Дядь, ну дядь

      Когда его жизнь приобрела яркие оттенки? — Дядь, а я есть хочу, — вторит надоедливый голос на протяжении не менее полу часа точно.       Фукудзава не засекал, но даже у его терпения есть предел. Тогда, предложить переночевать у себя казалось неплохой идеей. Защита была необходимостью, даже безысходностью.       А может, Юкичи был эгоизмом. Как актёр, неудавшийся ангел. Он не не хотел отпускать подростка одного шататься по ночной Йокогаме. Конечно, он переживал, но… Ему была интересна способность, умения юнца. Такую нельзя было упускать.       Фукудзава знал лучше остальных, кто может присвоить себе столь сильного человека. Подростка, детектива… Назвать Эдогаву эспером язык не поворачивается.       Юкичи знал, что Ранпо в те годы прекрасно понимал, детская вера и желание выделиться после стольких поражений взяло верх. Но, рациональная сторона Эдогавы была сильна в любое время.       Сейчас, когда Юкичи может ничего не скрывая, прямо говорить с тем, как с полноправным членом агенства, когда Ранпо и не отнекивается от того, что его способность набор развитой интуиции, аналитики и наблюдательности. Это придаёт большего шарма, заставляет восхищаться сильнее.       Больше любить, благодарить ту случайность, что позволила открыть глаза, увидеть по другому даже рассвет. Ранпо был прав, с того вечера поменялось даже небо. ***       Когда в его разум проник звонкий смех, забираясь глубоко, с корнями врастая во все мысли Юкичи? — Новичок? — Фукудзава вопросительно изогнул бровь, неспеша проходя внутрь комнаты. — Отправился с Ранпо, — вставая из-за стола, Куникида кивает в сторону стола, на котором обычно размещается Великий без преувеличений детектив и устало выдыхает.       Юкичи больше ничего не спрашивает, уходит в кабинет, ему не обязательно продолжать диалог.       На сдержанную, местами холодную, отстранённую манеру общения не обижались. Они не в том положении, чтобы держать обиду.       Все, кроме Ранпо. Ох, иногда это действительно мешало, выбивало всё из колеи, сбивало с толку. Фукудзава может продолжать до бесконечности долго, вот только делать что-либо с подобной проблемой он не собирает.       Когда Ранпо вырос, ему перестало быть необходимым делать замечания, одергивать паренька и надеяться на то, что его мышление войдёт в то «нормальное» русло, о котором твердят все вокруг. Что он вдруг перестанет хотеть выделяться из толпы, перестанет плевать на рамки общественного мышления, культуру поведения. Признаться честно, ему было бы невыносимо тяжело, если бы это произошло.       Тогда он бы не находил записки на доске. Сегодняшняя твердила ему о том, что добираться до дома с Юкичи определенно приятнее, даже чем ехать на новеньком. Хотя, довольной мягко, но Ранпо готов променять все на медленную ходьбу, на усталые разговоры и обязательно токояки с шоколадом из забегаловки напротив их дома.       Сколько времени прошло, а Фукудзава помнит как сейчас, Ранпо тогда требовал закрываться раньше, потому что ларёк не мог работать до поздна, у владелицы маленькие дети, а это столько мороки. «В чём такая острая необходимость? Зачем люди стремятся завести детей, чтобы потом страдать?», Фукудзава тогда жал плечами, а на недовольное «ничего не понимаю!» трепал Эдогаву по голове.       Сейчас же, они постоянные клиенты, ради них даже сдвинули время, отпала необходимость спешить куда-либо. Но, они всё равно спешили. После того, как все остальные члены агенства расходились, у Ранпо как будто просыпалось второе дыхание. Он подрывался со стула, бежал к двери в кабинет и даже не стучал, просто распахивал настежь, жалуясь на голод, от которого он вот вот погибнет, если не предпринять никаких мер.       Фукудзава присаживается в кресло, под двигаясь ближе к столу. Несколько стопок бумаг, необходимость вновь подтвердить лицензию на оружие, страховка, которая вот вот сгорит.       На углу стола валялась свежая газета. Юкичи откладывается документы, улыбаясь утренней прессе. Нет, ему не нравились заголовки, обычно он даже половину не читал, лишь пробегая глазами по всему тексту в целом.       Но, и это «но» играло весомую роль в необходимости вообще брать газеты.       Жалобы на полях цветными карандашами. Ещё до открытия, Ранпо старался незаметно добежать до киоска, забирая утренний выпуск, тут же разбирая его. Обязательно записывая все свои мысли на полях, делая пометки в статьях или жалуясь на видимое отсутствие нормальных, образованных редакторов и журналистов. И, конечно же смайлики, разбросанные по углам.       