Закат Солнца, Восход Луны

Спешившись с Вилла возле ворот конюшни, я провела его внутрь, держа за поводья, и передала в руки выбежавшего конюха с растрепанными со сна волосами. Солнце было ещё высоко и ярко освещало земли, прилегающие к замку. В животе предательски громко заурчало на весь коридор. Проигнорировав простые нужды тела, я направилась прямиком к покоям брата-двойняшки, чтобы узнать последние новости о его состоянии. Внутри меня была наивная надежда, что он пришел в себя, но трезвая голова подсказывала, что я многого хочу от прекрасноухого, приблизившегося на шаг к смертному одру. У выхода в главный холл на меня налетел паж — ещё один пикси с блестящей молочной кожей и светло-голубыми волосами, забранными в аккуратную косу. Его испуганные синие глаза уставились на меня с ужасом, а губы затряслись. Он выпрямился во весь рост и поклонился, положив руку на то место, где располагалось сердце. — Ваше Высочество! — пискнул паж, продолжая находиться в поклоне. — Всё в порядке, — заверила его я. — Есть новости о моем брате? Весь дворец был на нервах, это ощущалось во всем: от работы конюха до служанок, подстригавших кусты в саду. Все не могли найти себе места, переживали за сына короля, за их собственное солнце. Даже воздух внутри искрил, вдыхался тяжелее обычного, и так хотелось распахнуть высокие окна, чтобы стены выдохнули, и с ними — все присутствующие внутри. — Он всё так же спит, Ваше Высочество! С ним сейчас Ваш старший брат, Его Высочество Минхо! — продолжал верещать паж. — Королевский лекарь лично оповестил Его Величество о произошедшем. — А король навещал принца? — этот вопрос волновал меня сейчас больше всего, хотя что-то подсказывало, что ответ на него я знать не хочу — он мне не понравится. — Нет, Ваше Высочество! Его Величество отдыхает после тяжелого дня в своих покоях! — Благодарю, можешь быть свободен, — я махнула рукой в сторону, да так небрежно, что самой стало стыдно. Внутри жил кипела кровь. Как он может отдыхать, зная, что его сын чуть не умер, а сейчас находится в крепком сне? Ему вообще хоть раз было до него дело? Злость туманила голову, а от усталости самообладание покидало её быстрее обычного. Я жаждала очередной разборки с отцом, смогла бы слить раздосадованность, беспомощность и мучительное ощущение пустоты. Левую руку свело от колкой, пульсирующей боли. Стиснув зубы, я побежала наверх, снова перепрыгивая через ступени, проникла вглубь дворца, затем через проход в башне попала к высоченной двери, ведущей в спальню короля. Рядом с двумя деревянными створками, похожими на ворота, стояла стража — два рыцаря в доспехах, действительно сияющих, отражавших на стены прыгающие блики от солнца. Только заметив меня, они скрестили свои копья, зашумев латами, будто дождь барабанит по крыше. — Пропустите меня! Я принцесса Селена, и пришла к своему отцу! — мой голос напоминал рычание, такой себя я ещё не слышала. — Не положено, — ответил один из них, даже не шелохнувшись. — Мне плевать, положено или нет! Я насчет Его Высочества, принца Феликса! — я сделала ещё несколько уверенных шагов вперед. Наконец одна из створок зашевелилась, и в маленькой щелке появилась уродливоухая девушка. Сначала показалась её голова с заплаканными глазами, а после она вся вышла в коридор, сжимая в руках тонкое платье, будучи совершенно нагой. Стража растерялась, даже ослабила хватку в копьях, и развела те в разные стороны, наблюдая за девушкой. Её плечи рвано вздымались из-за рыданий, а по ногам струилась алая жидкость, бегущая из ран на коленях и, очевидно, не только оттуда. Оттаяв, я подбежала к девушке и накинула на неё свой плащ, крепко завязав его на её шее. Её руки были мертвенно холодными и цепко сжимали тонкое сатиновое платье цвета шампанского. У меня внутри всё сжалось, даже глаза наполнились слезами от одного ощущения страха. — Отошли! — скомандовала я потерянным стражникам, и на этот раз они послушались. В спальне отца пахло затхлостью. Плотно зашторенные окна по периметру не пропускали дневной свет, поэтому витражные окна на потолке являлись единственным источником света, и то приглушенным. Королевская кровать находилась на платформе, под которой располагались пять широких ступеней, поднимавших её почти к сводчатому потолку, если бы только стены не были такими высокими, как и колонны, держащие своды. Балдахин из бархата скрывал ложе от солнца и чужих глаз сверху и по бокам, цепляясь за высокие резные столбы в двух краях — у изголовья и изножья. Перед самой спальней размещался небольшой коридорчик с двумя дверьми, ведущими в ванную комнату и в гардеробную, а ещё