Всё, что он сделал

И в комнате пыльной до пепла сгорает Ещё один бессмысленный день Все серое стало совсем безымянным В безмолвном дыхании стен polnalyubvi

На секунду в глазах потемнело. Мелкие снежинки, неприятно касавшиеся лица и оставляющие после себя капли на одежде, перестали существовать. Весь мир перестал существовать, сузившись до резкой боли в грудной клетке. Она сделала вдох и не смогла выдохнуть. Словно кто-то перекрыл кислород, схватив её за шею и теперь медленно сжимал пальцы всё сильнее. Хотя почему кто-то, теперь она точно знала имя этого человека. — Саша, вы меня слышите? — как будто с беспокойством спросил Роман, наверняка сейчас он замер и прислушивался к звукам из динамика. Вместо привычного выдоха вырвалось тихое скуление, порыв холодного ветра оцарапал щёку, по которой покатилась слеза. Саша покачнулась и медленно опустилась на покрытую скромным слоем снега дорогу. Ощущение, что она была где-то высоко в горах и из-за давления не хватало кислорода, но, даже сидя на земле, она продолжала задыхаться. Она поджала под себя ноги и снова заскулила, от злости и обиды. И бессилия. Шёл на миллион счёт моментов, когда её обманывали, но даже сбежавший Игорь не вызвал такого отклика, как новость от Романа. Кажется, она изобрела нулевую стадию принятия: временная смерть. Никакое отрицание не могло сравниться с болью, пронзившей её. Так себя чувствует человек, который умирает от ножевого? Видимо, да, только сейчас болело всё тело разом, а сильнее всего грудь, в которой колотилось сердце. Резкий, оглушающий спазм прошёлся от макушки до ног высоковольтным разрядом. — Саша, перезвоните, как немного успокоитесь, пожалуйста, — голос Романа дал осознание, что шум улицы она не слышала. Саша закрыла глаза и кивнула, телефон упал, от него в стороны разлетелись не успевшие спрессоваться снежинки. В голове звенела пустота, а тело продолжало реагировать на движения заторможенно. Она закрыла лицо руками, чувствуя мокрые щеки. Снег или слёзы? — мелькнуло быстро, совершенно неважно, только чтобы отвлечься от кома в горле, который душил её. Как будто мало в её жизни было того, что хотелось вычеркнуть красной ручкой, той самой, которой мама дома тетрадки проверяла. Как хотелось забыть, просто однажды проснуться и удивлённо посмотреть на некогда знакомых людей, разлагающих её жизнь на невидимые частицы. Если бы сейчас она потеряла сознание, это было бы Божьей благодатью, но Он никогда не был к ней благосклонен, даже когда она в четырнадцать лет на коленях умоляла его помочь. — Саша! — громко, совсем рядом. Секунда тишины и вот она почувствовала, как рядом кто-то падает на колени. Её обхватили руками и прижали к себе, надрывно повторяя её имя, которое она успела возненавидеть. — Саша, что случилось? Саша, что-то с Аней? Вместо ответа всхлип, как заставить себя сказать хоть что-то, если простое «нет» утонуло в сдерживаемом рыдании. Она слабо качнула головой, надеясь, что действительно хоть немного шевельнулась, сама она этого не чувствовала. Человек, обнимающий её, скорее почувствовал, чем увидел её ответ. Нельзя ей рассказывать, нельзя втягивать в эту историю всё новых и новых людей. Было слишком много даже того, что об этом знала сама Саша. — Саша, твою мать, постарайся успокоиться, — прошептали над ухом, нестерпимо захотелось рассмеяться, как же её интонация сейчас была похожа на отцовскую. Такая же растерянная, конечно, ведь они не любят, когда что-то идёт не по их плану. Ей казалось, что она правда рассмеялась, но на деле лишь тряслась в каком-то нелепом приступе, глотая желание зарыдать в голос. Объяснились все странности, все его добрые дела, в них не было ни грамма настоящего порыва помочь. Почти джентельменская забота о матери его ребёнка, попытка загладить свою вину, боязнь