Тихоня и бунтарка

– Что это было, Ир? Любишь меня, да? – Да ненавижу, отстань от меня! Ира Шишкова почти фальцетом выкрикнула свою последнюю фразу и, почувствовав резкую потребность на что-то опереться, прислонилась к подоконнику. Её лицо горело как от сильной температуры, горло саднило, но девушка знала, что виной этому была отнюдь не простуда и даже не драка со звездой школы Олей Будиловой, а осознание того, что она наконец-то сказала правду. Призналась Лёше Шутову, который уже несколько месяцев «работал на два фронта», одновременно ухлёстывая за ней и за Олей, и, главное, самой себе, что она его больше не любит; а может, и никогда не любила. Словно кто-то долго убеждал её в этом, нашёптывал на ухо, и она поверила. Смех Иры колокольчиком дилинькнул в ненадолго воцарившейся тишине. Сердце отпустили тоска и обида, оно расслабилось, умиротворилось. Девушка опустилась на колени и, глупо улыбаясь, приняла собирать выпавшие из рюкзака тетради и учебники. – Слышь, Шишкова, ты за это ответишь! – прокричала ей Оля, которую в это самое время уводил подальше от поля боя Ильф Епифанов. – Да что ты мне сделаешь, рыжая стерва? – буркнула Ира себе под нос. – Не боюсь я тебя. *** Придя домой, Шишкова сразу закрылась в своей комнате и, не сняв верхней одежды, легла на кровать, лицом в подушку. Её телефон неустанно вибрировал, – это звонил Лёша, дабы снова попросить прощения и вернуть всё на круги своя. Ира ещё немного полежала, а потом резко приподнялась на локтях, взяла телефон и без сожалений нажала кнопку отключения. Жаль, что такой кнопки не было в её голове, – сейчас ей очень кстати было бы полностью отстраниться от себя и своих мыслей, перезагрузиться, обесточиться. Она обязательно включит телефон и зайдёт в интернет, но только перед сном. И только за тем, чтобы вновь прошерстить страничку Оли Будиловой; в последние полгода это стало для Иры своеобразным вечерним ритуалом. Сначала она считала, что просматривала фотографии и записи на стене своей соперницы, чтобы контролировать ситуацию, знать, есть ли там какие-либо упоминания о Шутове, а теперь это попросту вошло в привычку. Если подумать, смотреть на фотографии красивых людей всегда приятно, а Оля была очень красивой девушкой: высокой, стройной, с тонкими чертами лица, с большими глазами, всегда подёрнутыми зыбкой поволокой, за которой, казалось, сияли звёзды, и с густейшей копной огненно-рыжих волос. Вот только… Как у столь прекрасного внешне человека мог быть такой отвратительный характер? Ира ценой невероятных усилий стащила себя с кровати, наконец сняла куртку, обула тапочки и пошла в ванную. И только там, ополоснув лицо ледяной водой из-под крана и посмотрев на своё отражение, (растрёпанные волосы, бледная кожа, воспалённые глаза, – как говорится, краше в гроб кладут!) поняла, какую дикость сегодня совершила! Полезла в драку с Будиловой! – Боже мой, – простонала девушка, склонившись над раковиной. – И кому я хуже сделала? Дура! Хорошо, если эта стерва меня в отместку просто оскорбит или опозорит на глазах у всего класса, а не попросит кого-нибудь из своих дружков подловить меня на улице и серьёзно покалечить! С неё станется! Чёрт, чёрт, чёрт! Ещё раз умывшись и мысленно сосчитав до двадцати, Ира решила, что завтра сама подойдёт к Оле и попросит прощения. Скажет, что была неправа, а ещё, что Шутов её отныне интересует примерно так же, как зайца – курево. Пусть Будилова забирает его себе: они друг друга стоят – оба эгоистичные, ветреные и придурковатые. А она, Ира Шишкова, приличная девушка, примерная ученица и талантливая танцовщица народных