Все мальчики в классе только о сексе и думают, и ее самой красивой считают, а он?? Болван слепой! Мяньмянь уже почти все свои уловки потратила на него, дурака, даже прямо уже секс предложила, сама (!), а он? Стоял и смотрел на нее, словно у нее еж на лице сидел. Хуже самой консервативной монашки, честное слово! - Оставь, неважно все это, сами разберутся. Говорит она Усяню, чтобы он остановил свой чертовски раздражающий, нудный и повторяющийся треп. Надоел. И пусть сядет с ней рядом, в конце концов, и, может быть, они могли бы, наконец, немного поцеловаться, пока никто их не ищет?!*
Будет описана сексуальная сцена между Чанцзэ/Ванцзи, которую подглядывал Вэй Ин. Если не хотите ее читать, перейдите сразу к - "Зима, февраль".
За полночь. Снаружи льет проливной дождь, дует ветер. Капли, как маленькие, прозрачные вражеские солдаты бьются о стекло, предупреждая о мрачном, зимнем холоде поджидающем каждого несчастного, которому очень не повезет, оказаться снаружи. Но в квартире Вэй-Лань на третьем этаже малоэтажного дома спокойно, тепло, уютно и... почти тихо. Но Вэй Ин не спит. Не шумел. Даже дышал тихо-тихо. Сидя в темноте в гостиной отца, с взлохмаченными волосами и в помятой дневной одежде, он, время от времени, бросал короткие, непроницаемые взгляды на приоткрытую дверь спальни, принадлежащей отцу и мачехе. Он сожалел, что поспорил с мамой и вернулся к отцу, вместо того, чтобы ночевать у нее, как и планировал сегодня. Не пришлось бы тогда слушать ЭТО. Но хотел Усянь того или нет, он слышал их двоих, эти характерные звуки, все из хныканья и высоких стонов, как когда кому-то больно, но больно явно не было никому: отцу и мачехе, похоже, очень хорошо там сейчас. Даже жарко. Усянь терпел и терпел, но внезапно раздался стон, поразивший его нервы, как молния, он резко встал, сам не зная, что собирался сделать, сделал несколько быстрых и напряженных вдохов и выдохов, и снова сел. На диване, вероятно, отпечаталась форма его задницы, учитывая, сколько он там просидел. - А-ах.. Снова раздался женский голос, знакомый и незнакомый одновременно. Вэй Ин никогда не слышал его в таком оттенке: бархатный, пропитанный мёдом. Какая-то потусторонняя, непреодолимая сила - вероятно, сам сатана - потянул Вэй Ина к запретной спальне. И словно в подтверждение его глупой мысли раньше о высших силах - как только Усянь оказался рядом, прохладный порыв ветерка подул откуда-то, расширив щель в приоткрытой двери, позволяя юноше лучше видеть скрытое за ней. Порыв ветра, шум дождя, сама по себе открывшаяся дверь, два гортанных стона - все переплелось воедино в этом одном мгновении. Первое, что предстало перед широко раскрытыми глазами Вэй Ина оказались длинные, белые ноги мачехи, обёрнутые вокруг тёмной талии его отца. В солнечном сплетении Вэй Ина что-то задрожало, легкие резко уменьшились, а пальцы сжались в кулаки от странного шока: не то, чтобы он ожидал, что отец с мачехой стонут в спальне над особенно красивым вязанием, но вид их сплетенных в сексе тел все равно почему-то сильно удивил его. А, может быть, не сам акт, а мачеха... Кожа её оказалась настолько светлой, что создавалось видение, будто светилась в темноте комнаты, чтобы Вэй Ин смотрел только Лань Ванцзи, прекрасна как сирена - ее красивые ноги, выгнутая талия, милая маленькая грудь, хрупкая шея, тонкие руки хватавшиеся за отца изо всех сил, м-м-м, даже стопы её ног выглядели изящными, красивыми и очень аппетитными, что мысль облизать их языком, вызывала в подростке не чувство брезгливости, а ведро слюны. Нет, он не хочет смотреть, - кричал Вэй Усянь внутренне. - ХВАТИТ! Но дождь незаметно перестал, а злая луна бесстыдно подглядывающая в окно чужой спальни, звала и его, будто специально светила ярко-ярко и позволяла идеально видеть все происходящее на кровати, при этом самого Усяня прятала в темноте, даже тени не увидеть. И Вэй Ин совсем не мог пошевелиться, даже если голос в его голове становился все выше и выше, практически истерично громким, Вэй Ин слышал только голос Ванцзи, словно раньше она была немой и тут, о, чудо, внезапно заговорила, причём, не просто словами, а предсказывала судьбу лично Усяня и каждого существа на планете заодно, не меньше. Усянь загипнотизирован... Очередной вздох Ванцзи, заставил его испытать такую сильную жажду, что он мог поклясться, будто выпил все соленные моря и океаны в мире. А подростковое тело начал разрывать жар такой силы, словно и загорал он тоже на всех пляжах мира одновременно. Голос Ванцзи снова повысился. Губы её, красные как кровь на белом лице, округлился в форме «О», тяжело дыша вместе с другим мужчиной в постели с ней. Какого черта она может так звучать? Вэй Ину захотелось накрыть этот сладко стонущий рот своим. Он и предположить не мог раньше, что этот рот, может быть, способен выпустить наружу что-то больше нудятины и скуки. Сейчас он хотел услышать больше: больше этих красивых стонов, больше нудных нравоучений, больше.... Что еще? Хотел бы он услышать ласковые слова? Ее смех? Медленно-медленно Усянь вернулся на диван и сел. Следовало, вероятно, скрыться в своей комнате, вдруг «эро-бал» закончится прямо сейчас и любовники захотят воды, например, а тут он, сидит в темноте с ошалелыми глазами и заметным стояком в штанах. Но мозг Вэй Ина не был готов к правильной работе прямо сейчас. Он долго сидел. Пока нижняя половина его тела не одеревенела, а разум не оцепенел. Самое сильное, что Усянь продолжал все ещё чувствовать - это жажда. Юноша встал, сам не зная как, но дошёл до кухни, где взял стакан, набрал воды и начал быстро пить. В себя пришёл допивая третий стакан, по крайней мере, он думает, что это третий, но боль и натянутость в животе убедительнее, когда говорят - нет, парень, не меньше пятого-шестого. Возвращаясь в свою комнату за некоторыми своими вещами, с которыми он планирует какое-то время пересидеть у мамы, ему необходимо идти мимо спальни отца и Усянь не смог пройти мимо, только разочек, мельком, сказал он себе и заглянул внутрь. К его радости, они оба, кажется, спали. По крайней мере, в комнате больше не было шума, никакого вообще, только тишина. Ничего, кроме расслабленного сопения двух людей и напряжённого дыхания одного юного подглядывающего. Мачеха лежала на боку спиной к двери. Рядом с ней спал отец, собственнически обняв её талию своей смуглой рукой поверх зеленого покрывала, которое укрывало их, не оставляя видимыми ничего неприличного, кроме их голых плеч и переплетённых ног. Вэй Усянь стоял у двери и какое-то время смотрел на красивую картинку, которую двое любовников представляли собой. Словно пытаясь определить по их позе или дыханию, что они чувствовали. Было ли это так хорошо, как он слышал? Секс, на самом деле, такой приятный? С любым человеком? Луна продолжала передвигать тени по комнате, осветляя теперь новые участки и затемняя другие. Один лунный лучик кажется тоже особенно заинтересовался Лань Ванцзи, медленно "облизывая" открытые ножки девушки, в том числе и каждый из десяти маленьких пальчиков, он полз по ней вверх от ступни до колена и обратно.. В трансе Вэй Ин смотрел на спящую Ванцзи, представляя как приятно, должно быть, прикасаться, гладить, целовать и облизывать эту нежную, белую кожу. Она, наверное, и пахнет восхитительно... Найдя где-то, наконец, благоразумие Усянь, мигом осадил разыгравшиеся сумасшедшие фантазии и закрыл дверь, от греха подальше. И шум буйствующего ветра за окном, скрыл от слуха дремлющих взрослых, скрип петель закрывающейся двери за спиной несовершеннолетнего.--- Зима, февраль ---
- Ну и куда ты идешь? Ванцзи рада, что стоит спиной к свекрови, потому что ее лицо сейчас точно показывает всю гамму негативных чувств, которую она испытывает к этой женщине. Мадам Вэй просто не дает ни одного повода себя полюбить, грубая женщина. - В доме бардак, вещи Сяня и Чанцзэ не постираны. ЕДА не готова! Чем мальчики вообще питаются рядом с тобой? Небось, заказывают на вынос всякую дрянь. Мало было одной хозяйки-пустышки ему, так он вторую привел, элементарно, готовить не можешь. Бестолковая женщина. В моей молодости подобных тебе, нормальная семья постеснялась бы замуж выдать, неумеха. Учеба! Пф, какая у тебя учеба, музыку преподавать детям в будущем, какая это профессия? Это чушь, а не профессия. Одна торгашка, вторую взял, которая даже нормальным учителем стать не могла, только позорит профессию. Ну, тебе сложные вещи, как математика, биология, химия или хотя бы литература точно не по силам, там глубокий ум нужен или хотя бы широкая душа для литературы, а ты что, ты ж пустышка. Какой инструмент хотя бы у тебя? Когда Чанцзэ тебя выгонит, надеюсь твоя музыка позволит тебе, хотя бы в кабаке каком-нибудь заработать, не подкрадываясь под очередного состоятельного человека. Ванцзи не знает, как выдержала и не швырнула в лицо этой мерзкой женщине хотя бы левый свой ботинок, которые так удобно был в руках у нее, но она сдержалась, сверхусилием, не иначе. Она притворилась глухой к словам женщины, обожая то, как от игнорирования ее "важной персоны" Ванцзи, у дамы все быстрее и быстрее дергалась венка на лбу. Ванцзи спокойно закончила обуваться, застегнула пальто на теле, взяла сумку и вышла за дверь, так ни слова и не сказав матери Чанцзэ. К счастью, Чанцзэ скоро вернется домой и отвезет свою мать сегодня обратно, даже один день с этой подлой и лицемерной женщиной - это уже слишком много. Хоть раз бы ее застукали за тем, как она яд льет на Ванцзи другие члены семьи, но нет, старая мегера подбирает время, когда никого нет, чтобы выпустить своего внутреннего говнюка. Перед свидетелями дамочка всегда - собака-улыбака.*другой день, тот же месяц*
Описана сексуальная часть Вэй Ин/Ванцзи, кто хочет пропустить может сразу перейти к значку - « * », он чуть ниже.