за себя, что вскроется весь идеальный план. Безразличие к Марине, которая искренне верила, что Саша носит в себе и её ребёнка тоже. Только их обеих обманули, так просто и жестоко, что лучше придумать было нельзя. Какой же дурой она себя чувствовала, что в какой-то момент поверила в его доброе сердце. Надо же, и помог ей не раз, и выслушать был готов, даже поддерживал и строил интриги ради неё. Не было в нём ни сочувствия, ни сострадания. Не было ничего, даже их единственное объятие, инициированное Сашей внезапно даже для самой себя, оказалось насквозь фальшивым. Она даже поверила, позволила себе проникнуться симпатией к этому человеку и спасать его своего ребёнка. Он бы просто забрал его, забрал и не сказал ничего, оставляя с непонятной пустотой в груди, будто у неё забрали какую-то важную частичку души. А вместо неё дал бы деньги, чёртова необходимость, наркотик, с которого было не слезть при запредельном желании. И жизнь в их доме теперь казалась огромной его насмешкой, показать, в каком мире будет жить всегда её ребёнок и никогда она сама. Не любить ребёнка чужих людей легко, а не влюбиться в своего для матери практически невозможно, тем более когда так сильна была вера в то, что она поступала правильно. Он знал, как она будет поступать на десять шагов вперёд, как будет пытаться спасти всех и вместе с тем закапывать себя всё глубже в сознанную им ложь. Она ненавидела его за всё, что он сделал. — Саш, пошли в дом, пожалуйста, — Ева потянула её наверх, неожиданно сильно и настойчиво для такой с виду хрупкой девушки. Очередной обман, не могла она быть хрупкой уже из-за одного отца, который угадывался в каждой её черте, в каждом действии, выполненном наугад, неосознанно. Саша убрала руки от лица и позволила вести себя, спазм прошёл, а горло всё ещё давило. Также больно, как и предсказуемо. Она вжалась спиной в стенку лифта, мечтая о том, чтобы вот сейчас этот кусок металла отогнулся и она упала в шахту, желательно, со смертельным исходом. Такого везения, как у Вадима, ей не хотелось. А как она переживала за него, как винила себя и в его попадании в тюрьму, и падении с крыши, и разрушении его семьи, и в своей лжи, которая привела к избиению матери и нелепому убийству. На её руках была чужая кровь, а все девять месяцев она носила под сердцем своего ребёнка. Не много ли для одной Саши? Видимо, судьба решила, что в самый раз. На какой-то момент Саша провалилась в свои мысли настолько сильно, что пропустила, когда она оказалась лежащей на диване в гостиной Евы. Рядом кто-то разговаривал, тем самым напряжённым шёпотом, когда хочется кричать в голос, но нет возможности. Она медленно открыла глаза, слипшиеся от слёз, на миг ей показалось, что до этого она спала, но нет, мозг услужливо напомнил, что она всё это время плакала. Рядом с диваном стояли взвинченные Ева и Аня, они то ли разговаривали о чём-то, то ли просто спорили друг с другом из-за напряжения. Ева первая заметила сашины открытые глаза и кивнула в её сторону Ане. — Как себя чувствуешь? — Ева спросила это как-то неловко, будто где-то внутри уже знала причину внезапной истерики. В последнее время вообще все проблемы делились на две категории: Вадим либо их создавал, либо решал. — Нормально, — как всегда соврала Саша и села, перехватывая протянутую Аней ладонь. Она пыталась улыбнуться, поддержать, но не могла скрыть беспокойство, с которым разглядывала мать. — Ага, прости, что-то не верю, — единственное, что в Еве не напоминало отца, так это манера общения. Восхитительная честность и грубость, даже немного легче стало. — А теперь рассказывай, чё случилось? Напугала нас до усрачки. Саша неопределённо пожала плечами, говорить не хотелось даже Еве, а уж Ане она бы и перед смертью отказалась. Было самое время учиться