здесь стояла софа. Перед кроватью обосновался письменный стол, заваленный свитками, которые занимали даже огромное кресло, напоминающее трон. Ступая по мраморному полу, я оставляла за собой стук каблуков. Разглядывая обстановку, я заметила брошенный поднос на середине пути к деревянной кровати. Вино струилось по мраморным ступеням, а разбросанный сыр и хлеб пропитались охмеляющей жидкостью. Стало мерзко. Оказавшись у изножья, я увидела развалившегося на кровати отца, тело которого скрывала лишь тонкая ткань халата, и меня стало мутить ещё больше. Король лениво перебирал кольца на руке, всем своим видом демонстрируя откровенную скуку. — Кто смел пустить… — начал было возмущаться он, однако тотчас осекся на полуслове, заметив, что это всего лишь его дочь. Удивительное дело, королева сегодня ночует одна. Даже малейшего присутствия Ксары не отмечалось. Даже духа не присутствовало, а значит они давно не делят ложе. В Раю всё не сладко, может оттого она срываться стала? Черт, плевать почему она стала срываться, это не оправдание. Как и у отца нет никакого оправдания себя так вести. — Что ты творишь?! — мой голос сотряс зал — уж комнатой это точно не назовешь. Его глаза впились в мои, в них медленно разрастался огонек злости. Он безрезультатно попытался сесть, но сил хватило лишь переместиться в полусидячее положение. — Твой сын при смерти! А ты даже не можешь навестить его! — моё лицо покраснело от крика, я чувствовала, как полыхают щеки. — С ним ничего серьезного. Будете меньше пить, — небрежно отмахнувшись рукой, хмыкнул король. — Его отравили! Если бы не я, он мог бы умереть! Такое количество дафны и анебии смертельно для любого, даже если он из королевской семьи! А тебе не проявить и доли сочувствия к ребенку, что ты сам эгоистично произвел на свет! Да какой ты король, если не можешь за ребенка помолиться!? — я знала, что эти слова ударят по нему больнее хлыста, этого эффекта мне и хотелось добиться. — Не смей так говорить, неблагодарная! — король подскочил с места и вылез из постели; сделав несколько уверенных шагов в мою сторону, он замер: — Тварь такая, змея, что пригрелась на моей шее! Как смеешь ты врываться в мои покои и говорить мне эти грязные вещи!? — А так и смею! Твоего сына отравили, а ты, вместо того, чтобы инициировать расследование, разлегся здесь и насилуешь служанок! Ты отвратительный, мерзкий и никчемный король! Лучше бы тебя отравили! Лучше бы ты сейчас лежал, мучился и умирал, а не мой ни в чем не повинный брат! — Вечно недовольная девка! Что я обязан делать по-твоему? Плакать над телом сына? Умолять его прийти в себя? Или править страной, как должен? Ты сама пальцем о палец не ударила для государства, но всегда строишь из себя святую! Научилась ноги раздвигать, и теперь будешь мне указывать, что делать? Тебе, ничтожеству, далеко до меня и моих дум! — заметно свирепел король, подходя ко мне всё ближе и ближе. Я пятилась назад до самого края, держась за клинок. Его слова били в сердце, но уже не задевали, как до этого. Я не узнавала того прекрасноухого, которого считала папой и любила всем сердцем. Это была лишь тень былого правителя и родителя. — Я хоть что-то делаю! Я спасаю жизни, дарую справедливость мертвым, пока ты закрываешь глаза на проблемы Дома Стражи! Я знаю свой народ, слышу его и общаюсь с ним, и поплакать у кровати брата не стыжусь, как и помолиться за него в храме! Пока ты пытаешься удовлетворить свое эго за счет невинных служанок, своих детей! — Думаешь, один раз кого-то спасла, и можешь считать себя героиней? — Линфорд гнусно рассмеялся. — Как была нежеланной дочерью для родителей, так ею и останешься. Ты настоящая дура, если думаешь, что в этом государстве тебя хоть кто-то уважает или любит. Не будь ты моей дочерью, тебя бы уже сдали в публичный дом. Там твой рот нашел бы дело потолковее, чем здесь грязные речи произносить. Я замерла, не в силах ответить. Под моей ногой ощущалась пустота, дальше шагать некуда. Мои губы то и дело открывались и закрывались в немом возмущенном возгласе. — Что? Больше нечего сказать? — подначивал король. — Как же ты жалок, — выплюнула я. — Беспомощный старик, чувствующий, что его дни подходят к концу. Мечтаю увидеть твою смерть и надеюсь, это произойдет скоро, — с улыбкой заявила я. — Хотя нет. Я желаю увидеть, как ты потеряешь королевство, ушедшее в мои руки. Как я уничтожу любую память о тебе, что даже твою могилу никто не найдет. Как твоя дочь, шлюха, станет лучшей королевой, чем её бесполезный отец. Король, трахающий всё, что движется, — с каждым моим словом лицо Линфорда бледнело всё сильнее. — Как