Демон

If everything you see is what you're believing

Then she'll be holding your heart

And by the time the sun goes down

You won't know who you are

3 Doors Down — In The Dark

— Опять ты. Ину изображает самую невинную улыбку из возможных. — И вправду удивительно, как люди могут пересекаться так часто, мой принц. Находясь в одном доме. Янтарный глаз Арканна сужается от гнева. Ину кажется, что он и дышать толком при ней не может, но нарочно ищет встречи, чтобы не дать чувствам остыть. Никто не умеет говорить «мой принц» так, как она. Словно он принадлежит ей, а не Ину — императорской семье. — Это не твой дом, чужеземка. Время вокруг них всегда замирает. Служанки Ину превращаются в прекрасные статуи, окутанные золотым бархатом, доспехи телохранителей принца врастают в пол. В равновесии Силы, царящем на Закууле, образуется тёмный водоворот, волнение, отголоски которого пронизывают весь дворец. Ину не отвечает дерзостью. Прикладывает руку к груди и насмешливо кланяется, словно бы извиняясь за своё присутствие. Потому что больше чем Ину Арканн ненавидит, когда она выставляет его злобным ребёнком. Закуул и вправду не её дом. Ину — такой же инородный элемент, каким была в залах Цитадели. Но здесь к ней не проявляют ни отвращения, ни назойливого интереса. Закуульцы ей преданы. Так велел Император. Он обещал ей всё, если она склонится. И он дал ей всё. — Мне пора. Ваш отец не любит долго ждать. Временами Ину читает в единственном глазу Арканна непозволительно много. Желание содрать серую кожу и вырвать пепельную корону кос, измарать в крови безупречно белые одежды, выдавить бесстрастные алые глаза. Но его страх сильнее ненависти. Ину — ученица Императора. Для неё нет правил, границ и запретов, кроме его воли. Она носит императорские цвета, и экзархи кланяются ей, как госпоже. Кроме того, Ину — больше чем ученица. «Демон», — шепчет одна из служанок, когда разъяренный принц двигается дальше. То ли с ужасом, то ли с восхищением. Ину не пресекает сплетни. Пусть считают её кем угодно. Подобной Бессмертному Императору незыблемой скалой, способной бросить вызов даже богам. У неё нет судьбы, предписанной Мистиками. Закуульцев это пугает куда сильнее, чем её могущество. Пусть боятся. Единственный человек, которого не тревожит ничего в ней, как всегда ожидает в рабочих комнатах, разглядывая на свету алхимический свиток. Тёмные залы Вишейта тонули во мраке, но покои Валкориона залиты солнцем. Ину до сих пор не до конца понимает, где заканчивается один и начинается другой. — Тебе действительно нужно столько слуг? — спрашивает император, когда она преклоняет колено. Небрежно. Этикет его не заботит, но Ину знает правила игры. Ему неинтересен и ответ. Мысли Валкориона — в документе, и он неумело притворяется обычным человеком, думая, что может обмануть Ину. Ину изучает с ним Силу, но втайне изучает и его. За месяцы при дворе она продвинулась достаточно, чтобы не обманываться. — Мне кажется красивым, когда дюжина прекрасных куколок окружает меня. Словно жемчужины, украшающие дорогой камень. Он кивает, поддерживая её фальшивое высокомерие. — Тебя и так трудно не заметить, Оккулус. Она подавляет волнение усилием воли. Укол старым именем, титулом, — не случайный. Напоминание, что она продолжает оставаться кем-то, а не собой. Тоже притворяется, хоть нужды и нет. — Твой сын говорит мне об этом каждый день. Ещё — что Сенья никогда не таскала за собой бесполезную свиту. Не имела тысячи капризов. Не оскверняла белый императорский шелк вульгарными лентами вместо одежды. Не оскорбляла отца, заигрывая с новичками-гвардейцами. В Арканне всё бурлило, как в вулкане. Ревность. Зависть. Страсть. Он стал бы отличным ситхом, не цепляйся так за закуульские пути. — Арканн импульсивен, — Валкорион протягивает ей свиток. — И не забывай, что опасен. — Если мне наскучат наши милые беседы, я сама убью его. — Сможешь ли? Ину сжимает свиток в кулаке, забыв, что получила хрупкий пергамент. Краткая потеря контроля будит в императоре