Ранпо был внимательным, поэтому скрывать теплую улыбку, которую он мог бы добавить к своим рассуждениям, а они точно велись, Фукудзаве приходилось прятать.       Он знал, каким Эдогава был общительным, насколько важно для него было рассказать в мельчайших подробностях, как на него, крайне нелепо, наговаривал полицейские, как он нашёл очередного «неудачника».       Фукудзава перекрывает глаза, недовольно массируя руками виски. Как он пришёл к этому?       Он даже не пытался внушить себе, что всё хорошо, что на вопрос «к чему именно?» он не найдёт ответ. Но вот он, на поверхности. К постоянными мыслям, сводящимся к величайшему детективу, имя которого он никогда не забудет.       Имя, которое первое появляется в голове спросонья, которое крутится не периферии сознания всё остальное время. — Скука-а, — раздался недовольный вздох, разлетевшийся по всему агенству. И Юкичи узнает его из тысячи похожих, даже за закрытой дверью слишком отчётливо, слишком близко, слишком «слишком».       Дверь открывается и Ранпо полностью заполняет комнату. Своими возмущениями, сладким запахом газировки. Эдогава в два прыжка оказывается возле стола, облокачиваясь на край. — О чем они только думают? — недовольно бурчит тот, кидая на Фукудзаву вопросительный взгляд.       Он ждёт поддержки, ждёт когда тот покачает головой, обречённо вздохнет и: — Не знаю, разве у них есть возможность сравниться? — Фукудзава тянется рукой к верхнему ящику, вынимая оттуда коробку конфет, под пристальным наблюдением радостно горящих глаз — Скучное дело попалось? — Как всегда? — уже без интереса жмёт плечами Ранпо, переводя всё своё внимание на полученную награду.       И Юкичи не остаётся ничего больше, чем наблюдать за ним. Украдкой поглядывать, с каким удовольствием Эдогава избавляется от обёрток, закидывая одну за другой в рот. — Между прочим, помогает умственной деятельности и повышает концентрацию, — многозначительно кивает тот, разворачивая пачку к Юкичи, под тихий смешок того — я между прочим, могу и не делиться, если так, мне больше достанется. — Прямо как теми пончиками на прошлой неделе? — Именно! — Так значит, всё-таки ты их доел.       Ранпо аж поперхнулся от такой лёгкой уловки, роняя наполовину пустой пакет на пол. Дёргано наклоняется, начиная торопливо собираться. Борется с желанием сбежать.        Вот же, стоит ему расслабиться с Юкичи, как тот не упустить крохотной возможности подловить. — Я, нет… — он только начинает, но тут же сглатывает, под требовательным взглядом, пару раз моргает и как ни а чём не бывало вскакивает, выпрямлсяясь — да, я, а что?       Не смотря на все веселье, все улыбки, которые он дарил Юкичи, местами глупые споры и детские шалости, он понимал, как сильно Ранпо цепляется за реальность, за агенство и за него. ***       Когда он решил, что может позволить перейти ту черту, до ужаса расплывчатую, но интуитивно понятную?       Фукудзава хорошо помнит тот праздник на лайнере. Строгие костюмы, изысканные угощения и… Огромный шоколадный фонтан, заказанный уже прямо перед вечером, потому что Ранпо отказывался идти, если там его не будет.       Но, вся та морока, просьбы и подготовка стоили того. Когда Эдогава схватил Фукудзаву под руку и повёл самыми первыми, потому что «мы это заслужили, каким бы я был великим детективом, не будет вас рядом?».       Юкичи положил свою ладонь сверху и позволил себе отдохнуть, один день, всего пара часов насладиться праздником. Впервые за долгое время он мог отвлечься, оглядываться в поисках заложенных бомб на пару раз меньше.       Разбор полетов будет позже, с Ранпо они ещё успеют поговорит, а сейчас ему хочется наблюдать за этой улыбкой.       При виде фонтана, Эдогава сразу оборачивается к Юкичи, а тот лишь хитро улыбается. По глазам видит всё, что хочет тот сказать.       Фукудзава отходит к стене, принимая бокал с одного из подносов, что разносят по помещению. Вокруг непривычно шумно и от этого шума нельзя закрыться в кабинете. Он переделок подчинённых можно было увернуться, сделать вид, что он находится в стороне, а позже и вовсе оставить их. Отсюда уйти нельзя.       И он продолжает наблюдать за Ранпо, как тот подаёт пример Кёке и они вот вот окажутся полностью в этом фонтане. Как Эдогава мешает газировку, которая есть столе, а потом поймав Дазая видимо предлагает соревнование.       