еще бастарды не объявились? Или ты всех убиваешь, как родных… Я не успела договорить: в мою щеку прилетел удар тяжелой ладонью отца. Из глаз брызнули слезы, щека моментально загорелась, и кожу стало щипать. Я перестала чувствовать равновесие, моё тело качнулось влево, и его потянуло вниз, к подножию лестницы. Выхватив клинок из ножен, я махнула им в воздухе, неловко падая навзничь. — Тварь! — послышалось с высоты кровати: король держался за предплечье и пытался остановить кровь. — Сука, воспитанная в волчьем дворе! Ударившись спиной о последнюю ступеньку, я тяжело вытолкнула весь воздух из полыхающих огнем легких и тут же принялась глотать кислород с такой жадностью, что даже забыла о боли в скуле. На моем клинке осталась кровь отца, а значит я махала им не впустую. На сердце отлегло. Голова кружилась. В дверном проеме показались два рыцаря — те самые, что стояли у входа. После невнятных слов отца, которые никак не получалось разобрать, меня выволокли из комнаты, подняв за руки, и при этом до боли вытягивая мышцы и сухожилия. Очередной удар пришелся о каменный пол, когда рыцари кинули меня в башне при входе. На сей раз попало по голове, после чего последовало несколько ударов ногами в живот. Боль стремительно распространялась по всему телу, мозг не успевал обрабатывать информацию, посланную нервными окончаниями. Кое-как перевернувшись, я встала на четвереньки и даже смогла доползти до стены. Чужие руки помогли мне полностью подняться, пока голова неумолимо кружилась. Это была всё та же девушка, что выбежала из спальни отца, и её всё ещё трясло. — Ты как? — тихо спросила она. Я даже не обратила внимания на её неподобающее обращение. Удивительно. Хрупкое существо с бледной кожей проявляло ко мне заботу, находясь в заведомо проигрышном состоянии. Наплевав на холод каменных плит, на которых стояли её босые ноги, на отсутствие хорошей одежды и душевный слом, она протянула мне руку помощи, будто это было чем-то естественным. — Нормально, — я осмотрелась: дверь в покои была закрыта, а один из рыцарей, оставшись на месте, скалился, глядя на меня. — Идем, — я поманила девушку вниз по лестнице, прочь из башни. Я не знала, что отец может сделать мне ещё больнее, но оказалось, что внутри меня не все нежные чувства к нему умерли. Прекрасно понимаю, что сама подливала масла в огонь, но всё же гордилась собой за то, что высказала ему, что думала, и смогла порезать его руку. Хоть немного отвела душу. Его удары и слова только закалили меня, укоренили в мысли, что не стоит полагаться ни на кого, кроме себя, и заверили, что мой путь верный. Пока не знаю, как я сдвину Минхо и Феликса, стоящих между моей целью и мной, но обязательно найду способ. Да может даже просто договорюсь, предложу сделку, лишь бы Линфорд умер. Около входа на кухню я поймала пажа и отправила его за своей фрейлиной Кири. Внутри комнаты царило спокойствие. Я снова пришла к концу рабочего дня, когда только Коул занимался заготовками на вечер. Его голова резко метнулась вверх, когда дверь в коридор распахнулась, и я с компаньонкой зашла внутрь. Лицо юноши посветлело, на губах появилась теплая улыбка, пока он не заметил за моей спиной гостью замка. Коул пригляделся к моему лицу, оценивающе его осмотрел, после чего пришел к очевидному выводу — я нахожусь на грани изнеможения. — Ваше Высочество, — он поклонился, приветствуя как должно. Спиной ощутив, как девушка тяжело вздохнула и закрыла рот рукой, я осознала совершенную ошибку. Она замерла недалеко от проема, не зная, что делать и как реагировать в этой ситуации. — Слышал о Вашем брате. Мне жаль, что это случилось, — по меркам неприкаянного, его слова прозвучали искренне. — Благодарю, — коротко отозвалась я, присаживаясь на высокий стул из рубленой древесины около стола для готовки. — Будет что-нибудь перекусить? — Секунду — и перед Вами появится самый лучший сэндвич в этом Королевстве, — он подмигнул мне и принялся за готовку за столом возле окна, где на рабочее пространство попадали солнечные лучи. — Ты голодна? — я обратилась к девушке стоящей около дверей. Она скромно покачала головой. Её рыжие локоны колыхались в такт её кивкам, пока зелёные глаза с ужасом взирали в пол, куда-то рядом с собственными пальцами ног. По её лицу были разбросаны веснушки, как и у моего брата. Мысли о Феликсе даже в эту минуту не покидали моей головы. — Пожалуйста, Коул, приготовь сэндвичи и для нашей гостьи, — добавила я, смягчив тон. — Присаживайся рядом, — предложила я ей, указав на ближайший стул, стоящий в шаге от моего. Она медленно села, приковав взгляд к залитой светом