редкую улыбку. — Ни один ситх не знает столько, сколько ты, владыка, — говорит Ину искренне, чтобы стереть её. — Скоро я стану сильнее всех твоих детей. — Не давай обещаний другим. — Только себе. Ину жадно выцепляет ниточку одобрения, тянущуюся сквозь Силу. Смотрит в полные чистой Силы глаза и ищет не могущество, а эмоции. Она всегда получает их. Ласковые пальцы на подбородке, мерный, раскованный поцелуй. И признает, что иногда неразумно верит. В канонах Закуула сквозит учение ситхов, и Валкориону нравится, когда Ину требует больше, чем он предлагает. Не ограничивает ни в уроках, ни в прихотях, ни в прикосновениях. Так, словно с любопытством ждёт, когда она насытится и устрашится собственных амбиций. Ину до сих пор мало. Всегда будет. В покоях Ину порой появляется Арканн, чтобы выплеснуть бессильную злобу по надуманному поводу. Механическая ладонь скрипит, будто жаждет поправить на скорую руку перевязанный Ину пояс. Маска шумно выпускает воздух, выталкивая из фильтров цитрусовый запах императорских масел. Мальчишка и есть, сам не знающий, чего хочет. Ину тянет за тяжёлую ленту, направляя чужие мысли в нужное ей русло. Вышитая мантия падает на пол. Сорочка с открытыми плечами не скрывает звериных шрамов и ситхских татуировок. Он следит за каждым движением, пытаясь придать взгляду оттенок презрения. — Твоя сестра ко мне не приходит, — обиженно отмечает Ину. — Я ей не нравлюсь? — Ты проклянешь тот день, когда она обратит на тебя внимание. — Ладно. Мне достаточно твоего. Пока она сокращает расстояние, Арканн въедливо рассматривает татуировку на её руке, словно стремится разгадать смысл незнакомых иероглифов. И будто бы впервые видит, что Ину опаснее, чем кажется. Годы борьбы за власть, влияние, силу, оставшиеся в причудливых чернильных линиях. То, что Валкорион приблизил её — не случайность. План. — Однажды отец увидит, кто ты на самом деле, — принц высоко поднимает подбородок, чтобы подчеркнуть неравенство. — И никакая хитрость, никакие лживые речи не спасут тебя. «Я знаю», — беззвучно шепчет Ину. А затем смело дотрагивается до маски. Арканн молча выдерживает бесцеремонность. Отпрянуть — показать страх. Ину и так известно, что он боится. Не её, Валкориона. Брать то, что принадлежит ему. Его женщину. Его трон. И что по-настоящему выводит принца из себя — в Ину нет подобного страха. — Я читал о твоём виде, — говорит Арканн, наконец перехватывая и убирая руку. — Грязная полукровка, выведенная, чтобы служить. Твоё место было определено при рождении. Жалкая попытка опустить до своего уровня. Ину на такие не ведётся. «Выродок», «лабораторная крыска», «инородка», — самые безобидные прозвища арканианки-гибрида на Коррибане. Для Арканна эти слова — чужие. Вся его ненависть выпестована отцом. Потому что Валкорион делится с Ину знаниями, ему недоступными. Приходит в ярость, когда она идет против его приказов. Оценивает успехи. Одаривает благосклонностью, которой была лишена загадочная Сенья. Если бы юный принц только догадывался, насколько схожи их цели. Они станут союзниками, но ещё не время. Добычу сначала приманивают. — В моей империи ты бы стал властителем. — Твоя империя слаба, — выплевывает он по инерции, но в тоне слышится куда меньше убежденности. — Чужеземка. Арканн уходит, велением Силы разбив на столе кувшин и залив все её записи. Ину невозмутимо возвращается к свитку, переданному Императором. Двенадцать её служанок готовят спальню ко сну. Кружатся суетливыми пятнышками, как сияющие мотыльки. «Демон», — снова шепчет одна из них, вытирая опрокинутую Арканном воду. Другая, без языка, рассеянно кивает. Говорили, однажды Демон-Спаситель сверг богов и освободил Закуул от оков воли Айзакса. Говорят, недавно из Бездны он призвал своё подобие, и мистики предрекают великие перемены. Ину терпелива и готова их дождаться. Когда она будет достаточно сильна, то избавится от Валкориона, его детей, всех, кто встанет на её пути. А потом обретет то единственное, что Император ей никогда не даст. Вечный Трон.