Leech/Паразит

— В тебе есть нечто паразитическое, тебе так не кажется, дорогой? — проворковала Мисси, — что-то от пиявки. Требовать пояснения бесполезно — он все равно рано или поздно получит их. Мисси спрашивает только в том случае, если уже сама знает ответ. — Эти твои питомцы, пустошные людишки, которых ты постоянно притаскиваешь к себе словно бездомышей. Назвать их его друзьями выше нее. (Мисси позволяет Доктору только одного друга, и едва ли старается стать хорошей, чтобы заслуживать этого). — Ты их используешь. Слова оскорбляющие и вместе с тем вызывающие неприятное, закрадывающееся чувство вины. Он почти готов возразить, только вот у Мисси уже наготове обезоруживающий ответ. Он понимает, что спорить нет ни малейшего смысла — она с легкостью убедит его в обратном, чтобы он не сказал в свое жалкое оправдание, даже если сам не признает правды. Некоторые сражения лучше всего выигрываются бездействием. Сейчас одно из таких. Мисси брезгливо ведёт плечами. — Я полагаю, этого никак не избежать, когда имеешь дело со «вторым сортом». Но все-таки, Доктор, тебе следовало быть осторожнее. Ты каждрый раз оставляешь такой погром после себя, куда бы тебя не занесло. Он мог уйти. Оставить ее в пустом хранилище, обрекая в полном одиночестве коротать долгие томительные часы наедине с собственными уничтожительными мыслями. Легкий способ избежать неприятного разговора, но жестокий даже по отношению к Мисси. Не говоря уже о том, что, поступи он так, признал бы, что сделал это из-за позорного малодушия. — Ты превращаешь их в себя — продолжала тем временем Мисси, — Роза Тайлер, Марта Джонс, и, вишенка на твоем торте, драгоценная малышка Клара, — на ее губах появляется отталкивающие подобие удовлетворенной улыбки, — но, должна сказать, это было впечатляюще, действительно впечатляюще. Она — одно из лучших твоих творений. Доктор сжимает левую руку в кулаке с такой силой, что ногти больно впиваются в ладонь. Это не помогает. — И та, крикливая, с рыжей шевелюрой. Кажется, Донна. Ты, должно быть, гордишься, в кого она превратилась по твоей вине. Жаль, что тебе пришлось стереть ей память. Бедняжка, должно быть это было почти нестерпимо. Мисси рассеянно улыбается, невозмутимо помешивая ложечкой сахар в чашке. Она переняла привычку пить чай с добрым количеством сахара от него. И шотландский акцент впридачу. А Доктор в свою очередь пристрастие к одежде темных тонов. Мисси молчит, любезно предоставляя время на обдумывание ее слов. Пререкаться с ней более чем бесполезно. Открыться, рассказать все, как он чувствует, пока она пребывает в таком неоднозначном настроении — еще хуже. Она ничего от него не получит. Тем не менее он задает вопрос: — Тебе никогда не хотелось провести время с простыми людьми? Завести друзей? — Нет, — небрежно отвечает она, — нет, если это означает — закончить также как ты. — Мисси, — с нажимом одергивает он, теряя терпение, — если ты не научишься хотя бы отчасти мыслить как я, останешься запертой в этом хранилище до конца своих дней. — Ах, вот оно что? — восклицает она с деланным удивлением, — мне следует превратиться в тебя? Я твой очередной питомец, Доктор? Взаправду силишься изменить меня или тебе просто нужна новая игрушка, которую можно испортить? — Я всего лишь пытаюсь сделать тебя лучше, — честно заявляет он, надеясь, что она не станет искать никакого подвоха. — Знаю, — спокойно произносит Мисси, — и ты даже не представляешь, насколько это опасно для нас обоих, — она поднимает чашку, делает неспешный глоток, — но, по крайней мере, когда я ломаю людям жизни, делаю это намеренно. Доктор вздрагивает. Мисси побеждает.