День подходил к своему завершению: солнце плавно приближалось к горизонту, изредка выглядывая из-за повиснувших чёрных туч, появлялись первые мотыльки, по территории лагеря включались фонари и выключался свет в детских корпусах. Звуки смешались: шелест листьев, стрекотание кузнечиков, жужжание комаров, тихий говор подростков, жалобные мяуканья бездомных кошек. Свечка на вечерних собраниях старших отрядов передавалась медленно — казалось, каждому было, что сказать.
Исыль вздрогнула, случайно задев коленкой девушку, сидящую справа от неё за круглым деревянным столом, когда запястья аккуратно коснулись чужие пальцы. Они перевернули её ладонь внутренней стороной вверх и переместили влево, на бедро обладателя этих самых пальцев, а после мягко проскользнули между её собственных. Указательный гулял по коже, средний следовал за ним, оставляя после себя щекочущие ощущения, а спустя недолгую паузу была задействована вся пятерня: ногти невесомо чертили невидимые линии вверх-вниз и наоборот. Исыль прикрыла глаза, почувствовав, как мурашки пробежали по спине, и попыталась взять, наконец, эту руку в свою, но поймала лишь воздух.
Скрывая досаду, она повернула голову. Чангюн улыбался, довольный своей пакостью.
Свечка подобралась уже достаточно близко, чтобы её тёплое свечение делало его ещё красивее, окуная лицо и волосы в оранжевый; чёрная чёлка частично закрывала глаза и брови, доходя кончиками до острых скул, нос с горбинкой всё так же цеплял взгляд, как и родинки на шее. Он был действительно красив. Каждый раз Исыль прикладывала титанические усилия, чтобы отвлечься от любования им, и её это чертовски беспокоило, — он, как болото, затягивал её всё глубже и глубже. Уже в начале смены она была по щиколотки, а сейчас того и гляди засядет по самую макушку.
Отвернувшись и облокотившись спиной о стену беседки, она устало потёрла веки. Нет, этого нельзя допустить.
Почему?
Чангюн мастерски умел исчезать. У него словно как-то получалось просачиваться сквозь стены, испаряться в воздухе, телепортироваться по щелчку пальцев, или, может, призывать какого-то духа, чтобы тот переносил его из одного места в другое. Иначе эту его способность объяснить не получалось. Она и пугала. Порой, с ним приходилось чувствовать себя на иголках, контролировать слова и действия. Чтобы не исчез.
Треклятый владелец мантии-невидимки, Гарри Поттер без шрама на лбу, круглых очков и волшебной палочки, чтоб его.
Исыль горько усмехнулась.
Собрание заканчивалось. Вожатые давали последние наставления вроде «не буянить ночью», «не бегать по лестнице в темноте» и «пить успокоительное, если вдруг кто-то боится грозы» и широко зевали. В конце концов, свеча была задута, а фонарик, свет которого был приглушён прозрачным стаканом, убран в карман, что означало, что ребята заходили в корпус и разбредались по комнатам. Чангюн последний раз погладил костяшки на тыльной стороне ладони Исыль и, дразняще приподняв уголки губ, скрылся в толпе. Его чёрно-белая клетчатая рубашка недолго маячила на фоне остальных.
— Уверена, завтра дискотека точно состоится, - падая на кровать, протянула соседка Исыль по комнате, как только они зашли в неё. - Эти штормы и грозы у меня уже вот здесь сидят, - двумя пальцами она показала зону у шеи прямо под подбородком.
— Вряд ли, - отозвалась вторая, орудуя пилочкой для ногтей. - Вчера ты говорила то же самое, но сегодня ничего не изменилось. Всё та же тёмная шняга на небе.
— Не порть мне настрой, долбаный ты пессимист, я ещё не все свои платья износила, что говорить о купальниках! Всё завтра будет в порядке!
Дальше Исыль их не слушала, врубив музыку в наушниках. Она собиралась выйти на балкон и поесть заваренного кипятком острого рамёна из автомата на первом этаже, обернувшись в одеяло. Ночь, полная тоски, холода на улице и огромного множества мыслей, обещала быть долгой. Если сон не одолеет её раньше, разумеется.