танцев, всегда была третьей лишней. Довольно с неё этой вакханалии. *** Следующим утром Ольга Будилова долго стояла у ворот школы, смотрела на перламутровое сияние снега в лучах зимнего солнца и вертела пока ещё незажжённую сигарету в тонких пальцах. Обычно она курила вместе с Шутовым, но сегодня, увидев его в компании десятиклассников, прошла мимо. Ей вообще всё меньше хотелось общаться с этим парнем. «А Иришка-то знает, что ты ко мне бегаешь? Могли бы втроём замутить, это прикольно», – несколько месяцев назад Оля считала, что сказала это просто так, смеха ради. Но недавно поняла, что с того самого дня, как образовался их любовных треугольник, чувствовала иррациональную, совершенно чуждую своим принципам, симпатию к Шишковой. Обычно она не обращала никакого внимания на таких серых мышек, считала их пылью под своими ногами, даже за глаза о них не говорила, будто их вовсе не существовало, а тут вот прицепилась, вечно старалась уколоть. Оле нравились мягкость и застенчивость Иры, – поэтому она называла её размазней и рохлей; нравилась её увлечённость одним серьёзным, творческим делом – танцами, – поэтому она постоянно смеялась над её народными костюмами; в конце концов, нравились её простоватые, но милые и нежные черты лица, изящная фигура, стильное каре и серые, цвета сгустившихся туч, глаза, – поэтому она обзывала её дурнушкой и во всеуслышание заявляла, что Лёха мог бы найти себе кого-нибудь поярче и поинтереснее. Ольга наконец-то закурила и потёрла виски пальцами свободной руки. Сначала ей было хорошо и плохо одновременно, но вскоре все чувства свелись к одному «очень паршиво». Что же получалось?... – Оль, привет. Будилова вздрогнула, как от разряда электричества. Она и не заметила, как к ней подошла та, кто легка на помине. Шишкова переминалась с ноги на ногу, держала руки в карманах куртки и смотрела как-то испуганно, – видимо, ей стоило больших усилий приблизиться и заговорить со своей неприятельницей. – Ну привет, – кивнула рыжеволосая и закашлялась, поперхнувшись дымом. – Я хотела сказать… Мне жаль, что вчера так получилось. Ира всё-таки не смогла произнести: «прости». Не она одна была виновна в их драке. А унизительное смирение, несмотря на репутацию тихони, было несвойственно её характеру: поэтому она пошла против воли родителей и стала встречаться с Шутовым, поэтому долго боролась за него с Олей, хотя силы изначально были неравны, поэтому вчера, услышав в свой адрес новое оскорбление, влепила рыжей стерве звонкую пощёчину, вместо того, чтобы просто отойти подальше. – И ещё, я больше не люблю Лёшу, – продолжила Шишкова, пока недавняя соперница смотрела на неё широко распахнутыми от удивления глазами; Ире показалось, что они похожи на крылья какой-то экзотической бабочки, но она быстро отбросила неуместные мысли. – Поздравляю, теперь он всецело и полностью твой. – Спасибо, конечно, только меня он отныне тоже не интересует, – собравшись с мыслями, изрекла Оля. – Устала я от него. – Да уж, – хмыкнула Ира, когда пауза затянулась. – Было бы, из-за кого воевать. А дымовуху на твой день рождения не я прислала. Честное слово, у меня и в мыслях не было вредить тебе или твоим друзьям. – Значит, это кто-то другой, – натужно ответила Будилова и едва не стукнула себя по лбу. Чёрт возьми, самый абсурдный диалог в её жизни! – Ну, я пойду, – вздохнула Шишкова и развернулась, как вдруг на её плече сомкнулась бледная холодная ладонь. – Иришка, погоди. Придёшь после уроков в курилку? Ира внутренне содрогнулась. В курилке на верхнем этаже она была всего пару раз, вместе с Шутовым, но этого оказалось