Врезайся осколками прошлого в спину! Стань шрамом от кандалов на запястьях! Пожалуйста, только исчезни из виду! Пожалуйста, только останься!
🏮🏮🏮
Се Лянь ещё раз окинул взглядом серые крыши и покрепче затянулся дымом. Тихо. Внизу гудел город, сигналили машины, всё суетилось и спешило куда-то. К примеру домой, где сухо и тепло, где ждёт семья. Или в бары, где можно напиться или надышаться чего-то до состояния стельки, а утром проснуться с головной болью и какой-то потаскухой под боком. Второй вариант нравился меньше первого, но почему бы и нет? Ведь на ум шатену приходил ещё один, третий, самый омерзительный. Он думал о похожих на него самого людей. Они выберутся из пробки машин, придут в холодную квартиру и не пойдут ужинать. Или разбирать сумку после работы. Или делать хоть что-нибудь. Эти люди лягут на диван и молча закурят… С тлеющего конца сигареты сорвался вниз пепел, и его тут же подхватил ветер, унося куда-то за пределы крыши. Как же Се Лянь завидовал пеплу. Как же он завидовал ему! Всем, всем, абсолютно всем было плевать на этот пепел. Он мог сорваться вниз с сигареты. А Се не мог. Что-то внутри всё ещё рвалось, держало его на месте, заставляло жадно глотать дым, смотреть на вечереющее пасмурное небо и не позволять себе выйти за край его «сигареты» - огромного дома-свечки. Что-то не позволяло становиться пеплом. «Уж лучше бы я сдох тогда.» Прошлое остаётся в прошлом? Ха, как же! Нет. Прошлое остаётся в прошлом, хранится в настоящем и освещает будущее. Что два года назад, что семь, что семнадцать, прошлое будет рядом, на расстоянии вытянутой руки, сзади, спереди и внутри тебя. Оно будет душить, впиваться в горло ледяными когтями, заставлять раз за разом просыпаться в холодном поту. Раз за разом проживать своё падение. Видеть спины товарищей, уходящих прочь. Видеть окровавленное лицо брата, в предсмертной агонии умоляющего не оставлять его. Видеть два силуэта, мирно покачивающихся под потолком. Видеть, как мир рушится, как люди проклинают одно твоё существование, стоять над умирающими не имея возможности помочь или хотя бы ослабить их боль. Дым покажется достойной заменой кислороду. Шатен вновь затянулся так, что в голове будто что-то покачнулось. «Ну и похуй. Ебал я в рот ваши ЗОЖи.» Когда-то он бы с ненавистью заговорил с любым, кто смеет курить или ругаться матом, не говоря уже о том, чем он сам сейчас промышляет. Начал бы говорить про мораль, здоровье, честь, в конце-то концов. А сейчас он стоял перед низким ограждением и затягивался никотином, бурча под нос второсортные проклятия. В кого он превратился? Где тот юноша, готовый помочь всему миру? Кем, блять, он стал за эти годы?! «Мусором. Никому ненужным мусором.» Большой, рваной оберткой с гнилым куском вместо сердца. Тонкий, как тростинка, с вечно бледной кожей, растрёпанной шевелюрой и глубокими, чёрно-лиловыми тенями под глазами. Невероятно болезненный снаружи, и невозможно больной внутри. Се Лянь ещё раз поднёс окурок к губам, но тут же замер. Сигарета всё ещё слабо тлела в его руках, когда он с ненавистью вдавил её себе в ладонь. Когда-то он готов был стать кем угодно, лишь бы быть полезным миру. Когда-то он стоял перед тем самым огромным миром и тянул к нему руки, желая, жаждя ухватиться за него, открыть, узнать и никогда не отпустить. А мир посмотрел на маленького мальчишку, улыбнулся, протянул навстречу широко раскрытую ладонь… И наотмашь ударил хрупкое тело. А потом пнул. А потом ещё раз. А потом, улыбаясь, раз за разом избивал хрупкого ребёнка до кровавых соплей и молитв остановиться, пока ребёнок не замолчал, не перестал умолять и не начал давать сдачи. Се Лянь не хотел становиться, как этот мир, двуличным ублюдком. Не хотел быть мразью! Он никогда не хотел быть мразью! Но вот он, маленький, но сильный, гнилой преступник, не придёт домой, где его никто не ждёт. Он сядет и закурит прямо на крыше. Он будет упиваться своим дымом, дышать им, тянуть руки уже к нему, но не для того, чтобы ухватиться. Нет, он будет изо всех сил стараться задохнуться. Юноша тяжело вздохнул. С сигареты, смятой в ладони, вниз осыпалось ещё немного пепла. «Чем, блять, я стал…» Се проводил взглядом этот пепел, сорвавшийся вниз. И затем шагнул ближе к краю крыши. Внизу всё также суетился город, всё так же куда-то спешил. Влюблённые парочки шли по улицам, на которых медленно зажигали огни. Кафешки были переполнены, столики у бара ломились от бакарди, вина и содовых, заказанных клиентами в пятничный вечер. Художник внутри Се Ляня пришёл бы в восторг. Жаль, и он превратился в мразь, способную только кромсать дорогие полотна. В голове тихим эхом раздались слова, которые Се слышал раз за разом в свой адрес. Умри. Умри. «Умри уже наконец!» А кто ему запретит? Кто не позволит стать пеплом, сорвавшимся с сигареты?! Сянлэ отбросил окурок. На бледной коже остался неровный след от тлеющих искр, но сейчас даже он не приносил боли. Голову заняла горькая, но от того не менее интригующая истома, заставляя облокотиться на ограждение и свеситься вниз. Преступник завороженно смотрел на картинку перед ним и думал, что произойдёт, окажись он сейчас там. Его будут проклинать? Ему будут желать смерти? Снова, да? Но ведь он много раз пытался умереть! Так чем же этот раз будет отличаться от прежних? Ему же не может так неповезти, что он выживет, сорвавшись с двадцатого этажа? Почему же он раньше не задумался об этом варианте?... Зрачки Се Ляня расширились от красоты, что сейчас была внизу. Мир, такой огромный, такой близкий ему самому, и такой жестокий, безжалостный, душащий одновременно. Как же приятно будет насмерть разбиться о него. — Ведь по мне не будут скорбить, да? — Слова дрожащим скрипом сорвались с сухих губ. — Да? Я же не сделаю больно никому, кроме себя? Или с его везением он упадёт на человека? Испугает прохожих? Сам останется жив после такого? Двадцать этажей. Нет, живым он точно не останется. Не с его косым во все стороны здоровьем и телосложением щепки. Се ещё сильнее свесился вниз. Он читал где-то, что перед смертью встают к бездне спиной, надеясь, что кто-то будет догонять самоубийцу, кто-то к нему придёт в последний момент. Нет, такие вот принцы на белом коне бывают только в сказках. А мир - не сказка. Мир - суровая пьеса, кровавая божественная комедия, где у каждого своя роль. Он перелез через ограждение и встал на край, шириной всего в несколько сантиметров. В голове что-то отчаянно рвалось, пытаясь остановить, но Се Лянь всё ещё заворожено смотрел вниз. Красиво. Он опустил руки от ограждения. Эта часть, которую он не смог в себе убить, которую не смог прикончить и мир, хотела жить. Но была недостойна жизни. Встав на носочки, юноша слегка наклонился вперёд, поднимая ногу для шага. Он же никому не сделает больно? Только себе? Да? — Только себе, да? Да будет так!