решать свои проблемы самой, а не втягивать в них каждого встречного, после, разумеется, извиняясь пару десятков раз. Ева пару секунд изучала измученное, безэмоциональное лицо, после чего хлопнула себя по ногам и тоже села. — Ну что ж, раз всё хорошо, то пойдёмте чай пить, — Саша посмотрела на неё с надеждой, но хватило увидеть только тёмные от злости глаза, чтобы понять, что Ева лишь в привычной ей манере получала то, чего хотела. Но она хотя бы не обманывала. — Нет, блять, такое не прокатит. Слушай, давай так. Ты со мной в комнату, Аня пока включит чайник, ок? — Опять началось? — в миг завелась Аня, направляя свои искры то в одну, то в другую сторону. — Пять минут честности и по-новой тайны? — Аня, пожалуйста, поставь чайник, — Ева закипала медленно, в её раздражении всё меньше было подростковой вспыльчивости, теперь она словно давала собеседнику время подумать, точно ли он хочет усугубить ситуацию. Зря Вадим ей не доверял, девушка была прирождённый дипломат, ну или бандит. — Я тебе обещаю, если знание этой новости не будет угрожать твоей безопасности, я тебе лично расскажу. Договорились? Они прожигали друг друга взглядами на удивление недолго, Саша в любой другой ситуации удивилась бы, как так у постороннего человека получилось её дочь утихомирить, но сейчас она была погружена в себя. Вопросов как рассказать не возникало, никакие пестики-тычинки рисовать не придётся, а может её новость, что Марина ребёнку никто, даже обрадовала бы. Она боялась не этого, а того, что последовало бы дальше. Логичного и понятного вопроса, который бы задал любой адекватный человек. Что теперь делать? Аня была зла, но кивнула. Ева махнула рукой, и они поднялись наверх. Аня честно налила воды, включила чайник, а как только шум заглушил часть звуков, она поднялась по лестнице и приблизилась к закрытой двери. Её мать была не из разговорчивых, вряд ли она успела всё выдать. Как раз звучало что-то интересное, и пусть она не должна была это слышать, зато в случае чего она сможет передать информацию кому-то, чтобы спасти Сашку. Наверняка история с этим последним ребёнком ещё не закончилась. — Сань, я не хочу давить на тебя, но блять, — Ева не могла успокоиться, ходила по комнате, пока Саша сосредоточенно смотрела в окно. На самом деле, она просто пыталась успокоиться и придумать хоть какой-то вариант, который бы её устраивал. Пока безуспешно. — Давай я начну, а ты подхватишь. Мой отец опять накосячил, да? Она кивнула, не будучи уверенной, что это можно назвать таким простым «накосячил». Накосячил это случайно пролил чай на кофту, забыл любимые цветы или вернулся под утро из клуба. Уголок губ на секунду дёрнулся вверх от мысли, что, наверняка, такое у Вадима в жизни тоже случалось. Посмотреть бы на него тогда, когда они с первой женой жили вместе. Когда он не разучился быть с близкими простым и настоящим. — Что он сделал? Умер? Очнулся? Кинул на бабки? Не купил цветы на восьмое марта? — ну вот как она умудрялась шутить даже тогда, когда ситуация требовала максимальной собранности. В этом была её сила и секретное оружие, только Саша не хотела, чтобы на ней его испытывали. Она обернулась, возможно, с чуть более суровым выражением лица. — Прости, нервничаю. — Ты знаешь, как проходит ЭКО? — Ева подумала пару секунд и кивнула. Правда уточнила, что не интересовалась сильно, только в общем. — В сурмаме из чужого сперматозоида и чужой яйцеклетки растёт ребёнок, она только контейнер для развития. — смотреть в упор не получалось, она поискала в комнате взглядом хоть что-то, на что можно было бы отвлечься, но снова отвернулась к окошку. — Им всем было ясно, что проблема в Марине. После очередного неудачного ЭКО твой отец потребовал в клинике… Саша замолчала, подбирая слова. Вслух это звучало слишком