- Меня не волнует, что думает отец, Ванцзи. Вэй Ин мягко толкнул молоденькую мачеху на траву, нежный аромат Ванцзи коснулся его носа. Теперь он может вдыхать её сколько угодно. Вэй Ин не понимал до конца почему он уверен в этом, но чувствовал, что все именно так и есть. Юноша сглотнул, думая о каком-нибудь предлоге, который будет достаточным и естественным, чтобы позволить ему заняться сексом с Ванцзи немедленно. Но прежде чем успел придумать что-либо, уже запускал свою руку под бледно-голубую рубашку Ванцзи. — Я уверена, что ты не сможешь продержаться и десяти минут. Проявив шокирующую инициативность Ванцзи, взяла другую руку Вэй Ина и прижала её к своей сокрытой между ног щели. Голова Усяня закружилась от этого жеста, кровь отхлынула от мозга прямо вниз к пенису. У него не вызвал никаких подозрений или логичных вопросов тот факт, что они с мачехой так необоснованно свободно лежат вместе. Или почему они на траве, почему Ванцзи так спокойно разрешает ему касаться себя? Все Усянем принималось как данность. Словно так и должно было быть. С непредсказуемым энтузиазмом, Ванцзи раздвинула свои красивые ноги и с некоторым недовольством медлительностью своего нынешнего неопытного любовника, нетерпеливо потёрлась о пальцы окаменевшего пасынка. Пальцы Усяня мгновенно оказались покрыты липкой прозрачной "женской жидкостью". Ее щеки были красными, она слегка задыхалась от возбуждения, а нижняя часть, почему-то была ничем не прикрыта.. Но даже этого неестественного исчезновения одежды было недостаточно, чтобы пробудить трезвость Вэй Ина. Он лишь с большим желаем, не сдерживая волнения, задвигал своими пальцами в скользком и горячем влагалище мачехи, имитируя те движения, которые знакомы каждому мужчине: внутрь-наружу-внутрь. Ванцзи выглядела невероятно развратно и эротично в своём непристойном виде. Молодой мужчина совершенно не мог контролировать себя. Вэй Ину безумно нравилось происходящее. Заворожённо уставившись между ног девушки, свободной рукой он схватил свой твёрдый член и нетерпеливо прижав ладонь к органу, принялся тереть себя. Он хотел всегда видеть Лань Ванцзи именно такой - милой с ним, игривой и открытой для него, смотрящей на него не настороженными, а влюблёнными глазами, жаждущей заняться с ним сексом. Усянь сильнее сжал свой ноющий член и начал дрочить быстрее, чувствуя удовольствие такой силы, какой не испытывал никогда прежде. - Ванцзи, ты проиграла. Задыхаясь рассмеялся Усянь, очень довольный, наблюдая, как мачеха кончает, содрогаясь всем телом и захлёбываясь громким криком. Ее обнажённая грудь лихорадочно вздымалась и опускалась, розовый рот был широко раскрыт, а стенки влагалища все ещё спазмировали вокруг пальцев Усяня внутри неё. Усянь не мог терпеть больше и тоже кончил, разбрызгивая свою бело-мутную сперму по всему плоскому животу девушки. - Вэ.. И... Шум в ушах Усяня после оргазма все ещё был сильным, из-за чего он не мог отчётливо расслышать своё имя, но просто знал, интуитивно, наверное, что Ванцзи зовёт его, заставляя его молодое сердце биться быстрее. И прежде чем Вэй Ин успел открыть глаза или сделать что-либо ещё, он почувствовал копошение рядом, вместе с обиженным женским сопением. Затем сразу мачеха обняла его, поцеловала, после встала над ним на колени, чтобы тело Усяня оказалось между ее ногами, и принялась беспокойно тереться своей пустой и очень мокрой пиздой о его вялый пенис, заставляя половой орган юноши быстро твердеть. - Вставь, быстрее, Ин, ну же, вставь его внутрь, скорее, - непристойно умоляет она, едва ли не требует, раздвигая бедра для него. Усянь не ждет повторной просьбы, одним махом погружая свой напряжённый пенис в напрашивающееся влагалище. - А-а.. бог мой... Жар удовольствия прошёл через его тело от копчика до самого кончика члена, зарытого сейчас в таинственный, влажный и горячий канал мачехи. Вэй Ин просто хотел умереть на Ванцзи прямо сейчас. Он рьяно целовал и лизал Ванцзи всюду, куда мог. Облизывал соль с её шеи, кусал гладкие плечи; сосал и щипал её маленькие соски, пока они не стали ярко-алыми; также мял её мягкую задницу и трахал-трахал-трахал. Вэй Усянь не мог представить, что в когда-нибудь может стать зависимым от секса, но пока второй человек в этом развратном акте с ним является Лань Ванцзи, кажется, он будет хотеть трахаться вечно! Чем больше она стонет и хнычет, тем сильнее и дольше он хочет её трахнуть. Усянь уже ненавидит саму мысль о том, что им придется все же остановиться, потому что его член не может кончать бесконечно. Также сильно он жаждет, чтобы и Ванцзи хотела полностью вымотать его сексуально. Проснулся Вэй Ин резко. Переживание неприятной липкости и прохлады в боксёрах, сказало ему, что он мечтал во сне. А центром эротических снов была собственная мачеха. Хотя ощущение во сне такое яркое, всегда есть что-то нереальное, не так ли? Типа... как Лань Ванцзи могла лечь с ним в постель? Мачеха едва терпит-то его, из вежливости к отцу и матери, после всех его выходок. Вот тебе и «ненавистная», и «неинтересная», и «плоская доска» - смеялся над собой юноша, начиная немного осознавать, наконец, свою неправильную влюблённость и вожделение к мачехе. Усяню думал - он спятит. Изрядно это было потому, что его скрытые и расплывчатые чувства к Лань Ванцзи разом и резко внезапно ожили за последние пару недель, и стремительно круто унеслись в направлении непредсказуемом, словно безумные пони. Вэй Ин ловко вскочил с кровати, стянул грязные простыни и вместе со своим нижним бельём бросил в корзину для стирки. В ванной юноша долго и грустно смотрел на своё отражение в зеркале, прежде чем сердито и вместе с тем стыдливо, отвернуться от своей некрасиво тощей груди и, в целом, угловатого тела. Как его ТАКОГО, вообще, хоть кто-то мог бы захотеть?! Ни словом, ни действием Вэй Ин не намекнул о событиях того дня: когда он «невольно», но вполне охотно, стал вуайеристом. Они продолжали с мачехой их обычный, давно сложившийся сценарий взаимоотношений. Но в глубине души, Ин знал: что-то весомо изменилось. И продолжает меняться незаметно и целеустремлённо. Для него точно! Никогда уже не выйдут у него из головы это красивое лицо, вишнёвые губки, белые руки, тонкая талия, голая бледная грудь, длинные ноги, изящные стопы и сладкий предоргазменный женский крик, расцветающий в ее в горле во время кульминации. Нашествие картинок с Ванцзи на его голову было похоже на то, как если бы она в одно краткое мгновение размножилась на тысячу таких же Ванцзи и забегала по комнатам его сознания, с довольным и плутоватым хихиканьем открывая каждую, даже запертую, чёртову, дверь, которую могла обнаружить. Итак, она смогла попасть всюду! Всюду оставила свои отпечатки и следы! Влезла нахально в каждую его тайну, в каждое сокровенное желание и фантазию, и уселась там, королева, не представить уже эти картины без неё. Без неё они будто серели мигом и теряли всю прежнюю красоту. Вэй Ин подумал о мачехе, которую он увидел впервые, много лет назад. Он так сильно её возненавидел, не логичной или обоснованной ненавистью взрослых, а чистой детской инстинктивной ненавистью. Вспомнил, как "сражался" с ней, представляя себя в роли короля маленькой ослабленной страны, а её в роли мерзкого, подлого генерала захватчика только и ждавшего случая грязно напасть. Сейчас Вэй Ину смешно, когда он думает о том, как глупо боролся с ней во всем: начиная от нелепого выбора цвета занавесок в квартире папы, расстановки мебели в комнатах, из какой посуды есть и что они будут есть, даже набрасывался на цвет одежды мачехи, требуя не носить тот или иной, потому что в его маленькой детской головке, этот цвет был неразрывно связан с некоторыми картинка-воспоминаниями о счастливых маме и папе, и маленькому ревнивому Вэй Ину казалось, что надевая платье или рубашку того же цвета, Ванцзи, каким-то образом, пытается заставить папу забыть маму. Теперь он понимает, что ненавидел эти цвета на Ванцзи, потому что ей они невероятно шли. Даже лучше, чем маме, быть если честными. Нелепый, боже, какой же он нелепый. Та дождливая ночь пару недель назад стала для него , тем необходимым пинком, который позволил, наконец, увидеть, что все это время смотрел на белое и называл чёрным. Будто туман разошёлся и в один миг все вдруг стало чётким и ясным, а Вэй Ин все ещё яростно сопротивлялся тому, чтобы выйти из тёмного леса самообмана. Поэтому он зажмурился, замотал отрицательно головой и снова упрямо заполз под безопасный и такой родной камень самообмана, в привычный мрак и избирательную слепоту, которая убеждала его - он просто хочет Ванцзи, потому что она молода, опытна, привлекательна чего уж там. С памятной ночи Усянь предпочитал проводить все своё свободное время в квартире отца. Он часто сидел в гостиной, возясь с телевизором. Либо на кухне, придумывая способы, и упрашивая мачеху научить его готовить «правильный» чай/кофе - Ванцзи не обязательно знать, что хотел он уметь готовить именно такой, который нравится ей, он сам и себе то не признавался. И все время смотрел на неё. Глаза сами прилипали к Ванцзи, он тупо не мог контролировать это, ведь она стояла там вся красивая даже в глупом домашнем бесформенном костюме, и терпеливая к его неловким ошибкам. Нагибалась, вертелась, вся состоя из плавных линий и грации, забываясь улыбалась или дулась над чем-то... Случались, конечно, неприятные дни тоже, когда "плохой Усянь" вылезал из него. Нельзя просто проснуться однажды и стать хорошим парнем внезапно. Но Вэй Ин искренно старался свести количество "плохих своих дней" к минимальному как мог. Сегодня Вэй Ин снова смотрел на мачеху у плиты, от жары капли пота выступили на её горле, Усяню нестерпимо захотелось лизнуть её, но он резко отвернулся, чтобы перестать смотреть и соблазняться.--- Весна, март ---