столешнице. Один её вид заставлял сердце сжиматься, хоть мне и должно было плевать на уродливоухое отродье. Что-то в этой девушке откликалось у меня в груди. Что-то, что не позволяло просто так её оставить. — Простите, Ваше Высочество, я не знала… — залепетала она, склонив свою голову и пряча глаза за руками. — Ничего, — почти безразлично бросила я. — Как тебя зовут? — Карла. — Как ты оказалась во дворце? — за последний день мои глаза открылись шире на происходящее в королевстве, теперь этот вопрос заиграл новыми красками. — Я была на смене в баре, работала официанткой, — она тяжело задышала, голос стал тише; на фоне Коул разрезал салат, громко стукнув ножом по деревянной доске. — Ко мне подошел мужчина, предложил помощь с работой, сказал, много заплатит, а потом я очнулась здесь. Меня одели в это платье, приказали отнести поднос и не сопротивляться. Тогда я уже не могла сопротивляться. Я пригляделась к девушке, слегка наклонилась и почувствовала пряный запах колдовства. Наверняка она попала под чары одного из двора, после чего очутилась здесь. Хорошо, что она ещё всё понимает, а не находится в делириуме. Ей нужно вернуться в свой мир, хоть после произошедшего это будет весьма травматично. — Коул, сделай гостье чай с лавандой, — приказываю, закончив свои раздумья. Юноша только кивнул, не отвлекаясь от приготовления еды. Через несколько мгновений перед нами появились глиняные тарелки, заполненные хлебом, между которым лежали овощи и нарезки мяса. Карла накинулась на еду, будто несколько дней хорошо не ела. Скорее всего, так оно и было. Рядом с её тарелкой появилась глубокая кружка с характерным запахом тёмно-фиолетового отвара. Мне хотелось её утешить, как-то заверить, что всё будет хорошо, но язык не поворачивался. Я не знала с чего начать и как просить у уродливоухих прощения за отвратительный мир прекрасноухих. Вина за произошедшее тяжелым грузом ложилась на мои плечи, напоминая о расследовании, спящем брате и собственной слабости. — Наш мир ужасен, — правдиво высказалась я. — Тебе здесь не место. Я верну тебя домой. Если захочешь, сотру воспоминания, но перед этим приведу тебя в порядок. — Не думаю, что это возможно, — грустно заявила Карла, и в этом я с ней в глубине души была согласна. — Я имела в виду лишь внешний облик, — зачем-то мне захотелось пояснить ей то, что и так подразумевалось ранее, и о чём она прекрасно догадывалась. Съежившись на стуле, Карла кивнула и продолжила тихо жевать сэндвич. Я тяжело вздохнула и попробовала откусить кусочек от своего, но дверь с треском распахнулась, отвлекая всё моё внимание от сочного яства. Мои глаза автоматически закатились, а пальцы опустили еду на тарелку. — Ты вообще когда-нибудь думаешь в момент разговора с королём?! Защитник его Величества, старший сын — Минхо. Я неспеша развернулась, наслаждаясь его гневом, купаясь в злости исходящей от него. Это было на уровне животного чувства, ощущения задетого нерва своим бунтом. Я только встала на этот путь, но уже вкушаю плоды. Спасибо, брат, за вдохновение. На лбу Минхо набухла вена. Она пульсировала, пока его лицо медленно краснело, сверкая на солнце. Старший тяжело дышал, его плечи грузно поднимались и опускались. Вид был свирепый, однако это нисколько меня не пугало, откуда-то появилась безрассудная смелость. Я встала со своего места и сделала шаг в сторону, закрывая собой уродливоухую: что-то внутри заставило меня так сделать. Воздух искрился от напряжения. — Каждый раз, мой брат, — сдержанно ответила я, наблюдая, как в его тёмно-синих глазах разгорается огонь закипающей ярости. — Зачем ты его ранила? Зачем наговорила все эти ужасные вещи?! — его голос переходил на внутриутробный крик. — Затем, чтобы помнил, в чьих руках будущее. Настоящее — лишь миг, начинающийся в каждую новую секунду, и умирающий в то же мгновение. И чтобы не забывал: я тоже могу ударить в ответ, — я ухмыльнулась. — Ты настоящая дура, если думаешь, что королевство достанется тебе, и народ станет тебе подчиняться. Лучше понадейся, что мой кузен сможет взять тебя в жены, может тогда получится встать у власти. Да и то, только лишь за спиной мужа, — усмехнулся брат, постепенно прекращая злиться; теперь он провоцировал меня, ждал негативной реакции, чтобы насытиться ею. — Если твой кузен возьмет меня в жены, я стану королевой двух государств. Ты склонишь свою голову перед моей мощью, брат. Или отправишься в путешествие к Башне Злости и Смирения, — не позволю себя выкручивать ради низменной потребности контроля и владения ситуацией. — Пока ты тут заступаешься за отца, я совершаю искренние поступки, направленные