Балконная дверь распахнулась с четвёртой попытки. Запахнув одеяло и перевязав нижние его концы в узел, чтобы не упало и не испачкалось, Исыль медленно ступала по скользкой от непрекращающегося дождя плитке. Песня сменялась песней, от рамёна кружил пар, переплетался белыми тонкими струйками и летел дальше, вверх, перебиваемый мелкой моросью. Содержимое картонной упаковки грело руки, обжигало.
Собрав одеяло в кучу и поправив колючие шерстяные носки, она села на диван под крышей. Балкон был общий, а значит, длинный, на весь этаж, поэтому её одиночество мог прервать кто и когда угодно, но она всё равно полностью вытянула ноги и полусидя-полулёжа устроилась, мешая приготовленную еду.
До конца смены оставалось всего ничего, как бы сильно Исыль ни хотела его отсрочить. В лагере, названным «Скорпионом», было на удивление хорошо. Взять даже сегодня: между самым старшим и самым младшим отрядом проводилось соревнование, кто вплетёт в причёску больше цветов, и так вышло, что заплетали именно её. Косички вышли очаровательные и настолько понравились Исыль, что она не стала их расплетать, — ромашки и другие полевые цветы, названия которых она не знала, смотрелись очень мило на её кудрявых волосах до сих пор, когда прошло уже много времени. Редкие из-за погодных условий походы на море и покупки мороженого прямо на пляже с огненным песком, ранящим стопы, регулярные игры в волейбол, настольный теннис и даже «Мафию» с вожатыми во время тихого часа, дискотеки и концерты, что устраивали сами дети, конкурсы и другие программы, лепка из глины, костёр, где давали скромные уроки игры на гитаре и жарили сосиски, хлеб и зефирки… Было, на самом деле, здорово.
— Фу, что за отстой ты слушаешь? - задумавшись, Исыль не заметила, как правый наушник оказался в совершенно чужом ухе. - Да ему как будто на яйца наступили! Хотя нет, не только наступили, так ещё и обвязали их вокруг его же шеи, а потом принялись драть задницу, - Чангюн, появившись из неоткуда в лёгкой чёрной майке, уселся на удобной сидушке, положил ноги девушки себе на колени и продолжал неверующе качать головой. - Тебе что, настолько грустно, что ты уже не разбираешь, что у тебя там играет? И только попробуй сказать, что тебе нравился этот скулёж!
Исыль не возразила, набив обе щеки, когда Чангюн выдернул второй наушник и убрал вместе с телефоном, поёжившись.
— Позагорать пришёл? - хмыкнула она, продолжая пялиться на плавающие в бульоне крохотные кусочки мяса и поддевая их палочками.
Опять же, тело его было привлекательное и подтянутое, а майка это только подчёркивала. Точёные ключицы так и манили потрогать их, а редкие коричневые пятнышки на чуть загорелой, но всё ещё бледноватой коже выглядели безупречно. Рассматривать его открыто она не решалась, только так, исподтишка.
Исыль неловко покраснела, опуская ноги и рамён на пол и поднимая край одеяла в пригласительном жесте. Чангюн поспешил согласиться, сверкая широкой улыбкой. Холодный, он прижался к ней всем телом, как кот, зашедший в дом после долгой зимней прогулки, и положил голову на плечо, позволяя накрыть себя одеялом, а руки обернул вокруг талии, будто по привычке. Зубы стучали, нос студил её шею.
— Будешь? - игнорируя чувства, вызванные его присутствием, она накрутила на палочки лапшу и поднесла к его губам.
Чангюн только согласно помычал и раскрыл рот. Странный диалог получается, подумала Исыль.
Вскоре с рамёном было покончено. Чангюн практически подмял девушку под себя и опустил голову ей на живот, разместившись между согнутых колен. Его руки поглаживали её спину, лопатками касающуюся боковинки дивана, иногда случайно забираясь под футболку, а её — его волосы. Сердце Исыль трепетало, как пойманная за крылышки бабочка, пальцы чуть подрагивали, время от времени застревая в запутавшихся чёрных прядях, в висках пульсировало от волнения, губы быстро пересыхали, отчего приходилось их постоянно облизывать. Такая их близость случалась чаще, чем Исыль рассчитывала, впервые увидев парня (то есть больше нуля раз), но она всё равно не могла перестать волноваться так, будто ей либо вот-вот вырежут печень, либо подарят миллиард долларов с блестящим Шевроле Камаро впридачу. Всегда, когда она оказывалась наедине с собой, он находил её.