Суббота. Выходной. Как обычно, Чанцзэ уехал до рассвета: по неизвестному маршруту, на неизвестный срок, полицейский, - одним словом. К четвёртому году брака реальность вбила в Ванцзи немного больше разума , чем у нее было в восемнадцать - по крайней мере, она хочет верить так. Из наивной, романтичной девочки, которая думала, что у них с Чанцзэ будет тихая, мирная, милая жизнь, пара детей и идиллия, где они завтракают и ужинают вместе, а на обеды иногда встречаются в кафе во время перерыва, потому что не могут долго обходиться друг без друга, она превратилась в закалённую опытом домашнюю жену, которая отлично знала, что такое одиночество в браке и прекрасно справлялась с ним. Казалось бы в восемнадцать она встретила и полюбила замечательного мужчину, умного, доброго, ласкового, щедрого, с благородной профессией, хорошо зарабатывает, есть отличная квартира. Не молодой глупый, а взрослый мужчина, надежный значит, порядочный. И как она могла отказаться от такого хорошего и порядочного человека из-за каких-то бытовых пустяков всего четыре-пять лет спустя? Наверное, дядя был прав! Брак - это больше, чем "я люблю тебя" словами. И вот оно, посмотрите на нее сейчас, пара лет настоящих отношений с полным погружением и в свои двадцать два Ванцзи больше не считает предупреждения дяди пустяками и все чаще думает о разводе, как и предсказывал он. Но от решительных действий ее, наряду с другими причинами, удерживает тоже дядя, не лично, конечно, но если она разведётся так скоро после брака, дядя Цижень до конца жизни будет повторять ей:« А я говорил!! Ты не справишься!! Говорил ведь! И был прав! Посмотри, прав! Я говорил тебе, этот мужчина не подходит тебе, ты совершаешь ошибку, но ты слушала? Он наиграется в самостоятельность и обиду, вернётся к жене или любой другой женщине, выбранной матерью и уйдет. Уйдет! Этот старый козел, твою молоденькую голову запудрил, а ты и рада быть пощипанной старым козлом молодой травой».
К мыслям о разводе Ванцзи подтолкнул даже не вредный пасынок, не бывшая жена мужа, у которой всегда есть какое-то дело для обсуждения которого срочно необходимо, чтобы Чанцзэ зашёл в ней после работы хотя бы три раза в неделю, даже не грубая и бестактная свекровь, а тот факт, что Ванцзи уже давно чувствует себя брошенной женой. Словно не Саньжэнь Цансэ - бывшая, а она, Ванцзи. И словно недостаточно невыносимого пасынка, постоянно присутствующей бывшей жены и грубиянки свекрови, еще и работа Чанцзэ жестко трепала ей нервы, скоро седина начнет появляться: за четыре года она слишком хорошо усвоила, что быть замужем за полицейским, значит, постоянное ожидание, тревога и одиночество. И еще как ей относиться к тому, что получив ранение Чанцзэ скорее пойдет к Цансэ, чем к ней, Лань Чжань тоже не понимала: Чанцзэ говорил, что не хочет ее волновать, а Саньжэнь якобы уже прывыкла, более двадцати лет были вместе. Будто Ванцзи от этого напоминания могло стать хоть капельку легче принять такое положение. А что насчет самой Лань Чжань? А все просто:Был плохой день? Справляйся сама Ванцзи. - Кто-то или что-то испортило настроение? Справляйся сама. - Что-то болит? Справляйся самостоятельно.
Она ожидала от брака чего-то... другого?! Может, не постоянно ватных от счастья ног, но не так много одиночества... Тяжело постоянно самостоятельно зализывать свои «раны». Ее одиночество еще и умножено на тысячу потому тоже, что она не может пожаловаться о своих проблемах Сиченю или дяде. Они предупреждали, что так и будет, но когда она впервые решила пойти против их мнения, вселенная решила дать ей пощечину и так жестко научить слушать старших, которые заботятся о тебе. Об обсуждении домашних проблем с посторонними же не может быть и речи. Да, они подружились с Цансэ, но Ванцзи сейчас злится на всех, на нее тоже, поэтому и она исключается из списка тех, с кем можно посоветоваться. Лань Чжань одинока! И готова, наконец, попытаться признать - это ее собственная вина, что находится там, где она сейчас. Все это ее упрямство и вера, и ее глупая уверенность в восемнадцать, что она видит и знает мир лучше, она права, а дядя и Сичень живут старыми принципами, отсталые от жизни. Ха-ха. Забавно, что ее супружеская жизнь пахнет не сладкими цветами, как она "кричала", а вонючим дерьмом, как пророчили. Но вы помните, упрямство, да? Хоть она и готова признать свою вину, она совсем не готова правильно действовать в соответствии с этим. И вот она, вместо разговора с мужем серьезного об их отношениях, ищет другие вещи, которые могут ее отвлечь достаточно надолго, чтобы легче было игнорировать все проблемы и копить-копить-копить... Сегодня вот Ванцзи довольно поздно выбралась из постели, позволив себе спать подольше. Она медленно привела себя в порядок в ванной и с новой книгой села за накрытый горячим чаем и сладостями стол на кухне. Одна. Она как раз наслаждалась присланными Сиченем ей травяным чаем и кусочком клубничного торта, когда Вэй Ин своим ключом открыл дверь в квартиру. Лань Чжань знала, что это пасынок, больше некому. Ванцзи осторожно опустила на блюдце горячую чашку. Слушая, как хлопнула входная дверь, затем кеды с глухим стуком упали на пол, она легко представила, как те валяются один в метре от другого, потому что Вэй Ина невозможно научить порядку. Ванцзи придала своему лицу самое спокойное выражение, которое смогла, искренне надеясь, что это не то утро, когда Усянь настроен, испортить ей настроение на весь день своими язвительными и обидными остротами. Лань Чжань сделала третий глоток чая, когда, наконец, на пороге кухни появилась фигура пасынка. Не говоря ни слова, Усянь, вальяжно прислонился плечом к дверному косяку, скрестив руки на худощавой, но уже довольно широкой своей груди – что ж, мальчик явно собирался вырасти фигурой в своего отца. Вэй Ин уставился на нее уже знакомым, но совершенно не расшифровываемым, оказывавшим огромное давление, стальным взглядом. Слишком пристальным. Вот уже годы этот тяжелый, серый взгляд заставлял кожу Лань Чжань покрываться нервными мурашками. Она чувствовала себя подозреваемой, будто Вэй Ин знал все ее тайны и только ждал, чтобы Ванцзи сломалась и чистосердечно призналась ему во всем вслух. Только вот жизнь Лань Чжань была совершенно скучной, рутина, не в чем было признаваться, если только в своей слабости к арахисовому m&m’s в жёлтой упаковке, который она украдкой ела во время чтения книги, либо пока проверяла свои письменные работы. Ванцзи хоть и стеснялась своей любви к цветным, круглым, шоколадным вкусняшкам, но сомневалась, что это было каким-то преступлением. Явно не стоило того, чтобы сверлить в ней, чертовы, дыры. Секунды шли, а Усянь все еще молчал и смотрел, молчал и смотрел, медленно наполняя все клетки в теле Лань Чжань тревогой. Историю между ней и пасынком многие годы была довольно мерзкой чаще, чем френдли. Из-за этого, несмотря на недавнюю необъяснимую оттепель, Ванцзи рефлекторно осторожничала, она села ровнее, когда Вэй Ин пошевелился. Когда же юноша развернулся и вышел из комнаты, Ванцзи, к своему стыду, почувствовала облегчение. Спустя секунду Вэй Усянь вернулся с подарочным пакетом в руках, привлекая все внимание к себе. Неуверенно помявшись в дверях мгновение, он выпрямился и решительно затопал к столу. - Тебе! Сказав, он поставил пакет прямо перед ней на стол и просто ушел, оставив Ванцзи сидеть и