на улучшение условий народа. — И как же ты это совершаешь, позволь узнать? — его тон приобрел мерзкие нотки. — Спасая никчемных уродливоухих, попавших в сети из-за собственной бестолковости, будто глупые мухи, летящие в сети паука? — он бросил брезгливый взгляд через моё плечо. — Кто-то же должен избавить их от несправедливой участи. — Думаешь это несправедливо? Очнись, они сами заключают с нами сделки. Мечтают стать богатыми, но не хотят для этого ничего делать. Или жить наложницами или наложниками, пока их хозяин прекрасноухий платит, кормит и одевает их. Это наш привычный порядок вещей, выстроенный годами. Ты не сможешь это изменить — ни их, ни нас. Не будь дурой, оставь её, — Минхо сделал шаг ко мне, намереваясь приблизиться и коснуться моей руки. За спиной у брата появилась светло-зеленая копна волос — малышка Кири пришла по моей просьбе. Мой жест, предназначавшийся фрейлине, был замечен; она подбежала ко мне и замерла рядом, ожидая. — Позаботься о ней. Помой, одень и приготовь к возвращению в мир людей. Коул, — я обернулась, чтобы взглянуть на юношу, и тот сразу отозвался, встав струной у кухонного стола. — Сможешь вернуть её? Я не знаю лучшего человека, который мог бы справиться с этим. Мне удалось произнести ненавистное слово «человек», но мне не стало противно, как должно было. Я испытала гордость за себя, за способность быть другой хотя бы в такие моменты. Со мной не всё потеряно. — Конечно, Ваше Высочество, — он кивнул слишком резко и глубоко. — Будет сделано, как только Карла будет готова. — Спасибо, — я кивнула ему более сдержанно, после чего отправила Кири подальше от нашей с братом перепалки; наконец, я смогла обратиться к Минхо: — Пока наш отец валяется в покоях, являя собой облик нашей страны, такой же разлагающейся, праздной и неспособной ни на что хорошее, а ты защищаешь его, не являя собой даже образа будущего монарха, я буду делать, что хочу. Мой брат болен, и вместо того, чтобы молиться за его здравие и о прощении грехов у Звезд, за которые и наказали Феликса, я уверена, наш отец насилует девушек. И это твоя справедливость? А что, если бы насиловали тебя? Как сейчас думаешь, это всё так же справедливо? Лицо Минхо осунулось, между бровей пролегла морщинка. Он отвел взгляд и тупо уставился на шкафчик с травами, пока в его голове лихорадочно бегали мысли. — Пути правителя неисповедимы, — бубнит Минхо себе под нос. — Тебе этого не понять. Как и не понять того, что у него намного больше проблем, чем сын, отравившийся вином. — Его отравили намеренно! — мой голос перешел на крик. — Ни у кого из вас нет сердца? Или, минимально, головы? Минхо сделал ещё один шаг, зажимая меня между столом и собой. Глаза потемнели, и уровень его бешенства достиг верхушки. Странно, что пар из ушей ещё не пошел. — Я всегда был благосклонен к тебе, как и отец. Поэтому дам тебе совет: не зли нас, иначе тебя ждет судьба намного хуже, чем у той уродливоухой. Успокойся, займи своё место и продолжай влачить своё мерзкое существование, пока другие займутся решением проблем, которые ты не способна решить из-за своей импульсивности, — Минхо выплюнул эти слова из своего рта так гадко, что моё лицо скривилось от отвращения. — Если ещё хоть один мужчина мне укажет, что делать, — тут я резко вынула кинжал из ножен и пригрозила им брату, — я ударю его этим, не испытывая никакого сожаления. — Я тебя понял, — он сделал шаг назад, долго изучая моё лицо. Сейчас Минхо впервые на месте младшей сестры увидел другого человека. Она уже не была ребенком, встревавшим в неприятности. Её взгляд стал жестче, черты лица — грубее, а амбиции пробились сквозь лёд, возводимый им и его отцом. Он впервые увидел конкурента, достойного и пугающего. Его взгляд замер на паре косичек, отличавшихся цветом от всей лазурной копны: — Что с твоими волосами? Я принялась осматривать косички, доступные в поле зрения, и возле виска обнаружила две тёмно-фиолетовые, выбившиеся из общей массы. Они сменили цвет. Так волшебно и необычно… Бабушка бы наверняка назвала это перерождением правителя. Такое случалось редко, и только с правящими прекрасноухими рода Стерлингов. Данная метаморфоза могла значить лишь одно — звезды признают своего правителя и желают его внутренних изменений. Маленький знак среди долгой жизни правителя. Но это также может означать и несчастье, ведь обычно подобные изменения шли рука об руку с трагедиями во дворце. Теперь мы оба были напряжены. Могло ли это быть связано с Феликсом? Ему стало хуже? А может, это относится к совершенно другой трагедии? Тогда, что меня ждет дальше? К чему стоит готовиться? Минхо отпрянул от меня, как ошпаренный, сделал несколько широких шагов назад и поторопился скрыться из кухни, оставив меня наедине с недоеденным сэндвичем и размышлениями. Я впервые вслух стала высказывать мысли, появившиеся в голове не так давно. И впервые мне стало так легко осознавать своё настоящее место в этом дворце — не спрятанной в тени, осуждаемой всеми за поведение и чрезмерную холодность. Пожар моей души опалил всех, оставил с бередящими ранами, как напоминание о том, что новое время не за горами, и каждый получит по заслугам.