Фукудзава не уверен, но по тому, как активно Ранпо жестикулирует, видимо действительно предлагает новую авантюру. — Подыграешь? — Ранпо машет Осаму, кивая в сторону Фукудзавы. Его понимают без слов, не допитый бокал ставят на край стола, вальяжно подходят ближе. Дазай лишь для виду берет шипучку из тайно принесённой на борт упаковки Ранпо. — До сих пор пытаешься? — наклоняясь к уху, спрашивает Дазай.       Волосы падают вперёд, закрывая Эдогаву, Юкичи не слышит диалога, он только видит, как подчинённый подходит ближе ко второму.       Хмурится, но глаза не отводит, сильнее сжимая ножку бокала. — Я только пришёл, а ты уже бросал намёки, не надоело? — Не все такие как я, некоторым нужно больше времени, чтобы понять собственные чувства — улыбается Ранпо, на секунду оборачиваясь в сторону Юкичи. Он позволяет Фукудзаве заметить в зелёных глазах тот дьявольский огонек.       «Да он дразнится», промелькает мысль в голове директора. На собственном лице появляется ухмылка.       В следующую секунду пена и капли летят во все стороны, взмывая вверх, под победный хлопок Ранпо и безразличное хмыканье Дазая. А вот уже оборачивается Куникида, у которого на спине расплывается липким мокрым пятном подобие бабочки.       Ему весело, и Фукудзава сомневается в том, хорошая ли затея, испортить такой праздник. Переводит грустный взгляд и понимает, всё-таки самое время вытаскивать Эдогаву, пока Куникида сам не встрял в безумную затею, а все скатерти полностью не пропитались сладким соком. — Директор? — Куникида заторможено моргает, когда Ранпо убегает за спину Юкичи.       Обхватывает руками вокруг талии, высовывая голову из-за плеча. Юкичи замечает, как тот тянется, стоя на цыпочках, чтобы показать глаз Доппо. — Если у вас ничего серьезного, я заберу Эдогаву-сана на пару минут — поясняет Фукудзава.       Куникида смиренно выдыхает, кивая, переводя всё своё внимание на второго участника детской забавы. А когда понимает, что Дазай успел слинять, быстро кланяется и удаляется на поиски. Юкичи не подсказывает, берёт Ранпо за руку, выводя наружу. В лицо дует прохладный морской ветерок. Колышет растрёпанные волосы на голове Эдогавы, от чего тот фыркает, пытаясь сдуть прядь, упавшую на нос, пока волосы не начали лезть в рот.       Будет ли слишком? Фукудзава наклоняется, заправляя прядь за ухо, ожидая столкнуться с вопрошающим взглядом. Но видит в глазах Ранпо понимание. Он догадался до того, что распутать до конца не может даже сам Юкичи?       Эдогава медленно шагает к краю палубы, наклонившись, складывая руки на перекладину. — Я люблю такое море, — начинает тот, так тихо, что Фукудзаве приходится наклониться ниже. Он видит, как губы Ранпо дрогнули, — сейчас оно спокойное, переливающиеся под лучами закатного солнца и такое же, как вчера, как позавчера, как четырнадцать лет назад. Ему не нужно переживать, «волноваться». К нему всё равно вернуться люди, кем бы они не были. — Ранпо. — Я переживал. Когда вы… Ты, в тот момент, когда ты лежал, когда я мог до коснуться руки, положить ладонь на лоб, прилечь рядом, но не услышать ничего, не увидеть открытых глаз, — руки Эдогавы вцепились в перегородки.       Напряжение ощущалось даже в воздухе, подрагивали даже плечи Эдогавы, а море было спокойным. Отражало багряно красное небо подобно зеркалу, но не начинало бушевать. А Ранпо внутри начинал. — Ранпо, я рядом, — Фукудзава не находил себе место, сражаясь с собой, он все-таки кладёт руку на плечо Эдогавы. В ту же секунду на него оборачиваются с распахнутыми глазами, смотрят в самую душу.       Он не хочет верить, смотря на то, как на глазах собираются слёзы. Аккуратно кладёт вторую ладонь на щёку, смахивая капли с глаз. Ранпо жмуриться, падает на Юкичи, скрывая лицо.       Чужие ладони гладят плечи, Эдогава не может, не контролирует волну мурашек, пробегающих по всему тело. Все ощущения, их как будто выкрутили на максимум. — Знаю, я был уверен, что найду выход, но когда сидел у кровати, вся уверенность растворялась, — Эдогава сильнее сжимает чужой пиджак, ветер всё ещё гуляет в волосах, гоняет волны, их шёпот помогает успокоиться.       Он чувствует, как его мерно гладят по спине. Тепло, Ранпо становится даже неловко за всё, что вылил на Юкичи. — Ранпо, ты знаешь, что я хочу тебе сказать? — Понятия не имею, — наигранно недоумевая мычит тот, нехотя отстраняясь.       