удивлённо хлопать глазами ему вслед. Это не была какая-то праздничная дата. Ни особого события. Просто обычное утро выходного дня. Осторожно двумя пальцами раскрыв горлышко привлекательно, яркого, бумажного пакета, Ванцзи нерешительно заглянула внутрь. Она ожидала найти пауков, тараканов, очередной безвкусный наряд дешевой проститутки, которыми мальчик, казалось, в прошлые годы просто обожал намекать, кем считает новую жену своего отца, но точно не ожидала получить милый, безобидный фартук с зайкой. Возможно, Ванцзи следовало бы насторожиться, столь внезапному потеплению пасынка к ней все-таки еще вчера мальчик был дерьмом, а в следующем месяце его словно подменили, но, боже, пара последних месяцев стали самыми спокойными днями, которые были у Ванцзи за почти пять лет знакомства с Чанцзэ. А раз так, то какая по сути разница, был ли у Усяня серьезный разговор с матерью или он сам, наконец, понял и принял факт, что его родители не собираются никогда сойтись снова?! Лань Чжань была рада обретённому покою, громадное облегчение, серьезно, неважно, что стало причиной. Она не собиралась привередливо смотреть в зубы дарёному коню. И тот факт, что пасынок впервые принес в их дом вещь, не предназначенные унизить или напугать ее, преподнёс ей НОРМАЛЬНЫЙ подарок, действительно имело большое значение. Это был шаг к перемирию, не так ли? И если Вэй Ин готов быть зрелым, может быть, Лань Чжань тоже могла бы приложить усилий больше, чем просто поверхностные, чтобы подружиться с пасынком.--- Весна, апрель ---
По приглашению Цансэ, Ванцзи приходит к ней сразу после пар. Обычно они встречались раз в месяц, два, если могли, но на этот раз это будет третий. Саньжэнь звучала жутко взволновано, когда звонила, и часть ее волнения, чувствует Ванцзи, передалась и ей самой, поэтому она спешит, словно голыми руками может потушить пожар. - Хорошо, что это за новости заставляют тебя едва ли не по потолку ходить? С порога и в лоб спросила Ванцзи, стоило им закончить приветственную прелюдию. И видимо она действительно выглядит так, будто загорится от любопытства, потому что Цансэ не мучает ее интригой, видит Бог, Ванцзи никогда не была слишком терпеливым человеком. Чанцзэ не в счет. Усянь тоже. Они семья. - Чудесных новостей целых два! Первая, я получила крутую работу с возможностью работать из дома. - Широкая ухмылка победителя сияет на лице Саньжэнь, кажется еще чуть-чуть и она начнет прыгать как ребенок. Ванцзи улыбается тоже, счастье заразно. - Буквально в последний момент вырвала должность из рук этого сучки, Вэнь Жоханя. - Злобно сообщает она. Было что-то забавное в том, что Саньжэнь соперничала с мужчиной, а не с женщиной, как делали ли бы многие другие женщины, улыбаясь, подумала Лань Чжань. А Цансэ продолжила, ведя Ванцзи на кухню за собой. - Спасибо, что так долго позволяла мне одалживать Чанцзэ, он очень помог мне в этом. И, может быть, ты позволишь мне еще немного отвлекать Чанцзэ, потому что ну никто не умеет запугивать плохих парней, как он, согласись. Ты уже и сама, скорее всего, знаешь это не хуже меня, сколько лет вы там в браке? Пять? Шесть? Мне кажется, что знаю тебя, как его жену, вечность просто. Так, ты не против ведь, чтобы я заняла его немного, да? Автоматически Ванцзи кивает, ее заболтали, затем, когда понимает на что согласилась, краснеет и отводит глаза на закипающий чайник, вспоминая, насколько ревнивой и завистливой, на самом деле, она бывает каждую минуту, пока ее муж проводит время наедине с бывшей возлюбленной. И ситуацию не улучшает, что Чанцзэ ни разу даже не говорил с Лань Чжань, что она чувствует по этому поводу. Саньжэнь заикнется и он просто.. идет?! Ванцзи конечно же уверена в верности Чанцзэ, но все же разве он не должен был обсуждать такие темы с ней в первую очередь? Ну, он не делал попыток. А сама поднимать тему... Ванцзи не знает как. И сейчас, что она должна делать? Забрать согласие назад, отказать подруге и выставить себя абьюзером в их с Чанцзэ отношениях? Показать себя токсичной ревнивицей перед ней и мужем? Они же просто посмеются над ней, используя ее молодой возраст против нее. Они итак относятся к ней как к ребенку оба. И она только подтвердит их мнение, требуя у Чанцзэ не оставаться с Саньжэнь наедине. В такие моменты, Ванцзи и стыдно, и очень жаль себя: у нее нет мамы, старшей сестры или любой другой близкой женщины с которой она могла бы откровенно поговорить и спросить совета на такие, слишком личные, темы. С Сиченем и дядей обсуждать это невозможно: не только потому, что они мужчины, но и они будут предвзяты, будут на ее стороне просто потому, что она их близкий и любимый человек. И они тоже считают ее ребенком. Ванцзи достаточно умна, чтобы понимать насколько неправильно такое поведение, но она не может просто взять и изменить себя по щелчку пальцев. Но она продолжает пытаться, идет вперед в одиночку в этой абсолютной темноте, хотя бы на ощупь, пусть она порой и спотыкается довольно больно. - Вторая, - продолжает Саньжэнь счастливо, кажется, слава богу, не замечая странности Ванцзи. - Я хранила это в тайне, ты первая, кто узнает, но ты не можешь никому сказать, хочу сделать это сама сегодня вечером. - Цансэ, ты болтаешь, переходи скорее к самой важной новости. Весело ухмыляясь непривычной нервозности женщины, игриво требует Ванцзи, повернувшись к подруге. А на периферии сознания крутиться, кто эти "никому", которым Ванцзи не должна говорить? Усянь и Чанцзэ? Касается ли эта новость их? - С чего ты взяла, что эта новость "САМАЯ" ? По-детски показав язык, лукаво спросила Саньжэнь, принявшись разливать по двум чашкам черный чай. - Потому что ты все ещё выглядишь так, будто собираешься ходить по потолку и качаться на люстре. - Шутит Ванцзи. - Я беременна! Едва ли не выкрикивает Саньжэнь, а чашка чая в руке Ванцзи, застывшая в воздухе по пути ко рту изумлённой девушки, опасно кренится, кипяток вот-вот разольётся на стол и ей на штаны. Ванцзи резко повернулась к Цансэ всем телом и уставилась на подругу широко раскрытыми глазами. Ребенок? Она не знала даже, что Саньжэнь с кем-то встречается. -Ты не рассказала мне, что встречаешься! - Обвинила она, приходя в себя, чашка заняла безопасное место на своем блюдце. Ее брюки тоже остались чистыми. - Поздравляю! Спешит поздравить она, также почти сразу, чуть не забыла совсем из-за шока. Она пересела на стул рядом с подругой, улыбнулась и крепко обняла, покрасневшую и отводящую взгляд, Саньжэнь. - Я так рада за тебя! Это чудесно! Сколько уже недель? Искренне довольная за подругу, спрашивает Ванцзи, утешающе потирая плечи Цансэ, пытаясь остановить дрожь рук пожилой женщины и показать свою поддержку одновременно. Беременность в пятьдесят лет, ух ты. Разве не чудо? Она бы и сама нервничала, если узнала о беременности, неважно в двадцать два или пятьдесят. - Идёт четвёртый месяц, скоро узнаю пол, надеюсь это девочка. Саньжэнь благоговейно прикладывает руку к своему едва заметному животу. Она выглядит такой же недоверчивой о растущей в ее матке жизни, как Ванцзи недавно. А Ванцзи-то думала, что Цансэ немного набрала в весе в последнее время, ха-ха. Ее добрые, золотистые глаза обеспокоенно смотрят на почему-то немного грустное в этот момент лицо подруги, не понимая, почему беременная женщина, нашедшая новую любовь, после развода, может вообще грустить. Ванцзи сжимает свободную ладонь Цансэ своей. В отличии от ее собственного мужа, мужчина Цансе хочет как можно скорее завести с ней детей. Или... Не хочет?* другой день, месяц тот же *