⸸⸸⸸

После эмоциональной встряски, устроенной отцом и Минхо, мне захотелось спрятаться и отоспаться, потратив на это целую вечность. Когда я пришла в свою комнату, Шони уже встала и ушла к Феликсу, следить за его состоянием, поэтому я заняла свою кровать и крепко уснула. Сон показался мне недолгим: когда Кири принялась тормошить меня, за окном уже сгущались сумерки, а воздух становился холоднее. — Принцесса, вставайте, — приговаривала пикси, крепко придерживая меня за плечи. — Вставайте, вставайте! — Что… Что случилось? — еле открыв глаза, я попыталась сесть, но завалилась обратно. — Что происходит? — Вы проспали целый день, Ваше Высочество, — пояснила фрейлина, продолжая трясти меня. — Король попросил меня разбудить Вас и отправить на занятия. — Что? — моя голова медленно просыпалась, но всё ещё находилась в тумане сновидений. — В школу? В такое время? — Его Величество сказал, что это поможет показать независимость и силу духа Синоды, — после этих слов Кири отошла на несколько шагов от кровати, ожидая моего взрыва. У меня не было желания злиться на фрейлину, просто передавшую слова отца. И на саму злость не было сил, поэтому я молча села в кровати и свесила ноги вниз. Пока Кири суетилась около моего гардероба, я пыталась осознать, сколько проспала, и привести себя в работоспособный вид. Посещение ванной комнаты придало мне бодрости, однако, пока Кири распускала мои косы, меня снова потянуло в сон. Давно я так не уставала, чтобы проспать целый день и всё ещё находиться в сонном состоянии. К моему сожалению, новостей о состоянии Феликса не было, однако стабильность — уже хорошо. Во время моего завтрака Кири собирала писчую бумагу и перья в школьную сумку, а также зачем-то бросила туда книгу об истории страны, написанную тысячи лет назад. После этого она принялась наряжать меня в обычную тунику с брюками и завязывать шнурки на ботинках. Голова тяжелела с каждой минутой, и даже крепкий чай не смог развеять сонливое настроение. — Коул отправил Карлу в мир людей, — по дороге к конюшне напоследок сообщила Кири. — Она просила передать Вам благодарность. — Хорошие вести, — пробормотала я. Остаток дороги до конюшни мы молчали, сегодня я плохой собеседник. — Вы хорошо себя чувствуете? — спросила она, когда я неуклюже взбиралась на оленя. — Терпимо, — оказавшись в седле, ответила я. Мир не кружился, но производил впечатление сдавленного. Я поторопилась очутиться на свежем воздухе, способном развеять уныние. Дорога до школы показалась мне мгновением. Я не успела насладиться морозной свежестью ветра, холодным блеском луны и сумрачными видами окрестностей. Тем не менее, голова стала трезвой, и наконец-то лапы сна отпустили её. Раз отец хочет показать силу духа и независимость, я повинуюсь ему, только всё равно сделаю по-своему. Тяжелой поступью я шла по коридору, вдыхая глубоко застоявшийся воздух в замке, именуемом школой. Так непривычно зайти в кабинет и не увидеть смеющуюся Шони, которая обязательно обняла бы меня и обдала ароматом своих пряных духов. Тяжело без Феликса, который смехом колокольчика заставил бы меня смеяться. Чувствую одиночество среди толпы одноклассников, учеба с которыми длится много лет и совсем скоро подойдет к концу. В груди щемит, однако я подавляю боль и сажусь на привычное место сзади, как соглядатай, наблюдаю за учениками, ожидающими урока и переговаривающимися о чём угодно. Слышу несколько шепотков о брате, и сердце кровью обливается. Стискиваю зубы, опускаю взгляд, чтобы никто не видел, как непрошеные слезы готовятся скатиться по щеке. Сжимаю кулаки, оставляя кровавые полумесяцы краешков ногтей на ладони. Ханна заходит в комнату и останавливается как вкопанная, замечая меня. Я бросаю на неё безразличный взгляд, и она, шумно опускаясь, садится на ближайшую к выходу скамью. Учитель Элджер заходит за ней, весь класс затихает. Он занимает своё место в центре кабинета, окидывая всех рассеянным взором. Его взгляд — уставший, тяжелый. Он долго подбирает слова для начала, не знает, стоит ли ему затрагивать злободневную