дико, снова заболела голова. Виски давило так сильно, что захотелось зажмуриться. Теперь понятно, почему они долго выбирали сурмаму. Вадим наверняка даже не открывал личные дела, ему важна была внешность, чтобы в случае чего и у Марины не возникло вопросов, и ребёнок был не урод. Выбирал, как свитер в магазине, лишь бы визуально нравился. Сейчас она чувствовала себя ещё более униженно, чем когда считала себя «контейнером». — В общем, ребёнок не из яйцеклетки Марины, — она снова перевела взгляд на Еву, ожидая и, одновременно, боясь её реакции. Её знобило, слишком много нервов для женщины, которая только неделю назад родила, а последние два месяца жила в аду, в кипящем котле. — А из чьей? — тупо спросила она, наблюдая, как Саша обхватила себя за плечи и поёжилась. Секунда молчания. Пазл в её голове сложился окончательно, она отступила на шаг и села на кровать, закрывая рот рукой. — Блять, да ладно… Не может быть, ты прикалываешься. Саша покачала головой и неспешно подошла к кровати, кроме шока на лице Евы не было никаких эмоций, а потом она внезапно усмехнулась. Немного нервно. — Получается, ты вторая женщина за всю историю человечества, которая родила от непорочного зачатия? Тебя мама в детстве не хотела Марией назвать? — Саша села на край, сминая в руках манжет своей кофты. Шутки — явно не та реакция, на которую она рассчитывала. А казалось, что она уже успела с десяток сценариев в голове прокрутить. — Ахренеть, Саш. У меня нет слов. — Зато этот ребёнок не имеет отношения к Марине, — Саша пожала плечами, говоря это нарочито будничным тоном. Она старалась держать себя в руках, успокаиваться почти насильно, только чтоб не впасть в эмоциональную яму снова. — Блять, это получается, мальчик это… — она молчала совсем недолго, то ли формулировала мысли, то ли просто пыталась выдать хоть что-то. Выглядела она почти спокойной, но стоило посмотреть на её пальцы, которые она заламывала, чтобы понять, что спокойствие это было только внешнее, да и то не особо умелое. — ну, типа, ваш с отцом ребёнок? В голове не укладывается. Ты и он. — Я не знала этого, я бы разумеется отказалась отдавать своего ребёнка, кто бы ни был отцом, — Саша откинулась на кровать и закрыла лицо руками. Она не понимала, как к этому относится Ева и от этого было страшно. Но спросить её в лоб было слишком. — Что будешь делать теперь? — пусть и ожидаемый вопрос ударил по голове пыльным мешком. Что делать? За последнее время не было ни одного решения, которое бы не аукнулось ей или её близким. Саша не хотела даже думать о продолжение этой истории с ребёнком. Называть его по имени казалось чересчур. — Отказ у Вадима, ребёнок у Марины, — рассуждала она вслух. Ева кивнула, но в глазах уже мелькнул недобрый огонёк. — Саш, ты можешь пойти к Марине и потребовать тест-ДНК. ЭКО суды не любят, зато биологической маме отдадут ребёнка с большой радостью, — сама мысль разрушить планы крысёныша приносила ей моральное удовлетворение. Мысли периодически имели потрясающий терапевтический эффект. Если не брать в расчёт то, что теперь у неё был брат, матерью которого была Саша. — Отца заставь написать документ, что ты имеешь право видеться с ребёнком в любое время. Ну, когда он очнётся, разумеется. — Я не хочу больше иметь каких-то дел с твоей чокнутой семейкой, извини за грубость, — Ева понимающе усмехнулась и легла рядом. Несколько минут они молчали, Саша думала о том, как будет вести себя Вадим, когда эта история закончится. Сына он не отдаст. Шантаж? Угрозы? Деньги? От разных вариантов тошнило одинаково, по щеке вновь прокатилась слеза. Он вполне мог вписать в свидетельство о рождении любую другую женщину и ему бы не сказали ни слова. Тогда шанс потерять ребёнка был до невозможного высок. — Ева, а ты вообще что об этом думаешь? — О