Нахальный, утренний, солнечный зайчик все-таки победил! Окей, медаль твоя, засранец. Совсем неохотно Ванцзи все же открыла глаза. Какое-то время она все еще продолжает лениво лежать и умильно обниматься с подушкой, привычно прислушиваясь к звукам вокруг себя без какой-либо цели. Но затем будто что-то вспомнив, девушка хмурится и поворачивает голову в сторону и сразу видит пустующее место рядом с собой, где должен спать ее партнёр. Уже ушёл? Выходной, тогда куда? Еще раз прислушавшись, Ванцзи радостно улыбается, а тело расслабляется, слыша шум создаваемый Чанцзэ где-то в квартире. Сначала Лань Чжань перекатывается с живота на бок, затем на локтях поднимает свое кажущееся стотонным тело, пока не садится в кровати слегка морщась. Глаза сразу видят ее трусики, лежащими неопрятной кучей на полу у ножки кровати вместе с ее джинсами и рубашкой. Все в стирку, морщит она недовольно носик, спуская свои «слабые» ноги с кровати на пол. Она ждет пару секунд, чтобы ноги перестали неловко трястись и сжиматься в судорогах, перед тем как войти в ванную комнату. Очистив тело от «греха» прошедшей ночи, Ванцзи достаёт лёгкое, нежного, пудрового цвета платье с вешалки и надевает. Пока идёт к мужу, Лань Чжань не может не подумать о том, как же всё-таки приятно ощущать себя хозяйкой в доме, надевать, что хочется и не беспокоиться, что в доме третий посторонний, и достаточно ли прикрыты её интимные кусочки. Особенно в последнее время актуально очень: Вэй Усянь смотрел на нее так странно, страннее, чем раньше, отчего Лань Чжань все ловила себя на мысли, насколько ей не по себе становится наедине с пасынком, будто препарируют глазами. А потом Усянь еще начал говорить ей приятные вещи разные... Ее это очень смущает, потому еще, что она не всегда может понять, истинные эти комплименты или он дразнит ее просто, чтобы видеть, как она робеет, краснеет и открывает-закрывает рот как рыбка глупая?! Таким образом, хорошо, отдохнуть от Вэй Ина, раньше он хотя бы уходил на выходных, но месяц или три постоянно крутится где-то рядом, из-за чего уже Ванцзи должна прятаться в спальне все время почти, когда удается быть дома. Скоро Ванцзи доходит источника шума, и ей уже некогда думать о пасынке. Ее любимый «потеряшка» на кухне, улыбаясь, Ванцзи недолго смотрит на своего красивого мужа, стоящего топлес у горячей сковороды с парой куриных яиц в руках. Смешной и милый. - Чайник уже вскипел, твой кофе будет через минуту, садись. Радостно говорит Чанцзэ, совсем не удивленный, когда Ванцзи обнимает его сзади. Она целует его, куда достаёт, то есть в куда-то в район между плечом и голой правой лопаткой. - Котенок, - хрипло предостерегает Чанцзэ, шумно выдыхая, когда кончики пальцев девушки невесомо касаются пояса его спортивных штанов. - Я пытаюсь здесь приготовить тебе завтрак, дразня. - Мягко журит он, поворачиваясь и наклоняя голову, чтобы поцеловать девушку, излучая при этом огромное удовлетворение от того, что прижимает Ванцзи к себе. - Планировал принести тебе его в постель, показать, что твой муж всё-таки не забыл, что значит быть романтичным и заботливым. Девушка мгновенно понимает за что муж «извиняется без извинений». И Чанцзэ действительно выглядит очень сожалеющим, глядя на неё своими милыми щенячьими глазами, от которых её сердце всегда тает. Знает слабости. - О. Единственный звук, который может пока издать Ванцзи. Она рада новостям, но внезапность всего происходящего, включая ночь с цветами и долгим сексом вчера и неторопливое утро с завтраком сегодня, удивляет, и не в хорошем смысле. В фильмах такие знаки внимания, после долгого их отсутствия, муж устраивает своей супруге обычно только если он ей изменил. Нет, конечно она не верит, что Чанцзэ изменяет, этот мужчина паталогически правильный, он бы никогда! Прошло долгое время с последнего раза, когда он делал для нее что-то особенное. И она решает списать все ее ощущение странности происходящего на то, что сюрприз был неожиданным, вот и чудится ей всякое, идиотское. В момент, когда она ловит себя на мысли, как сильно скучала по простым человеческим объятиям, скучала по Чанцзэ, Ванцзи с пугающей ясностью осознает насколько хрупко стало их с Чанцзэ состояние брака все-таки. Вместе, но раздельно. И длилось такое положение настолько долго, что она, оказывается, элементарно, отвыкла получать внимание и заботу, забыла, что забота должна быть в браке. Она так привыкла к своей заброшенности своим же мужчиной, что даже перестала сердиться из-за этого. А ведь всего... Четыре? Двенадцать недель назад? Думала развестись из-за этого. Но потом случилась Цансе с ее беременностью и Ванцзи отвлеклась, и оказалась слишком занята, для любого самокопания и долгих посторонних размышлений. - Возможно, нам стоит подумать о том, чтобы баловать друг друга романтикой почаще. Мычит Ванцзи задумчиво, фактически немедленно задавая себе цель сегодня же начать обдумывать идею тщательнее. Может быть, она могла бы устраивать им романтический ужин раз в месяц?! Последнюю субботу месяца, например. Пока она и Чанцзэ обнимаются там возле плиты, как не делали уже много недель, Ванцзи прижимается ближе к мужу и трётся щекой о голое его плечо, позволяя мыслям утянуть себя глубже ненадолго: Чанцзэ тоже чувствовал себя заброшенным ею? С другой стороны, разве не у всех, кто долго встречается случается такой период отчуждённости в паре? Оправдывает она происходящее самой себе. Рутина значит стабильность. Это не обязательно всегда что-то плохое. Вполне естественное и предсказуемое положение, учитывая все заботы которые каждый из них переживает в течении каждого дня года. Тут же Ванцзи вспоминает о нагрузке обо всем и обо всех, которую она сама взяла на себя добровольно, между прочим: о Чанцзэ, о Вэй Усянь, о свекрови, а в последнее время и о беременной неизвестно от кого, Цансэ. Чтобы погасить грызущее внутри чувство собственной бесполезности, Ванцзи просто взяла и погрузилась в роль всеобщего «спасателя» со всем обычным своим усердием отличницы. А Чанцзэ? Он спасатель по призванию - начал бежать из дома куда-угодно, лишь бы был там кто-то, кого можно спасти. За всем этим избеганием, они полностью забыли следить за здоровьем собственных отношений. Конечно они начнут сначала болеть, а затем гнить. Этот год выпускной для нее. Учёбы в два раза больше. Нужно заранее побеспокоиться о работе. Рассуждает она, согревая обнаженную свою кожу о горячее тело мужа. Неизвестно сколько они стоят, но кажется, что время не двигается, продолжая оставаться ради них застывшим в приятном моменте. - Как ты себя чувствуешь сегодня утром? Я имею в виду у нас давно ничего не было, а вчера... Я ведь не сделал тебе больно? Тихо говорит Чанцзэ, обеспокоенно разглядывает ее лицо, Ванцзи думает, что он ищет признаки какого-либо дискомфорта, и эта искренняя и бесхитростная забота, которую он проявляет к ней, заставляет любовь Лань Чжань к этому доброму и немного скупому эмоционально мужчине разрастаться внутри до размеров Юпитера. Все эти маленькие кусочки его внимания - очаровательны, и Ванцзи собирается убедиться, что все они ею замечены, не восприняты как должное и обязательно выгравированы в её памяти, чтобы позже перебирать и смаковать их, заново переживая счастье, которое она ощущает прямо сейчас. - Вообще-то я чувствую себя прекрасно. Успокаивает она. Приятно снова быть избалованной, Ванцзи игриво улыбается. А когда Чанцзэ бросает на неё сомнительный взгляд, она весело фыркает и встав на цыпочки, целует его в щеку. - Хорошо, ладно. - Она краснеет, оглядывая кухню, прежде чем снова сосредоточиться на Чанцзэ, который терпеливо ждёт. - У меня немного болит, но... это приятная боль? Наконец, смущённо признается она. - Я наслаждалась тем, что мы делали. Доказывает она, на этот раз, широко раскрытыми невинными и честными-честными глазами глядя на Чанцзэ. - Не буду против второго раунда. После завтрака только. - Очаровательно розовея, бормочет она. - И кофе. - Смеётся Чанцзэ, а после кивка Ванцзи, снова нежно целует ее, на этот раз в макушку. - Обожаю это чувство, когда я внутри тебя. Каждый раз ощущение, словно мой член вот-вот растает. Очень жарко. Заставив девушку краснеть, и расплевать только что отпитый глоток кофе по всему столу, Чанцзэ с видом человека отлично выполнившим свой долг, счастливо хохочет уже во весь голос. Вечером того же дня Ванцзи, лежа в постели, снова одна, думает: знает ли Чанцзэ о беременности своей бывшей жены от другого? Саньжэнь или Вэй Усянь рассказали ему что-нибудь? Что он об этом думает?*другой день*