тему. — Дорогие ученики, — Элджер прочищает горло. — Скорее всего, вы уже в курсе произошедшего. Некоторые из вас даже стали свидетелями ужасной ситуации, произошедшей с принцем Феликсом. Каждый из жителей Синоды приглашен на молебен в храм Звезды в этот вечер. Мы все, как истинные подданные королевства, должны помолиться за здравие принца. Если кто-то из других королевств желает присоединиться — это будет прекрасной идеей, — он замолкает на мгновение. — Сегодня здесь присутствует принцесса Селена. Ваше Высочество, Вы бы хотели сказать пару слов? — уточняет он, глядя в мои глаза. Часть класса оборачивается, охает, будто только что увидели. Отец хотел показать силу, и я её покажу. Встаю медленно, разглаживая складки туники, пачкаю тёмно-синюю ткань кровью, теряющейся в полутонах слишком тёмного цвета. Оказавшись рядом с учителем, оглядываю комнату и нахожу глазами Хёнджина. Он сидит на первой парте, как обычно. Он внимательно смотрит на меня. Его взгляд, столкнувшись с моим, не прячется, лишь поблескивает огнем от факела, висящего рядом на стене. На нем новый пиджак с расшитыми бортами и манжетами. Не стану скрывать, я рада видеть его здоровым и в порядке, сидящим тут с невозмутимым лицом. Он единственный из всей толпы, кого я действительно хотела бы лицезреть сейчас. От чего-то сердце начинает биться быстрее, а остальные присутствующие превращаются в серую массу, не достойную моего внимания даже на секунду. Но я заставляю отвести от него взор. Здесь не так много тех, кто присутствовал на вечеринке, мне нужно внимательнее отнестись к их поведению во время моей речи. — Спасибо, учитель Элджер. Действительно, мой брат был отравлен на вечеринке, и сейчас его здоровью ничего не угрожает, но восстановление длится дольше, чем ожидалось, — несколько учеников напряглись, пара девочек, чьи имена исчезли из моей памяти, схватились за сердце. — Лично благодарю каждого, кто сегодня посетит храм Звезд или совершит молитву их собственным святым. Я верю, что это поможет моему брату прийти в себя быстрее. Также я благодарю каждого, кто участен к судьбе принца — вы достойные подданные королевства Синода, — прокашливаюсь, чтобы сделать голос строже. — В свою очередь, я обещаю, что найду отравителя. Его постигнет справедливый суд, а за ним последует и соответствующее наказание. А пока я открыта любой информации, которую вы можете случайно или намеренно узнать. Пробегаюсь взглядом по рядам, цепляюсь за трясущуюся Ханну, чьи глаза лихорадочно снуют по парте. Приглядываюсь к ней: по лицу видно, что её сейчас стошнит. Снова что-то скрывает. Пауза затягивается. Хёнджин следит за моим, прикованным к ней, взглядом, тяжело вздыхает. Элджер начинает суетиться, подходит чуть ближе и приподнимает руку, будто хочет обнять за плечи, но не решается, поэтому говорит: — Спасибо, Селена. Мы все обеспокоены этим и поможем, чем сможем, — кивает и тяжело сглатывает слюну; ученики кивают в унисон, проявляя участие и сочувствие. — Если это всё, что Вы хотели сказать, можете вернуться на место. — Да, учитель, — я поворачиваюсь к нему лицом и улыбаюсь измученно. Краем глаза вижу, как Ханна выбегает из кабинета, оставив свои вещи на скамье. Делаю широкие шаги в сторону места. Хук хватает меня за руку, умоляет о прощении и клянется, что ничего не знал. Отмахиваюсь от друга, шепча что-то про «потом», и иду за Ханной в коридор, делая вид, что все эти разговоры растрогали меня больше, чем собиралась показать. Все сочувственно вздыхают, но никто больше не пытается меня остановить. Бегу за принцессой Древы, звук шагов разносится по коридору. На стенах пугающими силуэтами пляшут огни от факелов. Она успевает спуститься на междуэтажье, где я загоняю её в ловушку, вставая между ней и путями отхода. Ханна жмется к стене со стеклянным витражом Элоиды. Её глаза продолжают судорожно бегать, пока она пытается отдышаться. Плечи вздымаются неестественно высоко, а пальцы нервно перебирают подол платья. — Пропусти меня! — визжит она, дергаясь в сторону лестницы, но я преграждаю ей путь, демонстративно держась за рукоять клинка, пугая её ещё больше. — Ты что-то скрываешь, — строго бросаю и смотрю, как её глаза округляются. — Я это знаю наверняка. — Пусти меня! — снова пытается прорваться вперед, однако я с силой толкаю её обратно, от чего она издает сдавленный крик. — Не ври мне! Ты что-то знаешь об отравлении! Покрываешь близкого или знакомого?! — Я ничего не знаю! — она стала рыдать, закрыв своё лицо ладонями. — Я не знаю!