Глаза слипались.
Исыль откинулась на пыльную обивку и на выдохе произнесла:
— Остаёшься на вторую смену?
Чангюн что-то проворчал себе под нос, когда она убрала свою руку от его головы, и положил её обратно, заставив девушку расплыться в улыбке. Проведя подушечками пальцев по его виску, она заправила вечно мешающуюся чёлку за ухо.
— Не-а. Да и зачем? В этом лагере дети, по идее, должны каждый день ходить на море, а у нас тут одни шторма. Даже дискотек нет. Ко всему прочему, мальчик умер на прошлой неделе после той сильной грозы, на него ещё огромная ветка свалилась, помнишь? - он задумчиво закусил губу. - «Скорпион» закроют, на вторую смену не только я не останусь. Вопрос времени.
— Ты правда так думаешь? - Исыль нахмурилась. - Здесь же так хорошо, я не верю, что сюда больше никто не приедет. Ведь дерево можно спилить, а погода со временем улучшится.
— Насколько мне известно, лагеря, где погибают дети, тут же закрывают, - Чангюн поймал её ладонь и переместил на щёку, накрыв своей, более широкой. - Может быть, этот станет исключением. Но как-то слабо верится.
Она во все глаза смотрела на него, даже дышать на мгновение забыла. Ей же не померещилось? С обоих сторон от ладони было всё так же тепло, как и пару секунд назад, — видимо, нет. Словно во сне, она ощутила, как с губ слетел смешок, а веки настолько отяжелели, что больше не хотелось держать их открытыми.
— Сильно хочешь уехать отсюда?
Он помолчал с полминуты и хмыкнул.
— А кто не хочет? После смерти парниши половина лагеря разбежалась:
страшно. И я бы уехал, но получилось, как получилось, - ему вдруг вспомнилось, как они сидели вдвоём на лестнице в беседку после случившегося, оба в ужасе и неверии, и он вздохнул. - Не то, чтобы я тоже забоялся… просто дома приставка, KFC и годовая подписка на Нетфликс, сама понимаешь.
Исыль тихо посмеялась.
— По тебе видно, что ты не имеешь никакого желания ехать домой, так что даже спрашивать не буду, - продолжил Чангюн. Его голос, низкий и бархатистый, звучал, как у профессора, и Исыль улыбнулась от этой мысли. - Твой первый лагерь, да?
— Ага, - сонно бросила она. - Поэтому, несмотря ни на что, я всё равно рада, что оказалась в «Скорпионе».
Чангюн сжал её руку, угукнув.
Больше беседу никто не заводил. Дыхание выровнялось и стало глубоким и размеренным — оба заснули. Фонари на улице выключились, как и свет в спальнях ребят, и опустилась кромешная темень, даже Луну не было видно. Вожатые шли на планёрку, вооружившись телефонами, освещающими их путь, и вздрагивали от хруста веток, испуганно вертя головами.
— Это флагшток, дубина! - не слишком уверенно вскрикнула вожатая третьего отряда, когда что-то пронзительно скрипнуло, и её коллега из первого решил неудачно пошутить.
— Герои ужастиков тоже так говорят, а потом их заживо демоны сжирают, - хихикал тот. - Знаете, я вот слышал, как девчонки из пятого шептались, что на кладбище недалеко отсюда…
— Хосок!
Тучи всё сгущались, проплывали. Вдалеке играли зарницы. По прогнозу была обещана сильная гроза.
На утро Исыль проснулась одна, в своей кровати. В волосах больше не было цветов, впрочем, как и Чангюна, дремлющего на её животе и обнимающего спину.
***
Руки растирали икры, чтобы разогреть их перед бегом, пока глаза выискивали красивое, тронутое лёгким загаром лицо. Исыль готовилась к эстафете с передачей флажка с прикрепленным к нему пакетика яркого порошка и являлась самым последнем звеном, который завершал забег, разорвав ленту на финише, и начинал Краски Холи, означающие последний день смены. Безусловно, ей хотелось выиграть, к тому же она уже знала, кого окрасит первым.