чём? — она села и развернулась к Саше, прислушиваясь к себе. Новость большого шока не вызвала, после семи неудачных ЭКО было бы странно, если бы отец не придумал другой вариант, но не такой. — К самому факту, что у вас ребёнок — нормально, а к тому, что мой отец — сволочь, я привыкла. Тебя только жалко, втянули в это дерьмо. — Блять, — Саша посмотрела на Еву и внезапно рассмеялась, закрывая рот рукой. Это не было похоже на истерику, скорее просто нервы разыгрались. — У моих детей когда-нибудь будет нормальный отец? Один уголовник, второй сволочь. Ева приблизилась к ней и обняла, стараясь сдержать смех. Уткнулась ей в плечо лбом и не смогла не улыбнуться. Саше она сочувствовала каждой клеткой тела, неожиданно выяснить о существовании собственного ребёнка после того, как позволила его забрать чужим людям, оставила в опасности, факт настолько же страшный, насколько и мерзкий. Её отец умел влипать в ситуации, из которых, по хорошему, надо выходить вперёд ногами. Какой-то новый уровень изнасилования изобрела эта клиника, жадная до денег, и богачи, не знающие слова «нет». Саша обняла её в ответ и закрыла глаза, в голове была прекрасная пустота. Она абсолютно не представляла, как будет действовать и хочет ли она вообще что-то знать об этом ребёнке. Сердце подсказывало, что нужно забрать его себе любым способом, но она и так слишком много людей подставила своими решениями, принятыми на каком-то подсознательном уровне. Одно она знала точно, если чтобы видеться с сыном, ей придётся терпеть общество Вадима, она была готова. Только бы у неё был выбор. Реальный, не подкреплённый деньгами или уже осточертевшими манипуляциями. Аня сидела под дверью и зажимала рукой рот, широко распахнутые глаза — вся реакция, на которую она сейчас была способна. Иногда тайны должны оставаться тайнами, и этот случай был один из них. Ей стоило как-то поддерживать мать, но что делать, когда обманом втягивают в игру, где на кону жизнь этого маленького человека со смешным именем. Наверняка ведь она выбрала то имя, которое больше нравилось Вадиму Александровичу. Оно им обоим нравилось. Ева думала о том, как ей дождаться момента, когда отец очнётся и будет один, чтобы Саша могла сломать ему нос. За такое не прощают, только медленно и садистически превращают жизнь в ад. За такое можно простить, только если слишком любишь человека. К своему стыду и страху, она больше не чувствовала ненависти к отцу за то, что он упрятал маму в психушку. Он ведь всегда такой, всегда получает от людей желаемое, несмотря на всё, что он сделал. *** Вадим зашёл в дом и сонно огляделся. На первом этаже было темно, опять его задержали на работе допоздна. Он проверил часы, было чуть больше двенадцати. Не глубокая ночь, какой он приходил раньше, но и слишком поздно, чтобы успеть на ужин. Хотя вряд ли Ева вообще сегодня приезжала домой, она ещё утром уехала по какому-то делу, таинственно улыбнувшись отцу в шесть утра и предупредив, что должна съездить в Питер. Тишина и темнота давили на него, заставляя вспомнить то время, когда он ещё не развёлся с Мариной и у них было всё хорошо. Она старалась всегда дождаться его с работы, только если он не предупреждал заранее, что вернётся под утро. Сейчас же в пустые окна попадал свет луны, отражённый от толстого слоя снега. Новый год обещал быть сказочным, может удастся снова отметить его с Евой, если она никуда не уедет. Пока что она либо не собиралась, либо просто не говорила. Он тихо снял пальто и повешал в гардеробную, а когда вернулся, на лестнице увидел Аню. Она стояла в домашнем костюме, немного сонная и обнимала себя за плечи. Её лицо выражало высшую степень неудовольствия этой жизнью, но, видимо, спать она ещё не ложилась. А как она хотела, учёба в институте не могла даваться легко, если