… Меня начинало раздражать её молчание, глупые слезы и оправдания. Её реакция на мои слова говорила красноречивее её. — Вы были целью? — я продолжала напирать на девушку, не желая останавливаться. — Почему я получила из рук Криса бокал с отравленным вином? — Откуда я могу знать? На этой вечеринке меня унизили и растоптали! А теперь ты привязываешься ко мне! Отстань от меня! — Тебя унизили? Ты хоть немного представляешь, через какой ад прошел Феликс и неприкаянный? Тебе лучше начать говорить! — я сделала ещё один шаг к ней, заключая её в ловушку. — Я ничего не знаю! Я не знаю, кто был целью! Они отравили… Я не хотела… Я не знала… — она резко подняла взгляд ко второму этажу, и я машинально обернулась: у начала лестницы стоял Хёнджин. Воспользовавшись моментом, Ханна толкнула меня в сторону и побежала вниз, скрываясь в глубине коридора, ведущего к конюшне. Я тяжело выдохнула, нервно проведя рукой по волосам. Звук шагов приблизился, и неприкаянный спустился ко мне. — Зря ты так с ней, — сказал он, оказавшись рядом со мной. Вздернув подбородок, я уставилась в его лицо, снова сжав зубы. Теперь уже от злости. — Твоих советов не спрашивала, вот и молчи, — бросила едко я и уже хотела вернуться в класс, но, стоя на первой ступени, он схватил меня за руку, заставив обернуться. — Что себе позволяешь? Или забыл кто ты? Напомнить? — я выдернула руку из его крепкой хватки. — Благодаря тебе, не забывал, — усмехнулся он, однако улыбка быстро сползла с его лица. — Так она бы тебе ничего не сказала. Стоило подойти с состраданием. — У меня есть причины с ней так разговаривать. — То, что ты принцесса этой страны, или то, что ты на взводе, не оправдание. Ты проявила милосердие ко мне — прояви его и к ней. — К предательнице? Не смеши, глупый непризнанный. Да что ты можешь знать о моём милосердии? Тебе повезло, не забывай об этом, — моё лицо выражало неприязнь, однако что-то внутри пыталось остановить меня от подобного тона в разговоре с ним. — Ты не знаешь, о чём говоришь. Сейчас я находилась на грани бешенства. Кровь в жилах закипала, а глаза стала постепенно застилать пелена гнева. Контроль над ситуацией ускользал из моих рук. — А мне кажется, это ты стала забывать, что ты — не твой отец. Тебе не пристало так общаться с себе равными. Стоило проявить чуткость, и она открылась бы тебе, а так ты лишь потратила своё и её время на бессмысленный разговор, — не отступал он. — Не смей мне указывать! — разозлившись, я выхватила клинок из ножен и полоснула им по воздуху, но, услышав крик Хёнджина, поздно поняла, что совершила ошибку. — Ни одному мужчине не позволю указывать мне! Неприкаянный схватился за левое ухо, по его ладони побежала алая кровь. Я задела его серьгу и вырвала её, оставив полосу от застежки на верхней части уха. Задела ту самую серьгу, что была близнецом моей. Он отвернулся от меня, корчась от мучительной боли. А я не могла стоять на месте и понеслась на второй этаж, скрывшись в ванной комнате, запершись на засов. На клинке осталось несколько долетевших невероятным образом кровавых капель. Я постаралась оттереть их, однако, разозлившись ещё сильнее, швырнула оружие в угол и истошно закричала. Подняв глаза на своё отражение в зеркале, я почувствовала, как меня воротит от самой себя. Я ненавидела себя за всё содеянное. Злилась на себя до побелевших костяшек пальцев и скрипящих зубов. Моё тело раскачивалось от душевной боли и ярости. Как умалишённая, я билась головой о каменную стену. Тем, кого я увидела в зеркальном отражении, был мой отец, с обезумевшими глазами и искусанными в кровь губами. Осознав это, я, не думая, ударила по зеркалу тыльной стороной правой ладони, разбив ту об осколки в кровь, добавляя шрамов и неистово крича. Не знаю, сколько времени я провела там, сидя на каменном полу и плача от бессилия и ненависти. Меня выдернул в реальность голос из-за двери, такой молодой и звучный. Я оторвала часть края туники и обернула ею ладонь, которая обильно кровоточила: недавний порез открылся с новой силой, а не вынутые осколки от зеркала не давали свежим затянуться. Поднявшись на ноги, я, шатаясь, подошла к двери. — Ваше Высочество, Вы тут? — настойчивый стук уже звучал внутри моей головы и отдавал там нещадными ударами. — Ваше Величество, мне сказали Вы здесь! Отзовитесь, прошу! Открыв дверь, я оперлась на неё и туманным взглядом оглядела пажа, что явился по мою душу. На нем была одежда моего королевского дома. — Ваше Величество, хвала Звездам! Меня попросили передать лично Вам весточку из дворца! Ваш брат пришел в себя! Принц Феликс очнулся! — молодой прекрасноухий громко проговорил слова, от которых мои ноги подкосились, и я рухнула перед ним на каменный пол, не в силах прийти в себя.