достаточно, чтобы у неё появилось отвращение к запаху дыма, обшарпанным стенам, заплёванному полу и раздающимся из каждого угла пошлым шуточкам. Зачем Будилова зовёт её туда? Что она хочет сделать? Побить её? – Что ты задумала? – уточнила темноволосая девушка, стараясь держать голос на ровной ноте. – Мы ведь уже обо всём поговорили. – А это секрет, – загадочно ответила Ольга и улыбнулась так, что у Иры едва землю из-под ног не вышибло. – Да не бойся, не обижу я тебя. Глупенькая девчонка. *** Ира медленно поднималась в курилку. Её самообладание разбивалось на осколки с каждым новым стуком собственных каблуков по обшарпанной лестнице. Очень болела голова, особенно правый висок, – туда словно вкручивали винт, а в желудке всё затянулось морским узлом. Она чувствовала себя не только не в своей тарелке, но и на чужом подносе. И в незнакомой столовой. – «Да что со мной такое?» – у самой себя спросила девушка и закрыла лицо ладонью. Видимо, для неё легче сплясать на бельевой верёвке, чем провести наедине с Ольгой несколько минут. И дело было уже не в страхе… Дело было в чём-то другом. – О, ты здесь! – прозвучал знакомый голос. Сердце Шишковой упало вниз, а потом застучало где-то в горле. Когда девятиклассница отняла ладонь от лица, то увидела, что она вся перепачкана пудрой и блеском для губ. – Оль, говори, что хотела, – бросила Ира недружелюбнее, чем собиралась. – Только быстрее, у меня мало времени. Будилова стояла, положив руки на перила, и смотрела вниз. – Ну подойди ближе, я не кусаюсь, – засмеялась она, и Шишкова неожиданно для самой себя послушалась. – Говоришь, больше не любишь Шутова? А кого же ты тогда любишь? – Чего? – спросила Ира, и едва не расхохоталась, потому что в её голове это прозвучало карикатурным сельским «каво?» – Что за странный вопрос? Никого я не люблю. – Так нельзя, Иришка. Нужно кого-то любить, – постановила Ольга, и её рука неожиданно упала на плечо бывшей соперницы. Шишкова вздрогнула, а звезда школы с улыбкой поразилась этой детской пугливости. – Оля, ты сегодня какая-то странная, – внутри у Иры что-то защемило. Она была бы рада подавить это, но не могла. – Если подумать, Лёха не был достоин ни тебя, ни меня, – Ольга пальцами свободной руки провела линию от чужой пластичной шее к ключицам. – Что ты делаешь? – сдавленно спросила Ира, а Будилова вдруг наклонила голову и страстно, зашкаливающе и немного грубо поцеловала её; используя язык, сминая и покусывая губы, разнеся всё в пух и прах, но, главное, настолько восхитительно и вкусно, что тихоня испустила полустон и опустила руки на чужие тонкие плечи. Зелёные, подёрнутые зыбкой поволокой глаза встретились с серыми – будто вобравшими в себя краски штормового неба, дыхания слились в одно. Ира почувствовала, как слабеет в коленках, – её ещё никогда так не целовали. – Ты что? – прошептала она, когда Будилова отстранилась, позволив ей вдохнуть немного воздуха. – Я думала, ты меня ненавидишь… Это же… Это неправильно! – Не говори, что тебе не понравилось, – улыбнулась Ольга, огладив носом чужую скулу и зарывшись пальцами в тёмные волосы. – Всё равно не поверю. Шишкова окончательно потерялась в ощущениях. Её трясло, зуб на зуб не попадал. – Может, сходим в кино? – не переставая улыбаться, предложила Оля. Ира потрогала свои горящие от смущения щёки и, не глядя на ту, которая подарила ей самые сладкие и острые ощущения за всю её пока ещё короткую жизнь, пролепетала: – В кино? Думаю, да… Можно. Теперь-то они окончательно зарыли топор войны. R.S. Простите, если кринж. Работа написана за одну ночь, чисто в качестве эксперимента.