студент хотел стать хотя бы средненьким специалистом в своей профессии. Приближалась уже её третья сессия, не такая лёгкая, как первые две, но и не полный аут, как говорила она сама. Может, приукрашивала, потому что ложилась поздно и всё время откладывала телефон подальше, чтоб не отвлекаться. — Все спят, Дёма у меня, Ева обещала приехать утром, — отчеканила она в полголоса и, дождавшись привычного «понял», направилась в свою комнату. Вадим проводил её непонимающим взглядом, как-то слишком быстро она выросла из бунтарской девочки. Даже незаметно. — Ты тоже ложись спать, — кинул он вдогонку негромко, не зная, услышит она или нет. Она обернулась, от чего её волосы описали полукруг и ударили по лицу. С недовольным сопением Аня собрала их в хвост. — Сейчас лягу, я просто вас ждала, — она произнесла это как-то неловко, будто со скрытым сомнением, стоило ли вообще это говорить вслух. После её слов повисла тишина, Аня пожелала доброй ночи и убежала. Её слова тепло резанули по сердцу, Вадим коротко улыбнулся в пустоту и поднялся наверх, в свою спальню. Занимая большую часть кровати, на его подушке спала Саша, её русые волосы занимали свободное пространство второй подушки, а оба одеяла были в её объятиях. Стараясь не разбудить спящих, Вадим зашёл в кабинет, оставил на столе бумаги из портфеля и записал в блокнот несколько важных дел, после каждого пункта замирая и напоминая себе, что завтра, точнее уже сегодня, воскресенье. Только после душа он тихо, напоминая самому себе вора, вернулся в спальню и лёг на то небольшое пространство, что любезно предоставила ему Саша. Он приблизился к ней и почти невесомо поцеловал в макушку, после чего повернулся на спину. Почти сразу же он услышал шорох. Даже не утруждая себя тем, чтобы открыть глаза или сказать ему что-то, Саша положила руку поперёк его груди, сжимая пальцами край одного из одеял. Видимо, желание уснуть снова победило мысль поделиться одеялом, потому что она уже не убрала руку, только лбом в плечо уткнулась. Вадим посмотрел на неё украдкой, будто не имел на этого права. А ведь действительно не имел, он каждый день чувствовал себя драконом, который держал в заперти обманутую принцессу. Но принцесса вела вполне активный образ жизни, уже научилась ездить на лошади и стабильно раз в месяц выносила мозг по самой разнообразной причине, ещё ни разу не повторившись за три года. Он бессознательно гладил её по руке, а сам всё думал и думал, как и каждую ночь, почему всё-таки она пришла. И почему уже через два года, когда, казалось бы, все раны должны были отболеть и зарубцеваться, в том числе и его предательство, и её оставленный сын. А она пришла, просто в один момент появилась в дверях кабинета с обличительной речью, кричала на него часа два, даже по щеке ударила, а потом уже не ушла. — Если ты сейчас же не уснёшь, я тебе руку откушу, — прошептала она самым спокойным и мягким голосом, на который была способна только вот такая, полуспящая. Вадим улыбнулся и убрал руку с её предплечья, честно попытался заснуть, но всё-таки не выдержал и быстро поцеловал её снова куда-то в макушку. Она провела кончиком носа по его плечу и прошептала. — Спи уже, достал. В другой комнате сопел Демитр, которого с лёгкой руки и острого языка Евы все стали называть Дёмой. Аня выключила свет и напечатала сообщение: «Спит. Ты уверена, что он нам не открутит голову за такой подарок на Новый год?»

«Саша в курсе, так что ему будет позволено только улыбаться и кивать. Тем более они с отцом так похожи, только у оленя рога побольше)»

Ева нажала «отправить» и положила телефон на подоконник. Смотрела на неспящий Невский и позволяла слёзам скатываться по щекам. Она до сих пор не могла спокойно думать о Саше, которая простила её отца. После всего, что он сделал.