Неожиданный звонок вырвал его с работы в середине рабочего дня. Чанцзэ оставил свои дела под присмотром Фэнмяня и сломя голову примчался по знакомому адресу. Он припарковался в паре метров от нужного дома, чтобы немного пройтись, проветрить голову, прежде чем стучать в дверь. Это будет короткая встреча, сказал себе Чанцзэ, пока костяшки его пальцев стучали о коричневое дерево в первый раз. Он не делал ничего плохого, да, сорвался с работы к Цансе, но она его друг и она звучала очень плохо, он ей явно был очень нужен. Ванцзи стоило перестать по-детски ревновать. Хотя, признался себе Чанцзэ, было что-то приятное в том, что молодая и красивая девушка ревнует тебя, почти старика, вероятно, именно поэтому ее ревность не раздражала, а заставляла его чувствовать себя нужным. Но все же ему не давали покоя мысли, о неуверенности прячущейся в глазах Ванцзи каждый раз, когда она слышит, что он провел время с Саньжэнь. Даже дуется Ванцзи, как Саньжэнь в молодости, веселясь, фыркает мысленно Чанцзэ, наконец, найдя причину улыбнуться и немного отпустить свое скованное непонятным страхом сердце. Но длится покой недолго, потому что он понимает, что стучал уже минуту и никто не ответил и не открыл ему. Улыбка тут же сходит с лица мужчины, сменяясь холодным, хмурым взглядом. Ванцзи из головы тоже растворяется мигом, ее место в мыслях Чанцзэ полностью занимает вернувшееся беспокойство о Цансе. Он открыл входную дверь своим ключом и зашел в дом. Тишина напрягала. Он принялся методично проверять каждый уголок дома, прежде чем нашел Саньжэнь на кровати в их бывшей спальне. - В чем дело? Спросил он, переступая порог и входя осторожно в комнату и ближе к постели, хмурясь все сильнее, наблюдая за тем, как растрепанная женщина сжимает свой живот руками. Он не видит ее лица, пока она лежит лицом уткнувшись в покрывало, но по потому как дрожат ее плечи не сложно догадаться, что Цансе плачет. Все "звоночки" в купе, только увеличивает камень нервов внутри Чанцзэ, издержки профессии заставляют его предполагать самые жуткие причины того состояния, в котором находится его бывшая жена сейчас. Изнасилование? Ограбление? Нападение? Чанцзэ уже готов потребовать Цансе поднять голову и посмотреть на него, ему необходимо просто, чтобы старая подруга, посмотрела на него и сказала, что все хорошо. Они не вместе, но Чанцзэ все еще люто ненавидит, когда ей больно, это заставляет его думать о годах, когда она была вынуждена жертвовать многим для его счастья, а потом не выдержала больше и ушла, и собственная вина, которая его вела к личному краху, и которую он так долго лечил с Ванцзи снова начинает поднимать голову, такая же громадная, как раньше, словно и не работал он над ней ни дня. Чанцзэ необходимо просто, чтобы с Саньжэнь обязательно было все хорошо, пусть она только посмотрит на него, пожалуйста. Тысяча мыслей перебирается и отбрасывается в мозгу Чанцзэ. Анализируя все замеченное им в доме, он все же выбрасывает и жуткие мысли об изнасиловании и сосредотачивает свое внимание на бытовых и самых простых из них. - Тебе больно? Поедем к врачу? Новая его версия: язва и аппендицит. Он уже прикидывает в уме, кому нужно позвонить в первую очередь, когда Цансэ сбивает его с толку. - Помнишь январь? Мы сидели здесь с Фэнмянем, говорили о вашем коллеге, тот у которого уже шестой ребенок, ты тогда еще сказал, что не хочешь больше детей, потому что думаешь, что в твоем возрасте, сердце просто не может хорошо справиться с напряжением, которое приходит вместе с новостью о беременности, не для тебя больше все эти эмоциональные горки, капризы, слезы, ложные схватки, памперсы, какашки и кашки... Чанцзэ слушал, даже смутно помнил что-то, все-таки они были все пьяны в новый год, но никак не может понять, куда Цансэ идет со всем этим рассказом, а самое главное, какого черта, она плачет? Что, блять, происходит? Он смотрел на живот Саньжэнь, так как обе ее руки были прижаты к нему - а это привлекало внимание. Его руки затряслись от туманной пока мысли, но чем дольше он смотрел, тем холоднее становился пот у него на спине, руки задрожали... он посмотрел в глаза бывшей жены с шоком, замешательством и медленно зарождающимся чувством предательства. - Цансе... Ужасно тихо позвал Чанцзэ пятясь, шепот едва ли можно было услышать, следовало проверить нет ли в ванной злой ведьмы Урсулы из русалочки, потому что голос Чанцзэ внезапно... украли? Для него абсурдные мысли были признаком невероятно сильного стресса, буквально отчаяния, Чанцзэ знал, что чувствует именно отчаяние. Он едва не упал на задницу, споткнувшись о собственные ноги, пока спешил отойти подальше от женщины на кровати. Как от чумной. - Мы не... Это не... Как ты.. У нас не может быть ребенка! Как ты, черт возьми, беременна? - Заикается он, рычит, запускает руки в волосы и тянет. - Не знаю! Я не знаю!!Клянусь... Клянусь тебе! Саньжэнь покачала головой, все еще в слезах и свернувшись калачиком на кровати. Напугана и несчастна. Но затем внезапно ее держали две руки, удерживая вертикально, а Чанцзэ стоял на коленях на кровати перед ней. Он прижимал их лбы вместе, прижимал ее тело к своей теплой груди, за которым сильно билось его сердце, крепко удерживая ее за плечи, а она кусала свои губы и пыталась дышать в одном с ним ритме, чтобы не упасть в паническую атаку. - Не уходи, пожалуйста, не уходи сейчас. Всхлипнула она раненным зверем, беспомощно цепляясь за его предплечья. И он остался с ней. Под его мягкими поглаживаниями по ее спине она мало-помалу стала приходить в себя. Цансэ чувствовала, что истерика отступает, она может снова дышать не урывками, а полными легкими, но несмотря на облегчение, Саньжэнь не отстранилась от рук Чанцзэ, потому что ужасно не хотела оставаться одна в этот момент. Он всегда был ее безопасной гаванью, ее знакомым и надёжным островком спокойствия. Он просто был нужен ей сейчас рядом!! Чанцзэ дышал спокойно и ровно, но Саньжэнь знала, чувствовала, Чанцзэ тоже не спит, он, как и она осмысливает новость. Ей страшно думать о том, к какому решению он может прийти. Но потом она слышит, как он звонит Фэнмяню и просит прикрыть его на работе, говорит, что не вернется сегодня больше на работу. И тогда Саньжэнь знает, что что бы не случилось, Чанцзэ, хотя бы как друг, не оставит ее в одиночестве проходить через весь этот беспорядок.--- Весна, май ---
Шевеление плода чувствуют на 21 неделе, если же женщина беременная не впервые, то она может почувствовать шевеление на 1-2 недели раньше.
- Хэ-эй... Привет? Саньжэнь смешно фыркает, когда обнаруживает под дверью своей неловко мнущегося бывшего мужа. А пока он переминается с ноги на ногу, после своего странного приветствия, она любопытно рассматривает продуктовые пакеты в его руках, терпеливо ожидая, чтобы Чанцзэ продолжил и объяснил, почему он всё-таки у неё под дверью, а не в командировке, как сказала Ванцзи. Интересно, кто лжец: Чанцзэ или Ванцзи? - Могу ли я... ну, понимаешь… Нет, Саньжэнь категорически ничего не понимала, предполагать ничего не хотела, слишком боялась ошибиться, но мягкий уголек надежды теплел в её груди. И вот стояли они, два взрослых человека пятидесяти лет, разглядывали небо, тихие-тихие как мыши, стараясь не выбрать для начала беседы все неправильные слова, потому что слишком часто именно так и поступали, безжалостно разрушая все красивое, что годами строилось между ними. Ну не дураки ли? Ему должно быть стыдно, что он такой трус, думал Чанцзэ. Его разрывало на две части весь месяц: на одной чаше весов - чувство вины, на другой - чистое счастье. Более четырех недель он думал над тем, как правильно поступить, но так и не пришел ни к чему. Но и откладывать еще дольше визит было нельзя, неправильно по отношению к ни в чем не повинному малышу. Тем более, что была одна вещь, над которой ему думать даже не пришлось, ответ всегда был бы только "ДА!": он хотел быть ближе к этому ребенку независимо от обстоятельств, неважно, какие у него сложатся отношения дальше с Цансе, ребенок обязательно будет иметь его рядом регулярно. Он объяснит Ванцзи. Ванцзи умная и понимающая, она должна понять, это была просто маленькая ошибка, всего один раз. - Эм, ну, ты, может, хочешь зайти? Проходи. Саньжэнь не выдержала первой. Они, вероятно, выглядели совсем нелепо торча на крыльце. А еще она очень хотела знать, что у Чанцзэ в пакетах, она, кажется, начала чувствовать голод в ту секунду, когда увидела их. Она все время голодна с тех пор, как этот малыш поселился в ее животе, ест и спит, спит и ест. - Хочешь, я приготовлю чай? Предложил Чанцзэ, неуверенно следуя за бывшей женой в гостиную и стараясь не чувствовать головокружения от волнения. Весь подготовленный им раннее текст вылетел в канализацию и теперь он мог полагаться только на импровизацию, либо судьбу. - Да. Конечно. - Неуверенно, но радостно от того, что она может просто сесть и ничего не делать, согласилась Саньжэнь. Почему-то было неловко находиться сейчас с Чанцзэ наедине, неловко, но, тем не менее, забота его никогда ненадоест ей. - Только не сильно сладкий, я, ну... врач велел следить за весом, ну знаешь, набираю слишком быстро, говорит. Во всем виноваты пирожные от брата Ванцзи, которые она приносит, знаешь-ли. Этот малыш без ума от них. Мягко смеётся Саньжэнь сама над собственной шуткой, но заметив, что улыбка на лице Чанцзэ стала каким-то жалким подобием улыбки, пристыженно замолкает, понимая, зря упомянула Ванцзи, Не то чтобы она сделала это специально, оно само вырвалось, все-таки она с Ванцзи проводит чуть больше времени... Цансэ опускает взгляд на свои руки, правой рукой сжимает край своего жакета, а левой успокаивающе