На первом ряду трибуны появился парень и приветственно махнул ей рукой. Чангюн. Казалось, настроения у него не было, и, понаблюдав за ним с несколько секунд, Исыль заразилась его унынием. Она махнула в ответ, натянув улыбку.
Резкий свисток обозначил старт. Девочки из её отряда бежали, шустро перебирая ногами, что есть сил. Одна передача, вторая, третья… приближалась очередь Исыль. Она пару раз подпрыгнула на месте и встала в позицию, увидев как близко подобралась напарница, боковым зрением заметила, что соперники шли с ними почти вровень и отставали на ничтожное чуть-чуть.
Наконец, флажок оказался в её руке, и Исыль сорвалась с места. Трибуны болели, выкрикивали имена и слова поддержки, ревели, чем ближе приближались девушки к ленте. Лёгкие Исыль горели, но, поймав краем глаза соперницу, у неё будто открылось второе дыхание: скорость увеличилась, ещё немного, совсем капельку, и она пересечёт финишную черту.
Спустя два или три шага лента оказалась разорвана, а девушка споткнулась и упала, потеряв флажок и рассыпав краску.
— Первый отряд победил! - радостно говорил ведущий в микрофон, и по его зову все участники со стороны победителей эстафеты подбежали к Исыль, чтобы помочь подняться и кинуть первую горстку.
Исыль уверенно шла к стоящим в линии вожатым и остановилась у довольного Хёну, сложившего руки на груди. Он приклонил голову, разрешая высыпать порошок, и как только пакетик в её руках опустел, весь народ ринулся на поле.
Краска летала из разных сторон, пачкая светлую одежду, волосы и кожу: ядрёные, ужасно яркие цвета были повсюду. Подростки и дети веселились. Кто-то играл в догонялки, кто-то прятался друг от друга и нападал из-за угла, кто-то не успевал прикрывать рот, смеясь, кто-то падал и никак не мог подняться, а кто-то…
Исыль дёрнули за руку, и в следующее мгновенье она оказалась напротив Чангюна, чьи лоб и волосы были не чище когда-то белоснежного свитшота.
— Мои поздравления, чемпион, - его глаза искрились. - Ты большая молодец.
Исыль поджала губы и, поддавшись порыву, притянула его к себе, обнимая. Чангюн хрипло рассмеялся на ухо. Снял резинку с её кудрявых волос, вдохнул их смешавшийся запах духов, шампуня и краски и коснулся щекой щеки, а после проделал то же самое и со лбами. Исыль напоследок сжала в пальцах его кофту и подняла их к его лицу, шумно выпустив воздух.
— Ты эти порошки что, ел? - она принципиально не обращала внимания на краснеющие уши и тихо возмущалась.
Чангюн выпрямил губы в линию, обнажив милые ямочки.
— Рот грязный? - хмыкнул он.
Исыль согласно промычала и отстранилась, чтобы лучше видеть его. Поднесла большой палец к его губам, осторожно потёрла нижнюю, очищая.
— Исыль, - позвал он.
Она, сделав вид, что не услышала, даже не попыталась оторвать взгляда и дотронулась до скулы.
— Исыль, - повторил Чангюн.
— Что?
Странно, но он не ответил. Только наклонился и поцеловал, нежно и медленно сминая губы. Пальцы приятно давили на кожу головы, с волос сыпалась краска.
Разорвав поцелуй, Чангюн обхватил её лицо руками, чмокнул в нос, весь сияя. Исыль взяла его ладони в свои и улыбнулась, чувствуя себя до смешного глупой и счастливой одновременно. Ну конечно! Люди, которые целуют так, не могут просто взять и исчезнуть.
Не могут же?
***
Поезд покачивается на рельсах, издаёт характерные «чу-чух» и шипит время от времени. До пункта назначения остаётся всего десять минут, а Исыль тревожно постукивает носком кед, как заяц, и старается отвлечь себя от терзающих мыслей и всяких «А что, если».