Испытывает Фукудзаву взглядом, он уже точно всё знает. От этого внутри директора не становится легче. Ему как будто снова двадцать, он снова только начинает разбирать тот сложный взрослый мир. — Я люблю тебя. — Наконец-то, а я уже думал, что люди перестали говорить так. Сколько наблюдаю, всё завуалированно, да завуалированно. — Ранпо, — Фукудзава всё ещё ощущал тёплые, горячие прикосновения, от них не спасал даже холод вечернего морского ветра.       Он болен, неизлечимо. Тем, кто позволяет себе так нагло растягивать момент ответа. Тем, кто играется с чувствами так же легко, как разгадывает загадки. — А? — Эдогава невинно хлопает глазами, а следом заливисто смеётся, — разве это не очевидно? ***       Когда он стал принимать участие в глупых шутках? Когда перестал находить в себе силы отказывать? — Всего по одной! — просит Ранпо, уже доставая рюмки. — У нас и так куча забот, не нужно, на утро ты не будешь так радоваться, как сейчас. — Пожалуйста? — Эдогава проходит в гостиную, оставляя рюмки на столике.       Забирает пульт из рук Фукудзавы, откидывая его в сторону, попадая точно в подушку. На него смотрят недоверчиво, осуждающе, а ему любой взгляд Юкичи нравится.       Ранпо виснет на чужой шее и просто разглядывает того. Видит, как в чужой голове происходит борьба.       И, будем честны, Фукудзава никогда не мог отказаться. Зачем тогда начинать? Стабильность — признак мастерства. — По одной разве что, — обнимая Эдогаву в ответ, он отставляет поцелуй на макушке, до сих пор удивляясь, как легко и правильно это ощущается. Так и должно быть. — Никогда не сомневался в любимом боссе! — Любимом боссе? — с лёгкой усмешкой переспрашивает Фукудзава, щёлкая Эдогаву по носу. — Просто любимом?       Юкичи кажется, что Ранпо это изначально планировал. Иногда было интересно, насколько далеко тот прокручивает все диалоги в голове, прежде чем как по сценарию воплотить в жизнь.       Он беззаботно обнимает, и Юкичи действительно считает, что всё пройденное было только ради таких моментом. — Ты невыносим, — вопреки всему, что хочется произнести, выдыхает мечник.       Сложно, до сих пор неимоверно сложно. Говорить о том, что он чувствует? Долгое время не было шансов попробовать, потом сил и желания. К тому же, говорить о чувствах тому, кто знает лучше самого себя? Звучит странно, поэтому Фукудзава с того дня на лайнере не повторял.       Можно сказать, практически ничего не изменилось, все ощущалось так, как будто было уже много лет. Они так же лежат рядом по ночам, только теперь Эдогава чаще может позволить себе сбросить покрывало на старшего, закинуть на того ногу или руку, обнять во сне, переплести их ноги и тихо сопеть куда-нибудь в район ключицы.       Они хорошо знают друг друга, и Фукудзаве кажется, что этого вполне достаточно.       Ранпо не отвечает, целует в щеку, проворачивает отвлекающий маневр, следом сам хлопает по чужому носу, убегая в соседнюю комнату.       Фукудзава смотрит в след до последнего, пока силуэт совсем не потеряется за стеной и идёт к окну.       Они никогда не включали кондиционер, не видели необходимости в лишней трате. А Ранпо нравились звуки автомобилей, ударов жестяных банок о дно мусорных ящиком. Он мог просто лежать и рассуждать о судьбах людей, которые пересекали их улицу. Фукудзава никогда не отвечал на рассуждения, но перед сном неизменно открывал окна, даже просто на проветривание.       Когда Юкичи заканчивает с выбором фильма, в комнату обратно заходит Ранпо, вместе с горой того, что занимает по меньшей мере восемьдесят процентов их дома.       С самого верха падает пачка маршмеллоу и Фукудзава подцепляя её считает, что имеет право присвоить найденное. — Не вижу того, чем мы бы могли наполнить рюмки, — убирая с паузы фильм говорит тот, когда Ранпо размещается под боком.       Эдогава сгребает все упаковки в кучу, сдвигая их поближе и ложиться на плечо Юкичи, только пожимая плечами. — Очередная провокация? — Скорее поиск причины очередной раз заявить о своей любви, — поправляет Ранпо, злостно откусывая голову мармеладной змее. — Тебе не нужны поводы. — Тебе тоже, — замечает детектив и Юкичи уже чувствует, что ещё чуть чуть и может оказаться на месте змеи, — разве это так сложно? Ранпо насупился, быстро проглотил остатки мармеладки и обиженно поджал губы. — В этом мире невыносимы две вещи, — фукудзава поворачивается корпусом, укладывая Ранпо себе на грудь, когда тот наконец, не выдержав запрокидывает голову, он с самой теплой улыбкой, на которую способен тихо смеётся — великий детектив и моя любовь к нему.