гладит свой выпуклый живот. Тишина угнетает. Она уже хочет спросить, раз уж имя Лань Ванцзи уже брошено в комнате, сказал ли Чанцзэ что-нибудь Ванцзи, собирается ли вообще говорить что-то или они будут лгать и дальше, но Чанцзэ оказывается быстрее нее. - Без сахара, но фруктовый. Хорошо. Сейчас. Я сейчас все принесу, а ты, э-м-м, посиди немного, отдохни? Снова нервно мямлит Чанцзэ, и секунду назад бывшее меланхоличным настроение Саньжэнь, тут же кардинально меняется в противоположную сторону. За последние пять лет, ей не часто удалось увидеть Чанцзэ спотыкающимся в словах, не знающим куда деть свои руки и нервно переступающим с ноги на ногу, как подросток, честное слово, Саньжэнь тихо смеется, наблюдая за тем, как Чанцзэ знакомо двигается по кухне, открывает шкафчики, легко находит нужную посуду, словно и не переставал жить здесь... к счастью, Чанцзэ прерывает ее мысли, когда приносит чай. - Вот, осторожно, горячий. Сказал Чанцзэ, ставя любимую кружку Саньжэнь на столик перед диваном, на котором она удобно сидит, глаза Чанцзэ, тем временем, не отрываясь смотрели на живот Саньжэнь, что, конечно же, заставило её ещё больше смутиться, чем некоторое время назад. Она, кажется, начала что-то понимать, а именно, что Чанцзэ пришел не ради нее, а ради... ребенка? - О, он сейчас спит, но ты можешь прикоснуться. Если хочешь.. Предложила Цансэ, проверяя свою догадку. И мужчина сразу подтвердил мысли Саньжэнь, когда потянулся к ее животу. Кончики его пальцев коснулись слегка выпирающего живота Саньжэнь, но малыш не двигался. Действительно спит. Некоторое время Чанцзэ все же держал свои ладони там, прижимая их к мягкой ткани кофточки Саньжэнь, ожидая, вдруг кроха просто капризничает, может быть, через секунду он будет хотеть поиграть, а руки Чанцзэ уже здесь. Задетый трогательной фантазии, мужчина нежно улыбнулся, но он, ждал и ждал, а малыш, так и не зашевелился, вероятно, крепкий очень был его сон и сладкий самый. - Он спит. Нежно улыбаясь расстроенному мужчине, извиняясь, сказала Саньжэнь. Что ж, она могла бы довольствоваться и малым, решила она, если Чанцзэ хочет только ребенка - значит, только ребенок, пусть так. А она пойдет на свидание, да хоть даст шанс тому же мужчине-коллеге, который несколько раз намекал ей на отношения.На самом деле, она не ожидала, что Чанцзэ когда-либо захочет снова видеть её, не то что касаться её живота, или будет таким внимательным, предупредительным и чрезвычайно вовлечённым, учитывая, как закончился их последний разговор. Помнится, тогда он был адски зол и использовал слова «ошибка» и «старческая блажь». - О. Ага. - Чанцзэ не скрывал своего разочарования. - Можно я ещё потрогаю? Ты не против? Я просто хотел... ну, знаешь. Снова нервно залепетал Чанцзэ, а Саньжэнь никогда не могла отказать его милому, щенячьему взгляду. Не ясно понимая о чем он просит, она все равно дала свое согласие. - Я не против. Ты можешь, ну, если хочешь... Она тоже заикалась некрасиво. Стараясь не краснеть и не дрожать под его невинными прикосновениями, и продолжать выглядеть беззаботной, Санжэнь прикуса свою щеку изнутри. - Сянь, не треплет тебе нервы? Потихоньку Чанцзэ позволил своим рукам неспешно блуждать по упругому животу — только кончикам пальцев. Когда его безымянный и мизинец случайно коснулись натянутой кожи внизу её живота, где кофта, видимо, немного задралась, Саньжэнь почувствовала, как по её телу побежали сладкие мурашки. Она прокляла свое тело, ставшее недавно невероятно чувствительным. Очень осторожно, словно боясь не только её реакции, но самого себя, Чанцзэ нырнул обоими руками под её кофту - и Санжэнь не сделала ничего, чтобы остановить его, к своему стыду, - и прижал руки к её голому животу. Теплые и нежные, они просто лежали там, лишь изредка и совсем немножечко он двигал их, видимо, чтобы избежать застоя в мышцах, но в основном его большие руки просто лежали там, безопасные, согревая. Цансэ мягко выдохнула и с колотящимся сердцем, не отрываясь, смотрела, как голова Чанцзэ склоняется все ближе к её животу. - Можно? Спросил он, останавливаясь буквально в крохотном сантиметре и глядя на неё снизу вверх из своей позы на коленях на полу у её ног. Ощущая приступ слабого головокружения и затаив дыхание, Саньжэнь кивнула, ожидая поцелуя в живот. И вот Чанцзэ наклонился ещё немного вперёд, но в последнюю секунду, повернул голову и приложил к её животу ухо. Не губы! Его руки медленным движением скользнули с её живота на талию и оттуда за спину, пока не обняли её. Голова Саньжэнь закружилась сильнее и перехватило дыхание от того, насколько все было... бесконечно, душераздирающе трогательно? Она потеряла счёт времени: просто сидели, молчали и успокаивались рядом друг с другом. Обе руки Чанцзэ бережно обнимали талию Саньжэнь, её же рука несмело перебирала тёмные с проседью волосы на макушке коленопреклонённого мужчины. Они застыли, подобны бабочкам в коконе. Одном на двоих. Только их личный и самый идеальный момент. Когда Чанцзэ зашевелился, Саньжэнь позволила своей руке соскользнуть, но момент между ними не разбился. Они оставались рядом, глядя друг на друга, но не встречаясь глазами. Должно быть неловко, но по неизвестной причине никто из них этого не чувствовал. Сквозь гормональный туман Саньжэнь тяжело пыталась пробиться наверх задавленная совесть, пытавшаяся сказать, что ей должно быть стыдно за то, чему она позволяет происходить в её гостиной: Чанцзэ женат, а Ванцзи ее подруга теперь, и эти странные объятия между ней и Чанцзэ, вероятно, неправильны. Но это было не так! Саньжэнь не чувствовала, что это неправильно или аморально. Наоборот, все ощущалась таким естественным, самым верным. Словно все пазлы, наконец, встали на их родные места. Это чувство лишь усилилось, когда через некоторое время Чанцзэ погладил её рукой по щеке. Словно в трансе он склонился ближе, и Саньжэнь была абсолютно уверена, он собирается поцеловать её: - Н-нет... Раскаиваясь в потакании своим слабостям, прошептала она, резко вздрагивая и останавливая Чанцзэ, прижав руку к его широкому, крепкому, знакомому плечу. Не облегчало всю ситуацию и то, как Чанцзэ смотрел на нее, не скрывая своего сожаления и тоски. Мужчина ещё раз взглянул в её лицо и кивнул сам себе. Он наклонился, нежно поцеловал Саньжэнь в живот, прежде чем отстраниться, быстро увеличивая дистанция между ними, давая и Саньжэнь, и себе возможность перевести дух. Он ещё некоторое время стоял перед ней на коленях и смотрел на её живот почти скорбно, после чего медленно поднялся. Он взял Саньжэнь за руку, помог ей встать на ноги, все ещё в том же медленном темпе, словно кто-то наложил заклинание замедления на мир, потянул её к входной двери, где поцеловал её в лоб так же нежно, как недавно в живот. - Прости, не знаю, что на меня нашло, наверное, момент повлиял. - Грустно улыбнулся он. - Мы не чужие, мне все ещё важно, чтобы ты никогда не грустила из-за меня, Саньжэнь. Пожалуйста, заботься о себе, не забывай есть и спать вовремя. Я зайду снова через пару дней. И он ушёл, мягко закрыв за собой дверь. Саньжэнь пришлось ущипнуть себя, чтобы выйти из того странного транса, в который она, казалось, впала. Она почти задалась вопросом, было ли то, что только что произошло, реальностью или сном. Место на лбу, где коснулись губы Чанцзэ, приятно жгло, а ее рука все ещё была тёплой от руки Чанцзэ, но наиболее громко кричащим о реальности всего было, конечно же, её бешено бьющееся сердце.* другой день *