Прощальная дискотека прошла здорово, хоть и заставила погрустить к её окончанию. Все были безумно добры друг к другу, то обнимаясь, то водя хороводы то объединяясь в длинный тесный круг на весь зал, поэтому никто не хотел принимать тот факт, что это последняя их ночь в таком составе: даже Кихён, вожатый второго отряда, пропустил слезу, хоть его воспитанники и пообещали притвориться, что ничего не заметили. Песни в большинстве случаев звучали печальные, так что многим мальчикам представился последний шанс пригласить понравившихся девочек на медленный танец.
Как только вечер был закончен, Чангюн повёл Исыль на футбольное поле, где днём проводились Краски Холи. На небе в кое-то веки не было ни облачка.
Они совсем не говорили. Сидя на заднем ряде трибун, они молча смотрели на небо и наблюдали за тем, как появлялись и сверкали звёзды. Исыль шмыгала носом, размазывала тушь по щекам. Ей было так страшно, как давно не было. Страшно его потерять.
Чангюн убирал её руки от лица и мягко целовал, как бы отвлекая, но слёзы текли с новой силой. Всхлипы раздавались на ухо, когда он спускался ниже, к шее, до тех пор, пока у Исыль не закончилась истерия. Происходящее ей понравилось: она часто дышала, жмурилась и закидывала голову назад. На смену грусти и отчаяния пришло другое чувство, и, когда до парня это дошло, то он сразу остановился. В её потемневших зрачках отражалось всё вокруг, даже он сам.
Исыль напоследок оставила краткий поцелуй на его губах, проведя пальцами по линии челюсти, и уложила голову на плечо. Её глаза в очередной раз покрылись мутной пеленой, в то время как губы Чангюна приятно горели, и он ухмыльнулся, облизнув их быстрым движением языка. Поправил её волнистые пряди, убрал от лица и сделал разваливающуюся от каждого порыва ветра косу, даже не закрепив её.
У входа в комнату её ждали самые тёплые из всех самых тёплых объятий, а следом за ними — поцелуй в висок. Невесомый, крохотный, но приятный до чёртиков.
Вдруг, машинист даёт длинный гудок, осведомляющий об остановке поезда, проводники говорят собирать вещи и не забывать ничего в вагонах, а Чангюн забирает её рюкзак, подталкивая за поясницу, и они сходят на перрон. Исыль обнимает себя за плечи, отпустив ручку чемодана. Поток идущих почти сбивает их, когда они останавливаются.
Чангюн нерешительно смотрит на неё и переминается с пятки на носок, поправляет козырёк фиолетовой кепки.
— Хотела извиниться за вчерашнее, - начинает разговор Исыль, пожав плечами. - Уверена, моё наполовину чёрное и заплаканное лицо — далеко не то, что ты хотел бы видеть в свой последний день.
— Брось чепуху молоть, - фыркает он и щёлкает её по кончику носа. - Всё в порядке. Если честно, я тоже поревел немного, ты просто была слишком занята, чтобы заметить.
Исыль усмехается, но улыбка быстро пропадает с её лица.
— И что теперь?
— Теперь? - Чангюн задумывается, надув щёки. - Ну, я бы пригласил тебя к себе, но там сейчас такая толпа, что у тебя крыша поедет. Так что на какое-то время нам придётся проститься.
Девушка несколько раз кивает. Проститься… на какое-то время.
— Ты только не кипятись, но пока ты сопела, я добавил тебе свой номер и себе твой. И ещё… сделал там кое-что, - она лезет в заданий карман джинс за телефоном, но Чангюн не даёт ей это сделать, перехватывая её руку и смущённо потирая затылок. - Потом посмотришь, потому что при мне не стоит этого делать, а то я сквозь землю провалюсь, ладно?
Исыль снова кивает и обнимает его за шею, ласково убирая волосы со лба. Кажется, он и правда никуда не собирается от неё.
— Тогда до встречи? - он негромко смеётся и сгребает её в охапку, прижимая ближе.
Она делает глубокий вдох, забирая его аромат себе в лёгкие, и отстраняется, чтобы забрать вещи.
—До встречи, - шепчет она, склонив голову чуть вбок.
Чангюн салютует двумя пальцами от виска, подмигивает на прощание и разворачивается, уходя в противоположное от неё направление. Исыль машет рукой и, как только он исчезает из виду, берёт телефон.
На обоях главного экрана высвечивается его забавное селфи, сделанное в поезде, а снизу — надпись.
«Je t'aime».