Ванцзи дважды за час спрашивала Саньжэнь не нужно ли позвонить ее наблюдающему беременность терапевту. И дважды Саньжэнь отказывалась. Но она также не выказывала никаких возражений, когда Ванцзи, после звонка к Вэнь Цин и посоветовавшись с ней, положила на поясницу Цансе теплую грелку, чтобы ослабить ее боли. За последнюю неделю Ванцзи так много раз была дома у Саньжэнь и нянчилась с ней, как с ребенком малым, что боялась, что в какой-то момент случайно ласково назовёт ее - Апельсинка, - как свою маленькую племянницу. Однажды звонок Саньжэнь даже разбудил ее посреди ночи, вернее, разбудил он Усяня, а Ванцзи просто страдала бессонницей и услышав, как пасынок бродит за дверью, решила проверить все ли с ним в порядке и оказалась втянута. И так как мальчик совершенно не понимал, как справляться с болью мамы и впадал в бессмысленную суету и безумие, в итоге оказываясь сидящим рядышком с плачущей матерью, выглядя так, будто и сам собирался пару ведер наплакать, да и вообще был вымотан школьными экзаменами и оттого рассеян, Ванцзи отправила его спать и взялась сама поехать на такси домой к Саньжэнь в середине ночи. И поехала, но только с пасынком за плечом, юный герой отказался отпустить ее одну с неизвестным мужчиной, пф, Ванцзи. Чанцзэ дома не было, работа. Так вот это был самый худший, наверное, звонок из всех, потому что нашли они Цансэ в постели корчащейся и плачущей от необъяснимой боли в неизвестной части своей брюшной полости - это значит, что она просто не могла чётко сказать, где именно ей больно, но было больно. Пару часов спустя Ванцзи все же смогла отправить Усяня досыпать, а сама осталась сидеть у кровати заснувшей подруги всю ночь воскресенья. Утром понедельника ее сменил приехавший к ним Чанцзэ, чтобы Ванцзи и Усянь смогли сходить на собственные занятия. Почти полчаса ушло у Ванцзи в ванной Саньжэнь, пока она рисовала себе тональным кремом отдохнувшее и свежее лицо, слишком уж огромны были ее "красивые" синяки-недосыпа. А Усянь, кажется, ушел в футболке наизнанку и в кроссовках разного цвета. После обеда уже Усянь, вернувшийся из школы, принял наблюдательный пост, сменив в свою очередь Чанцзэ, позволив отцу вернуться на работу, а Ванцзи немного поспать. К всеобщему счастью, большую часть дней все было гораздо спокойнее, стандартные многочисленные походы в туалет, странные пристрастия в еде, высокая эмоциональность, различные пятнышки на теле и растяжки, которые Саньжэнь, слава богу, казалось не сильно беспокоили, хоть она и - а вот это уже, к несчастью, - стремилась, казалось, рассказать, а иногда и показать, им троим, совершенно игнорируя их нежелание знать такие подробности. Но в целом тихие дни Саньжэнь в основном проводила одна. Цансе клялась, что не делает в это время ничего тяжелого и стрессового, работает, сколько может и когда может, остальное время смотрит тв - читай спит перед тв, - либо читает любовные романы и учится выпекать печенье и пироги, чтобы накормить ими в будущем ребенка в животе. И Ванцзи ей верила. Другой случай, когда потребовалось присутствие Ванцзи, пришёлся на поход в женскую консультацию: Лань Чжань переживала, что Саньжэнь придется идти туда одной, так как ее любовник-болван, кажется, смылся с картинки, оставив ее одну с животом, и предложила Цансе свою компанию. Что ж, это был интересный опыт. И немного вызывающий зависть, Ванцзи в какой-то момент опустила глаза в пол, рассматривая белый кафель медицинского кабинета. Было что-то болезненное в том, чтобы наблюдать за тем, с каким благоговейным трепетом глаза будущей матери смотрят на экран узи, где ерзает и булькает их пока крохотный, но стремительно растущий малыш. Лань Чжань тоже хотела бы... если бы только Чанцзэ согласился.* другой день*
Ей не следовало удивляться, что Чанцзэ обещал, но снова не смог присутствовать на важном для нее событии. Подумаешь, окончила учебу и получила диплом. Подумаешь, работу сразу получила тоже. Обиднее было, что она не позволила Сиченю, дяде и Цин прийти, потому что не хотела Чанцзэ заставлять себя чувствовать плохо, ведь он все время говорит, что ее семья его не любит. Да, не любит, поэтому ради него, она своей семье сказала, что отпразднует с ними потом, может, на выходных зайдет к ним с Чанцзэ. И теперь из-за своей инициативности, Ванцзи единственная из всех, стояла одна в стороне, пока других ее однокурсников поздравляли их близкие. Пока все делали красивые и памятные фотки с широкими, счастливыми улыбками на лицах, она дулась, но притворялась, что все в порядке. Даже парень Мэн Яо пришёл! С цветами!! ф, было бы чем так хвастать, какая глупость, фоткаться с бесполезным веником. Ванцзи подняла подбородок повыше и повернулась спиной ко всем, к Мэн Яо в особенности, усиленно притворяясь, что цветы в клумбе ей гораздо интереснее, чем что-либо еще. Потом, когда после вручения дипломов и поздравлений все решили идти отмечать, Ванцзи пошла со всеми - все равно никто ее не ждал дома, а идти домой к Сиченю сегодня казалось слишком жалким. Да и расстроятся они за нее снова, и на Чанцзэ обозлятся еще сильнее. Ну ничего, что нет Чанцзэ, Ванцзи хорошо отпразднует важное событие сама с девочками и мальчиками своего курса, нет причин драматизировать слишком сильно. И, конечно, этого следовало ожидать, что в неблагоразумной попытке избавиться от грустного настроения с помощью алкоголя - и кто только надоумливает молодежь, что выпивка - это лекарство от всего? - Ванцзи, предсказуемо, оказалась жутко пьяна. Настолько в зюзю, что не только не слышала своего без остановки звонящего телефона, не заметила даже, что кто-то из ее однокурсниц забрал его из ее кармана и ответил на звонок. Не поняла она также почему ее несовершеннолетний пасынок вдруг оказался в питейном заведении, но очень возмутилась этим и заплетающимся языком, высказала Усяню все о вреде алкоголя - на самом деле, это было непонятное мычание в плечо Усяня на нетрезвом алфавите, пока бедный юноша тащил ее к выходу практически на себе, потому что ноги Лань Ванцзи явно не работали в ладу не то что с командами мозга, но и друг с другом тоже, похоже, были в ссоре. Так как дело было уже поздней ночью, ему пришлось очень постараться, чтобы не споткнуться в темноте и не уронить их обоих на грязный асфальт. Кое-как вытащив неудачную пьяницу из бара к обочине, Вэй Усянь держал мачеху близко к своей груди и долго смотрел в сонное лицо девушки на своих руках, пока они ждали такси до дома. Он не мог понять, о чем думал отец, отпуская ее одну в такие места, связанные с риском. Если бы ее изнасиловали? Она же пьяна до состояния невменяемости: любой приди и трахни, не поймёт даже что происходит что-то плохое! Звук машины отвлёк Усяня от мрачных мыслей. Несмотря на открытое окно, приторный запах автомобильного ароматизатора, заставил спящую девушку нахмуриться и глубже погрузиться в объятия Усяня. Она успокоилась только когда ее носик смог уткнуться в плечо Вэй Ин, видимо, он он для нее приятно пах. Усянь мягко улыбнулся и слегка переместил легкую девушку, чтобы им обоим было удобно. Он чувствовал себя необоснованно, ненормально счастливым. С другой стороны, решил он в какой-то момент, пока сидел там с хрупкой фигуркой мачехи на коленях, чтобы не произошло сегодня с его отцом, это оказалось хорошим для Усяня, ведь благодаря этому Ин смог стать тем, кому пришлось забрать мачеху и увидеть, какой смешной, милой и совсем неидеальной она может быть, когда выпьет. - Ваша девушка сильно пьяна, отпраздновали хорошо вижу, - смеется водитель такси, Вэй Ин уклончиво улыбается и кивает, не объяснять же всем подряд, что они не пара. И плевать, почему этот комментарий таксиста, так странно радует его. Он внезапно обнаруживает, что на самом деле не пытался понять и принять Лань Ванцзи по-настоящему. Он знал ее почти пять лет, но не знал ее. Имеет ли вообще смысл то, что он сейчас говорит, спрашивает он у таксиста. Ин пытается объяснить, что не знал Ванцзи дальше ее красивой внешности и пары бросающихся в глаза вещей, как: она тихая, никогда не станет шумной и яркой душой компании, скорее ее обнаружишь в темном углу в одиночестве; ее не увидишь никогда в маячке на тонких бретелях без лифчика, как, например, Мяньмянь, Ванцзи никогда не оденется так ни для кого, кроме своего, эм... парня; она старомодная, не верит ни в какие отношения, кроме моногамных, и в этом тоже так не похожа на продвинутый, современных девушек; а еще она предпочитает дело разговору и самое главное наблюдение, наверное, любовь Лань Ванцзи глубока и праведна, она не из тех, кто будет замешан в скандале когда-либо, скорее из тех женщин, которые хранят верность даже самому наплевательскому мужчине, пока он ее муж. - О-о, да ты, чертов, везунчик, парень. Она звучит, как отличный партнер, чтобы прожить с ней всю жизнь. Такая не оставит тебя, когда ты столкнешься с бедой, одного справляться с ней. Держись ее, создадите прекрасную, крепкую семью. Усянь смотрит на декорации за окном такси и думает о том, что еще хотел бы знать о мачехе: Какая погода ей нравится? Что заставляет ее грустить? Что может заставить ее солнечно улыбаться? Какие у нее мечты? В каком-то внутреннем оцепенении, он приходит к выводу, что хочет быть рядом с ней и в плохие, и в хорошие ее эпизоды. Хочет знать весь спектр ее эмоций. Но сильнее всего хочет на себе испытать всю силу ее сердца. Жаль, что проснувшись утром одна, Ванцзи не вспомнит, как дома уже, уложенная пасынком в ее собственной спальне на кровать, она, приняв Усяня за Чанцзэ, настойчиво просит того лечь к ней и обнять. Затем, когда ее первое требование было выполнено, она поцеловала пасынка в губы, после чего тут же отрубилась полностью.